Однажды в выходной день он пригласил меня с собой навестить его родных. А Славянка расположена в 120 километрах от Ташкента, но уже в Казахстане. Приехали мы туда, поужинали, а затем отправились знакомиться с другими его родственниками. Зашли во двор дома, где жила семья моей будущей супруги. Самира тогда в третьем классе училась, а мне было шестнадцать лет. Вижу, во дворе ловко орудует веником маленькая такая девчушка. Заметила нас, веник бросила, глаза заблестели радостно, подбежала к брату, поцеловала его, а затем и меня - ребенок, гостям обрадовалась! Такой я ее впервые увидел и запомнил...
Закончил я институт, лет пять прошло. Самира уже в восьмом классе училась, а я два года работал в области, в Гулистане, километрах в тридцати от них и наведывался, иной раз, по выходным. Девушка вызывала у меня чувство искренней дружеской симпатии. Затем - Москва, аспирантура. Самира, тем временем, решила пойти учиться в Ташкентский фармацевтический институт. Шел август. Она сдавала вступительные экзамены, а я из Москвы приехал и узнал, что вся ее семья в Ташкенте. Как раз в этот день должны были объявить результаты вступительных экзаменов, и я решил отправиться к институту "поболеть" за нее. Мы стояли все вместе и с нетерпением ждали, когда огласят список принятых. И вот, наконец, прозвучала ее фамилия. Радости было!.. Вечером ее родители устроили по этому поводу маленькое торжество. Я же незаметно наблюдал за девушкой, и она мне все больше и больше нравилась...
Жизнь шла своим чередом. Я учился, работал, а мысли непрестанно крутились вокруг Самиры. И не выдержал - признался маме, что есть, мол, одна девушка... Она поняла меня без лишних слов, и выбор мой ее порадовал: ей очень нравилась вся их семья, особенно - мать Самиры. Внешне та была необычная азербайджанка: белокожая, а глаза - цвета морской волны. У нас же в роду по линии матери у всех были глаза черные, а вот по отцовской линии встречались светлые и у самого отца глаза были зеленовато-серые. У моей старшей дочки, когда она родилась, цвет глаз оказался голубой-голубой...
Значит, сказал я маме. И она только спросила меня с улыбкой: "А сам ты что чувствуешь, как к тебе относятся? Примут твое предложение, разведал?" Но я не мог описать словами свои ощущения. Сердце подсказывало, что меня в этом гостеприимном доме мысленно уже видели в качестве зятя. Был такой случай. В тот год, когда Самира только-только поступила в институт, я через ее дядю, любившего меня, как сына, влиятельного в Узбекистане человека, организовал экскурсию в эту республику моей знакомой преподавательницы МГУ Анны Грау, немки из Дрездена. Ей вместе с мужем очень хотелось увидеть легендарные Самарканд, Хиву и Бухару. В ходе поездки заглянули мы в Гулистан, куда уже переехала семья Самиры. Отец ее работал там директором автопредприятия, а мать - врачом-инфекционистом. В честь гостей из Германии устроили, как водится, обед. Сидим за столом, и Анна говорит шутливо самириной матери: "Ваш племянник - замечательный парень! Вот приглашу его к нам в Дрезден и обязательно женю на немке". И тут я заметил, как упало настроение у моей предполагаемой тещи, да и Самира погрустнела. Я тут же Анне шепнул незаметно, чтобы она к этой теме больше не возвращалась, что хозяйка дома мне, в прямом смысле слова, не родственница, а ее дочь мне небезразлична... Получилась невольная проверка их отношения ко мне.
Вскоре в Узбекистан приехала моя мама и просватала за меня Самиру. Через год мы поженились.
