Грохот эхом отдается в горах.
Наконец я выглядываю из-за парапета. Люди Нагасаки валяются там, где стояли. Те, на кого не падает яркий свет фар, лежат темными кучами, те же, кто в пятне света, красны от крови, как пол скотобойни. У большинства туловищ ноги на месте, но руки с автоматами унесло прочь. Головы же -взорванные армейскими шлемами -- просто нигде. Я не знаю слов, которыми можно такое описывать. Такое бывает только в фильмах про войну, в фильмах ужасов -- в кошмарах. Дверца "кадиллака" открывается, и вываливается Шербетка. Она визжит, как будто увидела паука у себя в ванной.
-- Йа-а-а-а!
Ящерица развязно вторит:
-- Йа-а-а-а-а-а-а-а-а! Пошли вы йа-а-а-а-а-а-а-а-а-ха-ха-а-а-а-а-а-а-й!
Нагасаки еще жив -- на нем не было шлема, череп ему не снесло -- и пытается встать на ноги. Обе его руки по самый локоть превратились в раздробленные обрубки. Морино медленно подходит и приставляет к уху своего врага мегафон:
-- Разве наука не прекрасна? Бах!
Мегафон поворачивается ко мне.
-- Сезонный фейерверк, Миякэ. Теперь слушай. Полночь миновала. Так что папка с документами, что лежит в "кадиллаке", вся твоя. Да. Отец держит свое слово. К сожалению, ты не сможешь воспользоваться заработанной в поте лица информацией, потому что исчезнешь с лица земли, как последний --> дронт[Author:A] . Я взял тебя с собой на случай, если бы Нагасаки призвал к оружию твоего отца. Я считал этого кретина намного хитрее, чем он оказался, так что мы получили лишнего свидетеля вместо возможного козыря. Господин Сахбатаар предложил свои услуги, чтобы пустить тебе пулю в лоб, и, так как он является главным архитектором моего гениального плана, разве мог я ему отказать? Прощай. Если это облегчит твои страдания, скажу, что тебя забудут без следа: ты прожил скучную, беззвучную и бесцветную жизнь. Кстати, твой отец -- такое же ничтожество, как и ты. Сладких снов.
р
К чему это? Покойнику все равно.
-- Пригнись -- ради собственной же безопасности, -- настаивает мой убийца.
Страх сводит мой ответ к выражению тупого негодования.
-- Нет? -- Кожаный пиджак заряжает пистолет. -- Что ж, я тебя предупредил.
У него в руке не пистолет, а мобильный телефон. Он набирает номер, перегибается через парапет, направляет мобильник на "кадиллаки" и пригибается к земле.
Ночь разрывается, обнажая потроха, меня сбивает с ног сплошной стеной грохота, мост вздрагивает, с неба градом сыплются осколки камней и металла, я успеваю увидеть, как пылающий кусок машины параболой взмывает вверх, и папка с моим отцом превращается в тлеющие угольки. Ночь застегивает молнию. Эхо с грохотом откатывается от гор. Мне в скулу врезается гравий. Пытаюсь приподняться -- к моему удивлению, тело еще способно двигаться. Из воронок на месте "кадиллаков" поднимаются столбы дыма.
Кожаный пиджак опять набирает номер. Прижимаюсь к земле, гадая, что здесь еще можно взорвать, -- может, он ходячая бомба и взрывает главную улику, то есть самого себя? -- но на сей раз мобильный телефон и есть просто мобильный телефон.
-- Господин Цуру? Говорит Сахбатаар. Ваши пожелания насчет господина Нагасаки и господина Морино выполнены. В самом деле, господин Цуру. Что они посеяли, то и пожали.
Он убирает мобильник и смотрит на меня.
Все вокруг горит и трещит.
У меня течет кровь из прокушенной губы.
-- Будете меня убивать?
-- Вот думаю. А ты боишься?
-- Очень боюсь.
-- Страх -- не обязательно признак слабости. Я презираю слабость, но также презираю тех, кто любит убивать впустую. Чтобы остаться в живых, ты должен убедить себя, что сегодняшняя ночь -- это чужой кошмар, в который ты забрел совершенно случайно. К рассвету найди место, чтобы спрятаться, и не высовывайся много дней. Если обратишься в полицию, будешь немедленно убит. Ясно?
Киваю и чихаю. Ночь тонет в клубах дыма.
