-- Господин Райзо. Вы знакомы с моим отцом?
-- Прямой ответ на прямой вопрос. Я никогда не скрывал, что презираю этого человека. Девять последних лет я избегал его общества. С того самого дня, как узнал, что он продал фамильный меч Цукияма. Этот меч принадлежал его -- твоей -- семье пять веков, Миякэ. Пять сотен лет! Унижение от того, как твой отец распорядился пятью веками истории семьи Цукияма -- не говоря о тех Цукияма, которым еще предстоит родиться, -- неизмеримо. Неизмеримо! Твой дед, Такара Цукияма, -- человек, который верит в кровные узы. Твой отец -человек, который верит в совместные предприятия на --> Формозе[Author:A] . Знаешь, где сейчас меч Цукияма? -- Адмирал скрипит зубами. -- Он висит в кабинете совета директоров завода, производящего пестициды в Небраске! Что ты об этом думаешь, Миякэ?
-- Это постыдно, господин Райзо, но...
-- Это преступление, Миякэ! Твой отец -- бесчестный человек! Он с легким сердцем бросил твою мать на произвол судьбы, даже не подумав о том, что ее ждет! Это дед позаботился о том, чтобы поддержать ее деньгами.
Для меня это новость.
-- Существует кодекс чести, даже когда речь идет о любовницах. Плоть и кровь -- вот что имеет значение, Миякэ! Узы крови -- основа жизни. Наша сущность! Знать, откуда ты родом, необходимо, чтобы знать самого себя.
Официантка возвращается с серебряным подносом и ставит наши напитки на кружевные салфетки.
-- Я тоже считаю, что узы крови -- это важно, господин Райзо. Поэтому я здесь.
Адмирал мрачно нюхает бренди. Я отхлебываю мыльный чай.
-- Знаешь, Миякэ, врачи приказали мне забыть о подобных вещах. Но среди моих знакомых больше престарелых моряков, чем престарелых докторов. -- Он одним глотком отхлебывает полбокала, запрокидывает голову и с наслаждением смакует каждую молекулу напитка. -- Твои сводные сестры -- никчемные создания. Визгливые пошлячки из колледжа для придурков. Встают в одиннадцать утра. Красят губы белой помадой, носят ботинки на толстой подошве, ковбойские шляпы, украинские платки. Они красят волосы в кислотные цвета. Твой дед надеется, что его внук -- ты -- имеет принципы благороднее, чем эти девицы, кидающиеся на каждый новый поп-хит.
-- Господин Райзо, простите, если... Я хочу сказать, я надеюсь, что мой дед ни в коем случае не видит во мне своего будущего наследника. Когда я говорю, что не намерен врастать в фамильное древо Цукияма, я хочу сказать именно это.
Господин Райзо недовольно перебивает:
-- Кто -- что -- когда -- зачем -- почему -- чей... Послушай, твой дед хочет, чтобы ты прочитал вот это. -- Он кладет на стол коробку, завернутую в черную ткань. -- Это не подарок, потом вернешь. Этот дневник -- самое ценное, что у него есть. Храни его как зеницу ока. Вернешь через неделю, когда придешь знакомиться со своим дедом. Сюда. В это же время -- десять утра -- за этот же стол. Вопросы?
-- Мы не знакомы -- он не боится доверить мне...
-- Непростительное безрассудство, по-моему. Я уговаривал сделать копию. Не доверять оригинал мальчишке. Но он настоял, старый осел. Копия не передает души, уникальности. Это его слова, не мои.
-- Я, э-э... -- Я смотрю на черный сверток. -- Я высоко ценю эту честь.
-- Еще бы. Твой отец никогда не читал этих страниц. Скорее всего, он пустил бы их с аукциона в своем Интернете.
-- Господин Райзо, скажите, чего хочет мой дед?
-- Еще один прямой вопрос. -- Адмирал допивает коньяк. Камень в аграфе отливает синевой океанских глубин. -- Я отвечу тебе. Войну с возрастом невозможно выиграть. В ходе этой войны мы наблюдаем отвратительные сцены. Истины превращаются в фиглярство. Вера становится предметом торга для лжецов. Жертвы оказываются ненужными крайностями. Герои становятся старыми пройдохами, а молодые пройдохи -- героями. Этика теперь -- логотип на спортивной одежде. Ты спрашиваешь, чего хочет твой дед? Я скажу тебе. Он хочет того же, чего ты. Ни больше, ни меньше.
