И вот его первый боевой вылет. Погода хорошая. Мы будем сопровождать бомбардировщиков, наносящих удар по танкам противника вблизи Киева.
Прежде чем подняться в воздух, подробно разобрали возможные варианты боя. Судам жадно глотал каждое мое слово. Его доверчивость тронула меня. Когда-то и я был таким же и так же самозабвенно слушал своих первых боевых учителей. Теперь я в ответе за жизнь Сулама. Правда, если с ним что-нибудь случится в бою, меня за это никто не упрекнет: война без жертв не бывает. Что верно, то верно. Но сколько бывает ненужных жертв из-за ошибок! И только мы, командиры, должны отвечать за это.
— Для тебя сейчас самое главное, — напомнил я ему еще раз уже перед вылетом, — не отрываться от меня и все, что я скажу, выполнять мгновенно.
Никаких вопросов Судам не задал. Он четко ответил: «Есть!» В его голосе чувствовались хрипловатые, дребезжащие нотки. В глазах чуть заметна тревога. Это нормально. Перед боевым вылетом все волнуются. Но внешне Сулам был почти спокоен: он подавил, спрятал в себе чувство страха. А если этот страх в трудную минуту и вырвется наружу, то ничего опасного не случится. Я ведь буду рядом. А самообладанию, как и любому делу, люди учатся друг у друга.
Под нами кучевые облака и девять бомбардировщиков-»петляковых». Мы с Суламом забрались выше всех и идем на отшибе. Отсюда нам хорошо видны все наши самолеты. Только вот высота семь тысяч метров — очень большая. И я чувствую, как от кислородного голодания стучит в висках.
— Как, не задыхаешься? — спрашиваю Сулама.
— Нет. Можно еще выше.
— Ох какой храбрый!
На большой высоте обморок может подкрасться незаметно. Перед этим наступает блаженно-сонливое состояние. Летчик не испытывает никаких болезненных ощущений. И горе ему, если он поддастся самообману.
— Спать не хочется? — снова с тревогой спрашиваю я.
И только в наушниках прозвучал бодрый ответ ведомого, как в разрыве облаков я увидел пару «Фокке-Вульф-190», подкрадывающихся к бомбардировщикам. Противник на фоне облаков нам хорошо виден. А мы ему? Едва ли. Солнце надежно ослепляет врага. Оба «фоккера» можно сбить одновременно. С Тимохой это сделать было бы просто. А с Суламом? Ну что ж, попробуем. Обстановка на редкость благоприятная. К тому же напарник тоже заметил врага и сообщил мне. Глаз острый. Пускай тренирует его и при атаке. Правда, я не надеюсь, что Суламу удастся уничтожить вражеский самолет. Но зато лучшего случая поучить молодого летчика стрельбе по самолету не придумаешь.
Выбираю момент, когда удобнее всего обрушиться на вражеских истребителей. «Фоккеры» то исчезают в облаках, то вновь появляются в просветах. Нужно атаковать их при выходе из облаков. Выскочив из густой пелены, они на несколько секунд будут ослеплены солнцем.
И как только оба вражеских самолета исчезли в облачной вате, мы круто спикировали, притормозив там, где они должны снова появиться. «Фоккеры» выскочили одновременно и сразу оказались перед нами и чуть пониже. Прекрасные мишени! Секунда-две на маневр — и один самолет противника вписался в блестящие нити моего прицела. Снаряды и крупнокалиберные пули, ударившись о твердый металл, словно высекли из «фоккера» искры. Он вспыхнул.
Но куда делся Сулам? Выше меня ни одного самолета. Может быть, где-нибудь в тучах? Не вижу. Сбить его не могли. Значит, внизу. Скорее всего, под облаками. Ныряю в просвет.
Так и есть, Сулам гонится за «фоккером», торопливо стреляя ему вслед. Красные, зеленые и оранжевые нити тают, не достигнув врага. Далеко. Сколько у Априданидзе задора, напористости! Сказывается-таки горячий темперамент. Видно, Сулам по характеру боец, и боец крепкий, волевой. А это главное. В первом бою не так важно сбить самолет, как суметь почувствовать свои слабости.
