- Я много могу взять, - сказала Лариса, - но какая цена?
- Вы все сами лучше знаете, - ответила Мария Григорьевна, просительно заглядывая Ларисе в глаза.
- Да уж, надо так сделать, чтобы никого не обидеть, человек копил, копил и помер, - философски заметила Анна Степановна и посмотрела на портрет дамы в черном платье с жемчугом, который она считала портретом покойной Дарьи Михайловны. Лариса тоже посмотрела на портрет, который считала голландским, семнадцатого века, художник не из самых великих, но и не из средних.
- Почин хотя бы сделать.
Это произнесла Мария Григорьевна. Она чуть не плакала. Она была так стара, бедна и одинока, ей хотелось только немного денег. Она прекрасно понимала, что получать их ей не за что, даже мебель не она двигала, у нее сил на это не было, только одно кресло, страшилу-громилу, удалось ей перетолкать из одного угла в другой, но по дороге она разбила какую-то рукастую лоханку и очень боялась, что Анна Степановна это вспомянет. Лоханка была размузейная "Старая Вена", но она этого не знала, а знала бы, так и что с того? Мария Григорьевна была не жадная в отличие от Анны Степановны. Когда-то давно она ходила мыть и убирать к Доде, и та все пугала: "Осторожно". Впрочем, об этом она уже забыла, и вещи Додины ей были не нужны. Никакие вещи ей были не нужны. Она хотела десять рублей, и больше ничего. За эти десять рублей она бы помянула покойницу, не в молитвах, давным-давно она уже не молилась, а просто добрым словом: мол, царство небесное, хороших людей бог к себе забирает, а плохих, грешников, не берет. Поминать бога она любила, ей казалось, что про бога у нее складно получается, и люди ее тогда лучше слушают, хотя вообще-то они ее не слушали. Она обижалась и плакала. Ее спрашивали: чего, бабушка, плачешь? Она не умела объяснить причины, да и не было ее, она плакала и поминала бога. Это было все, что она еще могла и умела.
- Почин чудесное дело, - улыбнулась Лариса ласково. - Ну посмотрите, вот диван. Махина, дом целый. В современную квартиру его не втиснешь. Я бы взяла для подруги, на дачу... Сколько он стоит?
Цена дивана пробный камень. Сейчас все выяснится.
- Вы сами должны знать, - произнесла Анна Степановна довольно пугающим коммерческим тоном.
- Откуда, интересно! - ответила Лариса резче, чем следовало. Подводили нервы. - Вы решайте, вы хозяйки.
Слово "хозяйки" тоже неправильное. Она не понимала, почему нет мальчика, почему вообще нет никого, у Дарьи ведь были знакомые, не только две эти темные старухи бандитки.
- Десять рублей, - решилась наконец одна из бандиток и вытерла рукавом испарину на лбу. Десять рублей за вещь, которая стоила тысячу.
- Т-так, - выдохнула Лариса. Этого нельзя было себе даже вообразить. Т-так, - повторила она, покашляла и вынула из сумочки деньги.
Лариса села в мягкое кресло, покрытое божественной желтой тканью, все внутри у нее дрожало.
Анна Степановна предупредила:
- Кабы клопов там не было, в старье в таком.
- Все может быть, - отозвалась Лариса и пошутила: - А с клопами почем?
- Вам этот бес рогатый нужен? - удивилась Анна Степановна. - Берите его за так, и давайте решать. Обидно, что я одну женщину найти не сумела. Она бы все взяла, все бы и посоветовала. Она к Дарье ходила.
- А еще у нее генерал был, ох и генерал, - вспомнила Мария Григорьевна.
- У генерала жена. И дочь, - сурово ответила Анна Степановна. - А сам умер.
- Не нужен никто, - резко сказала Лариса, - я беру все.
- Как так?
- У меня времени нет перебирать тут. Заберу все. Да и вы торопитесь. Я избавлю вас от всех хлопот.
- А себе наделаете, с какой это стати.
Анна Степановна определенно насторожилась.
- Ну кому-то надо повозиться, - мило и весело ответила Лариса, стремясь к одной цели - общая сумма и никаких деталей Значит, весь секрет в том, что не нашли никого из антикварно мыслящих, искали и не нашли. Это судьба, это жаба.
- Вы ведь нас не обидите, - еле слышно прошелестела Мария Григорьевна, - человека сразу видно, она хорошая, грамотная, ученая, она старушку не обидит.
Лариса нахмурилась. О каких обидах они толкуют, эти бабки в капотах, эти привидения коммунальной квартиры. Она такая же наследница, как они. По совести, у нее прав больше. Она хоть знает, что с этим добром делать. Интересно, на какую сумму они рассчитывали в своих голубых мечтах. Пусть протрезвятся, она им много не даст.
