в которой Адриан увиливает, Филлион осуждает, а Коля перестаёт существовать.
Ступни улья Балагурово.
Всё же глазомер в незнакомом мире у меня немного не откалиброван. До мегаструктуры мы идём минут десять неспешным шагом — а ближе она становится едва-едва. Хотя, возможно, прошло куда меньше времени, а его восприятие было нарушено гнетущей тишиной пустыря, оттенённой шумом города. Местных было немного, зданий — почти нет. Плюс Филлион уродился не очень разговорчивым. За то время, что мы шли по пустырю к Шпилю Скоморохов, он проронил с пару десятков фраз. Первым — лишь одну:
— Валим подальше от этого проклятого места.
Отойдя на пару сотен саженей, наконец знакомимся нормально. Филлион, младший сын одной из ветвей великого Дома Уар. Вон их шпиль, торчит в отдалении ещё дальше, чем Скомороший… Бронза, минимум строений в плёснах, грубоватые и редкие горельефы. Силуэты многочисленных орудийных башенок видны даже в закатных сумерках. Хороший калибр и хорошее расположение — можно обстреливать все южные подъезды к городу.
Я отрекомендовался просто Адрианом, рассказав лишь про часть своих приключений. Остальное — сочинил на ходу, добавляя к всплывающим в голове фразам собственную интерпретацию. Дескать, так и так, жирный заказ приплыл в руки, да вот беда — оказался с подковыркой. А дальше погоня чёрт знает кого по половине Пургатории. Осложнённый выход из Эгрегора, фрагментированная память, новый заказ и новые подлости.
— Легко отделался, — замечает Уар. — Жирные заказы — жирные проблемы.
Коротко киваю в ответ.
— Это же улей Балагуровых? — Не уверен, сработала ли моя байка полностью или нет — но часть вопросов снимает. Авось, позже станет полегче. Филлион же вдыхает терпкого воздуха поймы, словно собирается выпалить что-то. Но лишь коротко кивает.
Итак, улей Балагуровых. Шпиль Скоморохов. Что у нас тут? Мда, негусто. Вроде и здоровый, куда больше того, что виднеется дальше в степи, но какой-то дурацкий. Верхушки, в отличие от иных шпилей, нет. Прям как у Собора Парижской Богоматери… если бы его разнесли снарядом. Левая часть верхушки улья осталась на месте, как стенка развалившегося гнилого зуба. Никакой облицовки бетонного каркаса. На левом берегу можно было увидеть сияние на остатках закатного солнца Золотого шпиля, медную рыжину облицовки Птичьего Шпиля, но тут — бетон, какие-то серые пятна на нём и невероятно унылые панельные дома под арками. Строительные леса мхом покрывают одну из его сторон, но так редко и беспорядочно, что становится ясно: причина явно не в постройке. Скорее — в попытке содержать шпиль в относительно безопасном состоянии.
— Выглядит не очень. Как всегда, — спешно добавляю я.
— Скоморохам главное — крыша под головой, а не её состояние. Внутри — гораздо лучше.
Я прищуриваюсь и оптический имплант в левом глазу увеличивает «плёсны». Стопы Шпиля расцвечивали своды арок отсветами яркого, неонового света. И это был не только золотой, как на рынке Каллиников. Тут были пятна синего, розового, бирюзового и кучи других оттенков, которых я не то чтобы назвать — различить бы не смог между собой. Странно. Жить люди тут явно умеют — чего ж они довели свой общий дом до такого состояния?
Очень старый разговор. Один из многих с наставником. Будь Адриан хоть двенадцатым сыном — но готовили его не хуже Константина. Медленно парящая прогулочная платформа хороша многим. Видом на Нижнедонск и окружающую его Великую Степь. Оставленным внизу шумом «бритв» и стуком заводских цехов. Прекрасными закусками и вышколенным персоналом, наконец. Но был и один недостаток. Отсутствие стёкол. Приходилось перекрикивать ветер да тощей рукой придерживаться за одну из стоек.
— Он действительно разрушен?
— Неправильный ответ, мой ученик, — спокойно отвечает Наставник, и я прекрасно слышу его голос. Импланты, не иначе. — Ты ещё только начал учить историю, хотя в хрусталике уже железо.
— Это всё проблема с глазом, — ворчу (а точнее — пищу) я.
— Надеюсь, его восстановили не за счёт головы. Воспользуйся своим новым инструментом и расскажи мне, в чём именно ошибся.
