31408.fb2
-- Давай ты. -- Нет.
Трубачи жестами выражают удивление. Морино громко шепчет:
-- Да. Мы подписали договор.
-- Вы ничего не говорили о соучастии в убийстве.
-- Твоя клятва означает, что ты будешь делать все, что прикажет Отец, -- говорит Франкенштейн.
-- Но...
-- Проблема нравственного выбора для ответственного молодого человека, -- заключает Морино. -- Бросать иль не бросать. Если бросишь -- рискуешь причинить некоторый вред этой лицемерной мрази. Не бросишь -- станешь причиной пожара в "Падающей звезде" и выкидыша у жены своего домовладельца на двенадцать недель раньше срока. Что тяжелее для совести?
Он хочет замкнуть мне рот, чтобы я никогда не рассказал о том, что видел. Капкан защелкивается. Я встаю и выбираю самый легкий шар, надеясь, что какой-нибудь непредсказуемый поворот событий вытащит меня отсюда. Поднимаю шар, самый легкий. Весит он предостаточно. Нет. Я не могу этого сделать. Я просто не могу. За моей спиной раздается смех. Я оборачиваюсь. Ящерица лежит на спине, раздвинув ноги, с засунутым под куртку надувным шаром. На шаре черным маркером намалеваны соски, пупок и треугольник лобковых волос. Франкенштейн встает над ним на колени, занося длинный нож.
-- Нет, -- фальцетом кричит Ящерица, -- пощадите, у меня в животе ребенок.
-- Мне очень жаль, госпожа Бунтаро, -- вздыхает Франкенштейн, -- но вы сдаете комнаты жильцам, которые нарушают клятвы, что давали влиятельным людям, и вы должны быть за это наказаны...
Ящерица визжит во всю силу своих легких:
-- Пожалуйста! Мой малыш, мой малыш! Пощадите! Кончик ножа прижимается к резиновому животу госпожи Бунтаро, Франкенштейн сжимает свою вторую руку в кулак, изображая кувалду, и Бах! Шербетка, высунув язык, нервно смеется. Мама-сан вяжет, Морино хлопает в ладоши. Скопление висящих в темноте лиц, озаренных светом монитора и огоньков на пульте. Все, как один, они поворачиваются и смотрят на меня в упор. Не знаю, какое из этих плывущих лиц отдает мне окончательный приказ. "Бросай". Я должен промахнуться, но не слишком явно. Меня не должно быть здесь. Я хочу извиниться перед головами, но как? Выхожу к началу дорожки, стараясь дышать ровнее. Раз -- целюсь в желоб, в метре от Правой головы. Два -- у меня подводит кишки, и шар вылетает из рук слишком рано -- от потных пальцев отверстия стали скользкими. Присев, я сжимаюсь в комок -- мне слишком плохо, чтобы смотреть, слишком плохо, чтобы заставить себя отвернуться. Шар катится к желобу и потом вдоль его края, пока не достигает последней трети дорожки. Потом сила вращения посылает его назад -- прямо в сторону Центральной головы. Его лицо перекашивается, грохот шара перекрывает дикий вопль, трубачи у меня за спиной аплодируют. А я закрываю глаза. Стоны разочарования за спиной.
-- Ты подбрил ему скальп, -- успокаивает меня Морино.
Меня бьет дрожь, которую я никак не могу унять.
-- Хочешь взглянуть на повтор? -- ухмыляется Ящерица.
Не обращая на него внимания, шатаясь, иду назад и падаю на последнее сиденье. Закрываю глаза. Яркая, сгущающаяся кровь.
-- Смотрите в оба! -- выкрикивает Франкенштейн, требуя внимания. -- Мой коронный номер -- ветряной экспресс!
До меня доносится громкое рычание, звук разбега и грохот запущенного шара. Три секунды спустя -- восхищенные аплодисменты.
-- Всмятку! -- кричит Ящерица.
-- Браво! -- восклицает Морино.
