-- О, я куплю тебе новый. Я куплю тебе десять новых.
Кофе взвешивает "за" и "против".
-- Самой последней модели?
Дэймон хватает забутон, ложится на спину и изображает гангстера:
-- Я куплю тебе целый завод, милашка моя. Кофе надувает губы с видом маленькой девочки и прижимает к уху бокал с шампанским:
-- Я слышу пузырьки.
Бархотка пальцами пощипывает мне мочки ушей, прижимает свой рот к моему, и дым марихуаны стремительно наполняет мне легкие. Ворованный шоколад, липкий и мягкий.
-- Охо-хо-хо-хо-хо-хо-хо-хо, -- Дэймон заметил нас, -- займитесь-ка этим в той комнате, вы двое. А то мне кажется, что этот юный выскочка снова обскакал меня -- и мою новобрачную тоже.
Бархотка толкает меня в грудь, и я оказываюсь в комнате.
-- Садись там, -- говорит она, указывая на противоположный край низенького стола.
Пьяный монах -- что кобель в рясе. Ее руки блестят от пота. Она задувает свечу. Мы по очереди затягиваемся, не говоря ни слова. Иногда наши пальцы соприкасаются. От нее словно исходит электрический ток. Биоборг. Я различаю ее силуэт в зареве ночного города, притушенного бумажной ширмой. Она старается не дотрагиваться до меня, и ее поведение служит сигналом, чтобы я не прикасался к ней, пока она не позволит. Яркий кончик самокрутки путешествует сквозь полумрак. Иногда я -- это я, иногда -- не совсем. Жемчуг, лунный камень, блеск зубной эмали. Несогласованность времени/пространства распространяется и на мои члены. На листе темноты я, будто составляя фоторобот, представляю ее грудь, волосы, лицо. Если я вдруг чихну, Годзилла просто взорвется у меня в трусах.
-- Ты давно это куришь?
Ее слова кажутся извивающимися облачками дыма.
-- Да, с двадцати лет.
Свиток, кукла, прикольный тролль, уронившая голову хризантема в вазе.
-- Так сколько же тебе лет, роуди?
Я слышу даже, как шуршат ее пышные волосы.
-- Двадцать три. А тебе?
Шквал горьких снежных хлопьев.
-- Сегодня мне миллион.
Резкий вскрик Кофе и "грррр-р-р-р-р-р" Дэймона, и мы с Бархоткой хохочем так, что рискуем сломать себе ребра, хотя при этом не издаем ни звука. Потом я забываю, почему смеюсь, и снова сажусь прямо.
-- Держи руки на столе, -- строго предупреждает она. -- Терпеть не могу парней, которые лезут, куда не надо.
После пары неудачных попыток наши губы встречаются, и мы сливаемся в поцелуе на девять дней и девять ночей.
Фузума перед балконом раздвигается. Мы с Бархоткой отпрыгиваем в разные стороны. На пороге в лунном свете стоит Дэймон, его торс обнажен, и на груди помадой нарисовано нечто вроде вампира-кролика --> Миффи[Author:A] . Соски изображают зрачки Миффи, горящие жаждой крови.
-- Миякэ! Ты под кайфом или у тебя не стоит? Еще не хочешь поменяться?
Седзи, отделяющее комнату от внешнего коридора, раздвигается. У входа стоит Мириам, держа в руках поднос с какими-то клейкими крупинками, кубиками арбуза и очищенными --> личи[Author:A] . Я успеваю заметить на ее лице потрясение, гнев и ненависть -- но она тут же вновь натягивает маску профессионального безразличия.
-- Мириам! Ты принесла нам поклевать! Икра -- ничего себе! Одно из ее ценных качеств, Миякэ, -- это умение почувствовать момент.
Она снимает туфли, входит и ставит поднос на стол.
-- Простите меня.
-- О, Мириам, что тебе мое прощение, ведь у тебя такие могущественные и влиятельные покровители! Они о тебе позаботятся.
Появляется Поросенок Кофе, на ходу приводя в порядок одежду и поддерживая раму фузумы, чтобы та не упала. Замечает Мириам. Чувствуется, что она привыкла командовать прислугой:
-- Проводите нас в дамскую комнату!
Дэймон говорит с Эидзи, но Эидзи обнаруживает, что ему трудновато сосредоточиться, потому что его голова так и норовит открутиться и укатить в угол. Кофе с Бархоткой сидят в дамской комнате уже целую вечность.