Шабаш жен разражается хохотом.
-- Но чего же?
Адмирал Райзо встает. Метрдотель с его тростью уже здесь.
-- Смысла.
d
1 августа 1944-го
С утра было пасмурно. После полудня заморосил дождь. Еду в поезде из Нагасаки. Путь до Токуямы, префектура Ямагути, займет еще несколько часов, а до острова Оцусимы, конечного пункта моего назначения, я доберусь только завтра утром. В прошлые выходные, Такара, я разрывался между двумя обещаниями. Первое я дал тебе: рассказать во всех подробностях о своей службе на Императорском военно-морском флоте. Второе я дал стране и императору: держать все подробности, касающиеся подготовки сил особого назначения, в строжайшей тайне. Чтобы справиться с дилеммой, я решил вести этот дневник. Эти слова -- для тебя. Молчание -- для императора.
Когда ты будешь читать эти строки, матушка уже получит извещение о моей смерти и посмертном повышении в звании. Возможно, ты, матушка и Яэко в трауре. Возможно, вы теряетесь в догадках, что означает моя смерть. Возможно, жалеете, что нечего положить в семейный склеп, -- у вас нет ни праха, ни костей. Этот дневник -- мое утешение, смысл моей жизни и мое тело. Море -- прекрасная могила. Не скорбите слишком.
Итак, я начинаю. Военное положение быстро ухудшается. Силы императора понесли огромные потери на Соломоновых островах. Американцы высаживаются на Филиппинах с очевидной целью захватить гряду Рюкю. Чтобы предотвратить разорение родных островов, требуются исключительные меры. Вот почему Императорский военно-морской флот разработал программу кайтен.
Кайтен -- это видоизмененная торпеда марки 93: лучшая торпеда в мире с кабиной для пилота. Пилот управляет торпедой, наводит ее на цель и наносит удар по вражескому судну ниже ватерлинии. Поражение цели теоретически неизбежно. Я знаю, Такара, ты любишь технические подробности, так вот. Длина кайтен -- 14,75 метра. Она приводится в движение двигателем мощностью 550 лошадиных сил, работающем на жидком кислородном топливе, которое не оставляет на поверхности воздушных пузырьков и позволяет нанести удар внезапно. Кайтен может двигаться со скоростью 56 км/ч в течение двадцати пяти минут, что позволяет ей настичь корабль, на который она нацелена. Кайтен вооружена боеголовкой с зарядом в 1,5 тонны тонулолнитротротилового эквивалента, которая взрывается от удара. Подводные лодки подходят к стоянкам кораблей противника на дистанцию поражения и выпускают кайтен. Эта новая торпеда, которая под управлением человека превращается в смертоносное оружие, вернет нам недавние потери в полушарии, принадлежащем Великой Восточноазиатской империи, деморализует военно-морской флот США и уничтожит большую его часть. Тихий океан станет японским озером.
На военно-морских авиабазах Нара и Цутиура свои жизни для программы кайтен предложили 1375 добровольцев. Строжайший отбор прошли только 160 из них. Видишь, брат, какой чести удостоилось имя Цукияма и сколь славная память о нем сохранится.
2 августа
Туманное утро; жаркий, безоблачный день. Я просыпаюсь вместе с другими курсантами на нарах в казарме военной полиции в Токуяме -- армейские казармы были разрушены бомбежкой месяц назад. Бомба ударила в топливный склад, и взрыв сровнял с землей весь порт и значительную часть города. Из этих руин нас морем переправили на Оцусиму. Путешествие было коротким -- всего полчаса, но перемена разительная. Оцусима сплошь состоит из мирных лесистых холмов с рисовыми полями. База кайтен и завод по производству торпед расположены на низком узком перешейке.
Младший лейтенант Хироси Куроки и мичман Секио Нисина -- изобретатели кайтен, оказали нам честь, встретив у сходней. Эти два человека -- живая легенда, Такара. Вначале Верховное командование военно-морских сил не выказывало особой охоты санкционировать использование сил особого назначения и отклонило предложение младшего лейтенанта Куроки и мичмана Нисины по созданию кайтен. Чтобы убедить Верховное командование и доказать искренность своих намерений, они вновь вынесли это предложение на его суд, на сей раз написав его своей кровью. При всем при этом они -- жизнерадостные, скромные парни. Они проводили нас в казармы, перебрасываясь шутками насчет "Оцусимского отеля". Потом весь остаток дня объясняли нам технические подробности, а экскурсию по базе отложили на завтра.