Отца уже не было с нами... Он ушел в 1977 году, 28 апреля, в тот самый "черный" для нашего народа день, когда семьдесят лет назад части 11-й большевистской армии вступили в Азербайджан... Сказались лихие годы скитаний по тюрьмам и лагерям. Он умирал в больнице в Баку, его мучили боли, но держался он необыкновенно мужественно. Мама, сестры, которые постоянно ухаживали за ним, не слышали от него жалоб. Уходя, он думал об одном: чтобы в судьбе его детей и внуков не повторилось то, что пришлось пережить ему. А во мне - его жизнь, его страдания пробуждали огонь скорби, обиды, гнева... Его уход словно бы переложил на мои плечи ношу воспоминаний, которые он хранил в своем сердце, ответственность за те заветы нашего рода, которым он следовал сам и чему учил нас, своих детей...
Плакала земля на его похоронах... Вбирала в себя рожденное для будущей жизни...
Фатма Бегам пережила своего Абдуррахмана всего на два года.
После кончины родителей я все равно старался в редкие "окошки" свободного времени вырваться в Баку. А времени действительно совсем не хватало. Увлекала, затягивала работа, и я совершенно от всего отключался, кроме нее. Вставал в четыре, в пять утра и, наскоро перекусив, сразу садился за свои бумаги. Я всегда был такой... Мой водитель в Джизаке, местный узбек, как-то раз даже посетовал моему другу: интересно, мол, работать с Гусейном Абдуррахмановичем, но он обедать забывает, а мне тяжело, если вовремя не поем.
Жена ревновать слегка начала: нет меня дома после работы и нет... Однажды приехала в министерство поздно вечером, не дозвонившись ко мне в кабинет, а я сидел в кабинете первого заместителя министра, мы занимались вопросами организации нового завода в Самарканде совместно со знаменитой турецкой фирмой "Коч". Это предприятие сейчас успешно работает, выпускает миди-автобусы и 4,5-5-тонные грузовики, а тогда все только зарождалось, и мы срочно готовили документацию для министра. На другой день утром ожидался приезд турецких бизнесменов. Должен был приехать сам Инан Кирач - один из руководителей этой деловой империи, которой принадлежит почти половина известнейших турецких брендов в сфере бытовой техники, торговли, гостиничного бизнеса, автомобилестроения и многого другого. Настоящий прорыв был совершен фирмой "Коч" в автомобильной промышленности Турции. На его заводах еще в ЗО-е годы был произведен первый национальный автомобиль Anadolu, а теперь производится в сотрудничестве с итальянцами машина самой популярной турецкой модели - Tofas на базе Fiat. Понятно, насколько это была ответственная встреча.
- Вот, - сказала жена, увидев нас в состоянии, близком к точке кипения, - я вам поесть привезла. - Ну а я слегка улыбнулся про себя...
С отпусками тоже получалась беда. Я единственный раз отгулял отпуск через год после окончания института, а потом завертелось: экзамены, аспирантура, диссертация, защита... Летом - то в стройотряд, то на овощную базу... Нынешняя молодежь о таком и не слышала, а я по 800-1000 студентов возил на разгрузку овощей, будучи аспирантом в Москве. Когда в Ташкенте, в институте работал, летом трудился в приемной комиссии, а осенью начинались выезды на уборку хлопка.
С годами появилась одна отдушина: как уже говорилось, взялся я строить в Ташкенте собственный дом. Надоела квартира, захотелось иметь свой сад, цветы под окнами. И вот наконец в марте 1996 года мы всей семьей переселились в наше новое жилище. А вскоре все зацвело - благодать!
К нам помочь по хозяйству приходила женщина, Раисой Петровной ее звали. Как-то она в очередной раз появилась у нас, посмотрела на наш сад и говорит: "Нет, не будете вы здесь жить! Уедете..."
Я просто из себя вышел: "О чем вы, Раиса Петровна? - говорю. - Я девять лет старался, дом для семьи строил, нервов уйму истратил, а вы?.."
Но она стоит на своем: "Скоро съедете... Гарантию даю!"
Примета, оказывается, такая есть: если густая листва снизу пошла, и деревья между собой переплелись, - первый признак, что дом хозяев поменяет.
Я спорить не стал, махнул с досады рукой и постарался про это забыть.
