-- Я подумал, что к вам захотят подойти многие, э-э, из организаторов и музыкантов.
-- Точно! И мне так хотелось, чтобы вы угостили некоторых своим фирменным ударом. Кстати, как ваша голова? Не случилось мозговой травмы?
-- Нет, мозг в порядке, спасибо. В каком-то смысле.
Аи Имадзо это кажется смешным.
Мы начинаем говорить одновременно.
-- После вас, -- говорю я.
-- Нет, после вас, -- говорит она.
-- Я, э-э, -- электрический стул, должно быть, приятней, чем это, -тут размышлял, если, то есть это совершенно ничего, если нет, знаете, -никогда не бросайся в бой без четкого плана отступления, -- но можно ли, э-э, мне, э-э, позвонить вам?
Пауза.
-- Итак, Миякэ, вы звоните мне, чтобы спросить меня, можете ли вы мне позвонить, верно?
Мне и в самом деле нужно было лучше подготовиться.
р
C тех пор как Козел-Сочинитель оставил свое страдающее артритом тело в священном озере, ходьба доставляла ему одно удовольствие. Бамбук расступался перед ним, козодои выводили велеречивые грели. Он поднял голову и увидел на холме дом. Странно было наткнуться на подобное здание на плато Лапсанг Сючанг. Со своим затянутым ряской прудом со стрекозами оно бы лучше смотрелось в каком-нибудь сонном пригороде. На островке светился каменный фонарь. Пестрый кролик исчез в ромбовидных ростках ревеня. Под фронтоном виднелось открытое треугольное окно. Воздух полнился шепотами. Козел-Сочинитель пошел по тропинке к парадной двери. Ее ручка со сломанным язычком закрутилась вхолостую, дверь распахнулась, и Козел-Сочинитель полез по натертым до блеска ступенькам на чердак.
-- Добрый день, -- поздоровалось старинное бюро.
-- Приветствую, -- сказала ручка Сей Сенагон.
-- Но я ведь оставил вас в почтенном дилижансе! -- воскликнул Козел-Сочинитель.
-- Мы идем туда, куда идешь ты, -- объяснило старинное бюро.
-- А когда вы научились говорить?
-- Когда ты научился открывать свои уши, -- ответила ручка госпожи Сенагон, отточившая кончик
своего пера на точильном камне остроумия своей первой хозяйки.
-- Мы можем начинать? -- спросило старинное бюро. -- Госпожа Хохлатка с Питекантропом с минуты на минуту тоже будут здесь.
Козел-Сочинитель взял чистый лист бумаги. На возвышенности, низменности, тропические леса, трущобы, поместья, острова, равнины, на все девять углов компаса с подернутого туманом неба капля за каплей падало умиротворение. Страница -- действительность. Слово -- жизнь.
Шесть
КАЙ ТЕН
Чайный зал "Амадеус" -- это мир, напоминающий свадебный торт. Пастельная глазурь, рюшечки-розеточки. Тетушка Толстосум удостоила бы его своей высшей похвалы: "Восхитительный". Что до меня, то я бы с удовольствием раскрасил из баллончика все эти кремовые ковры, молочные стены и сливочно-нежные драпировки. Я без труда нашел отель "Ригха Ройял" -пришлось еще час гулять по Харадзюку, убивая время. Сонные продавщицы по холодку мыли витрины бутиков, цветочники поливали тротуар. Помешиваю лед в стакане с водой. Мой дед должен прийти через пятнадцать минут. Теперь слово "дед" получит для меня новый смысл. Странно, как легко слова меняют значения. Еще на прошлой неделе слово "дед" означало человека с зернистой фотографии на бабушкином семейном алтаре. "Его забрало море" -- это все, что она рассказала нам о своем давно умершем муже. В местном фольклоре он остался вором и пьяницей, который однажды ветреной ночью исчез, едва отойдя от причала. Позор госпожи Оки.
