Протокол "Второй шанс" - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 10

Ветеран (Квинт Калавий I)

Квинт быстрым шагом шел с форума, не разбирая дороги перед собой. В прежние времена, передвигаясь так, он непременно сбил бы несколько человек с ног, а еще от пары-тройки получил бы в челюсть, но сейчас все изменилось. Форум даже в дневное время практически пустовал — наученные горьким опытом жители Города предпочитали без лишней необходимости не покидать своих домов, и он не мог их за это осуждать.

Текст прочитанного у ростр объявления никак не хотел умещаться у него в голове.

Они собирались принести в жертву захваченных в Перузии пленных. Прямо в Риме. В жертву его мертвому полководцу. То, что еще каких-то лет пять назад считалось дикостью, присущей разве что варварам, завтра должно было случиться в самом сердце Республики. Этот мир окончательно сошел с ума. Или точнее — проклятый мальчишка окончательно сошел с ума, а мир не мог ему ничего противопоставить.

Никаких сомнений по поводу того, что думало о человеческих жертвоприношениях большинство у него не было, но одно дело — думать, и совсем другое — громко провозгласить свои мысли вслух, рискуя оказаться одним из тех, кто пойдет на плаху следующим.

Встреча с Меммием, как назло, откладывалась. Если бы не она, он без промедления покинул бы Город, чтобы вернуться в свою тихую провинцию. Сейчас он был скорее рад тому, что при первом увольнении Цезарь выделил им землю подальше от Города. Хотя бы за жену и дочь переживать не приходилось. Там, окруженные семьями его бывших сослуживцев, они были в безопасности.

Свернув в проулок, он нырнул в дверь каупоны[1], где по прибытии в Город он снял себе комнатушку. Душное тесное помещение на первом этаже, не в пример улицам, было заполнено людьми, — цены на еду здесь были более чем доступными — но все они вели себя непривычно тихо. Умом он понимал почему — одно неосторожно брошенное в непроверенной компании слово грозило смертью, — но сердцем чувствовал всю неправильность происходящего.

Тяжелая тишина давила ему на нервы.

— Калавий! — окликнул его скучающий за стойкой трактирщик, — Ну чего у тебя там? Встретился с этим твоим Меммием? — во взгляде его сквозила неприкрытая надежда на то, что встреча не состоялась и он, Квинт, проведет в его каупоне еще несколько дней.

Квинт его не разочаровал:

— Он еще в Город не вернулся. Управляющий говорит, что будет через пару дней, так что я пока у тебя останусь.

Трактирщик облегченно вздохнул:

— Чего стоишь? Устраивайся поудобнее. Есть будешь?

Пересчитав в уме имевшиеся у него средства, он не стал сильно выделываться, и, устроившись перед стойкой, заказал обычную кашу с мясом. Управляющий Меммия кормил его завтраками про два дня уже с неделю — и Квинт начинал подозревать, что что-то тут не чисто.

Трактирщик поставил перед ним тарелку с дымящейся аппетитно пахнущей едой и продолжил разговор:

— А зачем он тебе вообще понадобился, Меммий этот?

— Он, говорят, задолжал кому-то кучу денег и сейчас практически за бесценок продает одного грека-архитектора. Вот, купить хочу. Строиться надумал.

— У тебя земля есть? — трактирщик удивился намного сильнее, чем можно было ожидать.

Квинт уже успел набить рот, поэтому просто кивнул.

— А где? — продолжал допытываться трактирщик.

— В Цизальпийской Галлии, — прожевав, отозвался он.

Ишь ты, любопытный какой.

— Без обид, друг, но ты не похож на человека, который может купить себе землю, — ухмыльнулся трактирщик.

— Я и не покупал, — он прожевал очередную ложку каши и продолжил, — При роспуске легиона выделили. Я бывший примпил[2] десятого.

Заговорившись с трактирщиком, спать он отправился уже за полночь и то только тогда, когда понял, что выпил слишком много и может случайно сболтнуть чего-нибудь лишнего.

В последнее время ему частенько приходилось одергивать себя — большую часть своей жизни он провел в военных лагерях Цезаря и позднее Лепида, где за высказывание своего мнения, даже идущего вразрез с большинством, единственное, что тебе грозило — это получить в глаз от несогласного товарища, поэтому держать язык за зубами он не привык. Приходилось учиться сейчас — и не сказать, что эта наука давалась ему легко.

