"О султан, нет задачи, что была бы мне не по силам, - отвечал Ханг Джасах. - Твоя воля будет исполнена".
Малыш поклонился и повернулся лицом к спальне. Заткнув за пояс свое единственное богатство - игрушечный кинжал с украшенной "драгоценными каменьями" рукояткой, - он решительно двинулся в путь: проплыл вокруг шкафа, обогнул письменный стол и остановился перед дворцом султана Паханга.
Поклонился Ханг Джасах пахангскому султану и обратился к нему с такими речами:
"О султан Паханга! Мой повелитель, султан Малакки, пославший меня за твоей дочерью, желает взять ее в жены".
"Не бывать тому!" - разгневался султан Паханга.
Но храбрый воин не оробел, ринулся он на султана, одолел его и принялся осыпать ударами. Пал ниц султан, взмолился:
"Пощади, Ханг Джасах!"
"Сдаешься?" - спросил сурово бесстрашный воин.
"Требуй чего хочешь".
"Отдай мне дочь!"
"Будь по-твоему", - смирился султан и вывел к нему принцессу.
Ребенок протянул руку к фигурке, облаченной в саронг и кебайю, с прекрасным лицом и сладким ароматом мамы, собирающейся в гости, но только совсем хрупкой и беззащитной.
"Идем, принцесса, - обратился к ней Джасах, - я отвезу тебя в Малакку".
Они пробирались, взявшись за руки, сквозь джунгли. Неожиданно из зарослей со страшным ревом выскочил свирепый тигр. Принцесса обмерла в страхе, но Джасах не испугался и вступил с ним в неравный бой.
"Ты первый напал на нас, тигр. Так не будет тебе пощады!" - И ударил он тигра кинжалом.
Раненый зверь метнулся прочь, но Джасах настиг и добил его.
Они продолжали свой путь и вскоре вышли на берег моря, где их ждала лодка.
Ребенок соорудил из подушек узкое углубление, устлал его одеялом, сел с одного края - и рыбацкая лодчонка помчалась под палящими лучами солнца по синим водам Малаккского пролива.
"Кто это там показался? Да это ланунские пираты!" - вскричал Джасах.
Пираты пытались атаковать, но отважный Джасах отражал удары справа и слева. Вот они берут лодку на абордаж, но, сраженные, один за другим летят в воду. Наконец побежден и сам атаман. Но смельчак Джасах ранен.
Принцесса дает ему напиться, а он лежит изможденный. На подушках. Он открыл глаза и почувствовал пылающим лбом легкое, как перышко, прикосновение ее руки и слабо улыбнулся, а может, ему это только показалось.
В гостиной мама улыбнулась отцу:
- Я тоже рада. Ему, должно быть, так одиноко одному.
За стеной няня гладила белье.
В погрузившихся в полумрак покоях спал Ханг Джасах. Его чело было овеяно поцелуем принцессы Паханга.
ТЕРЕЗА НГ
У КОЛОДЦА
Перевод В. Нестерова
Общественный колодец разваливается. Выпадают красные кирпичи - отличные красные кирпичи выпадают из своих ячеек, потому что их больше не держит цемент. Большой каменный прямоугольник, плотно замыкающий край колодца, растрескался немного, но это видно, лишь когда в трещинки затекает мыльная вода из корыт стирающих женщин, а потом утекает неведомо куда.
К колодцу ведет тропинка, вдоль которой растут дождевые деревья, дающие густую тень. Трава под ними не растет, и только древесная губка прижимается бесформенными пятнами к красной глиняной почве. После сезона дождей появляется уйма ядовитых грибов, которые через некоторое время исчезают бесследно.
Грибы эти вызывают восторг у детей. Они с изумлением смотрят на их опрокинутые белые цветообразные шляпки, круглые и совершенные, - даже не верится, что вчера грибов еще не было. По утрам молодые женщины и старухи приходят к колодцу стирать. Колодец вырыт в низине под холмом, где начинается болото.
Здесь нет ни единого дома: во-первых, почва слишком сырая, а кроме того, китайцы хорошо знают, что не стоит строиться в глубокой низине, куда низвергаются потоки дождя и ручьи со всей округи. Это место не пригодно даже для могил - только для свалки или общественного колодца, где стирают белье.
Женщины подходят к колодцу со своими корытами, привычно прижатыми к бедру. Некоторые несут за спиной детей, либо привязанных, либо цепляющихся за материнскую шею.
Появляется красивая молодая женщина, кто-то подвигается, дает ей место на цементной площадке, все глаза устремляются на ее слегка выпуклый живот. Мать девятерых детей толкает в бок соседку:
- Глянь-ка, месяца четыре будет...
- Цыц ты, только об этом и думаешь!
Обе хохочут.
Молодая женщина знает, что все ее разглядывают, но она не застенчива. Она привыкла к более дерзким взглядам. Ее отец, странствующий лекарь, демонстрировал на ней свои методы лечения на улицах и площадях.
Правда, к деревне ей еще надо привыкнуть, чтобы понимать шуточки и намеки женщин. Муж у нее не очень удачный, да и собой неказист. Лицо какоето перекошенное, вечно открытый рот - смотреть противно.
Дураком его, пожалуй, не назовешь, но что он тупица - так это уж точно.
Он служит сторожем в Вудбриджской больнице с жалованьем в сто двадцать пять долларов в месяц и получает две смены форменной одежды в год, не говоря уже о приличных чаевых от посетителей - друзей и родственников больных. А у самих больных можно нет-нет да и разжиться сигареткой. В общем, муж неплохо устроен, и жаловаться ей не на что.
Рядом с ней стирает старуха, которая никому житья не дает. Без умолку болтает и при этом плюется своим беззубым ртом.
- Знаете, кто возвращается домой? Молодая женщина, оторвавшись от стирки, чтобы покормить ребенка, сразу же подхватывает:
- Знаем, знаем, старое трепло!
- Сама ты трепло! Не нравится, что я говорю, отойди, не слушай. И зачем приходить к колодцу тем, кому все равно - грязное белье или чистое.
- Я тебе покажу, старая пустозвонка!
- Заткнись!
- Подойди, подойди!
- Ребенком лучше бы занялась!