Расположение Отдела "К". (не совсем точная реконструкция)
— Да как это может быть?!
— Ну, это еще до нас так вышло, – Робин заерзал. – Объяснить сложно, я, честно говоря, вообще в политике не силен. Я простой морпех. Жека освободится, он тебе подробнее объяснит. Но так-то всё точно – в самом конце 1991-го это случилось. Развали… самораспустилась страна. Вот почитай, тут причины и ход объясняются. В краткой форме. А как новости прокручивать, я уже показал.
Сбежал Робин. Малодушие проявил. Техник из морской пехоты: соображать, стрелять, бить врага умеет, объяснять невозможное – не очень. И домой ему хочется. В ближайшее время старшему лейтенанту в командировку не Прыгать, так что сидеть в карантине смысла нет.
Карантин был нужен вовсе не для временной изоляции прибывших из Иного Прошлого, как сначала закономерно подумалось Янису. Наоборот – чтобы в то прошлое не занести заразу из здешнего Современного. Но, наверное, занесут, в смысле, уже занесли.
Янис определенно чувствовал себя зараженным. Прямо аж виски ломило.
СССР здесь не было. Отменили страну. «Так у них вышло». Есть Российская федерация, какое-то корявое СНГ, о котором упоминается вскользь и явно без всякого уважения. И обратно капитализм вернулся. Вот – упоминаются независимые Эстония и Латвия. Тоже без особого уважения, что как раз понятно.
Перечитанная в третий раз статья особого понимания не добавила. Зато пришелец из Не-этого-Прошлого научился пальцем довольно четко двигать-прокручивать строки по экрану. Поначалу казалось, что палец тоже того… как СНГ.
Устройство называлось как раз понятно – планшет. Что важно – «электронный». Не просто «электрический» или «радиотелевизионный», а совсем новый принцип. И есть информационная сеть, планшет к ней подключен. Интересная идея. Всё остальное не интересное, а…
Вот же …! Его… мать…
Вовремя Робин сбежал. Понятно, что лично старший лейтенант ни в чем не виноват, но сейчас очень захотелось ему по морде настучать. Понимаете ли, СССР у них отменили…
Янис почесал непривычно голое колено и снова перечитал статью, аккуратно двигая-прокручивая строчки планшета.
Наверное, Робин не так уж виноват, морду бить нет никакого смысла. Вообще старлея зовут Роман Рогобин, у него жена, дочка мелкая, и в Отделе он после ранения служит. Что же его бить? Тем более что, строго говоря, Робин вряд ли терпеть удары будет, и сам навалять может, в рукопашной он явно подготовленнее гостя. Хотя сейчас и удрал. Нет, это как раз можно понять. Переживают люди, у них трагическая история, осознают, что виноваты. Вон – Земляков тоже вид делает, что занят по горло.
Янис понимал, что не очень справедлив - видимо, товарищ Земляков действительно занят. Кстати, а как они здесь к офицерам обращаются? «господин?» или вообще «ваше благородие»?
Земляков сидел в рабочем кресле в соседней комнате. Как упал за экран с клавиатурой после душа, так и сидел, Робин ему чай отнес, как барину какому-то.
Янис аккуратно отключил планшет – как это делать, сбежавший морпех показал, там внутри миниатюрная батарея питания, ее нужно подзаряжать, это понятно. Да и остальное понятно (если в общих чертах), только так хреново, что упорно верить не хочется. Но придется.
В соседней рабочей комнате снова бубнил Земляков. Это старлей по телефону. Там три аппарата – два маленькие, беспроводные, один вполне нормальный, узнаваемый проводной телефон, хотя без диска, на кнопках, и весь пластиковый, блестяще-гладкий. Богато живут, очень оборудованно. Но глупо.
К чужим разговорам в любом случае прислушиваться неприлично, а иногда и опасно. Янис все равно понял, с кем старлей разговаривает – по большей части с начальством, ну и с домашними. Тоже женат. В такой жопе здешний мир оказался, а что-то нормальное, как у людей, осталось.
Вообще карантин был удобным, не тесным. Рабочая комната, рядом спальный кубрик на восемь коек, и еще что-то вроде кают-компании, тоже с двумя диванами, хитрыми духовками, водопроводным краном и раковиной из нержавейки. Просторная душевая на три кабины – горячей воды сколько угодно, температура регулируется одним движением рычага, все подряд в никеле. Сортир абсолютно гражданский, с двумя разделенными унитазами. Туалетная бумага в рулонах, яблочная, ароматизированная.
Да просто охренеть – бумага душистая есть, а страны нет.
Прямо как обрубило отношения, как колючую проволоку натянули. А ведь мылись вместе, в соседних душевых кабинках, фыркая и ругаясь, что кусок мыла один, передавать нужно. Потом товарищи командиры – все еще товарищи! – смотрели на спину гостя, на шрам широкий, впечатляющий. У Робина был поменьше на животе, но еще красный, свежий. А переводчику обработали поцарапанный лоб, заново забинтовали.
И то было одно состояние. Общее. А сейчас совсем-совсем другое.