3 августа
Ветрено. Море покрыто рябью. Ограждения вокруг базы кайтен охватывают территорию размером около шести бейсбольных полей, где размещаются от пятисот до шестисот человек. Секретность строжайшая -- даже жители острова не знают истинного предназначения базы. Сама база состоит из казармы, столовой, трех торпедных заводов, механической мастерской для переделки торпед марки 93 в кайтен, спортивной площадки, плаца для торжественных построений, административных зданий и причала. Через прорубленный в скале четырехсотметровый тоннель узкоколейка соединяет механизированный цех с пирсом, откуда будут запускаться кайтен и где сегодня вечером начнутся тренировки. Я поспорил с Такаси Хигути, однокашником по Нара, за привилегию быть в первой из запущенных кайтен вместе с младшим лейтенантом Куроки. Его камень побил мои ножницы! Что ж, моя очередь придет завтра.
4 августа
Душная, влажная жара. Трагедия случилась так скоро. Вчера младший лейтенант Куроки и лейтенант Хигути не вернулись из рейда вокруг северной оконечности Оцусимы. Аквалангисты искали их кайтен всю ночь. Нашли уже на рассвете (через 16 часов после запуска), всего в трехстах метрах от причала, наполовину погруженную в ил. Хотя кайтен оборудованы двумя аварийными люками, их можно открыть только над водой. Под водой не позволяет давление. Запас воздуха рассчитан на десять часов -- если пилотов двое, это время сокращается наполовину. Их жертва не была напрасной -- они оставили 2000 иероглифов технических данных и наблюдений, относящихся к оказавшейся роковой неисправности. Когда кончилась бумага, они стали выцарапывать слова гаечным ключом на стене кабины. Мы только что вернулись с погребальной церемонии. Мичман Нисина поклялся взять прах Куроки с собой в кайтен, чтобы вместе встретить час славы. Конечно, мы все скорбим, но нас поддерживает уверенность в том, что гибель наших братьев не была напрасной. Вина камнем лежит у меня на сердце. Я попросил коменданта Удзину предоставить мне аудиенцию и рассказал ему, почему чувствую особую ответственность перед душой Хигути. Комендант Удзина обещал не оставить мою просьбу без внимания и включить меня в число участников первой волны ударов кайтен.
9 августа
Нестерпимая жара. Извини за долгое молчание, Та-кара. Тренировки идут полным ходом, и на дневник невозможно выкроить даже десять минут в день. Вечером я засыпаю, едва голова коснется подушки. У меня прекрасные новости. Во время утренней поверки объявили имена участников первой волны ударов кайтен, и Цукияма было в их числе! Эмблема нашего подразделения -- кикусуи. Это хризантема с герба Масасигэ Кусуноки, сражавшегося на стороне императора Годайдо. В битве при Минатогаве семьсот воинов Кусуноки противостояли натиску тридцати пяти тысяч предателей под предводительством Асикаги, и Кусуноки вместе со своим братом Масасуэ совершил сеппуку только после того, как получил одиннадцать страшных ран. Мы выбрали этот символ не случайно. Нас семьсот. Наша преданность императору неизмерима.
В море выйдут четыре подлодки, и на борту каждой из них будет по четыре кайтен. I-47, под командованием доблестного капитан-лейтенанта Зендзи Орита, примет на борт мичманов Нисину, Сато, Ватанабэ и лейтенанта Фукуду. I-36 -лейтенанта Есимото и мичманов Тоезуми, Иманису и Кудо. На борту I-37 будут лейтенанты Камибеппу и Мураками, а также мичманы Юцуномия и Кондо. I-333, под командованием капитана Ёкоты, повезет лейтенантов Абе и Гото с мичманами Кусакабэ и Цукиямой Субару. После этого объявления нам отвели новые койки, чтобы члены одного пуска спали в одной комнате. Комната тех, кто займет место на I-333, на третьем этаже в конце коридора, окно выходит на рисовые террасы. По ночам лягушки квакают так громко, что заглушают шум литейных цехов. Мне сразу вспоминается наша комната в Нагасаки.
12 августа
Прохладно и тихо. Море гладкое, как река Накадзима, на которой мы пускали игрушечные яхты. Сегодня я расскажу о наших тренировках. После завтрака мы делимся на Хризантем и Курсантов. Из-за того, что на учебные пуски выделено только шесть кайтен, нам предоставили преимущество в тренировках. В восемь тридцать мы по тоннелю направляемся к причалу для пуска кайтен. Когда мы занимаем свои места в кабинах, кран опускает нас в море. Обычно мы садимся по двое. Конечно, тесно, но такое удвоение помогает сэкономить топливо, а "капля горючего так же драгоценна, как капля крови". Инструктор стучит по корпусу, и мы стучим в ответ -- в знак того, что готовы к отплытию. Сначала мы проходим серию спусков. Потом решаем навигационные задачи с секундомером и гирокомпасом. Мы определяем местонахождение вражеского корабля и имитируем удар, проходя под его носовой частью. Нужно быть осторожным, чтобы не зацепиться верхним люком за киль -- на базе "П" так погибли два пилота. Еще мы боимся застрять в иле, как младший лейтенант Куроки и лейтенант Хигути. Если это все же случится, придется закачать сжатый воздух в боеголовку (которая вместо тротила наполнена морской водой), что должно, в принципе, вытолкнуть кайтен на поверхность. Никому не хочется первым проверять эту теорию. Но больше всего мы боимся потерять тренировочную кайтен и при этом остаться в живых. Такое случилось с курсантом из Йокогамы пять дней назад. Его исключили, и его имя всеми забыто. После возвращения к причалу или в порт базы мы проходим "разбор полетов", чтобы поделиться своими наблюдениями с курсантами. Когда спадает невыносимая дневная жара, мы занимаемся борьбой сумо, фехтуем на кэндо, бегаем или играем в регби. Пилоты кайтен должны быть в наилучшей физической форме. Помни, что говорил наш отец, Такара: тело -- это внешний слой души.
14 августа
С утра погода прекрасная, но к середине дня стали собираться тучи. Тренировка отменена из-за поломки двигателя, и у меня есть свободный час, чтобы рассказать тебе о своих братьях по I-333. Ютака Абэ -- наш лидер, ему двадцать четыре года, он из старинного токийского рода и закончил Пирс. Его отец был на борту "Симантогавы" в славной битве при Цусиме в 1905 году. Абэ -- сверхчеловек, у него получается все, за что бы он ни взялся. Гребля, навигация, сложение хайку. У него какого вырвалось, что он выиграл все шахматные партии, которые сыграл за последние девять лет. Девиз его кайтен "Стрела императора не бьет мимо цели". Сигенобу Гото, двадцати двух лет, происходит из семьи торговцев в Осаке, и его остроумие разит с двадцати шагов. Почти каждый день он получает любовные письма от разных девушек и жалуется, что на базе ему не хватает женского общества. Абэ можно описать одним словом -- цельность. Гото же способен изобразить кого и что угодно. Он даже принимает заявки: китаец, на которого в уборной напала змея; торговка рыбой из Тохуку, над ухом которой взыграла труба. Он пользуется своим умением подражать разным голосам, чтобы отвлекать Абэ, когда они играют в шахматы. Абэ все равно выигрывает. На своей кайтен Гото написал: "Лекарство для янки". Наш третий товарищ -- Исса Кусакабэ. Кусакабэ на год старше меня, это тихий парень, который читает все, что попадет под руку. Технические справочники, романы, стихи, довоенные журналы. Все подряд. Госпожа Осигэ (наша "мама" на Оцусиме -- она думает, что мы испытываем новую подводную лодку) договорилась с одним местным мальчишкой, чтобы тот каждую неделю приносил Кусакабэ книги из школьной библиотеки. У него есть даже томик Шекспира. Абэ спросил, подходят ли сочинения изнеженного европейца для японского воина. Кусакабэ ответил, что Шекспир в Англии -- все равно что --> кабуки[Author:A] . Абэ сказал, что Шекспир оказывает разлагающее влияние. Кусакабэ спросил, какие пьесы Абэ имеет в виду. Абэ предпочел оставить его в покое. В конце концов, Кусакабэ не стал бы пилотом кайтен, если бы его моральные принципы вызывали какое-либо сомнение. На его кайтен написан не лозунг, а стихотворная строка: "Враг может издать тысячу криков -- мы будем драться без единого слова". Я должен упомянуть и о Мазуте, нашем главном инженере. Это прозвище он получил за свои руки, которые всегда грязны до черноты. Он избегает говорить о своем возрасте, но явно годится нам в отцы. Настоящие дети Мазута -- его кайтен. Кстати, я решил оставить свою кайтен без девиза. Ее девизом и смыслом станет моя жертва.