Центральная голова продолжает дико вопить, а Левая хранит зловещее молчание. Даже сквозь закрытые веки я вижу конец дорожки. Сжимаю веки сильнее, но не могу избавиться от этого яркого, как на киноэкране, зрелища. Наверно, оно будет преследовать меня до самой смерти. Меня не должно быть здесь в этот безумный день. Дрожь не унимается. Тужусь, пытаясь вызвать рвоту, но все напрасно. Ядовитые пары окономияки. Когда я в последний раз ел? Несколько недель назад. Если бы я мог уйти отсюда. И наплевать на папку! Но я знаю, что уйти не дадут. Чья-то рука проскальзывает мне в пах.
-- --> Сладенькое есть[Author:A] ?
Шербетка.
-- Что?
Бомбочки с шампанским?
-- Сладенькое есть?
Затхлое дыхание отдает йогуртом. Ящерица хватает ее за волосы и оттаскивает от меня.
-- Ах ты, сучка дешевая!
Шлепок, еще шлепок, удар наотмашь. Морино берет свой мегафон. Уцелевший продолжает вопить.
-- Хочешь сделку, Набэ?
Вопли переходят в сдержанные рыдания.
-- Если ты заткнешься и без шума выдержишь следующий шар -- ты свободен. Только ни писка, помни!
Набэ дышит хрипло и прерывисто. Морино опускает мегафон и смотрит на Маму-сан.
-- Хотите?
-- Прошли те дни, когда я играла в боулинг. Позвякивают спицы.
-- Отец, -- говорит Кожаный пиджак, -- я постиг основы этой игры.
Морино кивает:
-- Ты один из нас. Пожалуйста.
-- Я покончу с Ганзо. Он никогда мне не нравился.
Сильный бросок, сдавленная трель ужаса от Набэ и звук удара. Аплодисменты.
-- Боже, Набэ, -- орет Франкенштейн, -- я четко слышал писк.
-- Нет! -- раздается надломленный, контуженный, обессиленный голос.
Морино встает со стула:
-- Попытайся во всем видеть забавную сторону! Юмор -- вот основа основ.
Меня не должно быть здесь. Морино не торопится.
-- Какая гадость. Этот шар уже бросали. Тут куски скальпа Ганзо. Или Какизаки.
Набэ тихо всхлипывает, как будто он потерял своего плюшевого медвежонка, а никому нет до этого дела. Морино разбегается -- раз, два -грохот, шар летит. Короткий, как взвизг пилы, вскрик. Сухой щелчок, будто сломалась палочка для еды. Два тяжелых предмета с глухим стуком падают в яму.
Три "кадиллака" скользят по скоростной полосе. Земля без названия, ни город, ни сельская местность. Подъездные дороги, станции техобслуживания, склады. День постепенно стекает в воронку вечера. Память жжет увиденное в кегельбане. Этот ожог не заболит, пока длится шок, пока нервы не оживут. А если бы я не вернулся в "Валгаллу"? Я мог бы болтать с Аи Имадзо, сидя в кафе. Мог бы кормить Кошку и курить с Бунтаро. Мог бы гонять по прибрежным дорогам Якусимы на мотоцикле дядюшки Асфальта. Над поросшими лесом горными склонами всходит луна. Где мы? Где-то на полуострове. Франкенштейн за рулем, Кожаный пиджак -- на месте пассажира. Мы с Морино сидим на втором сиденье. Он выпускает кольца сигарного дыма и звонит по телефону насчет "операций". Потом делает ряд звонков, которые в основном сводятся к "Черт возьми, куда подевалась Мириам?". Шербетка отсасывает Ящерице на заднем сиденье. Въезжаем в тоннель. Огни с потолка штрих-кодом пробегают по ветровому стеклу. Под потолком висят мощные вентиляторы. Меня не должно быть в этом кошмаре.
-- Прекрати это повторять, -- говорит Морино, очевидно, обращаясь ко мне. -- Это мне действует на нервы. Мы получаем именно те кошмары, которых заслуживаем.