Мы победили.
Каких-то несколько дней назад Квинт обнаружил свое имя в списке приговоренных — и в первый раз в жизни почувствовал на шее холодные пальцы Аида. Тысячи раз до этого он ходил по лезвию ножа, но не ощущал этого пугающего холода. В бою все было не так. В бою он никогда не успевал почувствовать страх. В бою эмоции отступали куда-то на второй план, уступая место выучке и отстраненному расчету. В бою смерть всегда была рядом и воспринималась как нечто должное.
Все было иначе в этот раз.
Мы победили.
Какие-то несчастные сутки назад он сидел дома у Бальба и не знал, что же им делать дальше. Не знал, выберется ли когда-нибудь оттуда живым.
Мы победили.
Он успел написать на пергаменте только эти два слова до того, как скрип входной двери выдернул его из мыслей, заставляя оторваться от письма.
Кого там еще принесло?
Отгоняя оцепенение, Квинт помотал головой и обернулся на звук. Сердце пропустило несколько ударов и заколотилось с утроенной силой.
— Ворен? Пулло? Авит? — недоуменно воскликнул он, — Вы как меня нашли?
Харон, с ними он когда-нибудь точно заработает сердечный приступ.
Ворен выглядел как довольный котяра, умыкнувший с хозяйского стола жирный кусок мяса, и от него ощутимо разило выпивкой.
— Тоже мне секрет, — хохотнул он, — Да весь Город уже, наверное, в курсе, что ты поселился у Пизона!
Не дожидаясь приглашения, они прошли вовнутрь, и Ворен вальяжно упал на ложе. Квинт вздернул бровь. В атрии царил полнейший беспорядок и то, что ему удалось найти свободное от завалов вещей место, было истинным чудом.
Или все-таки не удалось?
На лице Ворена промелькнуло удивление. Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее. Не помогло — и тогда он, пошарив по ложу, достал из-под себя маленькую пластиковую карточку.
Неожиданно даже для самого себя, Квинт подорвался с кресла, быстро пересек разделяющее их расстояние и резко вырвал предмет у обалдевшего от такой реакции Ворена.
Удостоверение личности гражданина Итальянской Республики с портретом Цезаря.
Только что над ухом Квинта просвистел пилум, от которого он едва сумел увернуться. Цезарь категорически не хотел, чтобы подоплека истории с его возвращением стала известна всему Городу, а Ворен чуть было не сломал всю их конспирацию одним непринужденным движением руки.
— Э-э-э, Квинт, ты чего? — выдавил из себя ошарашенный Ворен.
Покрепче сжав твердую карточку в руке, — так, чтобы ее не было видно, — Квинт постарался придать лицу как можно более непринужденное выражение:
— Да не важно. Вы чего пришли-то, народ?
Такой ответ Ворена ни капли не удовлетворил. Он смерил Квинта подозрительным взглядом, но сказать ничего не успел — в их разговор самым наглым образом вклинился Пулло:
— А то ты сам не догадался? — хитро прищурился тот, — Погнали с нами отмечать! Мы уже пару-тройку кабаков возле форума забили.
Квинт уцепился за эту фразу как утопающий за соломинку:
— Ага, и даже начали без меня, я посмотрю, — с кривой усмешкой он кивнул в сторону Ворена, намекая на сильный запах выпивки, который от того исходил.
Сработало. Пулло захватил наживку и с притворным удивлением спросил:
— Да это же разве начали? Все кабаки целые, бордели пустуют, даже морду пока никому не набили. Ты ничего не пропустил, — хохотнул он, — Давай, зови Цезаря, и погнали.
Ответить Квинт не успел — стоило ему открыть рот, входная дверь хлопнула еще раз, впуская вовнутрь растрепанного и необычайно живого для своего возраста пожилого мужчину, в котором он практически мгновенно опознал консуляра Луция Аврелия Котту.
Проходной двор какой-то, а не дом.
— Калавий, слушай, а где Цезарь? — оглянувшись, с порога спросил Котта.
Брови Квинта поползли вверх в удивлении. Они познакомились всего несколько часов назад, но каким-то образом Котта все равно ухитрился сразу запомнить его, простого отставного центуриона.