Янис прошелся по кают-компании, постоял, сел на другой диван. Оставшегося лежать на прежнем месте проклятого планшета видно не было – стол заслонил. Нахрен планшет вообще давали, мозг отравляли? Таких вещей если не знаешь - куда легче жить.
Нет, так тоже неверно. На говно сколько глаза не закрывай, все равно то говно говном останется. Грубая, вонючая, отвратительная, но правда. Ее лучше знать. Иначе наступишь и по всему дому размажешь. Он – дом – кстати, чистый, как и положено медицинскому карантину.
На двери, ведущей в коридор из «рабочей комнаты», стоял замок. Но не запирался. Тут на сознательность карантинных и «внешних» жителей надеялись. Эпидемия, кстати, снаружи неприятная, но не очень смертельная. Хотя изоляция нужна, с этим довольно разумно.
Янису захотелось заныть и вслух заругаться – сомнения и опасения одолевали. Попал в самый центр секретного, неприятного, кругом военно-государственные тайны, а дверь не запирают, потому что бежать-то и некуда. Кому такой пластиковый и ярко-освещенный мир нужен, если в нем смысла не осталось и надеяться не на что? Они тут о чем думают, зачем живут, что вообще строят, на что надеются?
Материться и ругаться Янис не стал, пфыкнул негромко на манер Пыха, и стал рассматривать посуду на кухонном столе. Кружки вместительные, яркие, чайники электрические, два. Любят тут чай пить. Собственно, это и объяснимо – что им – местным – еще делать? А ведь военнослужащие, звезду носят.
Звезда имелась и на зеленом нательном белье, комплекты которого распечатали из целлофановых пакетов после мытья. Хорошие майки и трусы, этакого спортивного фасона, ничего лишнего, но удобно. Тапочки тоже удобные, опять же пластиковые, но легкие. Готов карантин к посетителям, вот и планшет с поганой статьей заранее наготове, сразу можно всучить гостям из Чужого Прошлого. Отнюдь не первый эту гадость товарищ Выру прочитал, чтоб той здешней истории курад кишку… Э, ладно, планшет есть планшет, неодушевленное устройство. А Робин так и сказал – «ты же не первый, знаем, что подумаешь».
Э, а что тут еще подумать можно?! Прое… проворонили вы свою большую страну, господа-товарищи старшие лейтенанты. Столько республик было, в такой войне победили, вон – в космос первыми полетели, планшет про то упоминал, как будто это что-то утешительное. Нет, космос это хорошо, но что толку? Да как это вообще вышло, а, товарищи старшие лейтенанты?!
— Янис, поставь, пожалуйста, чайник, – крикнул из рабочей комнаты Земляков. – Совладаешь? Только белый не бери, тот нерабочий. Рыжий включи.
Вот так они и докатились – сомневаются, что человек с электрочайником сможет справиться. Понятно, человек-то отсталый, восьмидесятилетней давности, в прапрадеды годен, тогда же все тупые жили.
Янис налил из малого-тонкого крана воды – оттуда явно питьевая подавалась, по запаху понятно. Поставил чайник на контактную площадку, щелкнул выключателем. Вот – даже сигнальная подсветка есть. Удобно, того не отнять. Э, вот же бараны эти правнуки, получается, будущий коммунизм сменяли на удобный чайник. В шкаф-то можно заглянуть?
В шкафу оказался сахар, печенье «Юбилейное», чай в жестяной коробке, большая банка кофе. Надпись на банке вроде бы иностранная, но частью и русская. «Кофе натуральный растворимый сублимированный, нетто 190г, Таза салмагы…» Один курад знает, как это понимать.
Вошел, подтягивая трусы, Земляков:
— Уф, от первого наплыва отчетности отбился. Сейчас перекусим. Так, чайник трудится, а что у нас в холодильнике? Под ужин вопросы задашь.
— Могу и без вопросов, – неожиданно для себя сказал Янис. – Только, э… как обращаться-то?
— Без вопросов вряд ли получится. А обращаться все так же – «товарищ старший лейтенант», с этим у нас ничего не изменилось. Только ты сейчас в кратком отпуске-увольнении числишься, да и обед неофициальный. Так что для простоты – я «Евгений» или просто «Жека». Соотношение возрастов позволяет. Иначе мне за столом придется формулировать «товарищ старший сержант, сахар передайте», а до такого уставного садизма даже прежние строгие старшие сержанты не докатывались.
— Понял.
Земляков кивнул и распахнул дверцу холодильника:
— Ага, рагу есть!
— Э, я, наверное, не буду. Что-то аппетита нет.
— Так, смотри сюда. Видишь, упаковки? Это пайковые комплекты, сытные, но вкус тоже пайковый. А вот это рагу моя мама передала. Она к капитализму и политике имеет весьма косвенное отношение, так что не обижай.
— Ну, я не в том смысле.
— Понятное дело, еще бы не хватало «в том», – Земляков засунул полупрозрачную, опять же пластиковую коробку в небольшую духовку, та звякнула и зажглась-загудела. – Насчет «того» я попробую ответить. Нужно же кому-то, не все могут трусовато удрать.
— Робину домой нужно было.
