Верн Уильямс пошел спать. Остальные посидели еще немного. Гордон Джонс сказал, что форель на сей раз жестковата — очень уж вода холодная.
На следующее утро они встали поздно, выпили виски, еще немного порыбачили, потом сложили палатки, свернули спальные мешки, взяли вещи и пошли к машине. На машине доехали до ближайшей телефонной будки. Говорил Стюарт, а остальные сгрудились вокруг на солнцепеке. Он продиктовал шерифу их имена. Скрывать им было нечего. И нечего стыдиться. Они согласились подождать полицейских, чтобы показать дорогу и подписать показания.
Когда он вернулся домой, я уже спала. Проснулась я, только услышав шум на кухне. Встала и вышла к нему — прислонившись к холодильнику, он пил пиво. Потом обнял меня своими ручищами и погладил по спине. В постели он снова обнял меня и вдруг застыл, словно о чем-то задумался. Я повернулась к нему и тоже обняла его. После он, кажется, так и не заснул.
В то утро он встал гораздо раньше меня. Видимо, хотел проверить, не появилось ли что-нибудь в газетах.
Телефон зазвонил сразу после восьми.
— Идите к черту! — закричал он в трубку.
Не успел он ее положить, как телефон зазвонил снова.
— Мне нечего добавить к тому, что я уже рассказал шерифу!
Он с силой бросил трубку на рычаг.
— Что происходит? — спросила я.
И тогда он рассказал мне эту историю.
Я сметаю в совок осколки разбитой посуды и выхожу из дома. Он теперь лежит на траве, газета и банка пива валяются рядом.
— Стюарт, давай поедем куда-нибудь, — говорю я.
Он переворачивается на живот и смотрит на меня.
— Да, надо купить пива, — говорит он. Потом встает и, проходя мимо, касается моего бедра. Говорит: — Я сейчас.
Мы едем по городу молча. Он останавливается около супермаркета купить пива. Внутри магазина я вижу большую пачку газет. На верхней ступеньке крыльца толстая женщина в ситцевом платье протягивает маленькой девочке леденец на палочке. Потом мы пересекаем речушку Эверсон и сворачиваем на проселок. Речушка пробегает под мостом и через несколько сотен метров впадает в большой пруд. По берегам пруда много народа. Все ловят рыбу.
У нас, куда ни сунешься, везде вода.
Я говорю:
— Зачем вам понадобилось ехать на рыбалку в такую даль?
— Не зли меня, — говорит он.
Мы садимся на залитую солнцем скамейку. Он открывает пиво себе и мне. Говорит:
— Расслабься, Клэр.
— Они говорили, что не виноваты. Говорили, что на них нашло умопомрачение.
Он говорит:
— Кто? О чем это ты?
— Братья Мэддоксы. Они убили девушку Арлин Хабли. Они отрубили ей голову, а тело бросили в речку Кле-Илам. Я тогда еще совсем девчонкой была.
— Ты мне начинаешь здорово действовать на нервы, — говорит он.
Я не отрываю глаз от речушки. Я там, лежу в воде лицом вниз, с открытыми глазами, смотрю на плауны, мертвая.
— Не понимаю, что с тобой происходит, — говорит он по дороге домой. — С каждой минутой ты меня бесишь все больше и больше.
Мне нечего ему сказать.
Он пытается сосредоточиться на дороге. Но все время поглядывает в зеркало заднего вида.
Он знает.
Стюарт считает, что сегодня дает мне поспать. Но я проснулась задолго до звонка будильника. Лежала на краю постели, подальше от его волосатых ног, и думала.
Он отправляет Дина в школу, потом бреется, одевается и уходит на работу. Дважды он заглядывает в спальню и тихонько покашливает. Я делаю вид, что сплю.
На кухне я нахожу записку. В конце ее стоит «Твой любящий муж».
Я пью кофе и кладу на записку кольцо. Просматриваю лежащую на столе газету. Потом читаю внимательно. Тело девушки опознали, родных нашли. Но сначала тело понадобилось осмотреть, что-то там отрезать, взвесить и измерить, потом вложить обратно и зашить.
Задумавшись, я долго сижу с газетой в руках. Потом звоню в парикмахерскую.
Пока сушатся волосы, Марни делает мне маникюр.
— Завтра иду на похороны, — сообщаю я.
— Искренне вам сочувствую, — говорит Марни.
— Ее убили, — говорю я.
— Господи, страсти какие, — говорит Марни.
— Я ее совсем не знала, — говорю я. — Но вы же понимаете.
— Сейчас мы все сделаем как надо, — говорит Марни.
Вечером я ложусь спать на диване, а утром встаю раньше всех. Пока он бреется, я варю кофе и готовлю завтрак.
Он появляется в дверях, на голом плече висит полотенце.
— Кофе готов, — говорю я. — Яйца выну через минуту.
Я бужу Дина, и мы втроем садимся завтракать. Как только Стюарт поворачивается ко мне, я начинаю спрашивать Дина, не хочет ли он молока, гренков или чего-нибудь еще.
— Я позвоню тебе днем, — говорит Стюарт, открывая входную дверь.