Еще выше, неизменный от начала мира, но меняющийся с каждым движением солнца, лежит вечный снег. Внизу, как синевато-зеленое покрывало, опять стелется лес, простираются террасы полей и крутых пастбищ, обрываются в сырое ущелье, над которым грохочет гроза...
В наших благодатных горных краях сама природа как будто лепит характер, воспитывает стойкость, верность слову, надежность. Таковы мои предки...
Корни моего прапрадеда, Мешади Панаха, тянутся из Тебриза... А прадед Мирза Гусейн (Тахирли Гусейн Мешади Панах оглу), ученый был человек, поэт, философ, общественный деятель. Происходил он из рода Тахирли и появился на свет между 1850 и 1855 годами. Что еще известно о нем? Окончил высшие духовные школы в Тегеране и Наджафе, преподавал в Тебризском медресе. Там же, в Тебризе, познакомился и сдружился с видным поэтом-сатириком того времени Лали-Мирзой Алиханом, который в молодости занимался медициной и даже был личным врачом Музаффараддин шаха. По слухам, во время одного из переворотов Мирза Гусейн укрывал своего друга. Есть также сведения, что в 1906-1907 годах прадед мой являлся активным участником движения Саттархана* в Южном Азербайджане и членом Тебризского Анджумана**, о чем упоминал в своих стихах выдающийся азербайджанский революционный поэт начала XX века Мирза Алекпер Сабир. Сам Мирза Гусейн публиковался в издававшихся в Баку, Тебризе и Стамбуле газетах и журналах. Жизнь складывалась благополучно, почет и уважение окружали его. Но как только дошли до него вести в 1918 году, что бандитский отряд Адраника изгнал жителей Сисиана из родных мест, Мирза Гусейн немедленно возвращается из Тебриза в Зангезур. Скончался Мирза Гусейн в 1926 году, оставив после себя богатейшую библиотеку и архив. Однако, когда в 1938 году НКВД арестовало его племянника Моллу Тарыша, вся библиотека и остальные бумаги Мирзы Гусейна были выброшены их жестокими и равнодушными руками в реку Базарчай...
______________ * Саттархан (1870-1914 г.г.) - руководитель народно-демократического движения в Южном Азербайджане в 1905-1911 годах. Это движение вошло в историю Ирана как "движение машрутэ". ** Тебризский Анджуман был создан в 1906 году 20-ю самыми влиятельными в Южном Азербайджане общественными деятелями. Он представлял своего рода руководящий орган конституционного движения в Южном Азербайджане. Под его руководством проходили выборы в парламент Ирана.
Так и вижу, как уносит быстрая ледяная струя память и историю моего рода...
О дедушке сеиде* Миркасыме люди говорили, как о человеке суровом и прямодушном. Вместе с женой, бабушкой моей Захра Беим, выдали они мою будущую мать Фатма Беим замуж в 14 лет, в 1920 году. Мужа ее звали кербелаи Али и родился у них сын Гочали, мой сводный брат.
______________ * Сеиды - прямые потомки пророка Мухаммеда и его ближайших родственников.
Когда в 1920 году большевики "подарили" Зангезур армянам, те налетели, как вихрь. Силой-то они эти места захватили еще в 1918-м, но не чувствовали себя там полноправными хозяевами, теперь же им ничего не мешало чинить любой произвол. И опять погрузился в страдания наш народ. Целые селения, побросав в повозки домашний скарб, трогались в путь, а там, где мужчины сопротивлялись произволу армян, лилась кровь. Убили в перестрелке кербелаи Али. Вся большая семья Миркасыма переехала в Джульфинский район, нашла пристанище в поселке Абракунис. И уже здесь вышла Фатма Беим замуж в 1935 году во второй раз за моего будущего отца, который, только вернувшись после ареста и ссылки на Беломорканал, потерял вторыми родами свою жену Гезал, остался вдовцом с маленькой дочкой Роей на руках.
Дед по отцу был богатым крестьянином, можно считать - помещиком, у него работники были. Он и жена его рано умерли. Остались три брата. Отцу - семь лет. Старшему, Аббасу, - 15. Средний - Шакар, как я уже писал, закончил университет в Санкт-Петербурге. Моя родственница по папиной линии, Заровшан Хамзаева, в будущем - известная актриса Нахчиванского драматического театра, училась у моего дяди Шакара и вспоминала, что строгий он был учитель, четыре предмета вел, в том числе, русский язык и математику.