— Спит. Сказал, что подремлет пару часов и встанет, и вот, — Квинт развел руками, — Мы решили его не будить, пусть отоспится. Ну… Ты же его знаешь.
Котта с улыбкой покачал головой:
— Да уж знаю! Племянничек… А Пизон куда подевался? Только не говори мне, что тоже дрыхнет!
Квинт усмехнулся в ответ:
— Не, он в таблинуме. Вроде, письмо какое-то написать собирался.
— Ага, спасибо, — кивнул Котта и скрылся в глубине дома, за раздвижной дверью таблинума.
Нетерпеливый Пулло снова окликнул Квинта, отрывая его от размышлений:
— Ну так что? Ты с нами?
Квинт ответил не сразу. Он оглянулся, взвешивая все “за” и “против” — и довольно быстро обнаружил, что, несмотря на неуемное любопытство Ворена, “за” побеждало с огромным перевесом.
А письмо, а что письмо? Его можно было написать и всем вместе.
Квинт усмехнулся:
— Ты еще спрашиваешь! Конечно! Сейчас, погоди, какого-нибудь раба найду, попрошу, чтоб Цезарю передал, чтобы как проснется, к нам заглянул — и можно выдвигаться. Вы, кстати, в каком там кабаке засели?
— Не в каком, а в каких, — заржал Авит и Квинт тут же понял, что ему бессовестно врали.
Судя по тому, как заплетался его язык, начали они еще много часов назад, а сейчас уже активно продолжали.
— Вот во всех тех, что по Этрусской за старыми лавками, — продолжал Авит, — Не промахнешься при всем желании.
Богатый опыт подсказывал Квинту, что, с таким-то размахом, и без набитых морд уже не обошло. Ну Пулло…
Найти раба оказалось задачей непростой. В целях конспирации Пизон разослал из дома почти всех — кого с поручениями, а кого просто на выходной, — и теперь, как Квинт ни искал, найти ни одного из них не удавалось.
Помощь пришла с неожиданной стороны. На поднятый им шум из одной из комнат выглянула Мария.
— Квинт? — сонно зевнула она, — ¿Qué es esto?[1]
Догадаться, что она сказала, было не так уж и сложно.
— Да вот, раба ни одного найти не могу, — немного виновато улыбнулся Квинт, — Можешь передать Цезарю, что мы на Этрусской отмечаем? Ну, когда он проснется.
— Конечно, — кивнула Мария и, явно подбирая слова, переспросила, — Отмечаете?
— Не-не-не, — Квинт сразу вытянул руки вперед, — Даже не думай. Там все уже бухие, женщине там делать нечего.
— Почему?
— Ты красивая, молодая, к тебе по любому будут приставать, — просто пояснил Квинт, — Я расслабиться хочу, а не охранять тебя весь вечер.
Марии не оставалось ничего, кроме как признать его правоту. Быстро сунув ей удостоверение личности Цезаря, он вернулся к сослуживцам и вместе они вышли из дома в прохладу слабоосвещенной в это время суток улицы.
Палатин пустовал. Из-за стен домов лаяли собаки, изредка по улицам пробегали рабы, но по дороге они не встретили и десятка человек. Ничего удивительного в этом не было — местные богатеи еще толком не разобрались, что произошло, не понимали, что они, бунтовщики, собирались делать — и поэтому на всякий случай сидели тише воды, ниже травы. После всего случившегося, Квинт, в некоторой степени, их даже понимал.
Картина стала меняться сразу же, стоило улице под их ногами пойти под откос. По мере отдаления от самых богатых кварталов, на улицах появлялось все больше и больше людей.
На форуме так и вовсе стоял страшный гвалт и было сложно протолкнуться. Люди ждали новостей, но Цезарь с Бальбом — пожалуй, единственные, кто им мог предоставить желаемое, — сейчас спали беспробудным сном дома у Пизона.
Для такого столпотворения, обстановка была на удивление мирной. Никого нигде не били и не грабили. Никто не орал с ростр, поднимая народ на восстание. Даже карманники, которые так любили подобные скопления людей, казалось, сегодня дружно решили отдохнуть.
