31408.fb2
-- Нет. Я первая родилась, и ты должен меня слушаться. Держи пачку крепче.
Она вытаскивает леденец, снимает фантик и смотрит, как тот улетает прочь в морскую синь. Глядит на меня, кладет леденец в рот и нехотя возвращается в нормальное положение.
-- Ты и вправду зануда.
-- Если ты упадешь, Пшеничка меня убьет.
-- Зануда.
Мое сердце бьется ровнее.
-- Что с нами происходит, когда мы умираем? -- В этом вся Андзу.
Пока она сохраняет вертикальное положение, мне на это наплевать.
-- Откуда я знаю?
-- Каждый говорит свое. Пшеничка говорит, что мы попадаем в безгрешный мир и гуляем там по садам своих мечтаний. Скучииища. Господин Эндо в школе говорит, что мы превращаемся в землю. Отец Какимото говорит, что все зависит от того, какими мы были в этой жизни, -- я бы превратилась в ангела или единорога, ты -- в личинку или поганку.
-- А ты сама как думаешь?
-- Когда ты умираешь, тебя сжигают, верно?
-- Верно.
-- Значит, ты превращаешься в дым, так?
-- Наверное.
-- Значит, ты поднимаешься вверх. -- Андзу выпускает ветку и резко вытягивает руки, указывая на солнце. -- Выше, еще выше, и улетаешь. Я хочу летать.
Несомый потоком теплого воздуха, вверх расслабленно скользит --> канюк[Author:A] .
-- На самолете?
-- Кто же хочет летать на вонючем самолете? Я сосу бомбочку с шампанским.
-- Откуда ты знаешь, что самолеты воняют? Андзу разгрызает свою бомбочку.
-- Самолеты должны вонять. Столько людей дышат одним и тем же воздухом. Это как в раздевалке у мальчишек в сезон дождей, но в сто раз хуже. Нет, я имею в виду летать по-настоящему.
-- С реактивным двигателем на спине?
-- Без всяких реактивных двигателей.
-- У Зэкса Омеги реактивный двигатель. Андзу испускает заготовленный вздох.
-- Без всяких штучек Зэкса Омеги.
-- Зэкс Омега открыл в порту новое здание!
-- И прилетел туда на реактивном рюкзаке?
-- Нет, -- признаю я. -- Приехал на такси. Но ты слишком тяжелая, чтобы взлететь.
-- Небесный замок --> Лапута[Author:A] летает, а он сделан из камня.
-- Раз мне нельзя говорить про Зэкса Омегу, то и ты молчи про небесный замок Лапута.
-- Тогда кондоры. Кондоры весят больше меня. А они летают.
-- У кондоров есть крылья. Что-то я не вижу у тебя крыльев.
-- Привидения летают без крыльев.
-- Привидения мертвы.
Андзу выковыривает из зубов осколки своей бомбочки. На нее нашло одно из тех настроений, когда я не могу даже представить, о чем она думает. Листва отбрасывает тень на мою сестру-близняшку. Одни кусочки Андзу чересчур яркие, другие -- чересчур темные, будто ее здесь и нет.
р
Мастурбация обычно помогает мне уснуть. Это нормально? Что-то не слышал, чтобы кто-нибудь в девятнадцать лет мучился от бессонницы. Я не военный преступник, не поэт и не ученый, я даже не страдаю от неразделенной любви. Вот от похоти -- да. Вот он я, в городе с пятью миллионами женщин, стремительно приближаюсь к расцвету своих сексуальных сил: обнаженные особы женского пола должны бы пачками приходить ко мне по почте в конвертах, а я одинок, как прокаженный. Подумаем. Кому сегодня править караваном любви? Зиззи Хикару в мокром костюме, как на рекламе пива; мать Юки Тийо в прикиде глэм-рок; официантка из кафе "Юпитер"; женщина-паук из "Зэкса Омеги и Кровавой Луны". Вернемся, пожалуй, к старой доброй Зиззи. Я шарю кругом в поисках бумажных салфеток.
