-- Мне показалось, ты владеешь ситуацией. Мне хочется его убить. Что тут скажешь?
р
Я плыву на пароме! Сколько раз мы с Андзу наблюдали за ним, а сейчас я сам плыву на нем! Палуба раскачивается; ветер такой сильный, что к бортовой качке добавляется килевая. Якусима, огромная страна, где я живу, медленно, но верно уменьшается. Господин Икеда разглядывает берег в армейский бинокль. Морские птицы парят над кораблем. Второклассники спорят, что будет, если паром начнет тонуть и нам придется драться за места в спасательных шлюпках. Кто-то смотрит телевизор, кого-то гонят оттуда, где находиться запрещено. Кого-то тошнит в туалете. Рокочет двигатель. Вдыхаю его выхлопы. Смотрю, как корпус корабля скользит по разлетающимся брызгами волнам.
Если бы я уже не решил стать звездой футбола, я бы стал моряком. Ищу взглядом храм бога грома, но он скрыт утренней дымкой. Вот бы Андзу была здесь. Интересно, что она будет сегодня делать? Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз мы провели день врозь. Забираюсь в прошлое все дальше и дальше, но такого дня никогда не было. Якусима стала размером с амбар. Появляются и исчезают за кормой другие острова. Якусима помещается в кольце из большого и указательного пальцев. У меня шатается зуб. Господин Икеда стоит рядом на палубе.
-- Сакурадзима! -- кричит он мне сквозь ветер и шум двигателя, указывая вперед.
Вулкан вырастает из моря и заполняет собою треть неба. Еще одну треть застилают аккуратные, плотные клубы дыма, извергающиеся из зазубренного кратера.
-- Ты можешь ощутить вкус этого пепла, -- кричит господин Икеда, -- у себя во рту! А вон там -- это Кагосима!
Уже? Наше путешествие должно длиться три часа. Сверяюсь со своим Зэксом Омегой и обнаруживаю, что прошло почти три часа. Вот и Кагосима. Какая огромная! Вся Анбо, наша деревня, могла бы уместиться между двумя причалами этого порта. Огромные здания, гигантские краны, громадные сухогрузы, на их бортах написаны названия таких мест, о большинстве из которых я никогда не слышал. Наверное, когда я был здесь в последний раз, мне отключили память. Или, может, это было ночью? Вот откуда начинается мир. Будет что рассказать Андзу. То-то она удивится.
р
Если верить "Фудзифильму", четыре часа проскочили мимо пятнадцать минут назад. Самое большее, на что теперь можно надеяться, -- это два часа сна, и на работе я буду еле жив скорее от недосыпания, чем от избытка дел. Вчера Суга работал последний день, так что после обеда я останусь там совершенно один. До сих пор вижу падающее тело. Таракан затих. Убежал? Вынашивает планы мести? Или уснул и видит сны: сексапильные ляжки тараканих, преющие отбросы? Говорят, что на каждого таракана, которого вы видите, приходится девяносто его сородичей, недоступных взгляду. Под половицами, в пустотах, за шкафами. Под футонами. "Бедная мама, -- она надеется, что я так думаю. -- Пусть она бросила нас на дядюшек, когда нам было по три года, но что было, то быльем поросло. Сегодня же ей позвоню". Ни за что! Забудь об этом! Мне кажется, я слышу, как Токио зашевелился. Чешется шея. Чешу ее. Чешется спина. Чешу ее. Чешется в паху. Чешу в паху. Как только проснется Токио, считай, все надежды на сон пошли прахом. Вентилятор размешивает зной. Как она посмела написать мне такое письмо? Я так устал, когда ложился, так почему же не сплю?
-- Последняя пятница, -- говорит Суга. -- Полный улет. Завтра -свобода. Помсм, тебе надо поступить в колледж, Миякэ. Это круче, чем просто зарабатывать на жизнь.
На самом деле я его не слушаю -- накануне вечером я узнал, что, когда мне было три года, мать решила сбросить меня с девятого этажа, -- но когда он снова произносит это слово, не выдерживаю:
-- Что за слово ты все время повторяешь? Суга изображает недоумение.
-- Какое слово?
-- "Помсм".
-- О, прости, -- извиняется Суга, но по тону его этого не скажешь. -Совсем забыл.
-- Забыл?
-- Большинство моих друзей -- компьютерщики. Хакеры. И у нас -- свой язык, вот. "Помсм" по-английски означает "по моему скромному мнению". Что-то вроде "Я думаю, что...". Классное словечко, правда?
Звонит телефон. Суга смотрит -- я снимаю трубку.
-- Довольны собой, Миякэ? -- В знакомом голосе кипит злоба.
-- Господин Аояма?
-- Ты работаешь на них, ведь так?
-- Вы имеете в виду, на вокзал Уэно?
-- Не притворяйся! Я знаю, что ты работаешь на советников!
-- Каких советников?
-- Говорю же, брось придуриваться! Я тебя насквозь вижу! Ты приходил в мой кабинет, чтобы шпионить. Вынюхивать. Высматривать. Я понял, что за игру ты ведешь. А потом, позавчера, эта твоя провокация. Это было задумано, чтобы выманить меня из кабинета и скопировать мои файлы. Все сходится. Посмотрю я, как ты будешь это отрицать!
-- Клянусь, господин Аояма, здесь какая-то ошибка...
-- Ошибка? -- Аояма переходит на крик. -- Ты прав! Это самая большая ошибка в твоей лицемерной жизни! Я служил Уэно еще до твоего рождения! У меня есть друзья в министерстве транспорта! Я окончил престижный университет!
Трудно поверить, что можно кричать еще громче, но ему это удается.
-- Если твои хозяева полагают, что меня можно "реструктурировать" и засадить в какую-нибудь --> Акиту[Author:A] на конечную станцию с двумя платформами и общежитием из бумаги, то они глубоко заблуждаются! У меня за спиной годы службы!
Он запинается, пыхтит и выпускает последнюю угрозу:
-- Уэно имеет стандарты! Уэно имеет системы! Если эти невежественные подонки, ленивые паразиты, твои хозяева, хотят войны, я устрою им войну, а ты, ты, ты погибнешь в перекрестном огне!
Он вешает трубку. Суга смотрит на меня:
-- О чем это он?
Почему я? Почему всегда я?
-- Понятия не имею.
р
-- Как бы это помягче сказать? -- Господин Икеда шагает взад-вперед, произнося в перерыве между таймами напутственную речь. -- Парни. Вы полное дерьмо. Разгильдяи. Недочеловеки. Даже не млекопитающие. Сплошной позор. Вонючие отбросы. Сборище близоруких хромых ленивцев. Лишь благодаря чуду противник не вкатил нам девять голов, и имя этому чуду Мицуи.
Мицуи жует жвачку, наслаждаясь вкусом диктаторского расположения. Он талантливый и напористый вратарь. По счастью, ему не хватает воображения, чтобы использовать свою напористость для затевания разборок на поле. Отец Мицуи -- самый "прославленный" на Якусиме алкоголик, так что наш вратарь с раннего возраста привык следить за траекторией полета самых разных метательных снарядов. Икеда продолжает:
-- Живи мы в более цивилизованный век, я бы потребовал, чтобы все остальные совершили сеппуку. Тем не менее вы все обреете головы наголо в знак позора, если мы проиграем. Защитники. Несмотря на героические усилия господина Мицуи, сколько раз противник попал в перекладину? Накамори?
-- Три раза.
-- А в стойку?
Я посасываю теплый апельсин, регулирую наколенники, наблюдаю за напутственной речью в команде противника -- их тренер смеется. Спертый запах мальчишеского пота и футбольной экипировки. После полудня небо затянуло тучами. Вулкан пускает клубы дыма.
-- Миякэ? В стойку?
-- Э-э, дважды, -- говорю я наугад.
-- Э-э, дважды. Э-э, верно. Э-э, Накаяма, середина поля значит "середина поля", а не "середина штрафной зоны". Атака значит, что мы "атакуем ворота противника". Сколько раз их вратарю приходилось касаться мяча? Накамура?
-- Не очень часто. Икеда трет себе виски.
-- На самом деле ни разу! Ни разу! Он провел три -- отдельных -свидания с тремя -- отдельными -- девчонками из группы поддержки! Слушайте меня! Я снимаю матч на видео! Парни, завтра у меня день рождения. Если вы не подарите мне ничью, вы до конца своих дней себе этого не простите. Во втором тайме ветер на нашей стороне. Ваша задача -- окопаться и продержаться до конца. И еще: не допускайте пенальти. Вчера я напоил их тренера, и он похвастался, что игрок, который у них бьет штрафные, никогда не промахивается. Никогда. И помните -- если вдруг у вас ручки-ножки ослабнут -- моя камера наблюдает за вами; я буду разбираться с каждым как мужчина с мужчиной.
р