Отец рассказывал:
- Установилась у нас в 20-м году Советская власть. Землю отобрали, распределили между крестьянами равномерно, амбары, постройки всякие - тоже стали общими, а дома оставили. Пришла весна. Пахать, сеять надо. А никто никого не подгоняет, не торопит, свобода! Вот наделы у многих и остались пустыми. Кое-кто семена проел, а другие годились лишь языком трепать, почему-то решили, раз бедноту власть поддерживает, то и работать можно спустя рукава. Зато как осень пришла, холода наступили, повалили люди ко мне, к Аббасу. Заберите, дескать, землю назад, дайте зерна или денег. Хлеба нет, детей кормить нечем.
Мы с Аббасом, хоть и грамотные были, но политическую ситуацию не раскусили. Начали потихоньку обратно землю скупать. Думали, что здесь плохого? Мы же не силой отбираем, за все платим. Но тут Шакар появился. Он уже в это время учителем в Нахчиване работал, газеты читал, да и Петербург его хорошо насчет большевиков просветил. Узнал он, что мы землю назад вернули, перепугался. Не делайте этого, говорит, плохо будет, накажут вас. А мы сами день и ночь трудимся, не покладая рук, и люди к нам снова нанялись в работники. Не послушались мы с Аббасом предостережений Шакара. Я землю до боли любил, каждую борозду нянчил, будто ребенка. Тут и раскулачивание подоспело!..
Народ поначалу верил: земля - крестьянам, мир - народам. Хорошие лозунги. Правда, какой же мир, когда армянские банды по Нахчиванскому уезду сеяли ужас и разоренье, когда резали и жгли наших в соседнем Зангезуре?
Думали, новая власть найдет на армян управу. А эта власть начала борьбу против своих же мирных граждан, против простых тружеников. Армяне испокон веков на чужом горбу мечтали в рай въехать. Империя была - империей пользовались, началась смута - смуту себе в повозку впрягли, и теперь они сумели поставить на службу своим интересам советскую власть. Лезли в начальники. А цель всегда была одна: освободить землю от азербайджанцев для себя, захватить Нахчиван, Зангезур, Карабах...
Я вижу лицо отца, когда он рассказывает это, жесткие скорбные складки вокруг его волевого рта. И мне ли, сыну спецпереселенца, работавшему в Узбекистане, было не знать, что из ста пятидесяти тысяч переселенных уже в сороковые годы в эту республику азербайджанцев все поголовно были карабахцами. В самом Ташкенте целый городской квартал около железнодорожного вокзала и аэропорта населяли именно азербайджанцы из Карабаха.
Мне ли было не знать, что даже обитель армянского католикоса Эчмиадзин, располагается на том месте, где задолго до появления армян в Закавказье существовало святилище наших предков - агванцев, издревле населявших эту землю, а затем с принятием ислама - мусульманская мечеть с тремя минаретами, откуда три муэдзина по очереди призывали всех правоверных этого края к совершению намаза, что и отражено в названии. "Уч муэдзин" в переводе с тюркского означает "три муэдзина". Название Матенадаран арабско-персидского происхождения, оно так и переводится - хранилище рукописей. Армяне просто-напросто арменизировали древние тюркские топонимы, так же, как Эриван преобразовался из тюркского Иреван, что переводится как "гладкий, равнина, ровный". А название реки Занги, как и топоним Зангезур, происходит от воинственного и отважного племени "занги", жившего в этой местности, чье название связано еще и с арабским нашествием ("сур" по-арабски - крепостная стена). Занги оказали отчаянное сопротивление арабам, строили много крепостей и стали народом-стеной, народом-крепостью. Именно в шекинскую цитадель в Зангезуре и прибыл Бабек, всю жизнь посвятивший борьбе с арабами, здесь он и был предан правителем Шеки Саклы Сумбатом.
До 1920 года, то есть, до раздела территории, в Зангезурский уезд Гянджинской губернии входили Кафанский, Сисианский, Горисский, Мегринский, Зангиланский, Губадлинский и Лачинский районы (махалы). 70% населения там составляли именно азербайджанцы. В 1920 году Зангезур разрезали по живому, а в 1988 году в результате этнической чистки оттуда были изгнаны все азербайджанцы.
В 1975 году, когда впервые я ехал в Нахчиван через Армению, через Сисиан, откуда пошел род моей мамы, издалека увидал я Уруд. И не мог, конечно, предполагать, что когда-нибудь отделит его от меня вероломная пограничная полоса...
Четырежды разоряли родовое гнездо моего отца, обирали до нитки семью, разнесли по камешку дом в Арафсе, но всякий раз отец - несломленный! поднимался вновь, будто тяготы жизни лишь придавали ему сил.