Молва о том, что на форуме уже собираются люди, настигла его посреди завтрака, который по времени был больше похож на обед — он порядком проспал сегодня. Ее не оказалось достаточно для того, чтобы заставить его оторваться от еды. Ковыряясь в завтраке, он только в очередной раз тихо порадовался тому, что Лепид распустил их еще три года назад и теперь мальчишка не имел ни малейшей возможности выставить его вместе с остальными охранять себя. Видеть то бесчестие, что должно было произойти, ему совершенно не хотелось.

Охочий до зрелищ трактирщик, однако, его мнение не разделял:

— Ну чего? Пойдем? — сказал он Квинту, когда тот подошел к стойке, чтобы расплатиться за свой весьма скромный завтрак, — Скоро начнется. Ты же не хочешь такое пропустить?

Больше всего на свете Квинту сейчас хотелось сказать ему «вообще-то хочу» и отправиться назад в свою комнату, но он в очередной раз себя одернул. Кто его знает, пересказывает ли он кому-нибудь разговоры и чем это может грозить, если все-таки да. Рисковать не хотелось. Если бы Квинт был одинок и отвечал только за самого себя — он определенно поступил бы именно так и будь что будет. Своей жизнью он давно не дорожил. Но он вот уже два года как был человеком семейным — и это накладывало определенные ограничения.

Идти на форум все равно не хотелось, и ему в голову пришел безотказный компромиссный вариант — прикинуться больным:

— Да я себя что-то неважно чувствую, знаешь, — Квинт состроил страдальческое лицо, — С самого утра голова раскалывается. Пойду полежу лучше

— Да ну, глупость какая. Проветриться тебе надо! Враз полегчает, говорю тебе, — трактирщик упорно увлекал его куда-то в сторону двери и он, в конце концов, был вынужден сдаться.

Чем ближе они подходили к форуму, тем многолюднее становилось на улицах. Нет, до тех столпотворений, что бывали в Городе до начала проскрипций, сегодняшней толпе было далеко, — они добрались от Субурры[3] до форума буквально за считанные минуты — но все-таки.

— Интересно, их просто зарежут, как жертвенных животных или устроят какое представление? — глаза трактирщика горели неподдельным интересом, невольно вызывая у него ассоциации с галльскими друидами и заставляя усомниться в своих выводах. Поистине, этот город сошел с ума.

— Не знаю, — коротко отрезал Квинт.

— Чего ты такой невеселый-то? — с подозрением посмотрел на него трактирщик.

Вопрос выбил у Квинта почву из-под ног и заставил задуматься.

Если бы он честно сказал, что ему становится дурно от одной мысли о том, что мальчишка собирается сделать, или отрицательно отозвался о том дерьмовом театральном представлении, которое тот устроил несколько лет назад, протащив через Сенат закон о посмертном обожествлении Цезаря, он бы просто подписал себе смертный приговор, без какого-либо толку. К сожалению, красиво врать он тоже не умел — поэтому, снова пойдя на компромисс со своей совестью, он сделал вид, что не расслышал вопрос.

Тем временем они подошли к хвосту толпы и все внимание трактирщика переключилось на расталкивание людей, чтобы занять места поудобнее. О Квинте он, похоже, вовсе позабыл. Замечательно. Пусть выбраться из плотно обступавшей его толпы Квинт уже не смог бы, но теперь он мог спокойно потеряться, чтобы не изображать перед трактирщиком бурную радость от происходящего. Алиби у него всегда было при себе — старая травма колена, из-за которой он прихрамывал на правую ногу и толком не мог бегать.

Квинт постепенно сбавил скорость, практически остановился, и спокойно вздохнул только тогда, когда перестал видеть перед собой спину надоедливого трактирщика. Колено потихоньку начинало ныть. Кажется, если тот все-таки спросит, ему даже врать особо не придется.

Припадая на правую ногу, он сдвинулся еще немного вправо и занял место за какой-то молодой парочкой. Девушка обернулась и глаза ее расширились в испуге. Квинт даже не повел бровью. Шрам, пересекающий половину его черепушки, определенно не придавал ему привлекательности, а вкупе с крепким телосложением и раздраженным выражением лица запросто мог напугать какую-нибудь не в меру впечатлительную женщину. Такая реакция была для него не в новинку.