Они уже пробрались сквозь толпу и вышли к повороту на Этрусскую, когда Ворен неожиданно спросил:
— Слушай, Квинт, а Цезарь вам ничего не рассказывал? Ну, как оно все так получилось? — его недоуменный взгляд явно свидетельствовал о том, что он до сих пор не в полной мере верил в произошедшее, даром что сам был и свидетелем — и активным участником.
Квинт закашлялся. Вопрос словно выбил воздух у него из груди. Откашлявшись, он помотал головой и постарался как можно скорее свернуть с неудобной темы:
— Не. Он отрубился, как только до подушки дополз. Потом расскажет, думаю.
— Ну… Оно и неудивительно, — прокомментировал немного отставший от них Авит. Ноги его уже заплетались от количества выпитого.
Надо же, так сопротивлялся их плану, а как нажраться по поводу победы — так первый.
Как ответить на совершенно закономерный вопрос Ворена, Квинт не знал. То, что им рассказал Цезарь, никак не хотело умещаться в голове. Если бы у него не было никаких доказательств, которые можно было пощупать, Квинт решил бы, что это все — плохая и несмешная шутка. К сожалению, доказательств у Цезаря было в избытке — и, получив их, Квинт не знал ни что думать, ни как жить с этой информацией.
По всему выходило, что он совершенно ничего не знал о том мире, в котором жил — и от этого становилось до ужаса не по себе.
— Квинт? Эй, Квинт? — раздался сбоку голос Пулло.
Квинт потряс головой, отгоняя наваждение.
— Чего?
— Чего-чего, — передразнил его Пулло, — Пришли, говорю. Да что с тобой сегодня такое?
— Да не, ничего, не парься, — Квинт махнул рукой.
Теперь не только Ворен, но и Пулло тоже сверлил его подозрительным взглядом.
— Да ладно, Тит, Луций, чего вы к нему пристали? — жизнерадостно заявил Авит и хлопнул Пулло по плечу, — У нас праздник, или как? Пошли, я уже, кажется, совсем протрезвел. Надо это срочно исправлять!
Переглянувшись, Ворен и Пулло синхронно кивнули. И они пошли дальше.
На Этрусской жизнь била ключом. Кто-то просаживал последние деньги в кости. Те, кому не хватило места в кабаках, пьянствовали сидя на бордюрах или даже прямо на холодной брусчатке дороги. Судя по доносившимся отголоскам звуков, где-то вдалеке уже что-то громили. То ли под шумок решили поживиться единомышленники Клодия[2] с Милоном, то ли, что более вероятно, их сослуживцы что-то не поделили.
“Только начали”. Ну да. Конечно.
Нет, так дело не пойдет, — решил Квинт и толкнул плечом дверь первого попавшегося кабака.
Вино лилось нескончаемым потоком. Вот уже несколько часов они непрерывно пили — и тосты уже пошли на четвертый, или даже пятый круг.
С каждым кубком мир вокруг Квинта расплывался все сильнее и сильнее. Часть его сослуживцев уже храпела на скамьях и даже на полу, а вино в этой забегаловке даже не думало кончаться. Ее хозяин, пузатый грек с хитрыми глазами, алчно пересчитывал вырученные за сегодня деньги. Мальчишки-разносчики сбивались с ног, пытаясь выполнить все заказы одновременно, а повара на кухне, — Квинт был в этом совершенно уверен, — уже прокляли их всех вместе и каждого по отдельности до десятого колена за незапланированную ночную работу, за которую им еще наверняка не заплатят.
Сейчас Квинту не было до этого никакого дела. Впервые за последние несколько дней ему было спокойно и хорошо.
— Мужики! А за Пулло-то мы еще не пили, — внезапно вспомнил он и незамедлительно озвучил свою мысль вслух. Поймав несколько недоуменных взглядов тех сослуживцев, кого вчера с ними не было, он поспешил пояснить, — Не проберись он вчера через оцепление, мы бы тут сейчас не сидели.
— Точно. Перерезали бы нас там всех у Бальба, как пить дать, — согласно кивнул Ворен, поднимая до краев наполненный кубок.
