Одним глазом Бунтаро продолжает смотреть телевизор:
-- Нет, дружище, но, похоже, она отправилась к прародителям. Если только у нее не было близнеца.
Сходство поразительное. Утром еду я на своем скутере и что, как ты думаешь, вижу у сточной канавы напротив --> "Лоусонз"[Author:A] ? Дохлую кошку, а над ней жужжат мухи. Черная, белые лапы и хвост, клетчатый ошейник с серебряной пряжкой, в точности, как ты описал. Когда я приехал сюда, то исполнил свой гражданский долг и позвонил в муниципалитет, но кто-то уже сообщил о ней. Нельзя, чтобы подобные вещи валялись на улице в такую жару. Это мой самый плохой день.
-- Извини, что принес дурные вести, и вообще... То есть второй самый плохой.
-- Это всего лишь кошка, -- бормочу я.
Захожу в свою капсулу, сажусь и понимаю, что не хочу ничего, кроме как докурить пачку "Данхилла". Телевизор смотреть не хочется. По пути я купил лапшу в стаканчике и упаковку мятой клубники, но аппетита нет. Слушаю, как улицу заполняет вечер.
р
Когда на следующее утро паром везет нас обратно, Якусима никак не может обрести свою полную величину. День сияет солнечным светом, но впечатление, что этот бесконечный остров -- всего лишь ее уменьшенная копия, только усиливается. Я высматриваю Андзу на волноломе -- и, когда не нахожу, признаюсь себе, что мое приподнятое настроение подпорчено.
Андзу -- мастер дуться, но тридцать шесть часов -- это слишком, даже для моей сестры. Расстегиваю молнию спортивной сумки -- приз лучшему игроку матча вспыхивает на солнце. Ищу взглядом храм бога грома -- и на этот раз нахожу. Пассажиры потоком устремляются вниз по деревянным сходням, и мои товарищи по команде исчезают в приехавших за ними автомобилях. Я машу им рукой. Господин Икеда хлопает меня по плечу и, как это ни удивительно, улыбается.
-- Хочешь, подвезу?
-- Нет, спасибо, меня будет встречать сестра.
-- Хорошо. Завтра первым делом тренировка. И скажу еще раз, ты хорошо поработал, Миякэ. Повернул всю игру. Три -- ноль! Три -- ноль! -- Икеда сияет при мысли об одержанной победе. -- Тренер-то их, кретин, жирная рожа, перестал ухмыляться! Он был в отчаянии, я поймал это в камеру!
Направляясь из порта вверх по центральной улице, через старый мост, всю дорогу до горла лощины я пинаю камешек. Камешек повинуется любому моему желанию. В рисовых полях отражается солнце. Показались первые стрекозы. Это начало долгого пути, в конце которого Кубок мира. Заброшенный дом глядит на меня пустыми глазницами окон. Я прохожу мимо ворот-тори, и у меня возникает желание сейчас же побежать наверх и поблагодарить бога грома -- но сначала я хочу увидеться с Андзу. Висячий мост вздрагивает под моими шагами. В воде виден косяк крошечных рыбок. Андзу наверняка дома, помогает бабушке готовить обед. Беспокоиться не о чем. Я открываю входную дверь:
-- Я вернулся!
Топот Андзу...
Нет никакого топота. По обуви у стены вижу, что бабушки тоже нет. Должно быть, они отправились навестить дядю Асфальта, и мы случайно разминулись у нового здания порта, пока господин Икеда со мной разговаривал. Я залпом выпиваю стакан молока и ныряю на диван. Закрывая глаза, на внутренней стороне своих век вижу, как футбольный мяч выписывает правильную параболу, выгибающуюся над вулканом и прогибающуюся под перекладиной стоящих вдалеке ворот.
р
-- Миякэ!
Бунтаро, кто же еще.
Я слишком резко поднимаю голову, и шею сводит. Громкий стук в дверь моей капсулы.
-- Иди быстрее сюда! Быстрее!
Кубарем скатываюсь вниз. Вокруг телевизора Бунтаро сгрудились посетители. "Прямой репортаж из центра событий, связанных с захватом заложника на вокзале Уэно". Снимают камерой ночного видения: освещенные детали оранжевые, а темные -- коричневые. Мне не нужно спрашивать, что происходит, потому что об этом рассказывает комментатор:
-- Жалюзи подняты! Окно открывается, и... какая-то фигура... господин Аояма... да, это он, я могу утверждать, что фигура, вылезающая из окна, это господин Аояма... он на карнизе... свет падает на него сзади... подождите... я получаю... -- Трещат помехи. -- Советник... не пострадал! Полиция захватила кабинет! Или выбили дверь, или... итак, Аояма, по всей видимости, сдержал свое обещание не... но теперь вопрос в том... О, он, конечно же, не спрыгнет... Лицо в окне, я могу утверждать, что это один из полицейских, он пытается отговорить Аояму от... сейчас он имеет дело с крайне возбужденным человеком... он будет говорить, что...
Аояма прыгает с карниза.
Аояма уже не жив, но еще не умер.
Тело переворачивается в воздухе и падает, долго-долго.
р
Меня будят шаги в коридоре. Открываю глаза. Приз сверкает на столе -доказательство, что весь этот замечательный вчерашний день мне не приснился. В обитую ветхими деревянными панелями комнату, где мои дядюшки и мама провели детство, льется вечерний свет. Передо мной -- бабушка и господин Кирин, один из четырех полицейских Якусимы.
-- Я вернулся, -- говорю я встревожено. -- Мы выиграли.
Бабушка не обращает внимания на мои слова:
-- Андзу не говорила, что собирается куда-нибудь пойти?
-- Нет. Где она?
-- Если ты врешь, я, я, я...
Господин Кирин осторожно усаживает бабушку на диван и обращается ко мне:
-- Эидзи...
Мне становится нехорошо.
-- Что с Андзу?
-- Похоже, Андзу сбежала...
Он недоговаривает.
-- Не может быть, она бы мне сказала. Не может быть.
Бабушкин голос надломлен:
-- Так что же она тебе сказала? Вчера вечером она говорила мне, что собирается к дяде Асфальту. А сегодня в обед он позвонил узнать, почему она передумала. Если это игра, которую вы вдвоем затеяли, мало вам не покажется!
Господин Кирин садится на другой конец дивана.
-- Подумай, Эидзи. У вас есть какое-нибудь тайное место, где она могла бы спрятаться?
В первую очередь я думаю о деревьях. Потом с тошнотворной уверенностью вспоминаю про камень-кит. Чтобы сравняться со мной. Ее купальник... Бегу наверх. Выдвигаю ящик. Я прав -- его нет. Вспоминаю свое обещание богу грома. Все, что я в силах дать тебе, ты можешь взять. Возьми. Господин Кирин возникает в дверях спальни.
-- В чем дело, Эидзи-кан?
-- Ищите в море, -- вырвалось у меня.
И мир рухнул.
р