Она. У них еще будет пища для таких разговоров.
Он. Опять! Как я не люблю, когда ты так говоришь.
Она. Странный человек! Кто учил меня презирать все это! Скажи, похожа я на м-с Пеннер? Имею ли я вид развратной женщины? Клянусь, этого нет! Дай мне честное слово, мой глубокоуважаемый друг, что я не похожа на м-с Буцгаго. Вот таким образом она стоит, заложив руки за голову. Нравится тебе это?
Он. Не притворяйся.
Она. Я не притворяюсь. Я м-с Буцгаго. Слушай: вот так она картавит на «р». Похожа я на нее?
Он. Но я не люблю, когда ты держишь себя, как актриса, и поешь такие вещи. И где это, скажи на милость, подобрала ты эту Chanson du Colonel? Это не песня для гостиной. Нельзя сказать, чтобы она была прилична.
Она. М-с Буцгаго научила меня. А она принята во всех гостиных и вполне прилична. А месяца через два ее гостиная будет закрыта для меня. И она будет благодарить Бога, что не так неприлична, как я. О, Гай, Гай! Я хотела бы походить на некоторых женщин и не стыдиться этого. Как говорит Кин: «Носит волосы с покойника и фальшива вся вплоть до хлеба, который ест».
Он. Вероятно, я очень глуп, потому что ничего сейчас не понимаю. Когда истощатся все твои фантазии, сообщи мне, пожалуйста, и я постараюсь вникнуть хотя бы в последнюю.
Она. Фантазии, Гай! Это не фантазии. Мне шестнадцать лет, тебе ровно двадцать, и ты ждал два часа на холоде у дверей школы. А теперь я встретилась с тобой, и мы идем вместе домой. Прилично ли это для вас, ваше императорское величество?
Он. Нет. Мы не дети. Почему ты не хочешь быть благоразумной сегодня?
Она. И это он спрашивает меня в то время, когда я иду на самоубийство ради него! А я не говорила тебе, что у меня есть мать и брат, который был моим любимцем до моего замужества? Теперь он женатый человек. Можешь себе представить, какое удовольствие доставит ему известие о моем побеге. Есть у тебя кто-нибудь дома, Гай, кого могли бы порадовать твои поступки?
Он. Есть. Но разве можно сделать яичницу, не разбив яиц?
Она(медленно). Я не вижу необходимости.
Он. A-а! В чем ты не видишь необходимости?
Она. Можно говорить правду?
Он. Смотря по обстоятельствам, может быть, лучше говорить.
Она. Гай, я боюсь.
Он. Я думал, что мы уже покончили со всем этим. Чего ты боишься?
Она. Боюсь тебя.
Он. О, черт возьми! Опять за старое! Это очень надоело.
Она. Боюсь тебя.
Он. И еще что?
Она. Что ты думаешь обо мне?
Он. Не понимаю вопроса. А что ты намерена делать?
Она. Я не решаюсь. Мне страшно. Если бы я могла обманывать…
Он. A la Буцгаго? Нет, спасибо. Это я считаю нечестным. Есть его хлеб и воровать у него. Я предпочитаю грабить открыто или уж не начинать ничего.
Она. Я тоже так думала.
Он. Так что же ты, скажи пожалуйста, ломаешься?
Она. Это не ломанье, Гай. Я боюсь.
Он. Прошу тебя объясниться.
Она. Это не может быть надолго, Гай. Не может быть надолго. Ты будешь раздражаться, это скоро надоест тебе. Затем ты будешь ревновать, не будешь верить мне — как и теперь, — и ты сам будешь наибольшей причиной сомнений. А я… что я буду делать тогда? Я буду не лучше м-с Буцгаго, не лучше всякой другой. И ты будешь знать это. О, Гай, неужели ты не видишь?
Он. Я вижу только, что ты ужасно неблагоразумна, моя крошка.
Она. Ну вот! Как только я начинаю не соглашаться с тобой, ты сердишься. И это теперь, а потом ты будешь ссориться со мной каждый раз, как я сделаю что-нибудь не по-твоему. А если ты будешь жесток со мной, Гай, куда я уйду? Куда я уйду? Я не могу положиться на тебя. О, я не могу положиться на тебя!
Он. Мне тоже нужно было бы задаться вопросом: могу ли я положиться на тебя? Я имею для этого полное основание.
Она. Не говори так, дорогой мой. Мне это причиняет такую же боль, как удар.
Он. И мне не весело.
Она. Я не могу ничем помочь. Я хотела бы умереть! Я не верю тебе, не верю и себе. О, Гай, пусть будет так, как будто ничего не было, пусть будет все забыто!
Он. Слишком поздно. Я не понимаю тебя. Лучше не будем говорить сегодня. Я приду завтра.
Она. Да. Нет! О, дай мне время! Еще день. Я сяду в рикшу и встречусь с ним около Пелити. А ты поезжай.
Он. Я тоже поеду к Пепити. Я хочу выпить чего-нибудь. У меня как будто почва колеблется под ногами… Что это там за скоты воют в Старой библиотеке?
Она. Это репетиция концерта. Слышишь голос м-с Буцгаго? Она поет соло. Что-то новое. Слушай! М-с Буцгаго поет в Старой библиотеке.
Он. Нет, я не буду пить. Доброй ночи, крошка. Увидимся мы завтра?
Она. Д-да. Доброй ночи, Гай. Не сердись на меня.
Он. Сердится! Ты знаешь, что моя вера в тебя безгранична. Доброй ночи и… Господь с тобой!
(Через три минуты. Один.)
Гм! Дорого дал бы я за то, чтобы узнать, какой другой мужчина во всем этом замешан.
Тысячи лет тому назад, когда люди были более могучи, чем теперь, дети Зодиака жили на земле. Их было шестеро: Овен, Телец, Лев, Козерог, Близнецы и Дева; они все очень боялись шести Домов, принадлежащих Скорпиону, Весам, Раку, Рыбам, Стрельцу и Водолею. Даже тогда, когда они в первый раз спустились на землю, зная, что они бессмертны, они принесли с собой этот страх; и он все увеличивался по мере того, как они знакомились с человеческим родом и слышали рассказы о шести Домах. Люди считали детей Зодиака богами и приходили к ним с молитвами и пространными рассказами о причиненных им обидах, а дети Зодиака слушали их и ничего не могли понять.
Мать бросалась к ногам Близнецов или Тельца, крича им:
— Мой муж работал в поле, а Стрелец пустил в него стрелу, и он умер; мой сын также будет убит Стрельцом. Помоги мне!