Лариса постаралась улыбнуться помягче.
- Я должна бежать, бабулечки мои хорошенькие. Скажите, сколько денежек я вам должна принести, и я скоренько вернусь с грузовичком, а вы пока, что сумеете, слегка припакуйте. У меня шофер знакомый есть. Добро? Не будем тянуть резину.
Деньги тоже не проблема. Она обойдет двенадцатый этаж, попросит в долг, художники ее выручат. Единственная проблема - темп.
Обе старухи имели обморочный вид.
- Ну что вы такие у меня нерешительные, - еще более ласково пропела Лариса. - Хотите, я выйду на лестницу, а вы посовещайтесь.
Попутно оглядела фарфор, который был виден в раскрытые дверцы буфета. Горы предметов из сервиза "Придвор", стопки тарелок, причем ранних, а не тех, которые изготовляли на Императорском заводе позже, дополняя в последующее царствование то, что разбили в предыдущее на дворцовых обедах и ужинах... Обедали каждый день... триста лет подряд... Не смотреть, не интересоваться, приказала она себе.
А люстра? Во все времена такое было для богатых. Какой сохранности все вещи! Хотя она любила попроще, погрубее, понаивнее, но если совершенство, то вот оно. А истинную стоимость всего этого она не хотела называть даже себе. Что ж, если ей не дано созидать, то ей хотя бы дано понимать и владеть.
Ни разу не подумала она о том, как отнесется ко всему этому Костик. Как можно отнестись к чуду. Деньги хорошо презирать, когда их нет, но гораздо лучше презирать, их имея. Теперь они с Костиком могут презирать деньги.
Темная лестница испугала Ларису, из глубины каждую минуту мог появиться кто-то, подогнать трехтонку с такелажниками прямо к высокой, респектабельно обитой двери, за которой стражи охраняли кучи старья и не знали, что охраняют сокровища.
А что за странный морячок, пропавший без вести в центре Москвы среди бела дня... Задача как будто проста - обмануть и обворовать мальчишку и старушек. Последнее грязное дело, после которого жизнь обретет ослепительную чистоту и красоту... Если уж размышлять о нравственной стороне, то богатства Дарьи Михайловны нажиты не самыми чистыми путями. И плевать!
Старухи назвали сумму. Лариса даже хотела набавить, но такой порыв мог вызвать подозрение. Потом, когда все закончится, она принесет бабушкам конфет и пирожных.
Она хотела провернуть все до вечера, когда увеличится число людей, именуемых на юридическом языке свидетелями. Конечно, все это чепуха, сказки о престиже. Престиж искусствоведа в том, чтобы видеть и понимать искусство, престиж коллекционера, чтобы найти и взять. Оставался еще престиж художницы, что с ним делать?
Квадратик зеркала в золотых крутых завитках (подлинное русское барокко) отразил жар обгорающего лица, немигающие галочьи глаза, застывшие ямочки под скулами.
Она скоро вернулась с шофером и Костика прихватила в качестве рабочей силы. Он согласился охотно и даже проявил подобие интереса, спросил, как звали покойную и от чего она умерла. Последнего Лариса не знала.
Старушка Мария Григорьевна с радостью ответила на его вопросы. Они разговорились.
- Халат японский у нее лиловый был, рукава висючие. Халат-кимоно, ох и халат, у меня от него тряпочка была, ох и хороша!
Мария Григорьевна улыбалась воспоминанию о халате и тряпочке, Костя внимательно слушал.
- Она сама красивая была вон какая, - Анна Степановна показала на старый голландский портрет, который в этот момент Лариса как раз снимала со стены. Костик не двинулся, чтобы ей помочь.
Голландская горожанка, женщина с твердыми принципами и понятиями о чести, со спокойным трезвым взглядом голубых, как сама ее прекрасная страна, глаз, была ловко втиснута в поставец из красного дерева, еще один поставец! Шофер толкал его плечом с одной стороны, а Лариса - с другой. Костик не пошевелился, сказал только: "В дверь не пройдет" - и опять повернулся к бабушке Марии Григорьевне.
Может быть, было еще не поздно, хлопнув поставец по жирному боку, воскликнуть: "А пропади оно пропадом!", засунуть (уж если так приспичило) бесхозную голландскую горожанку под мышку и удалиться. Может быть, еще можно было спасти себя, свою душу, свою любовь, свою жизнь. Может быть, еще можно было, а может быть, и нет. Но Лариса, как безумная, продолжала толкать плечом и животом тяжеленный неподъемный роскошный поставец, который трещал, скрежетал, грохотал и не поддавался.
- Вот Дарью бог забрал к себе, а меня не забирает. Почему? - задала Мария Григорьевна Костику вопрос, на который трудно было ответить. Но Костик нашелся.
- Не время, - очень веско сказал он.