— Домой всем нужно. Может, я тоже хочу, – сумрачно сказал старший лейтенант. – Кстати, ты домой – в смысле, в свою ветку-время, завтра пойдешь. Вместе с почтой, присмотришь заодно за грузом. Полегчало?
— Да, – честно сказал Янис.
— Вот и хорошо. Никто тебя держать, запирать, изолировать, душить газом не собирается.
— Про газ я как-то вообще не подумал.
— Это ты просто не успел. Знаю я, что гости про нас – про капиталистов – думают. Упыри, враги и насквозь буржуи. Это не совсем так. Смотри, оценивай, осуждай. Потом подписку о неразглашении дашь. Не здесь, а там – по прибытию к действительному месту службы.
— Э, а там всё знают?
— Всё знать никто не может. Но контакты официальные. Это нам пришлось экстренно эвакуироваться, Прыгать без предупреждения, – Земляков открыл смолкший шкаф-духовку, оттуда дохнуло весьма аппетитными запахами.
— Я понял, что меня без предупреждения, – заверил Янис, сглатывая слюну. – А взвод или роту так перекинуть нельзя? Если сразу в тыл немцев?
— Взвод не получится. Ты же видел: оружие и боеприпасы приходится оставлять. А нафига в немецком тылу голый взвод? И еще есть масса технических сложностей и ограничений. И психологических. Ты вот очень готовый к Прыжку человек. В смысле душевного равновесия и выдержки. Не совсем случайно в группу включили. Подходил по всем параметрам, включая нештатную эвакуацию.
Видимо, Янис удивился, поскольку обнаружил, что едят в молчании, порция рагу уже заканчивается, а жаль, поскольку жутко вкусная.
— Э, маме большую благодарность передай.
— Непременно. Ей будет приятно, – Земляков забрал опустевшие тарелки. – Ладно, спрашивай.
— Так как оно получилось?
С ответом старший лейтенант не спешил, поставил на стол кружки, разодрал пачку печенья.
— Слушай, Янис, если сказать предельно честно – я не знаю. Я уже после Союза родился. У родителей спрашивал – они и сами не понимают. Была одна страна, переоформляли её, перестраивали, бумажки и законы писали – раз, уже другая страна.
— Я там читал, написано «почти бескровно».
— Да, типа того. Потом, конечно, началась пальба, республики друг с другом отношения выясняли, ценности делили. Собственно, и сейчас не прекратилось.
— Но так не может быть! Огромная страна, воспитание, народ сознательный, армия, партия, НКВД.
— Я так понимаю, что мало кто осознавал, что происходит. Нет, были и предатели, кто-то загранице продался, но в большинстве просто не поняли. Очень запутанный процесс был.
— Не может такого быть! Откуда такая глупость?!
— Ну… да, глупость. А кто от нее застрахован? – Земляков печально заглянул в заварку. – Я вот – нет. Бывает, здорово глуплю. И отец мой, мама… были молодые, не поняли. Пойми, это же не война, тут как-то непонятно и неуловимо получилось. Вроде никто не хотел, а флаг спустили.
— Да как?! В такой войне победили, страну отстроили, в порядок привели, и в говно?!
— Там между «отстроили» и «в говно» еще много чего случилось.
— Вот это оправдание… – Янис не выдержал, слетел в выражениях на курадов и близкие слова, русско-латвийско-эстонские, благо лично его лексикон никакие Перестройки и СНГи не ограничивали.
Старший лейтенант морщился, постукивал ногтем по кружке, помалкивал.
…— и к нам-то чего ходите? Какого… нам помогать? Пришли они вдвоем, разведчики и диверсанты… Что мы, без вас не справимся?!
Земляков бахнул кружкой, расплескав остатки чая:
— Вы справитесь. Победите. И потом атом – мирный и немирный сделаете, в космос взлетите, новые театры и гидроэлектростанции построите. А потом? Там же меньше полувека после Победы минует, многие бойцы штурмовых групп еще живы будут. Да, в возрасте, да, автомат будет уже не поднять и гранату не швырнуть. Но кто новое поколение воспитывал-то? Куда строители коммунизма делись? Может, хрен с ними, с театрами и спутниками, можно и чуть меньше было их строить, зато детей толково воспитывать?
Янис задохнулся, с трудом выговорил:
— Так это мы, выходит, виноваты? Мы, Пых наш, Дайна с Анной до коммунизма не дотянули?! Я вот сейчас как…
Стояли за столом, ладони плотно в крышку уперты, от пролитого чая чуть липкие, и это, курад свидетель, только к лучшему, ибо тянуло отлепить от крышки и вот как…
— Стоп! – пробормотал Земляков. – Это мы не туда заехали. Это от усталости. Я, между прочим, домой из расположения только в прошлом месяце отлучался. Прыжки - подготовка – Прыжки – подготовка. Еще эпидемия эта говеная…
— Э, к тебе какие претензии. Извини. Просто ум за разум заходит. Я же не думал… – Янис обмяк, сел.