— Не, ну тогда уж и за Исаврика надо выпить, — оторвавшись от тарелки, с набитым ртом сказал Пулло, — Он мог меня выдать с потрохами, когда я через его забор полез — и нас бы всех накрыли. Но не выдал же.
— Мужики, пока вы тут разбираетесь, за кого мы еще не пили, у нас вино нагревается. Непорядок, — неожиданно напомнил всем Авит. Собравшиеся вокруг стола в едином порыве одобрительно загудели, — Давайте уже просто за нас.
— За нас мы уже пили, — резонно заметил Квинт, — Я уже со счету сбился сколько раз.
— Ну и что? Давайте еще! — согласный гул стал Авиту ответом. Повинуясь мнению большинства, он привстал, поднял кубок и на все помещение громко сказал, — Мы все внесли свой вклад, мужики. Не будь любого из нас там, где он был, у нас бы ничего не вышло. Ну, за нас!
— За нас! — подхватили тост десятки глоток.
Квинт оторвал свой кубок от стола и присоединился к ним. Авит, может быть, и был редкостным засранцем, но сейчас он был совершенно прав — выделять кого-то одного было бы неправильно.
— За нас! — крикнул Квинт, осушил свой кубок до дна и тут же потянулся за амфорой, чтобы подлить еще.
— Слушай, Квинт, — одернул его Ворен, расправившись со своим вином, — А что там с тобой пару дней назад случилось-то? Ты так и не рассказал толком.
— М? — Квинт недоуменно поднял бровь, рука его прямо с поднятой амфорой застыла в воздухе.
— Ну помнишь ты побитый перед рострами стоял и на списки пялился?
— А, — коротко отозвался он и опустил амфору на место, — Да что там рассказывать. Избили меня. Человек десять их было. Шакалы малолетние. Только толпой на одного и умеют набрасываться.
— И чего вы не поделили? — на лице Ворена читалось непонимание.
Квинт отпил вина, и, выдержав паузу, сказал:
— Им сильно не понравилась правда. Ворен, ну ты как вчера родился. Но это еще ладно, если бы они не начали катить бочку на десятый, может никакой драки и не было бы, — он пожал плечами.
Брошенное походя, его откровение, однако, произвело фурор среди отдельно взятого стола в отдельно взятом кабаке. Пулло оторвался от еды и аж подскочил со скамьи от возмущения.
— Чего-о-о?! — закричал он, — Они совсем что ли оборзели, гнать на десятый? Кто это был? — демонстративный удар кулаком о ладонь красноречивее любых слов свидетельствовал о его намерениях.
Сослуживцы встретили его слова одобрительным гулом. Нахлынувшие воспоминания, их реакция и алкоголь в крови в совокупности давали ядреную смесь — и поначалу абсолютно спокойный Квинт тоже быстро начал закипать.
— Салаги какие-то, говорю. Из второго или третьего, точно не знаю. У них рыжеватый придурок какой-то был за главного, — Квинт коварно прищурился.
План мести ярко горел в голове.
— Квинт, ты думаешь о том же, о чем и я? — улыбка Пулло не предвещала ничего хорошего.
Ухмыльнувшись, Квинт кивнул и ударил кулаком по столу:
— Пора нанести им ответный визит. Не за меня. За десятый.
Несмотря на поздний час, на улице было шумно и непривычно многолюдно. Даже здесь, в центре Города, кабаки обычно закрывались до начала второй стражи и к этому времени на улицах оставались только единичные запоздавшие пропойцы.
Сейчас все было иначе. Внутри кабаков горел свет, из окон раздавалась музыка, а двери были приветливо распахнуты. Улицы были забиты пьяными галдящими людьми. Их стихийная пьянка уже покинула пределы Этрусской улицы и постепенно без боя захватывала все большее и большее пространство.
Выйдя на форум, Квинт заподозрил, что весь Город уже стоял на ушах. Добравшись до ворот, что вели на Марсово поле — он окончательно в этом убедился. Единственными трезвенниками среди этого огромного праздника оставались только поставщики кабаков, магазинов и рынков, что сейчас собрались в огромную очередь, тянувшуюся аж от театра Помпея[3]. Кислые выражения их лиц резко контрастировали с окружающим пьяным весельем. Планы поставок срывались, и они ничего не могли с этим поделать — въехать сейчас в Город на запряженных повозках значило схлопотать себе на голову сразу несколько дел за непредумышленное убийство.
