Утром я сижу за чашкой зеленого чая. Как оказывается, Нанасэ выяснила, что я пью кофе, и реквизировала банку – ибо подросткам вредно. Аргумент, что я не подросток, был отметен в сторону как несущественный, по причине отсутствия доказательств. Придумал себе чего-то и сидит тут, кофе клянчит. Нет уж, пока не подрастешь, никакого кофе. Видимо также никакого алкоголя, рок-н-ролла и оргий на яхте. Жаль. Пью чай. Разговариваем с Нанасэ.
У нее дела идут хорошо, повысили ей зарплату и наняли помощницу. Говорит, теперь будет дома чаще и дольше. Вот, сегодня с утра вскочила и завтрак мне сообразила. Заодно и банку с кофе спрятала, да.
– Как дела в школе? – спрашивает она у меня. Традиционный утренний вопрос, от которого так и веет домашним теплом и уютом. Такой вопрос не подразумевает иного ответа, чем «хорошо». Тоже традиция. Освященная Поно-куном и зеленым чаем.
– Хорошо, онээсан, – говорю я, отпивая чай. – Сегодня пойдем одноклассницу навестим.
– Это ту, которая под автомобиль попала? – качает головой Нанасэ. – Бедняжка. Видишь, Синдзи, как опасно по улицам на велосипеде ездить, а ты вот просил у меня велосипед.
Велосипед я не просил, но аргумент железобетонный.
– Угу. Ее Юки зовут, она председатель Литературного клуба, – говорю я и ставлю чашку на стол. – очень красивая девочка.
– Это хорошо, – говорит Нанасэ, – что вокруг тебя красивые девочки появляться стали. А то ты все с этой Майко и Акирой целыми днями. Они ж тебя старше лет на десять!
– И ничего не на десять, – отрицаю я.
Нанасэ вообще считает, что «эти девушки» дурно на меня влияют, и она недалека от истины. Думаю, что крайним аргументом был тот факт, что однажды я приехал после посиделок в нашей теплой компании одетый в другую рубашку. И брюки. Нанасэ что-то заподозрила, но что именно – не говорит. Ибо уважает чужое личное пространство. Старательно делает вид, что не замечает ничего странного. Но – осуждает. Она хочет, чтобы у Синдзи все было как положено – беззаботное детство, весна юности и конечно же долгие лета жизни. С ровесницей, тихой и скромной девушкой, которую Нанасэ сама лично выберет и приведет за ручку.
– Все равно лучше будет, если ты будешь общаться со сверстницами. Вот, например, Ая-чан. Такая славная девочка. Тебе следует приглашать ее чаще.
– Обязательно. Она, кстати, тоже в Литературном клубе состоит, – киваю я.
– Тебе же надо в клуб вступить? – спрашивает Нанасэ. – Почему бы не к ним? Хороший клуб, хорошие девочки.
– Да я и сам только рад.
Литературный клуб – это ж круто! Уголок уюта в школе, можно и подремать и поучиться и в компьютере позависать. Чай попить. Со Снежной Королевой подружиться. От ее парня опять какие-нибудь глупые претензии типа «ты смеешь дышать с ней одним воздухом» получить.
– Вот и хорошо, – радуется Нанасэ, что у непутевого Сина наконец-то все идет как надо. Насчет «идет как надо» я лично сомневаюсь, тут у меня три дурно влияющие на меня девицы развели активную деятельность, а у меня контрольная по математике и вообще занятая школьная жизнь и весна Юности.
– Спасибо за завтрак! – вскакиваю на ноги, обнимаю сестренку и несусь в прихожую, подхватив на ходу портфель.
Утренний воздух встречает меня прохладой. Днем бывает тепло, почти жарко уже, но по утрам прохладно, ветер с моря веет свежестью. Где-то далеко кричат чайки, гудят автомобили в утренних пробках, а мне до школы двадцать минут неспешным шагом. И десять – если поторопиться. По дороге в школу прохожу мимо магазинчика Тамагавы. Он еще не работает, но двери открыты, и в дверном проеме суетится Иноэ-сан, раскладывая товар по полкам.
– Доброе утро, Иноэ-сан! – кричу я и машу рукой.
– И тебе утречка, Синдзи-кун. – Выпрямляется Иноэ и вытирает лоб рукой. – Хороший денек сегодня будет.
– А можно у вас баночку кофе купить? – Магазин формально еще закрыт, но мы ж соседи, а кофеина с утра мне сегодня не перепало из-за бдительной Нанасэ.
– Да, конечно, заходи. – Иноэ сделала приглашающий жест рукой и посторонилась, пропуская меня. В магазинчике у самой кассы стояла небольшая витрина с баночками кофе, который здесь продается как газировка – в маленьких жестяных баночках. Эта витрина еще и подогревает баночки, так что покупаешь, и у тебя в руках баночка горячего кофе. Не сильно горячего, правда, но тут уж жаловаться не приходится. Я выбрал себе латтэ с карамельным вкусом, полез в карман за кошельком. Расплатился.
– Спасибо, Иноэ-сан.
– Ой, да пожалуйста, Синдзи-кун. Заходи почаще, без тебя скучно, – улыбнулась Иноэ. На кассе, прямо на кассовом аппарате виднелась наклейка с каким-то паучком. Что-то новое, решил я.
– Слышал я, вы таки нашли свою любовь, Иноэ-сан, – сказал я, припомнив, что Нанасэ говорила что-то об этом.
– Ах, ты об этом. Арара, Синдзи-кун, такой молодой, а уже ревнуешь. Увы, но мне нужен зрелый мужчина, ты слишком молод для меня. – Иноэ-сан продолжила троллить меня: – Но не теряй надежду, он же офисный служащий, и у него наверняка не найдется достаточно времени и сил для темпераментной молодой жены. Кроме того, я еще не замужем и у тебя еще есть шанс, – подмигивает она.
– Опять вы за свое, Иноэ-сан, – вздыхаю я, – я вам эти слова еще припомню лет через пять.
– А… угрожаешь мне, Синдзи-кун? – подбоченилась Иноэ, показывая, что угроз не боится и готова вывезти меня и через пять лет.
– Интересный паучок у вас на кассе нарисован, – перевожу тему я, дабы Иноэ-сан не решила доказать, что она действительно может и умеет. Я ей верю на слово.
– Паучок? А, ты про Сумераги-тайчо! – говорит Иноэ, и я давлюсь только что купленным кофе.
– Сумераги-тайчо?
– Так ты еще не знаешь? Это ж городская легенда! Она выступает против эксплуатации простых людей корпорациями. Говорят, что в детстве она была выращена в автоклавах промышленных корпораций, они растили идеальных солдат, но из сотни детей-клонов выжила только она одна, – сказала Иноэ, и глаза у нее так и блестели. – Она сумела выжить, а когда бежала, уничтожила лабораторию и всех ученых. Она скиталась по улицам, и сперва ее приютила якудза, и она работала на них, выполняя кровавые задания, а потом босс мафии продал ее на порностудию.
– Да что вы говорите?! – офигел я от таких подробностей.
– Да, и ее пытались там убить, но она вырвалась и с тех пор мстит корпорациям, правительству, мафии, а особенно – порностудиям, где насилуют девушек. Говорят, таких студий полно, а полиция у них на поводке. Поэтому она враждует и с полицией.
– Класс, – выдавил я. – Короче, она враждует со всеми.
– Именно! – не замечает моего сарказма Иноэ-сан. – Защищает нас, простых людей. Интересная девушка. И команда у нее интересная… – она наклоняется ко мне и понижает голос: – Говорят, что она дернула этого старого хрыча Джиро прямо за бороду! А еще у нее гарем!
– Да ну! – у меня начинает дергаться левый глаз.
– Ну, ну, ну, Синдзи-кун, не надо так сильно завидовать. Я знала, конечно, что ты хочешь завести своей гарем, но чтобы настолько сильно! И на твоей улице будет праздник, – утешает меня Иноэ-сан. – Не переживай ты так.
– Я… пожалуй, пойду, Иноэ-сан. В школу опаздываю, – говорю я, потихоньку пятясь к двери.
– Да, ступай, Синдзи-кун. Хорошего дня!
– И вам, Иноэ-сан, – прощаюсь я и выхожу на улицу под тихое «динь-динь» дверного колокольчика. Иду к школе, допиваю кофе и думаю. Думаю о том, что это не иначе самодеятельность нашей Мэри Поппинс, нашей умницы Акиры-сан. Небось решила, что образ у нашей команды мрачный, надо бы привлечь общественное мнение, и запустила вот это все. Наклейка на кассе была явно фабричного производства, кто-то же сделал этих паучков, заказал их и распространил. Я остановился возле небольшой закусочной, рядом с перекрестком. Так и есть. На пластиковом щите с рекламой якисобы и зеленого чая, в верхнем правом углу красовался паучок. Ну, Акира, ну… затейница. Почему? Да потому что Майко такое и в голову не придет, а у Читосе (ей-то такая идея как раз на здрасьте) – у нее нет ресурсов. А у Акиры и ресурсы есть, и головой она достаточно развитая, но вот работать в команде не умеет. Надо же предупреждать о таких вещах.
У ворот в школу стояла троица девушек с повязками. Одна из них держала в руке большой журнал, а другая – деревянный метр. Комитетчики. Ну, мне-то бояться нечего, юбки у меня нет (слава богу, думаю, что юбка Сумераги-тайчо однозначно не прошла бы проверку), пуговицы на месте, ботинки начищены – достойный и высокоморальный ученик.
– Учащийся! – глава комитета, высокая девушка с резкими чертами лица обращается ко мне, и я замираю. Что не так? Недостаточно духовное лицо сделал? Мысли похотливые на лбу высветились?
– Имя, фамилия, класс!
– Э-э-э… а что случилось-то? – я попытался уточнить степень своей вины перед высокими моральными устоями нашей славной школы.
– Ты опоздал на две минуты! Имя! Фамилия! Класс! – отчеканила высокая девушка.
– Эй. Это какие-то две минуты. Нашли из-за чего тут панику разводить, – пожал плечами я, – чем дольше мы тут стоим, тем больше я опаздываю.
– Да ты знаешь, кто я такая? – высокая надменно вздернула подбородок. – Я Хаяси Кэзуко! Председатель дисциплинарного комитета школы!
– Э… а ты знаешь, кто я такой? – я встал в такую же позу, готовясь дать стрекача.
– Не знаю! – отрубила Хаяси, председатель дисциплинарного комитета.
– Вот и хорошо! – крикнул я, срываясь в бег. Позади что-то закричали, но я уже вбежал в школу и резво завернул в коридор. Школа у нас большая, внешность моя неприметная и вообще. Пусть ищут.
– Ты чего по коридору бегаешь? Ну-ка в класс, урок скоро начнется. – Сатоми-сенсей попалась мне навстречу.
– Хай, сенсей. – Быстрым шагом в класс, кивнуть головой всем, кто кивнул мне, и наконец-то усесться на свое место. Сижу, а что-то в голове не дает покоя, зудит где-то на грани подсознания, что-то же я видел, что показалось мне странным.
– Класс, встать! – голос старосты.
Мы встаем, и в класс заходит Сатоми-сенсей, обводит всех взглядом, отдельно обозначив меня – нечего бегать по коридорам, я взяла тебя на заметку, кивает, произносит слова приветствия. Мы хором отвечаем, поклон и садимся. Сатоми-сенсей берет классный журнал, открывает его для переклички, и тут я буквально примерзаю взглядом к ней. На обложке журнала красуется наклейка с паучком. Сумераги-тайчо.
Перемена. Все галдят и ходят по классу, общаются группками и обсуждают последние новости, перемывают косточки ближним, распространяют сплетни. На моей парте сидит Иошико и болтает ногами в опасной близости. Во всех смыслах. Иошико-тян хвастается новым брелоком в ее коллекции. Она поднимает сумочку, в которую не то что учебник – тетрадка не поместится, вертит ее и находит среди вороха брелоков маленького паучка.
– Смотри, Синдзи! – говорит она. – У меня теперь Сумераги-тайчо есть! Она – классная.
– Угу, – бурчу я, – куда уж класснее-то.
– Да ты просто завидуешь, что у нее гарем есть, вот и все, – прищуривается Иошико.
– Угу. Завидую, – соглашаюсь. А что? Действительно, как тут Сумераги-тайчо, защитнице угнетенных и обиженных, содержательнице гаремов, не позавидовать. У нее-то поди голова о таком не болит, она р-раз – и защитила всех подряд, два – и гарем у нее. У нее! А я, так сказать, стремная половинка супермена, тот чел, который в редакции работал и статьи сам про себя писал. А его еще и дрючили там все отделом.
Вот никогда не понимал этот дуализм супергеройства – что за прикол в одной ипостаси быть сильным и уверенным, а в другой – каким-нибудь задроченным фриком? Какой-то перекос сознания получается. Значит, он сперва такой – ой я такой слабый, даже девушку свою защитить не в состоянии, постой, дорогая, а я убегу за угол, переоденусь в яркое трико и только тогда… Но это буду уже не я, и если тебе вдруг хочется кому-нибудь отсосать в благодарность, то это к супермену. Я же слабак, ничтожество, и… кстати, а почему ты еще со мной?
– А в гареме у нее две суперсильные магички, – сыпет соль на рану Иошико, – значит, одна, я слышала раньше, на якудзу работала, но потом в ней совесть проснулась…
– Ну что вы говорите, Иошико-тайчо, – вмешивается стоящая рядом девчонка из ее свиты, та самая с пухленькими губками и волнистыми волосами, золотой волной спадающими на плечи. Она тоже гяру, по стилю и по образу жизни – активно жует жвачку и лопает – поп! – розовые пузыри. Иногда пузыри лопаются так, что немного розового остается на ее губах и она ничтоже сумняшеся облизывает их языком. Я смотрю на ее губы и думаю, что все мужики – козлы, а я, судя по всему, в авангарде козлиной армии. Так, сказать, генерал козлов. Потому что вокруг меня столько красивых девочек, как говорит Нанасэ-онээсан, а я тут на губки этой девочки засматриваюсь, да прикидываю мысленно, что именно она этими губками да языком делать может. И в каких позициях… Эх… Надо всё-таки где-нибудь журналы с сиськами прикупить, невозможно уже с этими гормонами.
– И вовсе не совесть проснулась. Огненная Сестра была якудза, но Сумераги-тайчо наваляла ей как следует и силой взяла прямо на поле брани! Ах… – Горячие Губки сложила руки и мечтательно посмотрела вдаль, ее глаза заволокла мечтательная поволока, – это так романтично!
– Да, изнасилование на поле боя – и как после такого не влюбиться. Просто лучший способ ухаживания за дамой, – сказал я, вложив во фразу весь имеющийся в наличии сарказм. Кажется, даже воробей за окном сдох и упал от такой концентрации. Но Горячие Губки даже не заметила.
– Именно, – сказала она, – и взаимная ненависть переросла в другое чувство. Кья-я!!! – она покраснела и зажмурилась. Вот молодец, сама себе придумала, сама же себя в краску вогнала. Такой вот девушке и партнер не нужен, всю гамму переживаний она в одного переживет.
– Вот дурочка романтичная, – констатировала Иошико, провожая взглядом спешно убегающую подружку, – не было так. Что за чушь еще. Вообще так не бывает. «Любовь из ненависти» между Огненной Сестрой и Сумераги-тайчо не возникла никакая. Это все ересь. Ты ее не слушай.
– А я и не слушаю, – обрадовался я тому факту, что хоть Иошико-чан не верит во всякие эти… романтические бредни. Она у нас спортсменка, человек, в деталях знающий, что такое пот, кровь и сила воли, что такое бой и как бывает трудно принять поражение и не злоупотребить победой. Она – воин в душе и знает, что на поле боя нет места этому вот всему…
– Да, – продолжила Иошико, перестала болтать ногами и подвинулась немного поближе: – Потому что роман у Сумераги-тайчо с Тигрицей!
– …! – вытаращил глаза я. Не ожидал от Иошико-тайчо, капитана команды тхэквондо и председателя одноименного клуба, серебряной медалистки региональных соревнований и талантливой спортсменки, что она – типичный шиппер.
– Это у них так было, – кивает Иошико, наклоняясь к самому моему уху, – поединок на заброшенном цементном заводе! Две воли, которые столкнулись в противоборстве! И финальный удар Сумераги-тайчо отбросил Тигрицу, и отблески этого удара громом отозвались в городе! А говорили, будто взорвалось что-то…
– Газовое оборудование взорвалось… – Так, по крайней мере, объяснил происшествие городской департамент. Какое еще оборудование на заброшенном заводе? Совсем уже перестали стараться.
– Пф… – фыркает Иошико. – Какое еще оборудование на заброшенном заводе? Совсем в департаменте стараться перестали.
– Именно, – подтверждаю я, – бездельники.
– А уже после боя, когда обессиленная Тигрица еле держалась на ногах, Сумераги-тайчо приблизилась в ней, чтобы нанести добивающий удар, но Тигрица не сдалась, нет! Она бросила на противницу ненавидящий взгляд и сказала ей: ты можешь убить меня, но победить меня у тебя не выйдет! И тогда Сумераги-тайчо внезапно поцеловала ее самым жарким поцелуем! Кья-я!!! – Иошико прижала ладони к пылающим щекам и зажмурилась. Еще одна.
– Очень логично, – вздыхаю я. Сперва дать люлей, а потом целоваться. Хотя кого я тут обманываю, у меня примерно так и выходит.
– Да, да. И теперь там у них треугольник – у Сумераги-тайчо и Тигрицы настоящая любовь, а Огненная Сестра ревнует и пытается вклиниться между ними. У, стерва! – Иошико с энтузиазмом потрясает кулаком в воздухе.
– А вот тут я с тобой даже соглашусь… – киваю я головой. Моя одноклассница назвала Акиру-сан стервой! Нет, ну день все-таки не потерян зря, есть что рассказать на следующем собрании нашей инвалидной команды. Если живым останусь, да.
– Сумераги-тайчо, Тигрица и Огненная Сестра – кучка ничтожеств и психопатов, – раздается вдруг голос из-за спины. Ая-чан стоит рядом, и взгляд ее мрачен.
– Ая-чан, – Иошико хмурится, – почему ты так…
– Потому что! Потому что эта проклятая Тигрица едва не покалечила Крио! И все только потому, что она хотела понравиться этой двинутой на всю голову Сумераги-тайчо! А эта Сумераги, она вообще части человеческих тел коллекционирует, потому что хочет сшить из них свою мертвую мамочку! И страшная она! – выкрикнула Ая-чан и пулей вылетела из класса. Все недоуменно посмотрели ей вслед.
– Вот же… – недоуменно протянула Иошико. – Что это с ней такое?
– Совсем близнецы Сато без Юки-сан умом тронулись, – покачала головой девчонка из свиты Иошико, еще одна гяру, которая постоянно носит солнцезащитные очки вместо заколки.
– А мы с ней сегодня как раз хотели Юки навестить… – протянул я, глядя вслед убежавшей Ае.
– Не переживай, она еще вернется, – хлопнула меня по плечу Иошико, – ты лучше скажи, с клубом определился? У нас девчонки красивые ходят, начнешь набирать своей гарем, как Сумераги-тайчо.