р
Я прячу дневник под прилавок "Падающей звезды", чтобы дать глазам отдохнуть -- хоть страницы и заламинированы, карандашные строки выцвели и стали похожи на привидения. К тому же многих иероглифов я не понимаю, и приходится постоянно заглядывать в словарь. Открываю банку диетической "Пепси" и окидываю взглядом свою новую империю: повсюду видеокассеты -- на стеллажах и полках, сложены стопками на прилавке. Источающие слизь чужие, сверкающие доспехами гладиаторы, писклявые идолы. С улицы доносится легкий рок. За ту неделю, что меня здесь не было, на месте старой обувной мастерской рядом с "Фудзифильмом" открылась закусочная сети --> "Кентукки фрайд чикен"[Author:A] . У ее входа, под обвисшим полотнищем с надписью "Торжественное открытие" стоит жутковатого вида статуя полковника --> Сандерса[Author:A] в натуральную величину. Взглянув на его упитанную фигуру и улыбающуюся физиономию, вспоминаешь храмовые статуи Эбису. Неужели от "КФЧ" можно так растолстеть?
Бунтаро с Матико наверняка уже в самолете "Японских авиалиний", где-нибудь над Тихим океаном. Когда я пришел домой после встречи с господином Райзо, Бунтаро был на грани срыва, хотя до прихода такси оставалось еще полтора часа. Что будет, если рухнет компьютер? Если сломается монитор? Если пойдет дождь из танцующих мурен? Матико буквально загнала его в такси. На мониторе я могу смотреть все что угодно, но выбор слишком велик, поэтому я весь день кручу один и тот же фильм с Томом Хэнксом. Никто не заметит. С двух до пяти клиентов почти нет; как только офисы и школы начинают закрываться, работы сразу же прибавляется. Завсегдатаи смотрят на меня, раскрыв рот, -- им сразу же приходит в голову, что у Матико случился выкидыш. Когда я говорю, что чета Огизо уехала в отпуск, они реагируют так, будто я сказал, что Бунтаро с женой превратились в чайники и улетели в Тибет. Вопрос, кто же тогда я, довольно щекотлив -мой ушлый хозяин сдает капсулу, не беспокоя налоговую службу. Школьники толпятся вокруг стендов с ужастиками, секретарши выбирают голливудские фильмы с белокурыми звездами, служащие предпочитают названия вроде "Пэм, дама из Амстердама" и "Академия горячих сосисок". Некоторые приносят кассеты с опозданием -- нужно постоянно сверяться с записями в журнале. Госпожа Сасаки приходит в половине восьмого -- я несусь наверх накормить Кошку, а потом через дорогу -- накормить себя. Цыплята полковника Сандерса сделаны из опилок. Госпожа Сасаки говорит, что мое место в Уэно уже занято, и меня охватывает тоска по моей прежней работе. Она оставляет мне "Токио стар" -- в понедельничных выпусках несколько полос отводятся под списки вакансий. Если я хочу стать разнорабочим на кухне в каком-нибудь ресторане, оператором телепродаж, грузчиком в супермаркете или специалистом по выемке писем из почтовых ящиков, тогда Токио для меня -- рай
земной. Кошка выходит на лестницу -- за ту неделю, что я прятался, она научилась открывать дверь капсулы. Я говорю ей, чтобы шла назад, но она не обращает на меня никакого внимания, и когда я отхожу отнести на полку стопку возвращенных кассет, она устраивается на моем стуле, так что мне приходится довольствоваться шаткой табуреткой. "Фудзифильм" показывает 22:26. Поток клиентов сходит на нет.
d