Я прищуриваюсь. Имплант, повинуясь мне, увеличивает картинку, которая показывает — выбранный мною ответ оказался слишком простым. На бетонных стенах остались рамы крепления облицовки: металлические рейки и уголки, где-то искалеченные, а где-то вполне целые. Да и сама облицовка чудного, сине-серого, цвета кое-где, да осталась. Странные пятна, покрывающие бетонные стены, на поверку оказываются неудачно замытыми подпалинами, словно вся монструозная конструкция некогда горела погребальным костром адских масштабов.
Подулье тоже несет на себе следы старой катастрофы. Аляповато восстановленные дома, окружают заросшие воронки, заметные только по излишне правильному контуру. Сплошь и рядом свободное пространство занимают едва прикрытые дёрном циклопические обломки. В них можно опознать разбитые аркбутаны, некогда поддерживавшие шпиль, обломки статуй и целые куски стен.
Многие думают, что шпиль Скоморохов так и не достроили, когда случился пожар. Удивительно, сколько всего может быть замылено человеческими стереотипами и пересудами. Нет, тут случилось что-то другое. Война? Падение Великого Дома? Адриан чувствовал смертельную тоску, узнав столько возможных загадок. А ещё от того, что придётся отвечать вместо простых покатушек над городом.
— Я смотрел на картину в целом, но не рассмотрел детали, мастер.
— Оцени, когда случилась катастрофа.
— Пожалуй, не больше двух кондратиоров. Сто… сто шестьдесят лет назад.
— И что же тут было сто пятнадцать лет назад?
— Катастрофа, что ж тут ещё было, — ворчит Уар и воспоминание уходит, оставляя меня в смущении.
Я понимаю, что последнюю фразу произнёс вслух. Сколько времени прошло? Так, мы всё ещё идём. С выкрашенным под пчёлку пнём всё так же едва поравнялись. Кажется, прошло от силы пара секунд. «Осколки» всплывают всё чаще. Контроль над телом я не теряю, время — тоже. И на том спасибо, как говорится. То ли я начинаю отходить от адреналинового шока, то ли свыкаюсь с окружением. В любом случае — память Адриана становится моей и этого процесса мне не остановить. Что ж, пока нужно загнать куда подальше Ростов-на-Дону, археологию и настоящее имя. Сейчас существует только курьер Адриан из Нижнедонска, множащий себе опасности при первой возможности.
Кстати об опасностях. Учащающиеся лачуги. Ближе к берегу они прятались в зарослях камыша, но чем ближе мы подбираемся — тем больше их попадается на глаза. Собранные из какого-то хлама, отдельных бетонных плит и панелей, они стоят без какого-то видимого плана. Дым костров и очагов намекает мне на обитателей, которые не заставляют себя ждать: одеты не так плохо, как я ожидал, но весьма насторожены. И все — вооружены, кто дубьём в руках, а кто и ножичками на поясе.
— Фил?
— Чего тебе? — абсолютно спокойно отвечает Уар, будто вокруг нас и не сгущаются тучи
— Они не будут проблемой? — опускаю голос я, взглядом показывая за себя.
— Не будут, — излишне ровно отвечает Уар. Напылённый на сетчатке прозрачный экран выводит его бессловесное сообщение, присланное через Эгрегор: — «Если мы будем держать язык за зубами, а ухо — в остро».
Мне только и остаётся, что положить руку на лазерный пистолет. Никогда не являлся сторонником пальбы при первой возможности… до сегодняшнего дня. Не для того я дрался на дуэли с расфуфыренным дворянином, чтоб лежать холодным трупом среди строительного мусора.
— Валите отсюда, правобережные! — голосит какой-то подросток, но мы даже не оборачиваемся.
Ну да, мы чужаки. А их грех не пощипать. Интересно, как они отличают «правобережных»? По походке? Или одежде? Впрочем, Филлион не обращает внимания на удаляющиеся вопли. Лишь сдвигает дробовик поближе. Нам ничего не бросают вслед и мне кажется, что пик опасности ушёл. Пару раз мы минуем биомехов, которые косятся слишком уж недобрым взглядом. Словно ограничивающие их невмы тут становятся чуть-чуть, да послабее. Я отвлекаюсь на очередного из них — потёртого жизнью бежево-жёлтого кентавра с белеющими пластиковыми «ногами». И очень зря — потому что дорогу нам неспешно, едва ли не переваливаясь, перекрывает пятёрка местных обитателей.
— Чегось делаем тут, татьба? — с прищуром осведомляется «главный», мужик из тех, что выглядят одинаково и в двадцать пять, и в сорок пять. Особенно от остальной банды не отличается, кроме золотого зуба и позолоченного же ствола, виднеющегося за поясом. Видимо, золотая фикса в местных краях считается чем-то вроде короны, а полноценное, стреляющее оружие — вроде скипетра.
— Домой идём, — спокойно отвечает Уар.
— Домой, говоришь, — тянет «фикса». — А давно Уары в скоморохов записаны?
По застывшему лицу Фила пробегает тень. Но он продолжает отвечать крайне вежливо. На мой взгляд — даже слишком. Гоп-стоп среди бела дня — ещё ладно, как говорится, «high tech, low life». Но вот прямое оскорбление Великого Дома какой-то шелупонью — что-то за гранью моего понимания.
— Мой дом всё так же живёт в Задонье, как и твои сюзерены, — чеканит Уар. — И живёт тут дольше, чем тянется летопись. С тех времён, когда на юге город ещё не отделяла никакая стена.
— Да понял, понял всё я про тебя — отмахивается главный и едва ли не разворачивается прочь. Но на мою беду, один из прихлебателей замечает (или «замечает», кто их знает) меня.
— А это ещё что за хлыщ?
— Подопечный, — ворчит Филлион.
— У подопечного тришкин кафтан, зато блестяшки хорошие, — подаёт голос кто-то сзади меня. Нехорошо.
К моему удивлению, «фикса» тоже не в восторге от происходящего. Видимо, какой-то страх перед Великими домами некогда ему вбили. Жаль только, что только ему (гопники уже вовсю обсуждают, сколько добра в моих карманах) и недостаточно. Боязнь потерять место вожака перекрыла ему все фобии и даже характерный щелчок затвора, которым Уар прерывает дискуссию. Вожак решается на компромисс и чуть выходит вперёд, обращаясь ко мне:
— Отдашь браслет — спокойно пройдёшь. Помянешь бедного Окофиста за кружечкой вечером и спокойно ляжешь спать.
— А ничего тебе ещё не отдать? Девственность сестры там, ключ от Порайска?
— Только если сестра миленькая, — склабится Окофист и повышает голос: — Я не понял, правобережники, вы охамели? За проход нужно платить.
— Сколько? — негромко спрашивает хмурый Фил.
— А вот либо браслет — либо сколько у вас есть. Ни больше — ни меньше!
Вздохнуть. Вскинуть лазерный пистолет в двуручный хват и вбить высокоэнергетический луч прямо в лоб болтливому. Услышать залп дробовика в воздух: Уар тоже «включился». Довернуть ствол в сторону амбала. Ощутить спиной бердыш Фила. Кажется, неплохо так встали в оборону. Вскинуть бровь.
— Ещё желающие будут?
— Ты покойник, старикан, — обещает мне кто-то из заднего ряда.
— Выйди поближе, а то слух плоховат стал, — сразу же возражаю я. Никто не отвечает. Как я и предполагал, стрелковое оружие было только у вожака. — Окофист вон, попросил помянуть — как отказать-то такому? Тебя тоже помянуть нужно? А?
— Ребятки, валите отсюда, покуда целы, — искренне советует Уар. — Только медленно и без лишних телодвижений.
Хмурая банда отходит подальше, не прекращая обещать Уарам в целом и мне в частности самыми страшными карами. Я же добавляю пистолет бандита себе за пояс. Даже переделанная в пугач сигнальная ракетница может стать последним доводом в драке. Главное — не отстрелить себе яйца до схватки.
— Чтоб тебя бесы сожрали, ты сдурел? — на лице Уара вновь окаменела маска, но в этот раз — изумления. — Ты понимаешь, что только что нарисовал нам на спине зелёнкой?
— Зелёнкой лоб мажут, дурында, — заливисто смеюсь я, давая ещё пару лазерных спиц поверх голов.
Вылезшие было обитатели клоповника лезут обратно с похвальной поспешностью, пока мы набираем ход. Из наручного кармана Филлиона выдвигается какая-то лапа с линзой, внимательно ощупывающая окружающие нас руины. Камера заднего обзора? Непрактично, но неплохо. Лишь когда трущобы остаются позади, Уар, наконец, выдыхает.
— Теперь понимаю, почему ты не сомневался ни секунды перед дуэлью. Ты напрочь отбитый.