Земляков протянул бумажную салфетку для рук и пробормотал:
— Ошибка. Это была ошибка. Не туда зашли. Все не туда: ЦК, армия, общество, мои родители, и их родители, ну и я, тоже. Что тут оправдываться? У вас иная ветка, должно иначе пойти. В этом и суть. Над этим и работаем. Предупреждаем. Но взгляни с другой стороны. Ты в расположение части входил, что видел?
— Э… ну замок интересный видел, тоже электронный. Плац. Личного состава мало.
— Вот! А где наш личный состав?
— Выходной, видимо. В парке с девушками гуляют. Пиво пьют. Я там банку жестяную у урны видел…
— Банка – это безобразие, ее сейчас приберут. С коммунальной уборкой у нас вполне хорошо. С иными делами похуже. Людей не хватает. Нас тут в части полтора человека осталось. Я вот практически за начальника Отдела, еще дежурные техники, охрана, вот и все наши наличные силы. Остальные в служебных командировках. На фронте. На здешнем фронте, Янис.
— И где тот фронт? У вас же даже затемнения нет, сверкает город.
Старший лейтенант Земляков сказал, где фронт.
— Это… да вы совсем… – с ужасом пробормотал Янис.
— Да кто застрахован-то, а? У вас херни не случалось?
Использовал переводчик совсем не немецкие выражения, да и вообще не интеллигентные, видно было, что сам переживает. Да и кто бы не переживал?
Разговаривали, потом у Землякова позвонил плоский радиотелефон, из отличного динамика послышался девичий голос. Янис старался не слушать, но динамик был хороший. Впрочем, старший лейтенант немедля выскочил в рабочую комнату – гостья была на подходе.
Оказывается, прибыла жена герра переводчика, и к карантину гражданских гостей вполне пускают. Общались молодые супруги через коридорное стекло, там тоже стояли динамики. Янис воспитанно прикрыл дверь. Требовалось чем-то заняться, поскольку думать о таком вот будущем вообще не хотелось. Успокаивало, что это лишь одна из многих ветвей развития истории, и лично старший сержант Выру её – ветвь – скоро покинет.
Янис нагло пошарил в кухонных ящиках в поисках инструментов, неожиданно нашел не только подходящий нож, но и три отвертки, и даже кусачки. Взялся смотреть неработающий электрочайник. Инструмент оказался неплохим, конструкция чайника оригинальной, похоже, его почти целиком на станках и прессе делали, руками разве что контакты крепили. Товарищ электрик нашел обрыв провода, размышляя над тем, что провода хорошие, а монтажники электроприборов так себе, начал потихоньку осознавать будущее человечества. Странно, конечно, все тут у них получилось. С другой стороны, Земляков прав – а кто говорил, что есть прочная гарантия дальнейшего человеческого поумнения? Могло и наоборот пойти. Расслабились, обленились, и вот… Но как такое получилось? Вот взять Пыха, к примеру. Пока не очень понятно, кем он вырастет – может, совсем и не техником-механиком – но уж точно дельным и хорошим человеком. Но если подумать, то восемьдесят лет – это очень много. В математическом смысле. Вот даже если нынешний возраст Киры, Пыха и самого Яниса вместе сложить, там до восьмидесяти еще жить и жить. Да, длинный путь, и многое на нем может случиться. Кстати, товарищ Выру теперь «путешественник во времени»! Э, звучит не очень гордо, а как-то глуповато. Наверное, «путешественник» – это сознательный человек-исследователь, а если бессознательно путешествовать, просто попадать, так-то иначе должность называется. «Попадюк» какой-нибудь.
Янис наполнил чайник водой, включил для испытания. Вот, загудел-забулькал. Ничего, может и попадюк, но с руками.
— Янис, чего забился-то и затих? Иди, познакомлю.
— Я не забился, я чайник чинил.
— Вот же полезный ты человек! Иди, иди сюда без церемоний…
Оказалось, напрасно Янис так неуважительно о карантинной дисциплине думал. Жена переводчика была военнослужащей – тоже сержантом. Эффектная девушка: рыжая, летняя форма подогнана по фигуре, красивые шевроны, погоны, воротничок, всё этак… изящно. Сначала показалось, что совсем юная, не старше Анитки, но это было не совсем так – видимо, девушки в здешнем будущем намного дольше девушками остаются. Это в смысле внешнего вида, а не в вульгарном.
Своего спортивно-маечного вида Янис стесняться перестал. Выяснилось, что Ирина в здешнем Отделе и числится, повидала всякое. Сейчас переведена «на усиление» в штабную связь, боевые дежурства практически сутки через сутки.
…— Месяц уже в реале пересечься не можем, – горько пожаловался Земляков. – То я на карантинах-командировках, а случилось «окно», вышел на волю – Иришка на дежурстве.
— Ничего, придет наше время, – рыжая красавица из-под ресниц глянула на мужа.
Янис несколько поуспокоился за будущее. Что-то здесь осталось и нормальное, вполне естественное, пусть и немного, э-э… вольное.
Снова зазвонил телефон.
— Психолог подъезжает. Это, Янис, по твою душу, – уведомил Земляков.
— Всё, разбегаемся. Муж, я завтра до смены наведаюсь. Янис, вы там будьте живы-здоровы, пожалуйста. Мне про ваши задачи и задания знать сейчас не положено, но присматривайте друг за другом.