-- Я обычно хожу в тихий отель любви в Восточном Синдзюку, рядом с парком, он пристроен к другому четырехзвездочному отелю, так что в номер из кухни можно заказать приличную еду.
Эидзи как-то неловко. Дэймон внимательно на него смотрит:
-- Только не говори, что волнуешься из-за денег. Эидзи пытается помотать головой, но вместо этого случайно кивает.
-- Деньги -- это всего лишь дерьмо, которого у моего отца слишком много.
"Эти девушки, -- думает Эидзи, -- можно ли просто..." Дэймон слышит мысли своего друга, застегивает пуговицы на его рубашке и поднимает указательный палец:
-- Эти две играют исключительно в паре, Миякэ. Или мы уложим обеих, или они обе вернутся к себе домой в свои надушенные лавандой спальни. Покинешь меня сейчас -- и мне придется дрочить за самую крупную сумму с тех пор, как Майкл Джексон выступал в --> "Будокане"[Author:A] в последний раз. Твоя, по крайней мере, обладает хоть каким-то практическим интеллектом. У моей же -- чувство моды вместо мозгов.
Эидзи хочет что-то сказать, но забывает, что, едва открыв рот.
-- Девчонки -- как видеоигры, Миякэ. Платишь, играешь, уходишь.
Эидзи -- сама благодарность. Он пытается выразить эту благодарность, но слова ускользают от него, как бесконечный дождь, льющийся в бумажный стаканчик, они мчатся с дикой скоростью, стремясь достичь другого края вселенной, и он отказывается от своей затеи. Кофе приносит другая хостесса.
-- Кто вы такая, черт побери? -- вопрошает Дэймон. Хостесса кланяется:
-- Ая-чен, господин Дэймон. Мириам-сан стало плохо.
Дэймон злится:
-- Дуй обратно к Маме-сан и напомни ей, кто такой Дэймон, и кто его отец, и каким вздорным козлом я могу стать, если...
Но его фраза обрывается на полуслове. Он отрывает головку хризантемы от стебля и начинает обрывать лепестки.
-- Забудьте, что я сказал, Ая-чен. Передайте это призраку Мириам с моими глубочайшими извинениями. -- Он вручает ей то, что осталось от цветка, и это кажется Эидзи довольно милым.
Эидзи -- на переднем сиденье такси. Дэймон -- сзади, между своих двух наложниц. Улицы пустеют; они едут по широкому мосту. В фойе --> Атлас[Author:A] сгибается под тяжестью земного шара; Дэймон пялится на экран с номерами комнат и ценами: свободные -- светятся, занятые -- темные; и нажимает на кнопки, и получает ключи. Снова лифт. Дэймон целует Эидзи в губы и с силой вталкивает в комнату. Десятисекундный душ и примитивное порно по коммерческому каналу. Презервативы девяти видов. Снаружи розовыми вспышками мигает буква "X". Цветочные головки на стеблях, головки подсолнухов. Входит Кофе, лимонно-желтое полотенце прикрывает ее блестящее, как леденец, медовое тело, она сейчас какая-то заторможенная; сексодром из легенд воплощен вполне реально; она задергивает полог; закрой глаза, говорит она и скользит в постель, кожа у нее гладкая, ягодки сосков набухли; да, хорошо, так можно, только не трогай меня там; налетел на препятствие; да, так; он всегда меняется дамами? Твой друг? Юзу Дэймон? Что за имя -- "Юзу", прямо как фрукт? Наверное. Молчи. Мягкий шоколад, как это пошло; зубы покусывают живот; пушистые укромности, нервный толчок; нет, я же сказала не трогать меня там; Годзилла отступает, на спине выступают капельки пота, подъем, спуск, подъем, весь технический набор, на этом, пожалуй, все. Годзилла снова меняет решение, корни врастают глубже, ветки плещутся и сзади и спереди, пальцы ее рук сжимаются, пальцы ног находят точку опоры, странствуя по океану, океану простынь, бурному, стонущему, погружающему в летаргию, она ловит ртом воздух, она погружается, вздрагивает; да, уже все? нет, и вверх, и да, и вниз, и нет, и вверх, и да, и вниз, и вверх, и вниз, кончаю и кончаю, если кончаю; ты -- не -- проснешься -- пока -- не -- ударишься -- о -- землю -- ты