– Выздоравливай, – говорю я Нанасэ-онээсан.
Нанасэ недовольна. Она считает себя здоровой и хочет домой. У нее отдельная палата с телевизором и холодильником, за ней следят тут круглосуточно (потому что Джиро-сама так попросил!), но ей не нравится в больнице. И еда здесь не такая, и то душно, то холодно, а по телевизору какую-то чушь показывают. Как любой японец – белый воротничок, Нанасэ – трудоголик. Ей вот так вот валяться на казенном харче как ножом по горлу. Она полезный член общества и готова приносить этому самому обществу пользу и прочие дивиденды. Насколько общество страдает от отсутствия Нанасэ на работе у Ноды-сан в розовом салончике – неизвестно. Я уверяю Нанасэ, что все прекрасно обойдутся и без нее, что нужды в том, чтобы бежать на работу сломя голову, нет, и надо отдохнуть и восстановить силы, и вообще Джиро-сама оставил у нас дома в чашке для чипсов миллион иен, так что и с деньгами все нормально. Нанасэ-онээсан начинает волноваться еще больше, говорит, что нельзя брать у Джиро-самы такие деньги, и мы люди не бедные сами и надо бы их вернуть. Я закатываю глаза вверх и меняю тему разговора. Лично я считаю, что, если дает деньги – значит, должен, и все тут. Тем более что хату нам разбомбили на хрен, руки мне отрезали к чертям собачьим, а все из-за того, что нарвалась Нанасэ на этого придурка мага. И где? Правильно – в салончике, который у нас на секундочку, крышевал сам Джиро-сама. То бишь защищал, если по цивильному говорить, а не сленгом девяностых. Защитить не удалось, значит, виноват. В общем, да, ремонт и денежная компенсация, все как положено. Может, еще и мало дал, с учетом моего с Нанасэ морального вреда. Может быть, я по ночам просыпаюсь и кричу от страха. А мог бы, если бы психика оставалась Синдзи-куна, а не моя. Я-то уж по ночам сплю крепко, потому как и не такое видел, циник и прагматик, тертый калач, ветеран и все такое. А пацан бы по ночам вскакивал, да. И снилось бы ему, как Майко-чан выкручивают в воздухе, словно половую тряпку над ведром, или что у него снова культи вместо рук, а ширинку застегнуть-то и нечем. Так что за все мои страдания и разочарования вполне могу брать наличными. Миллионом иен. Или больше. Страдаю-то я тут за двоих – за себя и за Синдзи-куна.
– Как ты назад-то поедешь? – начинает волноваться Нанасэ-онээсан. – Темно уже за окном и поздно.
Я опять закатываю глаза. Вот это самое отношение и вырастило из парня нежную розу Востока, блин. Тепло ли ты одет, Синдзи-кун, не обижают ли тебя в школе, есть ли у тебя деньги на карманные расходы, не гуляй затемно, а то тебя маньяк утащит. И изнасилует. Развели тут. Сопли и телячьи нежности. Парням вообще вредно такое отношение, парня воспитывать – это как по лезвию ножа пройти, сам знаю, у меня два сына. Было. В прошлом мире. С одной стороны, парня нельзя совсем загнобить – бывали примеры подобные, особенно если отец суровый слишком и требует многого, а с другой стороны, нельзя дать пацану и охренеть в край, избаловать его. У парней механизм доминации в крови заложен, и если ты его балуешь, то он сразу тут начинает доминировать и характер показывать. Однако в школе-то он никто и звать никак. А потому у него в голове хрень и происходит – начинает дома истерики закатывать, а в школе тише воды, ниже травы. Так вот истерики и маменькины сыночки и вырастают.
– Нормально все, – говорю я вслух, – меня Майко-чан на своей машине подбросила. И назад отвезет, она в коридоре ждет.
– Майко? Та самая Майко? – хмурит брови Нанасэ. – А почему она… все еще с тобой?
– Да вот. Жениться на ней предлагает. – Уж менять тему, так менять ее кардинально. Главное тут – сделать лицо кирпичом, или как говорят американцы – покер-фейс. И не ржать!
– Пффххх!!! – поперхнулась Нанасэ-нээсан и вытаращила на меня свои красивые карие глаза. Надо сказать, что старшая сестренка у меня красотка, пусть даже у нее нет такой… выдающейся фигуры, как у Майко, но да Майко-то у нас метаморф, она и в самом деле может быть плоской и кривоногой или зеленой и с большой головой. Интересно, а у нее есть своя изначальная форма и возвращается ли она к ней? В смысле, ей трудно удерживать изменения и преображения, или, как только она преобразилась, так и ходи хоть всю жизнь? Или где-то в городе у нее есть берлога, темное убежище, куда Майко-чан заползает поздней ночью и под хохот каипоры и карканье ворон начинает преображаться в истинную себя – с шерстью и клыками?