— Ира, насчет этого какой разговор? – удивился Янис. – Непременно присмотрим.
Дал попрощаться супругам наедине, заварил чай. Вот курад свидетель, а права ярковолосая Иришка: прошлое, настоящее и будущее – это если их в развинченном состоянии оценивать. А если в целом – получается, война одна на всех, и на удивление длинная, хотя и с перерывами. А если война одна, так и мир один. Об этом еще Лев Толстой писал. Нужно будет, кстати, начало романища прочесть, а то в госпитале только второй том болтался.
Пришел грустный Земляков, взял печенье. Янис налил старлею чаю в кружку с непонятным рисунком.
— Не огорчайся, Евгений. Повидались все-таки.
— «Огорчаться» – совсем не то слово. У меня предчувствие, что я до Победы запертым в этом аквариуме просижу. У меня и так полное ощущение, что я там – у вас – да в компьютере только и живу. Но жена-то у меня все-таки здесь, за стеклом.
— Очень понимаю. Замечательная девушка.
Земляков многозначительно поднял палец:
— И не только внешне! Между прочим, Иришка имеет боевую награду. Не за штабное сидение, а за точную стрельбу на поражение. Инцидент, считай, прямо рядом с нашим расположением произошел, тут, на Комсомольском. Я не хвастаюсь, просто поясняю. У нас тут жизнь с хорошим электрическим освещением и горячим водоснабжением, сытая, но до Победы далековато. Я как про Иркину пальбу узнал, так крепко охренел.
— Тут вдвойне понимаю. Слушай, а нельзя ли мне узнать, когда война закончится? Я про нашу войну.
— Да это не секрет. Только потом поговорим – вон, психолог идет.
В коридоре приглушенно, но четко постукивали каблуки.
— Докторша? – Янису вспомнилась реакция Иришки насчет прибытия психолога.
— Очень докторша, – подтвердил Земляков, слегка ухмыляясь. – Не волнуйся, мучить тебя не будет, ее наши девушки по иным причинам недолюбливают. Так-то очень хороший специалист. Она, собственно, не тебя изучать будет. Материал собирает по подготовке контактов, мы же с тобой не первые и не последние.
Про психолога Янис сразу понял. С первого взгляда просто не верилось, что живая женщина – уж очень безупречно выглядела. Но стоило начать говорить, оказалось – серьезный специалист, и шикарная внешность сразу на второй план ушла.
Долго говорили. Уже и ночь была, Янис у себя чайник ставил, Наталье Юрьевне помощник дежурного с КПП кофе и бутерброд приносил, тоже чуть в беседе поучаствовал. Земляков от своего компьютера отвлекался, давал «отдых глазам и повороту мыслей», высказывался от лица «посредника».
…— Нет, всё, мне пора, – сказала психолог, в очередной раз глядя на часы. – Два часа сна – это мой минимум, без этого на службе буду никакая. Огромное вам спасибо, Янис. Очень помогли. На редкость спокойный, уравновешенный и терпеливый вы человек. Очень повезло вашей жене и начальству.
— Думаю, ваши начальники тоже не жалуются, – заметил Янис. – И спасибо. Нужно дело делаете.
Психолог улыбнулась:
— Стараемся. Махните там, пожалуйста, Жеке – попрощаюсь...
Постукивали, удаляясь, за стеклом высокие каблуки. Военнослужащие задумчиво смотрели вслед.
— Удивительная дама, – пробормотал Янис.
— Уникальная и сверхъестественная. Хорошо, что мы с тобой счастливо женаты, а то глянешь, и кончено, никакая кираса сердце не спасет.
— Не, Наталья Юрьевна особо глядеть не даст, остановит. Слушай, а у вас все психологи такого уровня?
Земляков хмыкнул:
— Куда там. Говорю же – уникальная. Так-то в основном, психологи у нас – лохи и жулье. Еще хорошо, что в основном откровенно туповатые.
— Жаль. Я не выспрашивал, но масштаб задачи осознаю. Мы такие разные, прямо во всем-всем разные. Да как нас, наши общества, вообще можно свести? Ну, если массово.
— Сам удивляюсь, – признался переводчик. – С другой стороны, а какой выход? Как ни крути, мы один народ, пусть и разновременной. Нужно же как-то помогать друг другу. В нормальных, серьезных масштабах. Понятно, сразу такое не получится, подготовка годы, а может, и десятилетия займет. Но контакт есть, нужно его расширять и углублять. Вот ты вдумайся, вдумайся. От нас же – будущих и ущербных – тоже польза будет.
— Что тут вдумываться. От вас – тебя, Ирины, Робина, товарища психолога – польза очевидна. Вы, по сути, и так наполовину наши. Но есть же и другие.
— Можно подумать, у вас других вообще нет, – тактично, но справедливо напомнил Земляков. – Справимся как-нибудь. Общими усилиями. Но пока нужно довоевать, победить фашистов и иных внешних врагов. Их, шмондюков, много больше, чем нам думалось. Ты спать будешь? Тут до отправки не так уж много осталось.