Пьянка распространялась со скоростью пожара и достигла Марсова быстрее, чем Квинт с сослуживцами. Каждые несколько футов их неизменно останавливали и подливали им еще вина. По дороге они уже потеряли несколько бойцов — и с каждым новым кубком, всунутым им в руки, вероятность потерять еще кого-нибудь возрастала.
— Так, и где они были? — Пулло оглянулся и чуть было не упал, потеряв равновесие, прямо в лужу, но его честь спасла толстая кирпичная стена инсулы.
Квинт задумчиво почесал голову:
— Во-о-о-он там, — он ткнул пальцем, — Они меня в переулке зажали.
Пулло утвердительно икнул, и, пошатываясь из стороны в сторону, пошел в указанном направлении.
— Тит, ты дурак? — одернул его повеселевший Ворен, — Думаешь, они там два дня стоят, ждут, пока мы им морды бить придем?
Пулло замер на месте и обернулся. На лице его было написано искреннее удивление.
— Квинт, они из какого были? — Ворен быстро переключился.
Квинт почесал голову:
— Не знаю. У них с собой знамен не было.
— Дерьмо, — цокнул Ворен, — Ладно. Рожи-то ты их помнишь хотя бы?
— Помню, — утвердительно кивнул Квинт.
— Тогда пошли искать.
В стационарном лагере, занимаемом сейчас вторым, царило запустение. Редкие рабы и гражданские из обслуги бегали по улицам, всех остальных же было не найти. Несмотря на то, что некогда они были соратниками, Квинта распирала гордость. Дневной бой вышел славным, раз, пусть вынужденные, но все же враги теперь попрятались по норам.
Совсем по-другому обстояла ситуация у третьего. Квинт, конечно, догадывался, что после того, как у них побывал Бальб, они сразу же переметнулись, — хотя бы потому, что за дневным боем не последовал следующий, — но на такой масштаб праздника явно не рассчитывал.
Откуда-то в центре лагеря поднимался дым и пахло чем-то аппетитным. Часовых не было видно, зато сквозь открытые нараспашку ворота открывался прекрасный вид на забитый нетрезвыми людьми лагерь. Среди туник и лорик легионеров выделялись тоги многочисленных гражданских зевак.
— Э-э-э, а эти-то чего? — протянул Ворен, ошарашенно разглядывая открывшуюся их глазам картину, — Они же…
— Люди мальчишки, ага, — кивнул Квинт, перебивая его, — Ну, а подумать? Почему они за ним вообще пошли?
— Да потому же, почему и мы. Месть, — Ворен выглядел так, словно считал, что сказал самую очевидную в мире вещь и ему стыдно за то, что его друзья настолько тупые, что сами не догадались.
Пулло скривился и отрицательно помахал головой:
— Не, не думаю. Луций, ну какая месть? Это же новый набор, у них и центурионы — мелочь тридцатилетняя. И те из помпеянцев.
— Именно, — согласился с ним Квинт. Он слабо представлял себе личный состав что второго, что третьего, но слова Тита очень хорошо ложились на его видение ситуации, — Местью тут и не пахнет, и никогда не пахло.
— Думаешь, деньги и земли? — подвыпив и немного позабыв о высокопарных вещах типа долга и чести, Ворен начинал лучше соображать.
— Угу. Они самые, — энергично кивнул Квинт, — А днем у них был Бальб. Смекаешь?
— Думаешь, он их перекупил? — вздернул бровь Пулло.
— Не думаю, Тит. Знаю. Из первых рук, — на какое-то мгновение Квинт ухмыльнулся, но затем снова помрачнел, — Только вот как нам этого рыжего с дружками теперь тут найти…
Никакого другого плана, кроме как ходить по лагерю, заглядывая всем встречным в лица, им не удалось придумать даже коллективным разумом, но и этот быстро оказался прерван.
— Калавий, — раздался хриплый командный голос откуда-то сзади.