— Это восхищение? — саркастично отвечаю я, но ответа на дожидаюсь. Мы вступаем, наконец, в подулье. Стопы улья Скоморохов, расположенные прямо под ним.
Плёсны действительно куда более весёлые, чем у Каллиников. Пожалуй, даже слишком. Шум оказывается не просто гомоном толпы. Она оказывается звуком улья. Ватаги скоморохов, молодых и старых, стремятся перекричать, переорать, перещеголять друг друга, а главное — вызвать улыбку на лице хотя бы одного из сонма мрачных рабочих, возвращающихся со смены. И то тут, то там раздаются взрывы хохота: над удачной шуткой, над летящим из трактира карликом, над очередной дракой ватаг, не поделивших место.
— Начинаю понимать, почему сюда нужно бежать.
— Выдачи нет только со степей, — возражает мне Филлион. — А вот Балагуровы активно выдают татей другим Домам. Они не настолько сильны, чтобы отстаивать право на суд.
— Да уж замечаю, — ворчу я, когда мимо проходит патруль с медными кирасами Каллиников.
— Достали, — сплёвывает Уар и внезапно для меня наносит удар куда-то назад.
— Мифостфиво профу профения, — шепелявит чипинник, отвевшивая самый настоящий поясной поклон и пятясь под дружное ржание ближайших людей.
— Вежливо они.
— Да как им вежливым-то не быть. Будь уверен, хоть у одного из ржащих да что-то спёрли. Держи ухо.
Я смеюсь, но всё хорошее настроение как-то улетучивается, когда мой взгляд встречается с человеческим, умным взглядом очередной легавой собачки. Интересно, у них в голове очередной искусственный интеллект — или всё же душа живого человека? Впрочем, для меня пока важно, что острые клыки не впиваются мне в икры
Несмотря на мои опасения, нас не преследуют. Я, конечно, о методах уклонения знаю только из книг да документалок разной степени дебильности — но вот Адриан, кажется, понимает получше. Курьер данных, если я правильно разгадываю всплывающие сценки и чувства, постоянно сталкивается с попытками отслеживания и в реальном, и в виртуальном мире. Вот и сейчас, когда мои действия особенно показательны и глупы — всплывающее раздражение отсекает лишнее. Я делюсь своими опасениями с Филом, пока мы входим в жилую застройку, и улочки становятся привычно узкими и кривоватыми.
— Может, Ильгорд и шишка на той стороне реки, но тут, в секторе Балагуровых, он — никто. Да и как сказать, шишка… седьмая вода на киселе.
— Боковая ветка рода?
— Нет, милсдарь. Боковая ветка — младшие сыновья младших сыновей, взявшие свои фамилии, рискнувшие всем ради создания истории «с нуля». Ильгорд же просто племянник среднего сына, включённый в знатный род. Он не будет рисковать — а то ещё, не дай бог, испортят запись в разрядной книге и всё — никаких тебе должностей, никаких кормлений в спокойных промышленных уровня улья, никаких праздных дней в «Иве».
Я помню, что кормление — право на сбор дани. Видимо, тут это значитскорее какие-то налоги. Ну, может быть ещё церковную десятину. Солевой, медный бунты… эти знания, похоже, можно спускать в трубу. Итак, есть великие рода, точнее — Великие Дома. Видимо, они владеют монструозными шпилями. Значит, есть Уары, Каллиники, Балагуровы, неведомые Комнины, Хитрово и Лаодикии. Осталось только понять, кто за что отвечает. И держаться подальше от Каллиников. Многовато я что-то наследил на их землях.
— Филлион, ты ведь Уар — зачем пошёл охранником? Кстати, можешь называть меня Адрианом. Понятия не имею, с чего вообще должен именоваться милсдарем.
— Сбой нейроимпланта? — впервые мрачная решимость на лице стража сменяется чем-то вроде любопытства.
— Ага. Авария летуна над Доном слегка повредила память. Но не рассудок, — добавляю спешно я.
— Дело твоё, Адриан. В Плёснах и не такое увидишь… а Уара-охранника увидишь часто. Мы же воины и воины честные. Прежде чем осесть в средних уровнях, каждый должен либо покрыть себя славой в походах на степную нелюдь, либо — защищать знатные рода. Родственники обычно записывались в мирские Ордена — нашего Великого дома или других. Поддерживать порядок на улице привычно и неблагородно, так что вот решил… — Филлион играет желваками, — повыкобениваться.
Странное понимание слов Филлиона накатывает на меня. Словно Адриан когда-то тоже решил… повыёживаться.