Он перевел взгляд на ростры, стараясь не смотреть на нее. Ораторское возвышение все еще пустовало — ни приговоренных, ни мальчишки, ни даже его свиты подхалимов.

Может, все-таки уйти? — промелькнула у Квинта в голове шальная мысль. От настырного подозрительного трактирщика он все равно уже отделался, смотреть на то, как Республика со свистом скатывается в более приставшее германцам или галлам варварство, у него не было ни малейшего желания, остановить происходящее и вразумить окружающих он никак не мог. Впрочем, второе вряд ли вообще требовалось. Таких, как этот трактирщик, было меньшинство — просто сейчас только они не боялись высказывать свое мнение вслух, и, как следствие, слышно было только их.

Так и не приняв никакого решения, Квинт скоро понял, что все пути к отступлению закрыты. Спереди раздавался шум шагов множества ног, командные голоса и звяканье оружия. Ему не нужно было пытаться вытянуть шею посильнее и разглядеть все получше, чтобы понять, что приближалась процессия мальчишки. Он мысленно выругался сам на себя. Теперь придется смотреть.

Ликторы, ликторы, легионеры, еще ликторы. Мальчишка был всерьез обеспокоен своей безопасностью, раз окружил себя такой армией. Чтобы разглядеть самого охраняемого, Квинту пришлось вытянуть шею до хруста.

Щуплый бледный юноша лет двадцати на вид, находился в самом центре процессии. Император Август, — ухмыльнулся Квинт про себя, припоминая один из последних опубликованных в Acta diurna[4], указов, — Ни одного боя, главное, самостоятельно не выиграл, а все туда же. Император[5].

Чего ради мальчишка сменил себе имя и чем его не устраивало быть Гаем Юлием Цезарем Октавианом, он, как и все, с кем ему доводилось обсуждать этот вопрос, решительно не понимал.

Процессия остановилась у ростр. Несколько ликторов взбежали наверх первыми, осмотрели ораторское возвышение и только после их сигнала вслед за ними проследовал мальчишка. В пурпурной тоге, являвшейся атрибутом императоров, он смотрелся невероятно нелепо, но решительно никто — и Квинт в том числе — не рискнул бы ему сказать об этом. В гневе мальчишка был страшен, а вывести его из себя, по слухам, было проще пареной репы.

— Квириты, — негромко начал мальчишка, поднявшись на ростры. Одного этого оказалось достаточно для того, чтобы разговоры в толпе стихли, — Как вам всем прекрасно известно, четыре года назад нашу великую Республику постигла поистине ужасная трагедия…

Кто-то толкнул его под руку и тут же бросил короткое:

— Извини.

Квинт обернулся на звук показавшегося ему смутно знакомым голоса, только чтобы увидеть вспотевшую спину и седой затылок говорившего — мужчина уже успел продвинуться вперед.

Раньше надо было приходить, если так хочешь все рассмотреть в подробностях, — с раздражением подумал он.

Стоило ему повернуться назад, туда, где происходило основное действо, толпа снова пришла в движение и над его ухом возбужденный мужской голос с южным акцентом крикнул:

— Гай, постой! Ты куда?! Гай!

Кричавший мужчина быстро протиснулся мимо него, едва позволяя Квинту себя рассмотреть. Растрепанный, со странной конструкцией на переносице и в не менее странной одежде, он выглядел очень непривычно.

— Извините, — повторял он, орудуя локтями, к неудовольствию окружающих людей.

В недоумении, Квинт следил за ним, пока и его спина не скрылась из виду, после чего его внимание переключилось обратно на ростры. Там мальчишка продолжал свою речь, расхаживая из стороны в сторону:

— Как надлежит любящему сыну, я возложил на свои плечи бремя мести за моего убитого отца.

В какой-то момент Квинт поймал его взгляд и ему тут же сделалось не по себе — хоть речь мальчишки была преисполнена скорби, глаза его не выражали ровным счетом ничего.

Еще один удар под руку и шипение соседей заставили его снова отвернуться от ростр. Трое странно одетых человек сосредоточенно пробивали себе дорогу через толпу, похоже, направляясь за проследовавшими в сторону ростр ранее мужчинами. Двое из них — мужчина и женщина — были одеты практически одинаково, в странные синие одежды. Варвары какие-то, что с них взять. Рабы, наверное.