"Амадеус" -- заведение такого класса, что в нем есть метрдотель. Он стоит за похожей на пьедестал конторкой у жемчужных врат, листает книгу заказов, дает распоряжения официанткам и перебирает пальцами, словно нажимая на невидимые клавиши. На метрдотеля нужно учиться? Сколько им платят? Пробую перебирать пальцами. Но в тот же миг метрдотель устремляет взгляд прямо на меня. Я опускаю руки и отворачиваюсь к окну, жутко смущенный. За соседними столиками состоятельные жены обсуждают секреты своей профессии. Деловые люди изучают газетные развороты и стучат по клавиатурам портативных компьютеров величиной с воробья. Вольфганг Амадей Моцарт, окруженный трубящими в трубы маргариновыми херувимами, смотрит вниз с потолочной фрески. На вид он одутловат и нездорово бледен -- ничего удивительного, что так рано умер. Нестерпимо хочется курить -- у меня в кармане лежит пачка "Кларка". Через панорамные окна Моцарту определенно открывается грандиозный вид. Токийская башня, "Пан-Оптикон", парк Йойоги, где околачиваются старые козлы с биноклями. В хромированных стеклах небоскреба отражается гигантский кран -точно собственная полномасштабная копия. Баки с водой, антенны, заросли крыш. Сегодня погода вырядилась в хаки. Звон серебряной ложечки о полупрозрачный фарфор чашечки -- нет, это массивные часы на каминной полке возвещают о том, что уже десять. Метрдотель, кланяясь, подводит ко мне пожилого человека.
Он!
Мой дед смотрит на меня -- я вскакиваю, взволнованный, все заготовленные слова вдруг вылетают из головы, -- и его глаза говорят: "Да, это я" -- так смотрят, когда назначили встречу незнакомому человеку. Не могу сказать, что мы похожи, но и не могу сказать, что нет. Мой дед опирается на трость; на нем темно-синий хлопковый костюм и галстук-шнурок с аграфом. Метрдотель проворно бросается вперед и отодвигает стул. Мой дед поджимает губы. Кожа у него болезненно-серая, испещренная пигментными пятнами, и он не может скрыть, скольких усилий стоит ему ходьба.
-- Эидзи Миякэ, надо полагать?
Я кланяюсь ему на все восемь восьмых, безуспешно пытаясь подобрать нужные слова. Мой дед насмешливо возвращает мне одну восьмую.
-- Господин Миякэ, прежде всего я должен сообщить вам, что я не ваш дед.
Я выпрямляюсь.
-- А...
Дворецкий откланивается, незнакомец садится, а я в замешательстве остаюсь стоять.
-- Однако я пришел по воле вашего деда, чтобы обсудить вещи, касающиеся семейства Цукияма. Сядь, мальчик. -- Он наблюдает за каждым моим движением -- из-под набрякших век сверкает острый, как бритва, взгляд. -- Называй меня Райзо. Мы с твоим дедом знакомы не один десяток лет. Я знаю, кто ты, Миякэ. Именно я указал другу на твое сообщение в колонке частных объявлений. Теперь к делу. Как ты знаешь, твой дед сейчас выздоравливает после серьезной операции на сердце. Первоначальные прогнозы врачей были чересчур оптимистичны, он вынужден остаться в больнице еще на несколько дней. Поэтому я пришел вместо него. Вопросы?
-- Мне можно его навестить? Господин Райзо качает головой:
-- Твоя мачеха помогает ухаживать за ним в палате, а... как бы это лучше сказать?
-- Она считает, что я -- пиявка, которая хочет высосать из семьи Цукияма побольше денег.
-- Именно. Скажи просто: у тебя есть такое намерение?
-- Нет, господин Райзо. Все, чего я хочу, -- это встретиться со своим отцом.
Сколько раз мне еще придется это повторить?
-- Твой дед полагает, что хранить тайну -- самый верный способ избежать подозрений со стороны твоей мачехи. Милочка! -- Господин Райзо пальцем подзывает официантку. -- Гигантскую порцию коньяка, как обычно, пожалуйста. Что будешь пить, Миякэ?
-- Э-э, зеленый чай, пожалуйста. Официантка с заученной улыбкой обращается ко мне:
-- У нас есть восемнадцать сортов...
-- Да принесите вы мальчику чайник чаю, черт побери!
Официантка кланяется, убрав улыбку:
-- Да, адмирал.
Адмирал? Сколько всего в Японии адмиралов?
-- Адмирал Райзо?