- Прошу садиться, куда путь держите? В Уральск... Так... - пробасил Заворыкин, кивнул и провел ладонью вниз и вверх по лицу. - На ярмарку много коней нагнали сегодня, не в пример прочим годам.
Босая девка внесла самовар, закуску и водку.
Стесняясь и все еще не зная, как держаться, выпил Собакин водки и, должно быть с усталости, сразу захмелел и рассказал, зачем едет в Уральск всю историю до конца.
- Из-под земли, а достану Волшебника, - разгорячась, окончил он.
Заворыкин слушал, не поднимая глаз, нахмурясь, а когда Собакин окончил, постучал пальцами и сказал:
- Я так полагаю, - ехать вам туда незачем.
- Почему? - Убьют.
- То есть как убьют?
- Мой совет - вернуться домой, жеребца наживете еще, а жизни из-за скотины лишаться не стоит.
- Поймите, мне не жеребец дорог, а добиться своего.
- Понимаю. Молоды вы, господин Собакин, хороший барин, а разума в вас настоящего нет. Приехали вы ко мне, меня не знаете и рассказываете всю эту историю, а жеребец-то ваш, может быть, у меня. А? Для примера я говорю. Ну, вот после этого я себя позорить не дам. У нас в степи законы не писаны, колодцы глубокие, - бросил туда человека, землицей засыпал, и пропал человек. Да вы не пугайтесь, для примера говорю, бывали такие случаи, бывали. У нас в степи казак на сорока тысячах десятинах - царь, не только в чем другом, в жизни людской волен.
У Собакина от духоты, от речей Заворыкина кружилась голова, и казалось - похож старик хозяин на древнее черное лицо образа, что глядело строго и упорно из красного угла, - те же рыжеватые усы над тонкой губой, и вытянутые щеки, и осуждающие глаза.
Казалось, две пары этих глаз глядят неотступно, и те, облеченные в потемневшие ризы, страшнее...
"Бог это их, - подумал Собакин, - степной".
- Чудно вам слушать, господин Собакин, - у вас в городе по-иному: тело вы бережете, а душу ввергаете в мерзости. А здесь душа вольна у каждого, как птица. Душа немудрая, нечем запятнать ее, степь - чистая... В степи бог ходит. Здесь нас за грехи и судить будет. Много грехов на нас, а многое и простится.
Собакин поднялся.
- Душно у вас...
И было ему страшно, хотелось уйти от стариковских глаз...
- Марья! - крикнул босую девку Заворыкин. - Принеси барину студеной водицы да отведи в сени на кровать.
Плыли, качались сундуки, крыты.е коврами, в сенях, и все еще гудел, казалось, голос: "Бог здесь ходит, бог..."
"Страшный у них бог, - думал Собакин, лежа на сундуке, - травяной..."
Наутро он, чтобы не обидеть хозяина, поехал будто бы домой, но, когда в сизой дали утонули соломенные кровли хутора и шесты с бараньими рогами, пошел к полудню широким проездом, радостный от солнца, и душистого ветра, и веселой игры горячего иноходца.
На крепком пырейном выгоне, в наскоро связанных калдах, стоят полудикие табуны злых сибирских лошадей.
Положив большие морды на спины друг другу, обмахиваются кони хвостами и жмурятся на белое солнце.
Кругом желтая степь, ни холма на ней, ни дерева, а позади гудит ярмарка и дымят железные трубы пекарен.
Вот не вытерпел рыжий конек, махнул через изгородь и частым галопом, раскинув гриву, поскакал в степь, заржав навстречу ветру.
Затараторили конюхи-башкиры, в линялых халатах, в ушастых шапках, пали на верховых, поскакали в угон. Один впереди всех размахивает арканом. Двое скачут наперерез.(tm)
Куда ни взглянет рыжий конек, мчатся на него ушастые башкиры: метнулся направо, налево, и тут захлестнул ему горло аркан, закрутили хвост, стегают нагайкой, заворачивают башкиры к табуну... Захрапел, взвился и упал рыжий конек; тогда ослабили на шее его аркан, отвели в калду.
- Что, не убежит больше? - спрашивает башкирина Собакин.
Башкирии осклабил белые на морщинистом лице зубы и забормотал: . - Не, не, умный стал, купи, господин...
- Нет, такого мне не надо, вот если бы вороной полукровный был, вершков четырех...
Подошли мужики, все в новых рубахах. Облокотясь на жердь калды, слушали, и веяло от их выцветших глаз покоем тепла и отдыха.
Подслеповатый - мужичок протиснулсс туда же, в рваном полушубке, заморгал собачьими глазами:
- Покупаете, барин, лошадку? Извольте посмотреть, - и заторопился, побежал было и вновь вернулся...
- Какой у тебя?
- Сивонькой.
- Нет, не надо, я вороного ищу.
- Вороного продать не умеешь, - заговорил вдруг круглолицый толстый парень, - вот я продам жеребца.
Или я продал. А? - И он уставился, как баран, даже рот разинул.
Мужики засмеялись.
Парень громко икнул и, подняв мозолистую ладонь, запел:
Когда я, мальчик, был свободный...
- Скрутили малого, - смеялись мужики.
- Пути нет.
Собакин улыбался, парень был пьян, лез грудью и под носом махал желтым ногтем, говоря:
- Шут его знает, хотел тебе продать, ан продал, жеребца, вороного, в чулках...
- Здорово же ты выпил, - сказал Собакин, - с чего гуляешь?
Парень замолчал, и белые глаза его наливались и багровели... Собакин сжался.
- Гуляю... - сказал парень, придвигаясь. Подслеповатый мужичок захлопотал: