Были тут и сколопендры бронированные обыкновенные, которые не парились ни о чем, и резали своими жвалами и конечностями всех тварей подряд. Муравьев тоже не забыл из новых улучшенных от королевы Чернушки. Всех их, и многих других, я отпустил на волю, чтобы они разбежались и начали проряжать потоки мертвых, дабы дать людям хоть в немного продохнуть.
Спустя десять минут
— Саня, не знаю, что вы там делаете, но продолжайте! Мы уже продвинулись на метров семьсот! Поток мертвечин конкретно уменьшился и скоро мы зайдем в город.
— Принял! — сообщил Волку, что понял его и продолжил.
— Ты куда пропал? — появилась растрепанная, как чертенок, Катя. — Я, между прочим, переживала, что тебя уже слопали, — она весело улыбнулась мне и задорно встряхнуло хвостиком, в который она собрала копну своих пышных волос.
— Меня? Ты видела здесь настолько безбашенных мертвых?
— Не-а… — засмеялась она. — Скорее, ты сам всех сожрешь, но знаешь… — стала она серьезной. — Они совсем не слабые, как о них говорят. Это я уже испытала на своей шкуре. Их много, и они берут большим числом. Меня уже тошнит от желеек, а Андрей говорит, что никогда еще не видел столько крови, а он, между прочим, сам знаешь, кто.
— Увы, но он теперь еще и Паладин. Сегодня он получит важный опыт. Тот, который позже пригодится ему в жизни.
— Боевой? — спросила она.
Я улыбнулся.
— И не только, — покачал головой, подходя к ней и создавая слабую технику ветра, которая слегка очистила ее броню и одежду. — Сегодня он узнает, зачем нужны такие, как он. Когда приходят похожие создания, то по их души вызывают Паладинов.
— А ты умный, — снова рассмеялась Катя, и внезапно швырнула свой клинок в меня.
Попала она, конечно, в мертвого мужика без половины головы, и между прочим, я сам хотел его убить.
— Хороший бросок! — похвалил ее. — Только не смотри назад, — хищно улыбнулся я.
Катя сразу вздрогнула.
— Там?.. — пыталась она придумать, чего так сильно боится.
Но не придумала и резко развернулась, усилив доспех, а затем ко мне.
— Обманул⁈ — надулась, ударив меня кулачком.
— Чтобы ты не расслаблялась, — быстрый поцелуй в губы, и схватив ее за руку, повел за собой на площадь.
Я призвал больше пяти сотен тварей, и пока хватит. Все, что мне нужно, это подождать, пока Шнырька найдет то, что нужно мне.
Личная опочивальня Императрицы
— Теперь и ты знаешь… — наконец-то закончила она рассказывать всю информацию, что получила, старому другу своей семьи и наставнику, герцогу Болконскому. — Что скажешь?
Мужчина весь разговор слушал ее внимательно, и даже не думал перебивать. Наоборот, он был полностью сконцентрирован и сейчас анализировал полученную информацию.
— Скажу, что это очевидно, — он смог ее удивить. — То, что он не шпион, мы и так знали. Его проверяли по многим каналам, и возможностей навредить у него было предостаточно.
— А смерть Императора? — вдруг вспомнила она, но быстро опомнилась — Хотя, нет… Бред! — сама ответила она на свой вопрос.
— И я так думаю, — усмехнулся он и позволил себе сделать глоток холодного чая. — Мое мнение, что Годарт не врет. Все сходится! Александр, действительно, вырвался из его лап, и тот признал его, как равного, а возможно, потенциально даже выше. Что очень странно от заносчивого прусака.
— Это все хорошо, но что делать нам? — нахмурилась женщина.
Болконский улыбался.
— Может принять его предложение? — вскинул он правую бровь.
— Глупости! — возмутилась Елизавета. — Я что… — хотела она выдать гневный монолог, что не хочет, но прервала сама себя.
А действительно, что она сама хочет? Когда в последний раз она думала о себе? Наверное, это было в последний раз в детстве, и то в очень глубоком. Всю жизнь ей приходилось работать на благо своей страны. С малых лет она посещала торжественные приемы и обучалась быть Императрицей, да только никто не спрашивал, хочет ли она ею быть. Наверное, потому она и потакает так своей дочери, что хорошо понимает ее чувства.
Хочет ли она стать женой барона? Смешно звучит… Она оценила шутку, которая сама и придумала. Но титул можно изменить, а с другой стороны, она и сама не знает ответа на этот вопрос.
— Помнится, одна слегка подвыпившая Императрица много лет десять назад доказывала мне, что в один момент не выдержит и сбежит, оставив все это. Рассказывала, как ее все достало, и как хочется пожить для себя.
Елизавета грустно усмехнулась и поправила платье. Было время, когда она чуть было не решилась, но… Понимала, что трон оставлять Меньшиковым нельзя. Снова пожертвовала собой… во благо Империи.
— Я почти убежала тогда, — опустила она голову, а дальше прозвучали слова, которые не каждый день можно услышать. — Да и где он, а где я?
— Ого! Что я слышу, — аж привстал со своего места Балконский. — Одна венценосная особа признала барона выше себя по статусу.
Лиза нахмурилась, и ее глаза полыхнули пламенем.
— Я не про то… Мой статус выше, это понятно. А вот возраст… — наконец выдала она то, о чем думала в последнее время.
Она, и правда, думала об этом, но не так, как ее дочь. Уж кто-кто, а она никого и никогда не заставит на себе жениться ни при каких условиях. Устала она жить с человеком, которого не любила, и который никогда не любил ее. Добрый и справедливый правитель? Возможно, так Император выглядел со стороны. Красивая картинка для всех остальных, и большая трагедия для них.
Да, не любила она его… Хотя прекрасно понимала, что в ее возрасте все по другому. Любовь — это такая вещь, которая может прийти и остаться очень надолго, если не навсегда. Лиза всегда запрещала себе любить, ведь это слабость, и этим могут воспользоваться недруги. А потому и не знала, что это за чувство.
— Тоже мне проблема, — махнул рукой Болконский. — Особенно для той, в которой течет огонь, — на последних словах он понизил голос, разглашая одну из самых больших тайн Рода Годуновых.
— Ты уверен, что нас не слушают сейчас? — серьезно спросила она.
— Могу поставить на кон свою жизнь, — пожал плечами мужчина.
— Тогда, ладно… — успокоилась она и выдала. — Я боюсь… Это проклятие нашего Рода, которое почему-то путают с благословением.
— Жить бесконечно долго и уметь управлять своим возрастом — это разве преступление или каторга? — парировал он ее слова.
— Не возрастом… Когда мы даем волю своему огню и пускаем его в свою кровь, то можем помолодеть по своему желанию, но возраст, как и усталость, остается с нами навсегда. А еще мы живем долго… Очень долго… Все умирают, а мы живем… Тебе этого не понять, наверное… Но я еще с самого детства боялась этой своей способности.
— Может, зря? — хмыкнул он. — А еще могу сказать, что Галактионов ведет себя так, словно собирается жить вечно. Разве это не хорошая партия?
— Хорошая… партия… — как под гипнозом повторила она его слова, и вытянула вперед свою руку, по которой пошли язычки сине-красного пламени, пытаясь устремиться в вены. Сдерживать их было нелегко. Дар словно почувствовал, что запахло свободой. Впрочем, такое чувство было и у Лизы…
Лизы Годуновой, которая в детстве мечтала много смеяться, играть на арфе теплыми вечерами и лопать шоколадки, лежа под теплым одеялом, и смотреть свои любимые передачи, которыми были и есть мультики. Увы, ей разрешали смотреть их слишком редко. Может, потому любовь к ним она не оставила в прошлом.