Говорили односельчане: был у отца любимый конь какой-то необыкновенной огненной масти. Словно птица носил своего седока по горам, равного ему не было в тех местах. Слушал я их и не мог поначалу совместить в сознании своем его мощную фигуру в белом халате, склоненную над пациентом в зубоврачебном кресле, и того всадника на легконогом жеребце. Но, постепенно углубляясь в историю его жизни, в общую копилку воспоминаний моей семьи, я начал понимать: отец был из тех, кто не просит у других позволения взмахнуть мечом, он просто берет его в руки, кто не станет терять время на то, чтобы объяснить свои действия, он отвечает за то, что делает. Стоит ему оглядеться вокруг, и он сам определит своих друзей и врагов. Он беспощаден к предательству, но никогда не мстит... Такой человек не прилагает стараний к тому, чтобы казаться.
Он есть.
Мне кажется, он всегда помнил поговорку, которая звучит у разных народов Земли одинаково: "Толь ко пустая бочка гремит".
По крупицам складывался у меня образ моего отца, - так собирают сложный цветной мозаичный узор, так, бывает, подбирают по нитке наугад и ткут ковер, который рождается не предзаданно, а прямо у тебя на глазах.
Мой двоюродный брат Тамлейха, который по годам значительно старше меня, не попал с матерью в число спецпереселенцев. Детство его прошло в родных местах, и он многое поведал мне о том, как они жили тогда:
- Самый большой и влиятельный тайфа (род) в Арафсе был наш. Кто-то побогаче, кто-то победнее, но жили сплоченно, поддерживали друг друга. Аббас считался аксакалом, к нему за советом ходили, и главная заповедь соблюдалась свято: никто не должен нуждаться или, тем более, голодать. Что Аббас, что Абдуррахман готовы были поделиться последним. Во время Новруз байрама*, к примеру, Аббас шел в мечеть, где всегда собиралось много сельчан, и объявлял: "У кого не хватает чего-то к празднику, приходите, возьмите у нас. Хлеба, риса, муки, масла"... В наших горных селениях, в основном, занимались скотоводством. Овцы очень прибыльное дело. Если не лениться, обеспечить их зимой кормами, хорошо за ними смотреть, то, пусть в этом году есть всего 10 голов, в следующем будет 20 и так далее... У Абдуррахмана стадо тысячи в три баранов имелось, пятьсот лошадей. Баранов стригли, шерсть пускали в продажу. Холодильников не было, и мясо жареное, ковурму, заготавливали впрок в больших кувшинах. Заливали маслом, чтобы не испортилось. Никто не бездельничал. Иначе нельзя. Не заготовишь еду - зимой погибнешь. Там наметало снега высотой в полтора метра. Машинами не проехать, только на лошадях. У нас в хозяйстве было много быков. На них пахали, потому что в горах по-другому землю не обработать. Со склонов, где проходили сели, снимали самый обильный урожай, и хлеб из него получался особенно вкусный.
______________ * Новруз байрам - день весеннего равноденствия, мусульманский Новый год.
Хоть семья и была большая, никто ни с кем не ссорился. Все беспрекословно подчинялись старшим. Тетя женщинами командовала, а мужчинами - старший брат. Ели все вместе в доме, стелились ковры, на них садились, женщины и мужчины отдельно. Дома освещались керосиновыми лампами. Керосин издалека привозили. В город ездили на лошадях, а ишаков держали для перевозки грузов. В нижних селениях имелись повозки и подводы. Повозка наверх не поднималась. Крупный рогатый скот пасли отдельно, и птицу тоже держали. Когда установилась советская власть, начали всех ужимать, каждая голова рабочего скота облагалась налогом, и этот налог рос как на дрожжах. А нет денег, так расплачивайся скотиной... И забирали все подряд. Потом началась коллективизация. Но люди не хотели в колхозы, не понимали они, для чего должны быть вместе. Стали арестовывать несогласных. Некоторые, прихватив винтовку, ушли в горы. Власть называла их бандитами, а люди гачагами, беглецами. В наше село часто наведывались милиционеры. Один раз их отряд прямо в нашем доме остановился. Кто-то сообщил об этом в горы, началась перестрелка. Я маленький еще был, но все помню. Страшно по ночам было в наших местах... Но все же скажу: эти гачаги не зверствовали, никого не грабили, не расстреливали, воевали, как могли, за свое право жить так, как испокон веков жили на этой земле их предки.