– Как – жениться? – выдавила из себя Нанасэ-онээсан.
– Ну так. Она девка справная, готовить умеет, тебя уважает. Хозяйство заведем, корову купим, – продолжаю я, поддерживая покер-фейс.
– Уф-ф… ты так больше не шути, Синдзи, у меня чуть сердце не выскочило. Ты знаешь, кто такая эта Майко?
– Хорошая девушка, – пожал плечами я, – готовит правда не очень. А уж машину водит – просто ужас. Я не знаю, кто ей права выдавал, но этому человеку точно надо пересмотреть свои взгляды на жизнь.
– Она еще и водит плохо?
– Ну… – я понял, что ляпнул лишнего. Теперь Нанасэ будет беспокоиться, доеду ли я домой целым и невредимым, если за рулем будет гроза автодорог Майко-чан!
– Да это я, наверное, придираюсь, – попытался я исправить ситуацию, – нормально она в общем водит, да. И в аварию мы по дороге ни разу не попали… – Дважды Майко проезжала на красный свет (а почему всего дважды – да потому что на светофорах красный свет попадался нам всего два раза), один раз подрезала какой-то здоровенный черный лимузин, да так, что у того только тормоза заскрипели, а уж сколько раз она открывала окно и демонстрировала другим водителям средний палец, я и считать не стал. Все равно со счету собьюсь. Зато язык у Майко-чан за рулем был необыкновенно сочный и богатый на образное мышление, а также метафоры, гиперболы и сравнительные описания.
– Может, ты такси вызовешь, раз уж деньги у тебя есть? – очень логично предложила мне Нанасэ.
– Да, я так и сделаю, – сказал я. Спорить с ней бесполезно и непродуктивно, да еще и волноваться ей тут вредно, лучше соглашусь.
– Вот и хорошо. Только смотри, кто водитель, если кто-нибудь с бородой или подозрительный – не садись. Вызови другое такси, – инструктировала меня Нанасэ. Честное слово, она меня за третьеклассника держит.
– И вообще, тебе идти уже пора, завтра школа, вставать рано, – засуетилась она.
Я поцеловал ее в лоб, пожелал скорейшего выздоровления и хороших снов и вышел в коридор. В коридоре стояла, подпирая ближайшую стенку, Майко-чан. Она внимательно разглядывала свои ногти.
– Что, все уже? – сказала она, отлипая от стенки. – Как там она?
– Поправляется, – ответил я.
– Надо было этому мудаку еще и яйца открутить. – Майко нахмурилась и потерла лоб. – Хотя и так неплохо вышло, хах.
– О! – сказал я. – А это правда, что ты ему голову оторвала?
– Что?! – поперхнулась Майко. – Это ты еще откуда взял? Что за бредни у тебя в голове?
– Нет? Вроде самый рациональный способ обезвредить мага, нет?
– Ты больной, Синдзи-кун, – сказала Майко, – и извращенец. Единственно, что могу сказать в твою защиту, так это то, что парни в твоем возрасте обычно все больные и извращенцы. Так что ничего нового, хах.
– А как же именно ты его убила? Пробила грудь рукой и вырвала сердце? Или, может быть, пробила грудь рукой и вырвала позвоночник? Или живот и вытащила кишки? Или… о! Горло! Ты вырвала ему горло! Или раздавила гортань и оставила медленно умирать в луже собственной крови и мочи!
– Синдзи-кун… – Майко закатила глаза и вздохнула: – Ты невозможен.
– Я-то как раз возможен, раз уж существую. Наверное, ты хотела сказать – Синдзи-кун, ты невероятен!
– И это тоже, – неожиданно легко согласилась Майко, – потому как звать тебя иначе чем Невероятный Синдзи просто не представляется возможным. Или вероятным, хах.
– Ты переводишь тему. – догадался я.
Мы пошли вниз, по лестнице, на парковку, где Майко-чан оставила свою тюнингованную в лучших традициях отаку и босодзоку желтую гоночную «субару». Субаристы все немного двинутые, если вы хотите знать мое мнение, совсем со своим оппозитным мотором и вращающим моментом с ума посходили. Автомобиль он для того, чтобы перемещаться в пространстве, желательно с комфортом, а не впиваться в ручки дверей и подлокотники кресла, чтобы тебя не снесло куда-нибудь к черту. Какая поездка в такси может сравниться с поездкой на этом аттракционе паленой резины и убитых амортизаторов?
– Так как ты его загасила, замочила, склеила ему ласты, намазала лоб зеленкой, ликвидировала…
– Да не убивала я его. Ну… не потому, что не хотела, – призналась Майко, – живучий гад оказался. Я, когда ты упал, не стала тебя поднимать, уж извини, хах.
Я пожал плечами, не до сантиментов было, шел бой, и каждая секунда была на счету. Поднимая меня, Майко могла не успеть, и тощий Сабуро мог бы прийти в себя, и все вернулось бы в прежнее положение – я лежу на полу, а Майко-чан выжимают и скручивают. Или надоело бы ему развлекаться, и он бы перерезал Майко водяным хлыстом пополам, или голову там отрезал. Много вариантов.
– Потому я ему позвоночник перебила, хах, – сказала Майко. Легко и непринужденно. Перебить позвоночник – это тебе не кот чихнул, это уметь надо. Хотя, с ее силой и скоростью, вероятно, достаточно просто сильного удара по шее.
– Ну вот. Думала, он все, тобой занялась, «скорую» вызвала, старикана Джиро предупредила, а он потом, оказывается, выжил, сволочь такая. Надо было голову ему отвертеть все-таки. Хотя… и так получилось хорошо. Этот ублюдок до конца дней своих останется парализованным ниже шеи. А проводить этот остаток дней он будет в тюрьме. Думаю, это хуже, чем просто помереть, хах.
– А… – сказал я, – так вот почему Джиро-сама говорил, что ты перегнула палку. Он думает, что ты это нарочно.
– Угу, – скривила губы Майко, – типа, «если необходимо, то подари врагу достойную смерть, но не мучай его и не издевайся над ним». Не надо ломать ему коленки и вытаскивать глазные яблоки, вот так.
– А… обычно ты это делаешь? – осторожно спросил я, не понимая, шутит Майко или нет.
– Ну вот еще! – фыркнула Майко. – Не делаю, конечно. Зачем мне так делать? Я ж не садистка какая-нибудь на голову больная. Само получается.
Мы дошли до ее машины, и Майко пикнула брелоком. Двери на ее «субару» тоже были тюнингованы в стиле «босодзоку» и взмыли в воздух двумя гильотинами по бокам.
– Спасибо, – сказал я, когда мы подъехали к дому, – за то, что подвезла и вообще.
– Что за глупости, – усмехнулась Майко, – в конце концов ты мне жизнь спас. А потом я тебе спасла, хах. Так что теперь – как там китайцы говорят: если ты спас человека, то ты становишься ответствен за все, что он натворит до своей смерти. Веди себя хорошо, Синдзи-кун, иначе все твои грешки будут на моей совести.
– А как же ты? – спросил я, выходя из машины. – Ты тоже должна вести себя хорошо?
– Ничего подобного! – мотнула головой Майко, закрывая гильотинную дверь своего желтого «субару». – То, что натворю я, теперь на твоей совести. Так что я могу вести себя как захочу. Все равно отвечать тебе, хах.
– Интересная точка зрения. – заметил я, краем глаза проследив за Майко. Та устремилась вперед, не испытывая никаких сомнений. Странно, подумал я, она приготовила мне ужин, накормила меня и мою одноклассницу, даже свозила меня в больницу к Нанасэ-нээсан и подождала, отвезла меня назад. Если план действий был «присмотреть за пацаном, пока его сестричка в больнице», то этот план уже перевыполнен. Но вот она, уверенно идет к нашей двери, так, как будто делала это уже сотни раз. Впрочем, кто я такой, чтобы подвергать сомнению действия самой Майко? Ну и кроме того, если она собралась ночевать у нас, то это значит я и Синдзи-кун сможем увидеть увлекательную премьеру фильма «Майко-чан переодевается перед сном». Интересно, взяла ли она с собой пижаму, или, может быть, она из тех девушек, которые предпочитают свободу и спят в одних трусиках? А то и без…
– Проходи. – Майко ничтоже сумняшеся открыла нашу дверь своим ключом. Не то чтобы я не знал, что у людей Джиро-сама был ключ от новых замков и новой двери (как-то же они устанавливали технику и делали ремонт, да и двери с замком меняли), но это немного покоробило меня. Все-таки это наш с Нанасэ дом. Конечно, Майко умная, отважная и красивая, она супер и вообще жизнь мне спасла… а-а-а, действительно, чего я завелся. Есть у нее ключ и есть. Вообще, может, это из соображений безопасности.
– Тадаима, – сказал я, пройдя домой и включив свет.
– Давай-ка на пальцах, кто в ванную первый, – сказала Майко, привалившись к двери. – День был не самый легкий, и я уже с ног долой.
– Ступай… – пожал плечами я. – Я весь день ничего не делал, так что чистый.
– Хорошо. – Майко скинула туфли и проследовала в ванную, откуда проворчала, что у нас в ванной невероятно тесно. Потом зажурчала вода, зашумел душ и раздалось немузыкальное пение. Ага, подумал я, сняв пиджак и привалившись к спинке стула, и еще одна заметка – петь Майко тоже не умеет. Думаю, что если бы она жила с нами и пела бы так постоянно, то соседи бы донесли на нас в полицию, что мы мучаем кошку. Или собаку. Это что же получается, все, что Майко умеет делать по-настоящему хорошо – это ломать людям кости и притворяться другими людьми? Как я и думал, она прирожденный шпион. Или ассасин. Скрыться в толпе, изменить внешность, подобраться поближе… если подумать, никто не сможет защититься от такой, как она. Бррр… даже мурашки по коже. И откуда в нашем городе, в семье якудза такие таланты? С другой стороны, и город-то у нас немаленький, столица префектуры все-таки, и кланы якудзы в нем тоже должны быть не хухры-мухры. С этими мыслями я принялся расстилать себе и Майко футоны. На приличном расстоянии, как и положено разнополым гостям. Правда, приличное расстояние в нашей комнате означало только то, что ты едва мог дотянуться до другого футона рукой – больше места не было.
– Как здорово все-таки душ принять! – сказала Майко, выходя из ванной и вытирая волосы огромным розовым полотенцем. – Весь день как будто пылью посыпали. Ты пойдешь?
– Пожалуй, откажусь. И так чистый, – отказался я, стараясь не смотреть на нее. Майко была замотана в другое полотенце, и судя по всему, под ним у нее почти ничего не было. Может быть, трусики. При этом полотенце, которым она вытирала голову, было заметно больше, чем то, в которое она замоталась. Логика здесь опять вышла покурить, как обычно у Майко-чан.
– И зря. – Она проследовала к своему футону и села на него, скрестив ноги по-турецки напротив меня. Скромные японские девушки так не садились, они присаживались аккуратно, сперва на сомкнутые колени, потом на пятки. Так можно сесть, даже если ты в узкой юбке карандаш, или, например, в полотенце, как Майко-чан сейчас. И вот у японской девушки полотенце бы не натянулось так между бедрами, давая отличный вид на то, что там у нее… Нет, не смотреть, Синдзи-кун. Напротив тебя не просто симпатичная девушка в одном полотенце, а человек якудзы и опасный убийца. Или скорее – опасная убийца.
– Ну вот. – Майко закончила вытирать волосы и сложила розовое полотенце в сторону. – Нам надо поговорить, Синдзи-кун.
– Слушаю, Майко-чан. – Вот оно, подумал я, сейчас и откроется страшная тайна Майко-чан. Например, что она педофилка или скорее любительница юных мальчиков. И дать волю своей извращенной похоти она не может, ибо это и по закону чревато, даром что она из якудзы, да и с моральной стороны не очень. Но ты, Синдзи-кун, ведешь себя как взрослый, так давай заключим с тобой пакт о взаимном сексе без обязательств, только ты и я. Ну и еще, может, парочка подружек, которых Майко-чан приведет с собой. Хм, вот тут-то мне и пригодится мой многолетний опыт и хладнокровие воина – для того, чтобы просто кивнуть, а не заорать во весь голос: «Согласен!!! Давай прямо сейчас!!!»
– А что-то непохоже, что ты слушаешь, – хмыкнула Майко.
Я встряхнулся от своих (или Синдзи-куна) пошлых мыслей и приготовился слушать. Надежда на то, что Майко-чан обожает подростков-ботаников, таяла с каждой секундой – уж больно серьезным стало ее лицо. Майко вздохнула. Майко потеребила край полотенца, в которое она была завернута, Майко приложила палец к подбородку и посмотрела наверх.
– Как бы это сказать… – пробормотала она себе под нос.
– Не стесняйся, Майко-чан, я готов выслушать все. И даже если это покажется непристойной просьбой и будет осуждаемо обществом – я поддержу тебя. – Я все еще испытывал надежду, что Майко – тайная педофилка.
– Ладно. Легкого пути все равно нет. – Вздохнула Майко и вдруг упала в идеальное догэдза, такую, что сам Такаяма Хикокуро бы ей гордился. Именно из этой позы и звучат слова «пожалуйста, примите мою отставку, а потом я сделаю себе сэппуку. И детям с женой, ага», ну или «выслушай мою просьбу или убей меня».
– Пожалуйста, Синдзи-кун, – выдавила из себя Майко, не поднимая головы от пола, – пожалуйста. Умри еще раз.