- Иди, иди отсюда, нельзя слушать, - говорит мать и увлекает Николушку в спальню...
Там, перед образницей во всю стену, зажжено несколько восковых свечей, стоит низкий стул с высокой спинкой для положения лба, - здесь на коленях долгие часы молится мать. Под платьем у нее, - если потихоньку тронуть пальцем, - железные прутья - вериги.
- Никогда, слышишь ты, никогда не смей подслушивать, - порывисто шепчет мать, - твой отец - страстной, огромной души человек, не тебе его судить!
Мать ставит Николушку рядом с собой на колени, и он глядит, как идут пушистые, длинные, желтые лучики от свечей. Здесь пахнет воском, лекарствами, тепло, томно и скучно...
Так растет Николушка между образницей и кабинетом, куда забегает потихоньку со страхом и жадностью посмотреть на портрет прекрасной дамы в красного дерева раме, потрогать необыкновенные вещицы на письменном столе, понюхать, как остро и удивительно пахнет окурок сигары.
Однажды Николушка поднял с ковра женскую перчатку, от непонятного волнения поцеловал ее и спрятал под курточку.
И часто, часто видел во сне какую-то узкую пустынную улицу, залитую мертвенным светом, и вдали - фигуру прекрасной женщины... Он бежит за ней, подпрыгивает и, быстро перебирая ногами, летит над тротуаром. Сердце тянется, заходится, но фигура ускользает все дальше - не догнать.
Николушка шумно вздохнул. Голубь, задевая за ветки, вылетел из-под крыши. Невдалеке послышались негромкие голоса тетушки, Насти и Раисы.
5
- Меня ужасно поразило, как он говорит, - услышал Николушка тоненький голос Раисы. - Ах, Анна Михайловна, я ведь очень мало что видела, и мне сделалось так интересно... так интересно... Особенно, когда сказал: "Я все испытал в жизни, в душе моей вечная ночь", - у меня что-то в сердце оборвалось.
Николушка видел, как женщины подошли к скамейке, тетушка и Настя сели, а тоненькая Раиса осталась стоять, оглядываясь на далекий свет окна.
- За последнее время у меня сердце стало постоянно биться, продолжала она говорить, - по правде сказать, дядя Ваня стал очень сердитый. По ночам читает, ходит, стучит... Или примется говорить так страшно громко, - слушаю, слушаю, да и заплачу. Плохо живем.
Тетушка засмеялась, притянула к себе Раису, поцеловала ее и посадила рядом.
- Вы все такие хорошие, Анна Михайловна... И всех жальче мне Николая Михайловича стадо сегодня...
- Смотрите, не влюбитесь, - с усмешкой сказала Настя.
И сейчас же тетушка проговорила деловито:
- Идемте-ка, Настенька, спать, - вот вы и чихаете. И вы тоже, Раечка, марш, марш - спать.
- Анна Михайловна, я бы еще посидела, уж очень здесь приятно. Дядя Ваня позовет меня, когда домой идти. Можно?
Тетушка, опять засмеявшись, поцеловала ее и ушла, увела Настю.
Тогда Николушка усталым шагом вышел из беседки. Раиса увидела его, ахнула, поднялась было со скамейки и опять села.
- Любуетесь ночью? - сказал Николушка, опускаясь рядом с девушкой, и подпер подбородок тростью. - Дай бог вам никогда не знать горя. Да, я завидую такой юности. Сколько прекрасных мечтаний впереди. Завидуешь красивой жизни и страшишься - неужели и она разобьется, упадет в грязь. - И он незаметно покосился на Раису. Она сидела, закусив березовый листик, опустив глаза...
- Расскажите вашу жизнь, - едва слышно прошептала Раиса.
- Рассказывать мою жизнь?.. Всю грязь, в которой я утопал, все пороки, унесшие мою молодость!.. Нет, вы не должны этого слышать. Мне бы хотелось теперь участия светлой, чистой женщины, - спасти, быть может, сохранить остаток живой души.
- Господи, что вы говорите!
- Да, этот лунный свет, вся эта красота не для меня. Мне двадцать восемь лет, но жизнь - кончена...
Он опустил голову. От дома позвал Настин голос: "Николай, иди спать..."
Николушка поднял голову и горько засмеялся.
- Вот он - мой жернов на шее. Что мне ждать, - ну, конечно - вниз головой на дно. Прощайте.
Он взял Раисину холодную маленькую ручку, стиснул ее, безнадежно кивнул головой - и зашагал к дому по дорожке, пятнистой от лунного света.
Сейчас же позвали и Раису. Поп Иван повел ее через ограду старой церкви по полю, прямой дорогой; шел, размахивая руками и опустив голову, фыркал носом, затем спросил:
- О чем говорила с этим, как его?..
- Николай Михайлович такой несчастный.
- Ага! Ты плакала, кажется?
- Ничуть не плакала. Стыдно вам, дядя Ваня, смеяться. Учите, что людей любить нужно, а сами о них так отзываетесь.
- Как отзываюсь? Я тебе ни слова о нем не сказал.
- И без того понятно...
- Ничего тебе не понятно, - сказал поп Иван, отворяя калитку своего палисадника, сплошь заросшего левкоями. - И ничего тебе не понятно... - И он замолчал, глядя туда, где между огромными спящими тополями были видны дымные луга, и зыбь месяца на воде, и редкие ночные облака, как барашки, набегающие на небо перед рассветом. - И ничего тебе, Раиса, не понятно.
Тетушка Анна Михайловна, морщась от папиросного дыма, стояла в комнате, приготовленной для молодых, перед двумя большими кожаными сундуками - остатками Николушкина благополучия, и раздумывала, что хорошо бы все это сжечь.
"На какие деньги куплено! Тряпки, притирания - грязь одна, - заживешь тут по-новому..."
- Ну, вот, нашли шатуна, - сказала она Насте, вошедшей вместе с Николушкой из сада. - А ночи-то, ночи какие у нас - чудные. Особенно в разлив - до свету не уйдешь с балкона.
Тетушка простилась, поцеловала обоих, покрестила и, уже совсем собираясь уходить, спросила вдруг деловито:
- В сундуках-то что?
- В этом платья вечерние и визитные, а в том - обувь, шляпы и Колины вещи.
- К чему вам это все теперь? - спросила тетушка. - Разве здесь станете наряжаться? Пожгли бы эти вещи, право, а? Тебе, Николушка, отличный дедовский сюртук приспособим, а вам, Настенька, можно перешить платья шелковые, старинные, - у меня их поискать - так много найдется. А, -ну-ну, ладно, спите, потом поговорим...
И тетушка, виновато улыбаясь, ушла. Замкнув за нею дверь, Настенька, привычным движением - руки в бока, подошла к Николушке и проговорила:
- Ты что же это, - девчонке выдумал голову морочить? Думаешь - не знаю, как ты плакался перед ней? Все подлые слова твои знаю, - она ткнула его в лоб пальцем. - Этого, милый дружок, я не допущу в порядочном доме.
- Не смей меня тыкать в лоб, - сказал Николушка мрачно.
- А хочешь - сейчас все лицо твое паршивое расцарапаю...
Николушка зашел за кровать и, посматривая, как надвигается на него Настя, вдруг крикнул громко: