-- Подойди к тому окну, Миякэ, выгляни и расскажи, что видишь.
Выполняю.
-- Мойщика окон, господин.
Этот человек не воспринимает иронии.
-- Под мойщиком окон.
Поезда, что прибывают и отправляются в тени отеля "Терминус". Утренние пассажиры. Тележки с багажом. Толкущиеся без дела, потерявшиеся, опоздавшие, встречающие, встречаемые. Машины для мытья платформ.
-- Вокзал Уэно.
-- Расскажи, Миякэ, что такое вокзал Уэно? Этот вопрос ставит меня в тупик.
-- Вокзал Уэно, -- Аояма сам отвечает на свой вопрос, -- исключительный механизм. Один из самых точных хронометров на земле. В мире. А этот недоступный ни для пожара, ни для воров кабинет -- один из его нервных центров. С этого пульта управления я могу получить доступ... практически ко всему. Вокзал Уэно -- это наша жизнь, Миякэ. Ты служишь ему, он служит тебе. Он обеспечивает твой карьерный рост. Тебе оказана честь на время стать деталью этого механизма. Я и сам начинал с должности низкой, как у тебя, но пунктуальностью, упорством, неподкупностью...
Звонит телефон, и я перестаю для него существовать. Лицо его вспыхивает, как лампочка большой мощности, в голосе -- радостное возбуждение:
-- О, господин! Какая честь... да... в самом деле... в самом деле... вполне. Превосходное предложение. Осмелюсь добавить... да, конечно. Безусловно... в членских взносах? Бесподобно... превосходно... могу ли я предложить... в самом деле. Перенесено на пятницу? Как это верно... мы все с огромным нетерпением ожидаем известий о том, как мы поработали. Спасибо... вполне... Могу ли я... -- Аояма вешает трубку и тупо на нее смотрит.
Вежливо покашливаю. Аояма поднимает взгляд.
-- На чем я остановился?
-- Детали и неподкупность.
-- Неподкупность. -- Но мысли его уже далеко. Он закрывает глаза и потирает переносицу. -- Твой испытательный срок -- шесть месяцев. В марте тебе представится возможность сдать экзамены для служащих Японской железной дороги. Значит, тебя наняла госпожа Сасаки. Вот уж кто не образец для подражания. Из тех, кто хочет быть и женщиной и мужчиной в одном лице. Не ушла с работы даже после замужества. Муж у нее умер -- печально, конечно, но люди умирают каждый день, это еще не повод для того, чтобы метить на мужскую должность в качестве компенсации. Итак, Миякэ. Избавься от своего акцента. Слушай дикторов --> Эн-эйч-кей[Author:A] . Вытряхни мусор из мозгов. В мое время средние школы готовили тигров. Сейчас они выпускают павлинов. Ты свободен.
Я кланяюсь и закрываю за собой дверь, но он уже не смотрит в мою сторону. Рядом с кабинетом никого нет. Сбоку от стены стоит поднос. Сам себе удивляясь, я открываю крышку чайника и плюю в него. Должно быть, стресс.
Бюро находок -- неплохое место для работы. Приходится носить малопривлекательную униформу сотрудника Японской железной дороги, но рабочий день заканчивается в шесть, а по линии Кита Сендзю вокзал Уэно находится всего в нескольких станциях от Умедзимы, откуда до "Падающей звезды" рукой подать. В течение шестимесячного испытательного срока я буду получать жалованье раз в неделю, что вполне меня устраивает. Мне повезло. Эту работу нашел для меня Бунтаро. Когда я в прошлую пятницу вернулся из "Пан-Оптикона", он сказал, что слышал, будто здесь может открыться вакансия: не заинтересует ли это меня? "Еще бы!" -- ответил я и не успел оглянуться, как уже проходил собеседование с госпожой Сасаки. Дама суровая и бывалая -токийский вариант моей бабушки, -- она, однако, поговорив со мной полчаса, предложила мне это место. Утром я составляю каталоги -- наклеиваю этикетки с данными о дате/времени/номере поезда на предметы, собранные кондукторами и уборщиками на конечных станциях, и укладываю их на соответствующую металлическую полку. Госпожа Сасаки заведует бюро находок и сидит в боковом кабинете, где разбирается с ценными предметами: бумажниками, платежными картами, драгоценностями -- всем, что должно регистрироваться в полиции. Суга учит меня обращаться с вещами, не имеющими особой ценности, которые хранятся в заднем помещении.