Разглядывавший лицо очередного мирно спящего пьяного салаги Квинт вздрогнул, обернулся и на автомате вытянулся по стойке “смирно”. Вбитым в голову автоматизмам невозможно было объяснить, что он уже давно ушел в отставку.
В окружении празднующих легионеров трезвый и заспанный Цезарь смотрелся до ужаса неуместно.
— Калавий, что здесь происходит? — Цезарь переступил через разбитую амфору на земле, сокращая расстояние между ними, — Я пришел на Этрусскую, а мне там сказали, что вы всей толпой полчаса назад ушли кого-то бить.
— И чего такого? — Квинт расслабился и украдкой посмотрел на спящего салагу. Нет, не тот, — И вообще, эти придурки хотели меня убить и бочку на десятый гнали. Пришло время расплаты, — губы растянулись в хищной ухмылке.
Воровато оглянувшись, Цезарь достал откуда-то помятую пачку, вытряс из нее что-то, что он называл сигаретами, и прикурил.
— Ты же понимаешь, чем это все закончится? — он вопросительно вздернул бровь, выдыхая облачко дыма, — Позавчера они избили тебя, сегодня вы изобьете их, завтра они придут вам мстить. Так будет продолжаться до первого трупа, а потом… — он пожал плечами, — Кровная месть — дерьмовая идея. Она ничего не решает. Наоборот — только усугубляет.
Вино бушевало в крови и, подогретое уязвленной гордостью, требовало покрепче ответить ему. Крик Пулло “Нашел!” и последовавший за ним удар лишили Квинта этого шанса. Потеряв к нему всякий интерес, Цезарь резко сорвался с места и побежал на звук, тихо, но отчетливо матерясь себе под нос. Отойдя от первичного шока, Квинт погнался за ним, но пьяные ноги плохо его слушались — и он закономерно отстал.
Найти место стычки, однако, не составило никакого труда. Достаточно было просто идти на звуки драки и крики толпы.
Вокруг Пулло и второго парня уже образовалась импровизированная арена. Расчищенный от людей и столов круг, сформированный плотной стеной из людей. Пьяный Пулло с фингалом под глазом стоял прямо по центру. В одной руке у него была амфора — и судя по его разъезжающимся в разные стороны глазам, в ней оставалась хорошо если половина напитка. Его противник, согнувшись пополам, стоял поодаль и плевался на песок кровью.
Его лицо было Квинту незнакомо.
— Тит, это не… — начал Квинт, но с такого расстояния Пулло не мог его услышать.
В руках у его противника что-то блеснуло.
— Вы что, решили, что раз вы служите еще с прошлой войны, вам все можно? — его тихий голос почему-то был отлично слышен даже сквозь шум толпы, — Помните Помпея. Помните Цезаря. И что? Какого вы решили, что это каким-то образом ставит вас выше нас? — постепенно повышаясь, его голос сорвался на крик.
Крики толпы кристаллизировались, превращаясь из невнятной какофонии в отдельные слова — и Квинт с ужасом осознал, чего они требовали все это время.
Крови.
Квинт не успел даже дернуться, когда противник Пулло, — молодой салага, — с яростным криком рванул в его сторону. В руке у него блестел наточенный меч.
Все было закончено, не успев даже начаться.
Толпа смолкла. Догорающая сигарета валялась на песке.
Между Пулло и салагой стоял Цезарь — и каким-то чудом удерживал их за предплечья на приличном расстоянии друг от друга.
— Вы что здесь устроили? — в повисшей оглушающей тишине негромкий голос Цезаря был отлично слышен, — Гладиаторские бои? Вы солдаты Рима, или кучка пьяных варваров?
— Этот придурок с дружками отметелил Квинта! — пьяно возмутился Пулло.
Салага зарычал:
— Отметелил Квинта? Значит поделом!
Квинт пересек разделявшее их расстояние в несколько шагов и оказался рядом с Цезарем.
— Это не он, — шепотом сказал Квинт на ухо Пулло.
Глаза того чуть не выпали из орбит.
— Что?
— Это не он, Тит, ты ошибся — повторил Квинт.
Из носа салаги текла кровь. Его посиневшая переносица намекала на то, что без перелома тут не обошлось, а глаза стремительно наполнялись слезами.