В начале 30-х годов отца и дядю арестовали. Моя мать, тетя и другие родственники плакали, молились Аллаху, не могли взять в толк, зачем их забрали: они же никому ничего плохого не сделали. Мой отец, когда в Баку следователь оформлял его арест, спросил: "Сынок, ты мне объясни, в чем моя вина?" Тот видит, наверное, что перед ним человек простой, и говорит откровенно: "Знаешь, дядя, сверху есть указание всех богатеев арестовать. Самое малое - три года сидеть будете". Так они с дядей три года и отсидели...
Всех нас - и мать, и детей - опекал дядя Шакар. Он учительствовал, его не тронули. Просто в 36-м году сняли с работы за то, что он был из богатой семьи. Шесть месяцев он оставался без любимого дела. Писал Сталину в Москву, наконец восстановили его. А с мужем тети Анаханым - кербалаи Гашимом - вот какая трагедия произошла в эти же годы. Есть такая порода овец - мериносы. У них отличная шерсть, а мясо невкусное, наши барашки намного вкуснее. Этих овец привезли очень много из России, каждому колхозу выделили голов 50-100, темно-коричневых, светло-серых, белые даже были. Зима стояла, когда этих овец привезли, сена в колхозе не хватало. Тогда всем колхозникам раздали по 3-5 овец, чтобы их кормили, а весной живыми и здоровыми вернули в колхоз. Когда весной начался окот, дядя сказал, что эти овцы - собачьей породы, их нельзя разводить, у них же хвосты маленькие. Взял и зарезал их. Его, конечно, арестовали, дали за это три года. Однако он из заключения не вернулся, умер, и никто не знает, где он похоронен. Но дело-то все в том, что мериносы в горных районах не приживаются, они по камням не могут ходить, это степная порода. Потом уже начальство само убедилось в этом. И всех овец-мериносов ликвидировали. Так за что же человек пропал?
Много безобразий творилось в то время... Вот, к примеру, отца моего уже арестовали и увезли, как "богатого" значит. А тут назначили нового началь ника НКВД в Нахчиван, он проехал по нашим горным селам и забрал 12 человек якобы за пособничество гачагам. В Арафсе был молла, ни во что не вмешивался, регистрировал браки, хоронил, советы давал. В общем, добрый уважаемый человек, Гашим его звали. Так его тоже забрали среди этих двенадцати. Привезли в район, а там без суда и следствия поста вили над обрывом и расстреляли. Ну, а мои домашние говорили: "Вот какое счастье, что наших раньше арестовали, они уже в тюрьме, а то бы теперь их обязательно убили: ведь раз богатые, значит, власть считает, они непременно помогают гачагам".
Правды никто не выяснял.
В 37-м году начали выселять тех, кто уже вернулся из заключения. По второму кругу мельница заработала.
Мы приехали с матерью в Нахчиван на вокзал проститься с отцом, и я увидал целый товарный состав на задних путях, набитый женщинами, стариками, детьми... Вокруг стоял сплошной вой от крика и рыданий. Каждый звал своего родственника, отца, мужа, брата, сестру... И вагон отвечал криком, бледные лица прижимались к крохотным, забранным решетками окошкам. Я заметил лишь кусочек отцовского профиля, кто-то заслонил его от меня... И никто не знал, куда их увозят. Много позже выяснилось, что в Казахстан, оттуда стали приходить письма... А увидел я отца только в 1953 году, когда уже войну отвоевал. Прошел в пехоте от Моздока в Крым, а там через Румынию до Вены. Вернулся, начал преподавать в школе в Нахчиване...
Про колхоз еще такую историю расскажу. После войны родственник наш один в Баку в Министерстве сельского хозяйства работал. Как-то приехал он в Арафсу проверять подготовку к зиме. Раньше, например, в нашем селении было 50 тысяч только одних овец, а тогда - всего три тысячи, но и для такого количества не могли сена вдоволь заготовить. Он председателю и говорит: "Чем занимаешься? Эти горы - клад. Здесь можно миллионы овец держать. Почему вы ленитесь, летом плохо работаете?" С ними секретарь райкома был. Председатель сразу к нему обращается, вот, видишь, он, мол, двоюродный брат кербелаи Аббаса, местного богатея. Он их мне в пример ставит, у них, видите ли, раньше на 500 овец больше сена было на зиму заготовлено, чем сейчас у целого колхоза! Но секретарь не дурак был, отвечает: "А что, разве неправду говорит?"