Гитлеровец удирал на полных парах, даже с копотью. Очевидно, шел на форсаже. Сулам мог бы его догнать. Да и я бы помог, но сейчас неподходящее время. «Петляковы» подходят к лесу «Дача Пуща Водица». Здесь где-то скопление фашистских танков. Их и должны накрыть бомбардировщики. Наступил самый ответственный участок полета. Если еще появятся вражеские истребители, они могут помешать «петляковым» выполнить задачу. Нам гнаться за «фоккером» нельзя. Априданидзе, приняв команду, немедленно оставил преследование «фоккера» и пристроился ко мне.
Бомбардировщики без всяких помех нанесли удар по танкам противника и пошли домой. Правее нас, окутанный темной пеленой, в безмолвии лежал Киев. Под нами облаков нет. Командир полка перед вылетом приказал мне: «Будет погода и спокойно в воздухе, загляни на аэродром Жуляны и узнай: стоят ли там самолеты?»
Аэродром Жуляны находился на западной окраине города. Сейчас все способствовало разведке. И я спросил Сулама:
— Ну как, сходим на Киев?
— С удовольствием! — ответил он и в знак согласия даже помахал крыльями.
Василяка еще на земле предупредил, что Киев прикрыт сильным огнем зенитной артиллерии. Это осложняло наш полет. Правильнее было бы выйти на аэродром со стороны противника, с его тыла, откуда зенитчики менее всего ожидают наши самолеты. Но для такого маневра оставалось мало горючего. И я решил идти прямо на Жуляны. Летели мы на большой высоте, и я надеялся, что противник примет нас за своих «охотников», возвращающихся с задания.
И все же, когда знаешь, что на тебя смотрят жерла пушек, готовых изрыгнуть сотни снарядов, как бы ты ни тешил себя надеждой, самочувствие не из приятных. Лечу наэлектризованный ожиданием разрывов. Известно по опыту: если первые снаряды не заденут, то последующие не так страшны. Поэтому надо обязательно увидеть первый залп. Он пристрелочный. Второй, если не сманеврируешь, может уже поразить тебя.
Под нами Киев. На улицах пустынно. Никакого движения. Где же девятисоттысячное население, которое было до войны? Город словно вымер. Кажется, все застыло в неподвижности.
И только я подумал о том, что зенитчики противника принимают нас за своих, как тут же земля подо мной озарилась и торопливо замелькали сполохи огня. Все вокруг как бы охнуло и судорожно задрожало. Мы мгновенно оказались окруженными чернотой рваных хлопьев. Они толпами трудились около нас, остервенело стараясь захлестнуть наши самолеты.
Огонь зенитных батарей был до того густ, что за какие-то секунды от повисших в воздухе черных бутонов гари стало темно вокруг. Очевидно, вражеские посты воздушного наблюдения уже давно следили за нами. И, допустив в зону огня, ударили с наибольшей силой.
Не теряя ни одной секунды, ныряем под ближнюю гряду рваных бутонов. Черные облака пороховой гари остались выше. Зенитчики вводят в свои приборы поправки на снижение. Секунда-две — и мы кидаем свои самолеты вправо. Левее, где зенитчики думали нас накрыть, выросли новые дебри черноты, но мы оттуда своевременно ушли. Враг снова хочет поймать нас, но мы, ускользнув от его залпов, идем теперь уже кверху. Попробуй догони! Ориентирами нам служат сами разрывы. Мы отталкиваемся от них, как от стенок, и чувствуем себя уверенно.
Продолжая эту «игру», мы пролетели Киев и вышли на аэродром. Он пуст. Впрочем, не совсем так. В подковообразных капонирах — три одномоторные машины и один какой-то большой самолет. Маловато. Значит, здесь постоянно авиация противника уже не базируется.
Снижаясь, разворачиваемся на север. А зенитчики все бьют и бьют. Только теперь разрывы далеко позади. Они, как гончие, преследуют нас, но каждый их прыжок приходится в пустое место. Мы для них слишком вертки.