Я шарю кругом в поисках спичек, чтобы закурить посткоитальную "Майлд Севен", но в конце концов приходится воспользоваться газовой плиткой. Один Годзилла придушен, а спать хочется меньше, чем когда-либо. Сегодня Зиззи меня разочаровала. Неправильный выбор. Может, она становится для меня слишком юной? "Фудзифильм" показывает 01:49. Что теперь? Вымыться? Поиграть на гитаре? Написать ответ хотя бы на одно из двух судьбоносных писем, которые пришли ко мне на этой неделе? На какое? Выберем что попроще -- ответ Акико Като на письмо, которое я написал, не сумев с ней встретиться. Этот листок до сих пор лежит в целлофановом пакете у меня в морозилке, вместе с другим. Я положил было его на полку рядом с Андзу, но оно все время смеялось надо мной. Оно пришло... Когда же это было? Во вторник. Отдавая его мне, Бунтаро прочитал надпись на конверте:
-- "Осуги и Босуги, юридическая фирма". Бегаешь за адвокатами в юбках? Будь осторожен, парень, не то пришлепнут тебе парочку судебных постановлений к больному месту. Хочешь анекдот про адвоката? Чем отличается адвокат от сома? Знаешь? Один покрыт чешуей и ползает по дну, собирая падаль, а другой -- просто сом.
Отвечаю, что уже слышал этот анекдот, и бросаюсь наверх в свою капсулу по лестнице, заваленной коробками из-под видеокассет. Говорю себе, что готов к отрицательному ответу -- но я не ожидал, что "нет" Акико Като прозвучит так хлестко. Я выучил это письмо наизусть. Вот самые удачные места: "Предать огласке личные сведения, касающиеся клиента, означает обмануть его доверие, чего не допустит ни один поверенный, облеченный подобной ответственностью". Приговор вполне окончательный. "Более того, я вынуждена отклонить вашу просьбу о передаче моему клиенту корреспонденции, которую, как он ясно дал мне понять, он получать не желает". Не очень много места для сомнений. Для ответа -- тоже немного. "Наконец, если начнется судебное разбирательство с целью раскрыть сведения, касающиеся личности вашего отца, содействие вашим поискам на данном этапе представляет собой очевидный конфликт интересов, и я убедительно прошу вас оставить дальнейшие попытки затронуть этот вопрос и поверить, что настоящее письмо полностью выражает нашу позицию". Прекрасно. План "А" умер, едва родившись.
Господин Аояма, заместитель начальника вокзала Уэно, лыс, как болванка, и носит великолепные усы под Адольфа Гитлера. Сегодня вторник, мой первый рабочий день в бюро находок вокзала Уэно.
-- У меня гораздо больше дел, чем ты думаешь, -- говорит он, не отрывая глаз от бумаг. -- Но я взял за правило проводить с каждым новичком индивидуальное собеседование.
Между фразами повисают паузы длиной с милю.
-- Кто я, ты знаешь. -- Скрип ручки. -- А ты... -- Он сверяется со списком. -- Эидзи Миякэ.
Он смотрит на меня, ожидая, что я кивну. Киваю.
-- Миякэ. -- Он произносит мое имя так, словно это название пищевой добавки. -- Раньше работал на апельсиновой плантации, -- он перебирает страницы, и я узнаю свой почерк, -- на острове, каком -- неважно, к югу от Кюсю. Сельскохозяйственные работы.
На стене над Аоямой висят портреты его выдающихся предшественников. Я представляю, как они спорят каждое утро, кому из них восставать из мертвых и принимать бразды правления кабинетом на очередной утомительный день. В кабинете пахнет потемневшими на солнце картонными папками. Гудит компьютер. Сияют клюшки для гольфа.
-- Кто тебя нанял? Эта женщина, Сасаки? Киваю. Раздается стук в дверь, и секретарша вносит поднос с чаем.
-- Я беседую со стажером, госпожа Маруи! -- раздраженно шипит Аойяма. -- И это значит, что чай с десяти тридцати пяти переносится на десять сорок пять, так?