— Да какой тут сон. Лучше в душ еще разок схожу. Чайник потом поставить?
— Ставь, конечно.
Как ни странно, шел к Прыжку товарищ старший сержант Выру совершенно спокойным. Отлегло. Чистый, вымытый, побрившийся оригинальной безопасной бритвой. Называется «одноразовая», но хорошая. И пена-мыло хорошие. Не так уж погано будущее, просто всерьез подправить его нужно.
Свежевыбритый и благоухающий подбородок закрывала медицинская маска, Земляков натянул такую же. Вирус заносить в Прошлое абсолютно незачем, там и так проблем хватает.
Стартовая площадка находилась в этом же здании. Отбывающий и провожающий шлепали легкими тапочками, тщательно следя за тем, чтобы ничего не задеть руками.
— Жаль, так ты ничего толком и не глянул, – сокрушался Земляков. – Не было бы этого хренова короновируса с самоизоляцией, вышли бы хоть на полчасика.
— Отчего не глянул, глянул слегка. А так… Я же не турист и не отдыхающий на курорте.
— Это да. Но все же.
— Слушай, а тут 1-й Хвостов переулок остался?
— А как же. Перестроился с твоих времен, но в принципе вполне цел.
— Это хорошо. Значит, и строгой тайны нет?
— Есть, конечно. Строгая и военная. С тебя на месте подписку обязательно возьмут. Но вместе с тем, насколько я понимаю, готовится озвучивание принципиальной идеи контакта. Для широких слоев населения. Так что если ты с кем решишь поделиться своими догадками, особого вреда не будет. Это если в пределах разумного. Там у вас есть неболтливые товарищи, я в курсе.
— Понял. А ты к нам скоро заглянешь?
— Пока у меня на юг командировка намечается, к теплому морю. Но служебный контакт остается, теперь уж куда без него.
Огороженная площадка, щиты экранирования, пульты за стеклом, что отделяет стартовую зону. Офицеры-техники, готовящие отправку, приветствуют.
Янис козырнул, сделал благодарственный жест. Что не говори, встречали хорошо, кормили, показывали что могли, помылся на славу. А что мир хреновый, так это не конкретные офицеры и переводчики виноваты. Сложилось у них, бедолаг, так, стараются вывернуть на нужную дорогу.
— Ну, до встречи! – Земляков пожал руку, забрал медицинскую маску. – Привет геройским саперам.
— Передам. До встречи!
— Вот спокоен ты, Янис, как удав. Нам бы десяток таких парней, Прыгали бы, и горя не знали.
— Э, про десяток не скажу, но вот Пых скоро подрастет, он тоже спокойный.
Земляков засмеялся:
— На него вся надежда. Ладно, давай.
…— девять, восемь… – начал отсчет механический голос.
Все же какие хорошие здесь динамики. Янис отвлекся от любых мыслей, присоединился к обратному отсчету…
***
Качнуло. Очень похожая металлическая решетка под ногами, только без желтого покрашенного контура.
Помещение было то же самое: стартовый подвал. Даже стекло стоит в пункте управления, правда, здешнее в деревянном переплете, и нет за ним никаких компьютеров. И встречающих мало.
— Товарищ капитан, гвардии старший сержант Выру прибыл!
Прикладывать руку к пилотке без звездочки, да еще в распоясанной форме одежды, гвардии старшему сержанту не очень подобает, но такие уж порядки в этих Прыжках.
Встречающий капитан оказался знакомым – порученец генерала, тот, что награды саперам привозил. Фамилия Пыжов, зато имя оригинальное – Артур. Над именем еще Серый подшучивал.
— Вольно, обстановка рабочая, – сообщил капитан, забирая объемистый пакет с почтой и пожимая руку вернувшемуся. – Как самочувствие?
— Отличное. Сыт, вымыт, только вот форма одежды…
— Это понятно. Вон комплект – облачайся, погоны уж сам пришьешь.
Янис натянул новые гимнастерку и шаровары, сапоги оказались точно в размер, кожаные, тоже новые. Ха, а «попадюкам» со снабжением-обмундированием везет…
Капитан с интересом разглядывал пластиковые тапки-шлепки, сброшенные вернувшимся сержантом:
— Как оно там вообще, а, Ян?
— Вообще-то нормально. Военнослужащие встретили хорошо. Но жить там сложно. Все как-то у них наперекосяк.
— Это-то я знаю. Интересны твои личные впечатления. Все же необычное дело, странный маршрут задания.
— Э, я думал, вы и сами…
— Нет, брат. У меня Прыгать не выйдет. Нога у меня, да и иные ограничения. Но ничего, мне и здесь дел хватает. Слушай порядок действий…
Нет, не удалось в этот раз тетю Эльзе и девчонок проведать, хотя и был в пятнадцати минутах, если пешком. Мигом отправили, вручил суровый старшина вещмешок с сухпаем, капитан Пыжов выдал проездные документы, подсадили в крытую машину с попутными бойцами, и помчался товарищ Выру вон из Москвы. Только чуть глянул на историческое месторасположение Отдела – тот же двор и старорежимные казармы. Насчет этого придумано было лихо: меняются года и ветки времен, сменяется начальство и часовые на воротах, а вроде остается и незыблемая стабильность службы.