— Успокоились? — Цезарь тряхнул их обоих за плечи.
Пулло неуверенно сглотнул и кивнул. Меч выскользнул из руки салаги и с глухим звуком упал на песок.
— Ну вот и отлично, — Цезарь отпустил их.
Продолжения не последовало. По толпе пронесся разочарованный вздох.
— Солдаты, — Цезарь обернулся к собравшимся. Его голос теперь звучал намного громче, — Мне кажется, в пучине этих братоубийственных войн вы забыли одну очень важную вещь. Мы не враги друг другу. У нас одна Республика на всех. Вы вообще себя сейчас слышали? Требовать, чтобы один ваш сослуживец зарезал другого? Я не буду спрашивать, не стыдно ли вам, потому что это чувство вряд ли вам знакомо.
Оглушающая тишина вернулась.
Проникающий в саму душу взгляд Цезаря скользил по толпе, заставляя каждого, кто поймал его, виновато опустить глаза.
— Квириты.[4]
Одного обращения хватило, чтобы спина Квинта покрылась плотным слоем мурашек.
— Еще одна подобная выходка, и к вам будет уместно обращаться только так. Я об этом позабочусь, — неожиданно, закончил Цезарь, — Продолжения не будет. Можете расходиться.
Собравшиеся не спешили следовать его приказу. Их ошеломление можно было пощупать. Противник Пулло присел на корточки, схватился за голову и тело его содрогнулось. Это не ускользнуло от взгляда Цезаря.
— Пулло, — от звука своего имени Пулло вздрогнул, — А объясни мне, что у вас здесь такое происходит, что новобранцы в пьяной драке с мечами на эвокатов бросаются, а потом начинают рыдать? — он говорил шепотом.
Толпа только-только начинала рассасываться, любопытных ушей вокруг еще было слишком много.
— Понятия не имею, — на лице Пулло было написано искреннее удивление, — Он вообще не из моего легиона, я его даже не знаю.
— Калавий? — Цезарь обернулся к нему.
Квинт отрицательно помотал головой:
— Я три года как в отставке. Пока я еще был в армии, такого не было.
От толпы остались только отдельные зеваки, но тем хватило несколько страшных взглядов, брошенных Квинтом для того, чтобы понять, что греть уши — идея плохая.
— Парень, — Цезарь присел на корточки рядом с салагой, — Ты из какого легиона? Какая когорта?
Салага ответил не сразу, но когда ответил — голос его дрожал:
— Третий. Четвертая когорта.
— Почему ты бросился на Пулло?
— Да я не…! — начал было Пулло, но одного взгляда Цезаря хватило для того, чтобы он замолчал.
— Да он мне нос сломал! — заорал салага, поднимая голову. Словно в подтверждение его слов, везде разлетелись капли крови.
— И ты решил его за это убить? — вкрадчиво спросил Цезарь, — Только за это?
Салага молча помотал головой.
— Тогда за что? — Цезарь не собирался так просто сдаваться.
Салага продолжал молчать. Пулло подошел к нему и протянул руку:
— Прости за нос, а? Я обознался. И силу удара не рассчитал.
С недоверием, салага переводил взгляд с открытой ладони Пулло на его лицо и обратно, но не спешил отвечать на жест.
— Ну давай, помогу встать, — прямым текстом предложил Пулло, и только после этого салага с опаской ухватился за его руку и поднялся.
Его затравленный взгляд метался между ними.
— Так за что? — так и не дождавшись от него ответа, Цезарь повторил свой вопрос еще раз.
Салага на мгновение замер, а затем с ненавистью бросил:
— Да пошли вы все. И ты, и ты, и ты! — после чего подхватил с песка свой меч и, развернувшись, пошел в противоположную сторону.
Квинт собирался уже броситься ему наперерез, но рука Цезаря, упершаяся ему в грудь, остановила этот порыв.
— Отстань от него, — шепотом сказал Цезарь.
— Он собирался убить Пулло! — так же шепотом отозвался Квинт.
— Угу, — кивнул Цезарь, — И ты не хуже меня знаешь, что на пустом месте такого не бывает.
Салага быстро удалялся от них, оставляя на песке капли крови.