— Вы уже достали! — в сердцах вскрикнула незнакомая матрона, стоявшая от него по левую руку, когда ее отпихнули в сторону. Возмущенный гул толпы вокруг ясно свидетельствовал, что все были с ней солидарны. Еще немного — и кого-то точно начнут бить.

Странно одетые люди практически синхронно что-то сказали на своем варварском, и, продолжая распихивать толпу, продвинулись вперед. Квинт почувствовал, что снова может дышать. Это не могло не радовать.

— И сегодня, перед ликом моего божественного отца, я завершу начатое! — громогласно провозгласил мальчишка, срывая шквал аплодисментов, и Квинт обернулся на звуки его голоса.

Ну вот. Все прослушал. О чем это он?

Ему пришлось сильно задрать голову, даже немножко приподняться на цыпочки, чтобы увидеть, что на другом конце Форума снова показалась процессия. Окруженные со всех сторон легионерами, понурые люди медленно брели в их направлении. Кто-то из них был ранен, кто-то серьезно избит, но даже те, на ком никаких внешних повреждений он не видел, выглядели обреченно. Всадники из Перузия, без сомнения. Но при чем тут месть?

— Назад! Все отступите на два шага назад! — прокричал кто-то вдалеке и толпа, повинуясь, сдвинулась.

Девушку, стоявшую впереди, с силой вжали в Квинта.

— Эй, ты, аккуратней! — он уперся рукой в спину мужика, что напирал на нее. Девушка посмотрела на него с благодарностью.

— Не могу, — сдавленно отозвался тот, — Меня самого давят. Ребра, по-моему, уже переломали.

Ну и на кой он вообще позволил этому трактирщику вытащить его сюда? Сидел бы сейчас в каупоне…

Толпа схлынула так же внезапно, как и нахлынула. Квинт несколько раз вдохнул полной грудью и почувствовал, что от переизбытка воздуха у него закружилась голова. Раненное колено, по которому кто-то заехал в давке, нещадно болело.

Он снова задрал голову. Впереди кучка легионеров оттеснила толпу от ростр ровно настолько, чтобы на освободившемся пространстве хватило места всем обреченным. Взгляд Квинта бездумно скользил по их лицам — обычные, ничем не примечательные италики, провинившиеся только тем, что встали в этой войне на сторону Луция Антония… А ведь с легионерами мальчишка связываться не рискнул — он знал об этом из первых рук. Еще бы — они-то сдачи дать могли.

Как мерзко.

На рострах какой-то мужчина, низко наклонив черноволосую голову, упал на колени перед мальчишкой, видимо, пытаясь вымолить себе жизнь. Что-то неуловимо знакомое было в нем, но Квинт никак не мог взять в толк что.

Рядом, сцепив губы, бледный как мрамор стоял еще один человек. Не узнать лицо того, чью жизнь он так отчаянно хотел оборвать последние несколько лет, было невозможно. Тогда, получается, второй…

Внезапная догадка осенила Квинта.

Так вот что мальчишка имел ввиду, когда говорил про месть! Но как так получилось, что Квинт не знал о том, что они пережили мясорубку Филипп[6]?

На рострах мальчишка ухватил умоляющего мужчину — Децима Брута — за шиворот, сказал тому что-то и с отвращением отпихнул от себя. Пусть Квинт терпеть мальчишку не мог, в это короткое мгновение он был всецело на его стороне. Разве что, будь он на его месте — одним толчком этот ублюдок, которого он когда-то считал своим командиром[7], не отделался бы.

Но зачем мальчишка притащил их сюда?

На Квинта навалились смешанные чувства — с одной стороны, он был очень даже «за» то, чтобы наконец-то прикончить эту парочку, но с другой — опасался того, что могло прийти в голову мальчишке.

Мальчишка, тем временем, снова повернулся к толпе и со сталью в голосе сказал, обращаясь как бы вовсе не к ним, но конкретно к этим двоим:

— Будем надеяться, что божественный Юлий сочтет эту жертву достаточной. Вы должны умереть.

Над форумом в одночасье повисла звенящая тишина, пока все пытались хоть как-то осознать, что только что услышали.