Оказалось, что сухпай выдали, в общем-то, напрасно. На аэродроме получил старший сержант Выру втык от коменданта за нечищеные сапоги (новые же, и так вполне хорошо выглядели) и был посажен на уже заводивший двигатели «дуглас»[1]. В самолете перекусить тоже не получилось, поскольку было полно командированных офицеров-пассажиров, и многих здорово укачивало. В общем, запах консервов был неуместен.
Над Ропшей еще покидало, но сели благополучно. На взлетном поле встречал лично товарищ Васюк – обрадованный, но суровый:
— Это как понимать, а, Ян? Мы не знаем что думать, группа на точку возвращения не вышла, а тут радиограмма «Строго секретно. Принять командированного гв. ст. с-та Выру...». Это как?
— Э, да я сам охреневши, товарищ капитан. Расскажу. Но это когда время будет и без срочности.
— Ладно, главное, цел – уже хорошо. Остальные в разведгруппе как?
— Тоже целы-здоровы, задание выполнили.
— Совсем хорошо. Поехали, дел невпроворот.
Вильнюс 1944г.
Время нашлось только через двое суток – автоотряд вновь перебазировался, на марше поломался бронетранспортер, потом для разнообразия «полетела» раздаточная на БА-64. Янис, сразу сменивший новенькую «московскую» форму на рабочий комбинезон, вместе с зампотехом занимался неотложным ремонтом. Потом саперов бросили на срочное разминирование у перекрестка дорог – там уже две машины подорвались, а водители и штаб «ЛИНДЫ» обустроились и получили некоторую передышку.
…— Да как это вообще может быть?! – вполголоса ревел капитан Васюк...
Сельский дом был почти целый, только одна стена развалилась от близкого разрыва снаряда. Из-за забора доносились голоса водителей и штабных офицеров, тянуло дымком костра – варка ужина подходила к концу. Повар в автогруппе был знаменитый, его из госпиталя забрали по секретной рекомендации, чуть не-до-выздоревовшего, но гастроном-специалист оказался гениальный.
— Серый, не ори, оно все же частично секретно, – напомнил Янис.
Серега пнул табурет, вновь поднял, поставил, плюхнулся и замер, с ненавистью упершись взглядом на угол жутко пыльного, но неповинного комода.
— Слушай, они там четко осознают, что того… лоханулись, – осторожно продолжил Янис.
— Лоханулись?! Нет, это совсем не так называется… – капитан Васюк длинно, подробно, и крайне неприлично сформулировал всё, что думал о политическом, моральном и государственном развитии соседней исторической ветки, обозначенной как «калька».
Янис, помолчав, намекнул:
— Тут, конечно, можно ругаться. Они и сами, насколько я понял, сильно ругаются. Но что толку? Дело-то сложное. Ну, не получилось у них…
— Ты в своем уме?! «Не получилось»?! Там же не века прошли. Как можно было за несчастные сорок-пятьдесят лет все так бездарно просрать?! – снова начал выходить в полный голос Серега.
— Не ори. Года там по-разному можно считать. Все же это не совсем наша история.
— Да как не наша, если Москва, Союз и все прочее, очень даже наши?! Это люди не наши, мыши какие-то крысообразные, трусливые, проститутки базарные…
— Вот тут трудно согласиться. Люди – наши. Я Землякова и в Харькове видел, и сейчас – тут плохо о человеке говорить никак язык не повернется. И второй старлей тоже нормальный парень…
— Это потому что они у нас бывают, сознательный характер имеют. А там хилые и тонконогие…
— Серега, не упрощай. Говорю же: они же в целом понимают, пытаются исправить, воюют, хотя опыта…
— Да где они воюют?! С кем?
Янис сказал, где и с кем.
Капитан Васюк пронесся по комнате, вновь понаддал сапогом табурету и прошипел:
— Да как это может быть?! Опять Херсон и Мелитополь, Харьков и Изюм, опять Северский Донец… Ты там был, воевал, мы позже штурмовали, и опять?!
— Серег, и до нас-то в тех местах тоже кто-то штурмовал, погибал, побеждал. Я историю так себе знаю, но там же дружинники и стрельцы всякие воевали, тоже с татарами и немцами бились.
— Скорее уж с поляками. Но это дела не меняет. То были давние эпохи, не советские, темные.
— Видимо, эпоха в этом деле особого значения не играет. Нам, кстати, в 41-м тоже крепко в морду дали. Да и год назад несладко было. Похоже, у них такое же время. Тут нужно как-то помочь, а не табуреты футболить.
— Да что ему будет, табурету? Он крепкий. В отличие от моих нервов, – капитан Васюк поднял предмет мебели, оседлал. – Что там, в том поганом будущем, табуретки еще остались?
— Вполне. И табуретки, и стулья. Правда, не очень удобные, и больше из пластика. Там вообще всё из пластика. Ничего так сделано, прогрессивно, хотя все равно ломается. Я там чайник починил.
— Вот в этом я не сомневался. Нет такого места, чтобы ты там чего-нибудь чинить не взялся.