В том же году в конце июля мне предстояла командировка в Турцию, и я решил взять с собой семью, чтобы оттуда поехать на недельку в Италию. Знакомые мне обещали организовать поездку через всю страну. Поговорил с министром и тот меня отпустил. Так что забрал я дочек, жену, и полетели мы сначала в Стамбул. Прихожу вечером после деловых переговоров в гостиницу, где мы остановились, а мне звонит брат моей супруги и просит, чтобы я срочно связался с послом Азербайджана в Узбекистане Айдыном Азимбековым (между прочим, он тоже из семьи спецпереселенцев. Этот человек в моей судьбе сыграл очень большую роль, он был моим наставником и фактически дал путевку в жизнь).
Очень меня этот звонок удивил. Время - семь часов вечера, я собирался с детьми погулять по городу, но - делать нечего, дозвонился, а мне говорят: "Срочно вылетай в Баку, с тобой хочет встретиться Гейдар Алиев".
Как гром среди ясного неба!
Чего я только не передумал, пока дозванивался, но такого...
Действительно, бывает: живет человек, работает, создает семью, строит дом... А где-то, неведомо и невидимо для него, поворачиваются колесики его судьбы, направляя его на новый путь, коренным образом изменяя его жизнь.....
Я летел из Стамбула в Баку и, хотя наступила ночь, не смыкал глаз. Читать тоже ничего не мог. Все думал: откуда Гейдар Алиев узнал про меня, зачем я ему понадобился? Размышлял и о самой фигуре Алиева.
Масштаб этой личности всегда поражал меня. Я твердо был убежден: если бы он находился у руля власти в Азербайджане, когда заварилась армянами с помощью Москвы "карабахская каша", он бы все это в корне пресек, сохранил наш Карабах, не допустил бы сотен тысяч беженцев...И "бакинских событий" не было бы в январе 1990 года.
Алиевские выдержка, воля, незаурядный дипломатический талант помогли бы избежать этой трагедии. Я не говорю уже о том, как умело он остановил гражданскую войну, куда чуть не столкнул республику авантюрист Сурет Гусейнов.
Провидение щедро одарило Г.Алиева управленческим даром и мощной харизмой лидера. На всем постсоветском пространстве вряд ли можно найти другого подобного руководителя, в ком настолько органично сочетались бы личное обаяние и необходимая властная жесткость, четкость ума профессионала и артистизм натуры. Наблюдая за Гейдаром Алиевым издалека, я нередко вспоминал старую мудрость: "Нет цены тому, кто и на коне благоразумен".
В Баку я прилетел в два часа ночи. Устроился у родных, кое-как дождался утра и поехал в Президентский аппарат. Меня попросили подождать немного, а затем сообщили, что в пять вечера я буду принят господином Президентом.
Снова потянулось время ожидания. Но теперь я даже перестал голову ломать над тем, зачем понадобился Гейдару Алиеву и откуда он про меня узнал.
Сразу поразили его живые яркие глаза. Они буквально излучали доброжелательность, внимание и еще - незаметно оценивали тебя: посмотрим, кто ты таков, чего стоишь?
Президент начал расспрашивать, чем занимаюсь, какие вопросы решаю, интересовался экономикой Узбекистана, развитием его транспортной сети, законодательством о транспорте. Порой, когда дело касалось конкретных фактов и цифр, например, объемов производства зерна на душу населения, структуры экспорта и импорта республики, он с разных сторон уточнял приводимые мною сведения, словно проверяя, насколько я компетентен в этих проблемах, и при этом сам проявлял недюжинную осведомленность в затронутой теме. Но мне легко было отвечать на его вопросы, так как под контролем нашего министерства находились все объемы транспортных перевозок Узбекистана, основные параметры узбекской экономики я знал наизусть. Однако мой высокий собеседник отнюдь не экзаменовал меня. Характер вопросов, та интонация, с какой они задавались, выводили эту внешне простую беседу на уровень обсуждения государственно-значимых проблем.
Все завершилось неожиданным для меня образом: "А на родину ты не думаешь перебираться? - спросил Гейдар Алиев. - Не хочешь поработать в Азербайджане?"
Я ответил, что вернуться хотел бы, но там у меня на плечах огромный груз и бросить его в одночасье невозможно, тем более что в данный момент нахожусь в командировке, а затем в кои-то веки собрался в отпуск с семьей.
- А когда ты предполагаешь приехать назад, в Ташкент? - поинтересовался Президент.
- Где-то десятого августа, - отвечаю.
- Ладно, как приедешь, позвони!
И - все.
Я выходил от него - ног под собой не чуял, словно на крыльях летел. Полтора часа беседы прошли незаметно. Осталось вдохновляющее ощущение приподнятости. Гейдар Алиев как будто нацелил меня на что-то важное, хотя разговор закончился на неопределенной ноте, так, "позвони"...А куда, кому, зачем?..
В тот же вечер я улетел обратно в Стамбул, а на другой день уже был самолет в Италию. Нашу поездку мы начинали с Милана.
Разумеется, я и там постоянно размышлял об этой встрече, вспоминал ее подробности. Президент Азербайджана коснулся, в частности, автомобильного завода в Гяндже. Может, думал, он хочет предложить мне стать его директором?.. Но постепенно я уговорил себя последовать испытанному житейскому правилу: не гадай о том, чего ты знать не можешь, и -весь отдался итальянским впечатлениям.
Возвращаюсь десятого августа в Ташкент. И опять нахлынули на меня раздумья о будущем. Я даже начал немного подсмеиваться над собой: вот какую человек мне задал загадку, а я верчусь над разгадкой, как на привязи.
Позвонил в Президентский аппарат, помощнику Гейдара Алиева. Сказал: "Гейдар Алиевич просил позвонить, когда я вернусь в Ташкент, доложите ему, пожалуйста". - "Хорошо" - коротко ответили на том конце.
Неделя прошла, вторая... Тишина, ни звука из Баку. Своему начальству я, конечно, ничего об этом разговоре не рассказывал.
25 августа поехали мы с женой за семьдесят километров от Ташкента на свадьбу к родственникам в Сырдарьинскую область. Вернулись домой поздно ночью. А моя фирма работала круглосуточно, так как через спутники системы "ИНМОРСАТ" непрерывно отслеживалось движение наших автомашин по всем международным маршрутам. И вот звонит мне наш дежурный, Алишер, и сообщает, что был звонок из Президентского аппарата Азербайджана, и меня попросили завтра с утра с ними связаться. Как сейчас помню, была суббота. Я дозвонился в Баку и узнал, что Гейдар Алиев вновь срочно вызывает меня.
Так удачно сложилось, что как раз в предстоящее воскресенье, 26 августа 1996 года, открывался первый прямой авиарейс частной азербайджанской авиакомпании "ИМЭЙР", которым я вылетел в Баку.
В понедельник с утра пошел в знакомое здание, и снова меня принял Гейдар Алиев. Сначала коснулись общих тем, затем он спросил: "Не надумал в Азербайджан переезжать?" Я ответил то же, что и в первый раз: "Работать под Вашим руководством, быть членом Вашей команды было заветной мечтой всю мою сознательную жизнь. Однако сразу бросить работу в Ташкенте мне сложно..."
Он проницательно посмотрел на меня, отвернулся и пожал плечами: "Не понимаю, - говорит, - здесь столько народа бегает, на работу напрашиваются. А я тебя приглашаю, ты же капризничаешь, никак определиться не можешь!"
После этих слов я почувствовал себя ужасно неловко, похолодело все внутри. Я ведь по натуре человек основательный, дело свое в Узбекистане годами взращивал, столько энергии и души в него вложил! Как мгновенно по живому отрезать? Тоскливо мне стало, думаю, не поймет ли Президент так, будто я ломаюсь, цену себе набиваю?
А молчание в кабинете становилось почти катастрофическим.