-- Здесь не так много естественного света, да? -- говорит Суга. -- Но можно легко определить, какой сейчас месяц, по тому, что сюда попадает. С ноября по февраль -- лыжи и сноуборды. В марте -- дипломы. В июне -- завал свадебных подарков. В июле -- горы купальников. С хорошим дождичком приносит сотни зонтов. Работа не самая вдохновляющая, но все лучше, чем носиться по авторемонтной площадке или развозить пиццу, помсм.
После обеда я сижу за стойкой, ожидая тех, кто придет заявить права на свою собственность, или отвечаю на звонки. В часы пик, разумеется, дел больше всего, но часов с трех пополудни работа скорее напоминает отдых. Самый частый посетитель -- мои воспоминания.
р
Листья такие зеленые, что кажутся синими. Мы с Андзу играем в гляделки: пристально смотрим друг на друга, и тот, кто заставит другого улыбнуться и отвести взгляд, выигрывает. Я корчу Андзу рожицы, но ей нипочем. В ее глазах Клеопатры пляшут бронзовые искорки. Она выигрывает. Она выигрывает -- как всегда, -- приблизив свои широко раскрытые глаза к моим. Потом возвращается на свою ветку и сквозь лист смотрит на солнце. Закрывает солнце растопыренной ладошкой. Небольшая перепонка между большим и указательным пальцами ее руки наливается ярко-красным цветом. Она смотрит на море.
-- Сейчас будет прилив.
-- Отлив.
-- Прилив. Твой камень-кит уже ныряет.
Мои мысли заняты чудесными футбольными подвигами.
-- Я раньше действительно верила в то, что ты рассказывал про камень-кит.
Крученые подачи и стремительные броски вниз, чтобы отбить головой.
-- Ты нес такую чушь. -- А?
-- Про то, что он волшебный.
-- Кто волшебный?
-- Камень-кит, глухота!
-- Я не говорил, что он волшебный.
-- Говорил. Ты говорил, что это настоящий кит, которого бог грома превратил в камень, и что однажды, когда мы подрастем, мы поплывем к нему, и, как только мы на него ступим, заклятие исчезнет, и он будет так благодарен, что отвезет нас, куда мы пожелаем, даже к Маме и Папе. Я так сильно старалась представить себе это, что иногда даже видела, будто в телескоп. Мама надевала жемчужное ожерелье, а Папа мыл машину.
-- Я никогда ничего такого не говорил.
-- Говорил, говорил. И на днях я поплыву к нему.
-- Никогда, ни в коем случае, ты не заплывешь так далеко. Девчонки не так хорошо плавают, как мальчишки.
Андзу лениво пытается пнуть меня в голову.
-- Я легко могу туда доплыть!
-- В мечтах. Это очень далеко.
-- В твоих мечтах.
Волны разбиваются о серый китовый бок.
-- Может быть, это действительно кит, -- высказываю я предположение. -Окаменелый.
Андзу фыркает.
-- Это просто кусок скалы. Он даже не похож на кита. В следующий раз, когда мы пойдем на секретный пляж, я доплыву до него -- вот увидишь, -заберусь на него и буду над тобой смеяться.
Паром на Кагосиму уползает за горизонт.
-- Завтра в это время... -- начинаю я.
-- Да, да, завтра в это время ты будешь в Кагосиме. Вы встанете очень рано, чтобы успеть на паром и приехать в начальную городскую школу к десяти утра. Третьи классы, потом вторые, потом ваш матч. Потом вы пойдете в ресторан при девятиэтажном отеле, будете есть и слушать, как господин Икеда объясняет, почему вы проиграли. А в воскресенье утром вернетесь обратно. Ты мне это уже миллион раз говорил, Эидзи.
-- Что ж поделать, если ты завидуешь.
-- Завидую? Тому, как одиннадцать вонючих мальчишек гоняют мешок с воздухом по колено в грязи?