— Э, нужно же было что-то полезное сделать, я все равно сидел и ждал. Мне, кстати, показалось, что там людей не хватает. Может, не вообще, а вот чтобы работали, с руками и головой. Эта, как там правильно… демографическая проблема. Все кто способен, к делу привлечены. К примеру, у Землякова жена в сержантском звании. Хорошенькая такая, он говорит, что награжденная. Но наград не носит…
— Вот с этого и начинается слабость! Заслужил, значит, носи, не стесняйся.
— Серый, ты иной раз изрядный дурак бываешь. Она к мужу бежала, который из фронтовой командировки вернулся. Медали тут надеть, конечно, первое дело.
— Ну, может быть. Вот если бы ты рассказывал подробно, а ты проскакиваешь с одного на другое. Вот у меня ум за разум и заходит.
— Э, будто только у тебя. У меня от неожиданности тоже было. Я там матом крыл, – признался Янис. – Переводчик, кстати, не особо обрывал. Хотя мог бы, у него все же звание. Я говорю – они осознают, что не туда зашли.
— Еще бы не осознавали. Не хватало, чтоб окончательно отупели. Земляков, кстати, образованный москвич, у нас бывает. Он-то должен четко понимать.
— Серый, отцепись от переводчика. Земляков на моих глазах в упор немца-майора шлепнул, глазом не моргнув. Там не все потеряно, Серый. Им бы помочь чуть-чуть.
— Как будто я отказываюсь, – проворчал капитан Васюк.
Помолчали, пытаясь осмыслить.
— Э, а ведь получается, пока они нам помогают? – пробормотал Янис. – Они-то здесь целыми группами, и разработки, и разведка, и сведенья дают. А я там только чайник воскресил.
— Насчет чайника понятно. Насчет иного я абсолютно не понимаю. Получается, они имеют всю тактическую и стратегическую информацию по нашей здешней ситуации. Ведь для них наше время – уже прошлое, вполне известное. Они знаешь, как нам могли бы шикарно помочь, если бы не майоров стреляли, а просто немецкие планы передавали, – прошептал Серега.
— Про это я как раз спросил. Я ведь не глупее того чайника. Пускай и иногда. Земляков принцип объяснил. Получается, что если во всю силу использовать знание плана немцев, на втором шаге все сразу меняется, а на третьем ситуация напрочь неузнаваема, и нет никакого толку от прежних знаний. Они там как-то очень тщательно просчитывают варианты. Есть специальная техника, методы.
— Это я как раз понимаю, – заверил Серега. – Так сказать, на ротном уровне. Если удачно берешь «языка», получаешь информацию об атаке, готовишь огневой мешок – все выходит удачно, фрицы побиты. Но на следующий день сведения «языка» категорически устаревают. Здесь тоже так, только масштабы…
— Э, вот насчет масштабов, – прошептал Янис. – Начальство, командование, оно ведь про «гостей» знает. Видимо, учитывает. Полномасштабно.
— Это да. Видимо, сейчас «оттуда» нам помогают, потом мы ответно полноценную помощь окажем. В общем, это связанный процесс. Сложный. И не доверять нашему командованию у нас нет причин. Строго между нами, оно – командование – тоже ошибки совершает. Но ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает.
— Вот! К той «кальке» эта истина тоже имеет отношение.
— Нет, Ян, все же ошибка ошибке рознь. Бывают и непростительные, – вздохнул капитан Васюк. – Ладно, раз мы предупреждены, мы таких ошибок не допустим.
— Точно. У нас иные будут ошибки.
— Да хорош уже мне настроение портить. Вот не хотел я тебя в тот Таллин отпускать. Пошел человек на сложное, но нормальное разведзадание - а вернулся из Москвы на самолете и два мешка странных новостей привез. Вот всегда у тебя так.
— Э, да когда у меня так было?!
— Вот давай, чтоб больше и не было. А насчет всего этого несуразного будущего неспешно поразмыслим. Командование скучать не даст, есть догадки, что не просто так именно мы опергруппу Землякова обеспечивали. Ладно, то осмысление терпит. Ты главное-то спросил?
— А как же. В следующем мае. Сначала Берлин возьмем, но немцы еще слегка поупираются, чуть подзатянут с капитуляцией. Точное число Жека, в смысле, старший лейтенант Земляков, сказать затрудняется – могут быть колебания и погрешности. Но где-то 7-9 мая закончится.
Капитан Васюк потер шрам на щеке:
— Прямо даже и не знаю. Вроде не так много осталось. Но ведь и долго, а? Хотелось бы до того мая дожить.
— Лично я твердо рассчитываю. Мне еще Пыха воспитывать, и надеюсь, не только его. Оно видишь, как в истории – чуть зазеваешься, дети не туда сворачивают. Вот такой у меня однозначный вывод сформировался.
— Тут не поспоришь. Оставляем упаднические мысли, ужинаем, и вы бронетранспортером занимаетесь. Нашей броне до того мая ехать и ехать.
[1] Здесь, наверное, не совсем точное название советского военно-транспортного самолета Ли-2/ПС-84, производившегося по лицензии на американский Douglas DC-3.