-- Ты вполне уверен, м-мой дорогой друг, -- переспрашивает Козел-Сочинитель, -- что следы заканчиваются у этой грязной груды гнилья?
Питекантроп промычал "да", пробрался в подобие дворика и подобрал что-то с земли.
-- Селедочные кости! -- взвизгнула госпожа Хохлатка.
-- Тогда я должен признать, -- сказал Козел-Сочинитель, -- что мы проследили за нашей добычей до самого логова.
-- На вид противней некуда, -- сказала госпожа Хохлатка. -- Так бы и разнесла.
При ближайшем рассмотрении стало ясно, что жилище строили тщательно: за кирпич сошли пустые консервные банки и битые бутылки, за раствор -картофельные очистки, горелая рисовая шелуха и листовки "Голосуйте за меня!". К куче было приставлено велосипедное крыло, которое вело в нору, где было
темно, как в голенище резинового сапога. Козел-Сочинитель прищурился и заглянул внутрь.
-- Так, значит, наш взломщик обитает в этой лачуге? Воняет почище --> стилтонского сыра[Author:A] .
-- В лачуге?-- гневно раздалось в ответ. -- Оставьте мне мою лачугу, валите в свой ржавый дилижанс и валите в свой ржавый дилижанс!
-- Ага! Так ты дома, вор! Сию же минуту отдай мой манускрипт!
-- А не пошел бы ты на NG, Джо Чмо!
-- Мыло и вода! -- выдохнула госпожа Хохлатка. Козел-Сочинитель опустил рога.
-- При дамах!!!
Из норы высунулась крошечная лапка с оттопыренным пальцем.
-- Если эта тощая птица -- дама, то я Фрэнк Синатра! Предупреждаю: если вы не свалите отсюда на счет "пять", я быстренько пришью вам домогательство -- ко вторнику вы своих Х!Х?й не признаете!
-- Законность! В самом деле. Этот вопрос требует отдельного рассмотрения! Ты проник в наш почтенный дилижанс, украл занзибарскую селедку и м-мою несказанно сказочную сказку! К тому же, негодяй, мы шли слишком долго и не намерены возвращаться с пустыми руками!
-- О-о-о, угрозы! Я просто ррр в штаны! Питекантроп нетерпеливо заворчал, подобрался к конусовидной куче и снес у нее верхушку, отчего куча уменьшилась примерно на четверть. Внутри сидела потрясенная крыса, а секунду спустя -- разъяренная крыса.
-- Совсем на IXXXр рехнулся? Ты чуть башку мне не снес, неандерталец длиннорукий!
Козел-Сочинитель пристально посмотрел сквозь пенсне.
-- Примечательный факт -- наш вор является прямым сородичем mus musculus domesticus.
-- Я тебе не домашняя крыса, старый хрен! Я -- Единственный и Неповторимый Вольный Крыс! Ну попробовал я твоей паршивой селедки -- и из-за этого весь шум-гам? А сказок никаких я и знать не знаю. Чтобы !р подтирать, у меня есть "Еженедельник японского общества изучения китов". Клянусь, если ты и дальше будешь порочить мое доброе имя, мой адвокат засудит вас по самые !рр , и плакали ваши !#Х$ы!
-- Губки-мочалки! Шампуни-детергенты! -- зажала уши госпожа Хохлатка.
Вольный Крыс разошелся пуще:
-- Веди себя как курица, а не как яйцо! Ты здесь на полях -- живи по закону маргиналий! -- Вольный Крыс отдал честь одним пальцем. -- Слава крысам! Наш союз един! Вольный Крыс непобедим! -- с этим кличем грызун исчез в недрах полуразрушенной кучи.
Питекантроп вопросительно мыкнул.
-- Согласна, -- сказала госпожа Хохлатка. -- Безразличие -- обратная сторона заботливости.
Козел-Сочинитель печально покачал головой. У него разыгрался артрит.
-- Без сомнения, друзья мои, Вольный Крыс -- существо крайне неприятное, но плохие м-манеры --> per se[Author:A] еще не преступление. Боюсь, что м-мистическая пропажа м-моего м-манускрипта останется неразгаданной. Давайте вернемся в почтенный дилижанс. Думаю, мы покинем здешние м-места сегодня же вечером.
Вечером на полях царило безмерное умиротворение. Госпожа Хохлатка пекла свой чудесный пирог с лопухом в утешение Козлу-Сочинителю, а Питекантроп заделывал дыру в крыше. Козел-Сочинитель закончил правку последней страницы и положил ее на поднос к остальным. Переписанная заново, несказанно сказочная сказка потеряла ту изумительную выразительность, которая осталась у него в памяти.
-- Пора ужинать, -- позвала госпожа Хохлатка. -- Вы, должно быть, умираете с голоду, мой господин.
-- Странно сказать, но я не смогу проглотить ни м-малюсенького кусочка.
-- Но, мой господин! Вы же за целый день ничего не съели!
Питекантроп заворчал сквозь дыру в крыше, выражая озабоченность.
Козел-Сочинитель задумался.
-- И что из того?
-- Все переживаете из-за пропавших сказок, мой господин? Скоро мы уедем, и поля с их ворами и прочим добром останутся далеко позади.
Питекантроп о чем-то задумался, потом яростно замычал.
-- Что еще за чертовщина, дикарь! Заткнись! Господин и так достаточно расстроен.
Козел-Сочинитель нахмурился.
-- М-мой дорогой друг, что тебя так взволновало? Госпожа Хохлатка выронила поваренную книгу.
-- Мой господин! Что это вы едите?
-- А в чем дело? Это всего лишь бумажная жвачка... У Козла-Сочинителя отвисла челюсть. Тайное стало явным. Госпожа Хохлатка облекла правду в слова:
-- Мой господин! Вы ели собственные страницы, едва успев их написать!
Слова застряли у Козла-Сочинителя в горле.
р
Когда начинает темнеть, я выключаю свет и жду Бунтаро на кухне: меня не видно, а сам я увижу, как он подъедет, и пойму, что это Бунтаро, а не кто-то еще. Я всматриваюсь в узор из плиток на стене, а минуты тем временем кружатся в своем предсмертном танце. Вот наконец и фары машины Бунтаро, их свет пляшет под навесом. Мне до сих пор странно, что Бунтаро существует не только за прилавком "Падающей звезды", но и где-то еще. Ненавижу зависеть. Я прожил последние девять лет, стараясь не зависеть ни от кого и ни от чего -будь то щедрость, милосердие, привязанность, сочувствие, деньги. И вот к чему я пришел. Отпираю парадную дверь.
-- Привет!
-- Извини, что опоздал. Сплошные пробки. Твоя лихорадка прошла?
-- Превратилась в простуду.