-- Тогда вам должны быть очевидны шаги, которые нужно предпринять для ее защиты.
Мой отец качает головой.
-- Это форменное безумие! -- Он проводит рукой по волосам. -- Могу я спросить вас прямо?
-- Вы хозяин, -- отвечает Акико Като хозяйским тоном.
-- Является ли наш договор о сохранении секретности серьезной статьей в ваших доходах?
Чувство оскорбленного достоинства придает голосу Акико Като стальную твердость:
-- Я возмущена подобным предположением.
-- Вы должны признать...
-- Я так возмущена подобным предположением, что удваиваю цену молчания.
Мой отец почти кричит:
-- Не забывайте, кто я, госпожа Като!
-- Я помню, кто вы, министр. Вы человек, который может потерять свою власть.
Время пришло. Я поднимаюсь во весь рост в двух рядах от своего отца и этой гадюки, которая им манипулирует.
-- Извините.
Они оборачиваются -- виновато, удивленно, встревоженно.
-- В чем дело? -- шипит Акико Като.
Я перевожу взгляд с нее на своего отца и обратно. Никто из них меня не узнает.
-- Какого черта? Я сглатываю.
-- Это просто. Я знаю, как зовут вас, и когда-то давно вы знали, как зовут меня: Эидзи Миякэ. Да, тот самый Эидзи Миякэ. Правда. Прошло много лет...
За окном камеры Вурмена клыками свешиваются сосульки. Веки Вурмена очень, очень медленно поднимаются. В небе гудят бомбардировщики.
-- Доброе утро, доктор. Фигурирует ли Бельгия в ваших сегодняшних заметках?
Надзиратель с электрическим стрекалом в руке захлопывает дверь. Полонски притворяется, что не слышит. Под глазами у него темные круги.
-- Плохо спали, доктор?
Полонский с отработанным спокойствием открывает сумку.
-- Грешные мысли! -- Вурмен облизывает губы. -- Ведь ваше медицинское заключение, доктор, таково, что я не сумасшедший, не симулянт, а дьявол? Что, будете изгонять дьявола?
-- Вы полагаете, поможет? Вурмен пожимает плечами.
-- Демоны -- это всего лишь люди с демоническим воображением.
Доктор садится. Скрипит стул.
-- Предположим, вы действительно обладаете... властью...
Вурмен улыбается:
-- Говорите, доктор, говорите.
-- Почему же тогда Бог в этой тюрьме, в смирительной рубашке?
Вурмен сыто зевает.
-- А вы бы что делали, если бы были Богом? Проводили бы свои дни, играя в гольф на Гавайях? Думаю, что нет. Гольф -- это так скучно, если знаешь, что наверняка попадешь во все лунки. Существование тянется так... несущественно.
Полонский уже не делает заметок.
-- Так как же вы проводите время?
-- Я ищу развлечение в вас. Возьмите, например, эту войну. Дешевый фарс.
-- Я не религиозен, м-р Вурмен...
-- Поэтому я вас и выбрал.
-- ...но что же это за Бог, которому война кажется развлечением?
-- Бог, которому скучно. Да. Людям дано достаточно воображения, так что придумайте что-нибудь новенькое, чтобы меня развлечь.
-- А вы будете наблюдать из своей роскошной камеры?
С улицы доносится треск орудийных залпов.
-- Роскошь, нищета -- какая разница, если ты бессмертен? Мне вообще нравятся тюрьмы. Для меня они как шахты, где добывают иронию. К тому же заключенные более забавны, чем сытые прихожане. Вы тоже меня развлекаете, добрый доктор. Вам велели признать меня либо мошенником, либо сумасшедшим, а вы в конце концов признали мое божественное могущество.
-- Это не доказано.
-- Верно, доктор --> Дихард[Author:A] , верно. Но не бойтесь, у меня хорошие новости. Мы с вами поменяемся местами. Вы будете жонглировать временем, силой земного притяжения, движением волн и частиц. Вы сможете просеивать сквозь сито мусор человеческих стремлений, отыскивая крупинки незаурядности. Вы будете смотреть, как во имя ваше подстреливают воробьев и грабят континенты. Вот. А я приложу все усилия, чтобы заставить вашу жену улыбаться, и еще я хочу отведать бренди начальника тюрьмы.
-- Вы больной человек, м-р Вурмен. Этот трюк с Бельгией ставит меня в тупик, но...
Доктор Полонски застывает на месте. Вурмен насвистывает национальный французский гимн.
Смена кадра.