Квинт не стал исключением. Как и все, он замер на месте и невидящим взглядом уставился на ростры. Боль в колене и раздражение ко всему на свете отошли даже не на второй — на десятый план.

Нобили. Мальчишка собрался принести в жертву нобилей. Римских граждан. Даже сейчас, когда Квинт думал, что глубже падать было просто некуда, он ухитрился одной фразой пробить очередное дно.

— Гай Октавий Фурин! — прорезал тишину знакомый мужской голос, и Квинт ожил, пытаясь взглядом разыскать этого смертника до того, как его прикончат.

В запасе у него было хорошо если минут пять. Все в Городе знали, как мальчишка относится к упоминанию того имени, что дали ему при рождении.

— Ты что тут устроил?! Какая жертва? Какое «сочтет достойным»? Мы граждане Рима, или кучка варваров, в конце концов?! — невидимый ему мужчина продолжал озвучивать вслух все его мысли, даже не пытаясь их, — а заодно и свою стремительно надвигающуюся кончину, — хоть как-то смягчить.

После этих слов толпа на секунду замерла, а затем, повинуясь нахлынувшей панике, синхронно отступила, увлекая за собой Квинта. Колено прострелило болью, дикой настолько, что у него перед глазами вспыхнули молнии, но он все равно как-то сумел удержаться на ногах и даже остаться на своем месте. Теперь, когда ряды стоявших перед ним значительно поредели, он отчетливо видел происходящее впереди.

Четверо странно одетых человек, виденных им ранее, остались один на один с легионерами и ликторами. Женщина испуганно озиралась, мужчины пытались вразумить того седого, что прошел мимо него первым, но он не обращал на них никакого внимания. Взгляд его был прикован к рострам. Квинту не нужно было видеть его лица, чтобы точно знать, что он пытается убить мальчишку взглядом.

Загораживающий от него седого, мужчина в синих одеждах махнул рукой и отошел в сторону, позволяя Квинту разглядеть первого получше.

Какого…?!

Открывшиеся его взору руки седого были покрыты ужасающего вида шрамами. Квинт неожиданно вспомнил, что и голос того показался ему знакомым — и его чуть не сбило с ног внезапным осознанием.

Нет… Быть такого не могло…

— Что вы стоите? Схватить его! — со сталью в голосе приказал легионерам мальчишка.

Явно не ожидавший такого поворота седой растеряно оглянулся — и у Квинта закружилась голова.

Может.

На долю секунды их взгляды пересеклись.

— Калавий… — по губам Цезаря прочитал Квинт.

Легионеры обступили его со всех сторон и замерли в нерешительности.

— Схватить, я сказал! — тоном, не терпящим возражений, мальчишка повторил приказ.

Несколько легионеров переглянулись и, повинуясь приказу, набросились на Цезаря.

Квинт отмер и ломанулся вперед, бесцеремонно расталкивая стоящих спереди людей.

Гладиус одного из легионеров пронзил грудь бросившегося на помощь Цезарю варвара в синем и тот беспомощно осел на землю. Другой легионер замахнулся на мужика со странной конструкцией на переносице. Тот едва успел увернуться от прямого попадания, но Квинт видел, как меч по касательной задел его бок — и брызнула кровь.

Толпу окончательно захлестнула паника. С криком, люди бросились врассыпную — и Квинт почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.

А потом пришла боль.

[1] Мы это скорее называем таверна, но в латыни taberna — это любой магазин. Поэтому — прямая калька с латыни.

[2] Центурион сдвоенной, первой и второй, когорт. Самая высокая должность, до которой может в теории дослужиться обычный легионер республиканских времен.

[3] Современный Рионе Монти, если конкретнее — в районе метро Кавур. На тот момент — злачный район.

[4] Первая в мире газета-не газета, но периодика. Начали выпускать в 59ом, должны были прекратить вскоре после описываемых событий.

[5] В республиканском понимании император — это не правитель, а победоносный полководец. До того, как этот термин приобретет современное значение еще не одна сотня лет.

[6] Битва при Филиппах. Случилась за два года до описываемых событий и закончилась разгромным поражением сил «республиканцев». Кавычки — потому что как обычно, все не так однозначно.

[7] Децим Брут — старый цезарианец. Был легатом еще в галльскую кампанию, остался им же во время гражданской войны, а потом по неизвестным причинам влился в ряды заговорщиков.