Пять
р
ОБИТЕЛЬ СКАЗОК
р
НА ПОЛЯХ
Козел-Сочинитель вглядывался в беззвездную ночь. Его дыхание легкой дымкой ложилось на ветровое стекло. Первые заморозки пустили в бокал вина из эдельвейсов вафельку льда. Козел-Сочинитель насчитал три шума. Потрескивание свечи на старинном бюро; воинственное бормотание во сне госпожи Хохлатки: "Безразличие -- обратная сторона заботливости, Амариллис Брумхед!" -- и храп Питекантропа в гамаке под днищем дилижанса. Четвертый шум -- шепоты, которых ждал Козел-Сочинитель, был пока далеко, и он стал искать свои почтенные очки, желая пролистать книгу стихов, сочиненных в девятом веке принцессой Нукадой. Козел-Сочинитель откопал этот томик однажды в Дели, в четверг, в грозу. С середины лета все ночи были похожи друг на друга. Почтенный дилижанс останавливался на ночлег, Козел-Сочинитель просыпался, и ничто не могло заставить его снова уснуть. Один, два, три часа спустя приходили шепоты. Козел-Сочинитель никому не рассказывал, что у него бессонница, даже Питекантропу и, уж конечно, не госпоже Хохлатке, которая, несомненно, прописала бы ему какое-нибудь противное "целебное средство", в сто раз хуже, чем сам недуг. Сначала Козел-Сочинитель думал, что шепоты -- это шум --> Абердинских водопадов[Author:A] , близ которых они тогда стояли, но отверг эту теорию, когда шепоты последовали за ним и в другие места. По второй своей теории, он сошел с ума. Но во всем остальном его умственные способности оказались не затронуты, и Козел-Сочинитель пришел к мысли, что шепоты исходят из авторучки -- той самой, которой госпожа Сенагон писала свои записки у изголовья более тринадцати тысяч полумесяцев тому назад. Тут Козел-Сочинитель услышал тихое шипение, потом шелест, и сердце его забилось быстрее. Он сунул принцессу Нукаду на полку и прижался ухом к ручке, лежащей на столе. "Да, -- подумал он. -- Вот и они". В этот вечер слова звучали, как никогда, отчетливо -- только слушай! "Ересь" -- здесь, "там-там" -- там, "вороная кобыла в узде" -- везде. Козел-Сочинитель взял авторучку и стал писать, вначале медленно, пока слова падали по капле, но постепенно из-под его пера потекли целые предложения, полные слов, льющихся через край.
-- Ах, мой господин, это ни в какие ворота не лезет! -- Госпожа Хохлатка раздвинула плотные шторы. -- Если вам хочется побродить, когда выходите по малой нужде, закутайтесь, как положено! Если у вас разыграется ревматизм, Простаку опять придется таскать вас на себе, попомните мое слово.
Козел-Сочинитель с трудом разлепил веки.
-- Даже во сне нет покоя, госпожа Хохлатка: мне снилось, что я искал м-металлоискателем норвежские девятиугольники в какой-то дельте, где время навеки замерло в среду утром.
Госпожа Хохлатка потуже затянула завязки фартука.
-- Я девяносто девять раз вам говорила, мой господин: "Сливки и мед -сладкий сон не придет". Но вы все равно ужинаете --> по-девонширски[Author:A] . Ну-ка, поднимайтесь. Завтрак на столе. --> Граф Грей[Author:A] с занзибарской копченой селедкой. Поджаренной на гриле, как вы любите. -- Госпожа Хохлатка бросила взгляд на пейзаж за окном. -- И впрямь уныло, что и говорить.
Козел-Сочинитель нашел свое пенсне и выглянул в окно. Почтенный дилижанс стоял у холодной обочины, за которой стихийно раскинулись тихие вересковые пустоши.
-- Чернильный ландшафт, небеса цвета бумажной массы. У меня почти не осталось сомнений, госпожа Хохлатка: мы залезли на поля.
Рододендроны из дендрария...
-- Мрачное имя для мрачного места, -- произнесла госпожа Хохлатка.
-- Почва здесь слишком кислая, чтобы цвет мог пустить корни. Один м-маргинальный герцог попытался завести плантацию нарциссов, но желтый тут же выцвел. Здесь даже вечнозеленые растения не зеленеют. Не слышно птиц, вороны не летают.
-- Ай, да бог с ними, мой господин. Селедка ваша стынет.
Козел-Сочинитель нахмурился:
-- Странное дело, госпожа Хохлатка, но аппетит меня покинул. Нельзя ли попросить вас выложить рыбу на блюдо, я потом съем ее потихоньку. А пока плесните чаю, вполне доста... -- Козел-Сочинитель забыл договорить. -- Вот досада! Ночью я написал несколько десятков страниц -- куда они могли деться?
Он заглянул под стол, в стол, за стол -- страницы исчезли.
-- Это катастрофа! Я начал писать несказанно сказочную сказку!
Хотя госпожа Хохлатка и прослужила у Козла-Сочинителя не один десяток лет, она рассердилась на него из-за селедки.
-- Осмелюсь заметить, мой господин, это был просто очередной писательский сон. Помните, вам приснилось, что вы написали "Отверженных"? Ваш издатель целую неделю убеждал вас не привлекать Виктора Гюго к суду -вы-то хотели подвергнуть его публичной порке.