— И что теперь делать? — голос Пулло сорвался, — Он же может кого-нибудь другого прирезать.
— Никто не пострадал. Он не совершил никакого преступления. Любой хотя бы относительно трезвый адвокат развалит это дело в суде за пять минут, — Цезарь бросил на Пулло выразительный взгляд, — А со всем остальным… А со всем остальным, я думаю, у тебя будет прекрасный шанс разобраться лично.
— В смысле? — брови Пулло метнулись вверх в удивлении.
— Как только разберемся с вашим командованием, я постараюсь выбить тебе место примпила. В твоем легионе оно уже занято, поэтому… — Цезарь развел руками.
Пулло сделал несколько больших глотков из амфоры прежде, чем переспросить:
— Мне?
— Тебе-тебе, — Цезарь криво усмехнулся, — А что, ты хотел остаться безнаказанным? — смешок сорвался с его губ.
— Нет, — помотал головой Пулло, — То есть да. То есть… Спасибо! Я не ожидал, — теперь его глаза горели не только от количества выпитого, но и от радости.
Цезарь неопределенно махнул рукой.
— Тит, дай хлебнуть, — ожил Квинт. В горле неожиданно, но сильно пересохло.
Пулло посмотрел на амфору, так, словно в первый раз в жизни ее видел, перед тем как протянуть ее Квинту. Только дорвавшись до заветного алкоголя, Квинт сразу же сделал несколько жадных больших глотков.
— А как же тот рыжий? — с неизменным ошеломлением на лице спросил Пулло.
Цезарь был прав. Месть — это тупик. Тупик, заворачивающий кровавую спираль только сильнее.
— Забей. Было и было, — Квинт махнул рукой, лишь на мгновение оторвавшись от амфоры. Вино потекло по подбородку.
— Мне оставь, — попросил Цезарь.
Квинт смерил его оценивающим взглядом перед тем, как кивнуть. Вина в амфоре оставалось намного больше, чем ему изначально показалось. Должно было хватить на всех.
Тяжелая печальная тишина с нотками ошеломления едва успела повиснуть, как ее тут же уничтожил жизнерадостный голос Ворена:
— О, мужики, а вы чего тут? А я вас везде ищу! — он появился из-за здания казарм будто бы из ниоткуда, — О, Цезарь, и ты тут?!
Цезарь поперхнулся вином и молча кивнул. Квинт злорадно ухмыльнулся. Теперь бесконечное любопытство Ворена наконец-то можно было перенаправить по адресу.
— Ворен, ты чего такой радостный? — подозрительно прищурился Пулло, — Мы тут так навоняли бухлом, что на запах выполз дух Катона и вы отлично повыносили друг другу мозги что ли?
Цезарь прыснул в кулак.
— Ага, почти, — хмыкнул Ворен, — Там, на форуме, поляну накрывают. Говорят, Руф решил проставиться.
— А это значит что? — быстро подключился к дискуссии Квинт.
— Халява! — завершил за него Пулло, провоцируя очередной приступ смеха у Цезаря.
Кто-то снова сунул Квинту в руки амфору, и, недолго думая, он осушил ее до дна.
Это стало его последним четким воспоминанием.
Дальше все было как в тумане.
Они куда-то шли. С кем-то пили. Потеряли Пулло. Нашли Пулло в компании трех незнакомых проституток. Выпили с ними. Провал.
Форум. Накрытые столы. Амфоры с вином. Чьи-то рабы. Лица сослуживцев. Недописанное многострадальное письмо. Вино. Яркая вспышка. Провал.
Какие-то люди куда-то его несут.
Провал.
И последняя внятная мысль, намертво отпечатавшаяся в сознании. Завтра он тысячу раз пожалеет, что не помер еще где-нибудь под Диррахием.
[1] (исп.) Что происходит?
[2] Публий Клодий Пульхр. Тит Анний Милон. Два смутьяна из середины 50ых. Политические лагери разные, а методы одинаковые.
[3] Примерно район Largo di Torre Argentina. Здание самого театра чуть дальше, в сторону Ватикана, комплекс театра начинался где-то от одноименной остановки.
[4] Обращение, уместное только к гражданским, не к военным.