— Товарищ капитан, задание выполнено. Разрешите получить замечания? — сухим голосом доложил мне Априданидзе после посадки. На его. возбужденном лице радость боевого крещения и нетерпеливое ожидание оценки первого вылета. Для него сейчас главное — укрепить веру в свои силы. Все остальное вырастет в буднях войны. Поэтому я поздравляю его с успешным вылетом:
— Хорошо. На первый раз очень хорошо!
— Правда?! — воскликнул Судам и облегченно вздохнул. Он несколько секунд постоял в раздумье, а затем неуверенно сказал: — Но я же не сбил «фоккера». — Это не беда. В другой раз он от тебя не уйдет.
Ни на что так пристально летчик не смотрит в боевом полете, как на солнце. В его лучах, кажется, всегда прячется враг. Немало истребителей поплатились жизнью, позабыв на мгновение о солнце. И я сегодня из-за этого чуть было не стал жертвой пары «фоккеров»-охотников. Спасибо напарнику Суламу, выручил.
И сейчас, под вечер, когда летчики собираются на КП, мы с Априданидзе, прежде чем спуститься в землянку, под впечатлением прошедшего боя оценивающе глядим на солнце. Оно опустилось в мутную пелену и, потеряв всю свою яркость, стало матово-красным, тревожным. Однако вылета уже не предвиделось: наш рабочий день кончался. Я с облегчением открыл дверь КП, но нам навстречу уже торопливо поднимался Василяка.
— Срочный вылет всего полка на прикрытие лютежского плацдарма, — с тревогой в голосе сказал он.
Группу составили из десяти опытных летчиков. Мы ужо давно летали полковыми группами, а не поэскадрильно: мало осталось «стариков». И только мой напарник Сулам был новичком. Василяка, увидав его в строю, заметил:
— А ты, кацо, когда успел «стариком» стать?
— За последнюю неделю, — не задумываясь, отчеканил Сулам.
— Он теперь и бреется каждое утро, — пошутил я, заступаясь за своего напарника.
— Ну, ладно, — махнул рукой Василяка. И, обращаясь уже ко мне, как к командиру группы, сказал: — Время позднее. Больше положенного над фронтом не задерживайся, а то будете садиться в темноте.
Выше нас с Суламом, расчленившись, шли четыре пары. Выше всех летели Миша Сачков с Выборновым. Как бы сетью, распущенной по вертикали, мы прочесывали просторы воздушного океана.
За Днепром сплошной стеной стояла облачность. Днем ее не было. Но сейчас она, подобно горам, начиналась у земли и громоздилась до трех-четырех тысяч метров. От устья Припяти и далее на юг стена облаков тянулась по Днепру. Ближе к Киеву она делала крутой изгиб, оголив весь лютежский плацдарм, словно специально его не закрыла для вражеской авиации. Но самолеты противника, наверное, не прилетят: его территория закрыта облаками.
Запрашиваю воздушную обстановку у командного пункта 38-й армии.
— Все спокойно, — отвечает земля.
Отбитые у врага плацдармы из узеньких прибрежных кусочков выросли в большие районы и полосы, занимаемые уже армиями и корпусами. Поэтому теперь мы летаем не над переправами, а за Днепром, надежно охраняя наши войска и мосты.
Идем на закатное солнце. Под нами облака. Они похожи на громадные сугробы девственного снега, уходящего на запад, в бесконечную даль.
Прошло пять минуту и вот уже стали маячить разрывы облаков. Издали они кажутся темнеющими островками земли среди снежной пустыни. Таких островков чем дальше, тем больше. Это насторожило меня. Не исключена возможность, что у врага летная погода и он может появиться. Но нам пора уже поворачивать назад.
Мы снова у Днепра. Облака никуда не сдвинулись, точно река заворожила их на неподвижность. Снизу уже надвигалась темнота, но еще хорошо были видны наши плацдармы и темнеющее пятно Киева.
Делаем последний заход на запад. Перед нами золотится в закате небо и горизонт. А вершины облаков, освещенные косыми лучами солнца, до того красочно сияют, что невольно любуешься этой картиной. Правда, игра света мешает смотреть вдаль, но в такое позднее время противник, как правило, не летает бомбить наши войска.
Настроение спокойное, и я не спешу домой. Уж очень здесь хорошо!