Так вот и жили. Мы с матерью после высылки отца в Нахчиван перебрались. Помогать нам некому было, мать работала, я учился. В педучилище кормили, правда, бесплатно, два раза в год одежду давали. Учителем же я начал работать уже в 18 лет.
Если же об армянах говорить, то я вот что скажу: считают их умными, а по мне так они дураки. Уверяю, они больше потеряли, чем выиграли. Их в Азербайджане полмиллиона жило, только в Баку - 200 тысяч. А где они сейчас? Как в новой жизни устроились? Почему грех на душу взяли, захватив чужую землю и людей выгнав из тех мест, где могилы их предков? Армянам в Азербайджане лучше, чем нам, азербайджанцам, жилось. Никто их конфликтовать не вынуждал! Сами трагедию разыграли. Захватили наши районы. Я был в Шуше, такое живописное мес то! Горы, обрывы, скалы... А теперь что? Пусто там, не живет никто... Из Азербайджана ведь городские жители-армяне ушли, по городам они и рассели лись, работать устроились, а наши-то беженцы - из сел, для них земля, скот, хозяйство - вся их жизнь. На асфальте трава не растет...
Я слушаю Тамлейху и невольно вспоминаю скупые строки свидетельств о трагедии нашего народа:
"В 1905 году главарь дашнаков Степан затеял армяно-азербайджанскую резню в Сисианском районе. Со своим отрядом он атаковал Агду. Другой отряд с лачинской скалы севернее Вагади и Уруда обстреливал эти села, чтобы оттуда не могли послать помощь в Агду. Агду сожгли, дым доходил до соседних сел. До самого вечера продолжался бой с армянами. Под вечер Степан был убит. После этого его войско в страхе обратилось в бегство. Но еще несколько месяцев армяне не давали покоя жителям Агду..."
После того, как мечта одноухого Андраника Озаняна, командовавшего 60-тысячной профессиональной армией, об автономии в Турции потерпела крах, он решил реализовать ее в Азербайджане и двинул свою армию через Нахчиван на Карабах. На их пути лежали земли Зангезура.
Андраник послал Мешади Аслану, управляющему селами Вагуди, Агду, Дерекенд, Уруд, Ирмис, Бахрулу, Шам и Илин письмо с требованием сдаться ему и пропустить войско, идущее на Шушу. В противном случае он грозил уничтожить всех.
Мешади Аслан собрал на совет аксакалов. Неравенство сил было очевидным. Но очевидной была и лживость мирных заверений Андраника, потому что до сих пор его армия на своем пути не пощадила ни одного азербайджанского села. Дома были разграблены, сожжены, людей подвергали страшным пыткам и зверски убивали, на голые спины мужчин выливали кипящий самовар, женщинам заживо отрезали груди, грудных детей, наколов на штыки, бросали в огонь. Бой был неизбежен, и Андранику ответили отказом. Армяне подвергли села обстрелу из пушек и пулеметов. Сопротивление крестьян, вооруженных охотничьими ружьями, секачами, топорами, палками, было легко сломлено, началось истребление. Все было разграблено, сожжено, люди убиты. Женщины с детьми, взяв с собой вещи, которые смогли унести, днем прятались среди скал, в кустах, а ночами уходили из родных мест.
Обратимся вновь к историческим документам.
"Все мусульманские села 1-ого административного участка Сисианского уезда, большинство сел 2-ого участка, значительная часть сел 3-ого, 4-ого и 5-ого участков полностью разрушены. Много сел армянами стерто с лица земли. 50000 мусульман нашли убежище в Джабраильском уезде.
В Зангезурском уезде разрушено 115 мусульманских сел. В этих селах убиты 3257 мужчин, 2276 женщин, 2196 детей. 794 женщины, 1060 мужчин и 425 детей ранены. По всему уезду убито и ранено 10068 мусульман.
По самым минимальным подсчетам убыток мусульман по уезду составил миллиард рублей.
Лишь в 15 из 58 сел Гаракилси в 1918 году было убито 625 человек, а убыток составил 51390000 рублей.
Рапорт о разрушениях, причиненных войсками под командованием Андраника
азербайджанским селам
"Села Уруд, Дарабас, Агуди, Вагуди разрушены, мусульманские районы Арыклы, Шукюра, Меликли, Пулкенда, Шеки, Гызылджыг и Гаракилси, а также села Ирмис, Пахлили, Кюрдлер, Хотанан, Сисиан Забазадур сожжены, 500 мужчин, женщин и детей убиты. По словам попавшего в плен старого армянина, Андраник разрушил эти села по просьбе зангезурских армян.