-- Четверг.
-- Я не знаю, чем сегодня займусь.
-- А как же поиски "Священного Грааля"?
-- Бессмыслица. -- Суга снимает очки и трет переносицу. Сейчас ему можно дать лет шестьдесят. -- Совершенно бесполезная трата времени. Я забросил хакерство.
-- Я не ослышался?
-- Я взломал черный ход Пентагона две недели назад. И угадай, что я нашел?
-- "Священного Грааля" там не было? Суга пятерней приглаживает волосы.
-- Девять миллиардов "Священных Граалей". Я заглянул в один. Я обнаружил еще девять миллиардов "Священных Граалей". А в каждом из них?
-- Девять миллиардов "Священных Граалей"? -- Мне пора собираться на работу.
Суга вздыхает:
-- Все это оказалось просто шуткой кого-то типа в правительстве, у которого пунктик насчет компьютеров. Каждый час, что я провел, пытаясь взломать эту пустышку -- а если сложить их все, получатся месяцы, -- я мог бы прожить с большей пользой для себя. Меня тошнит от одного вида компьютера.
-- Так чем же ты занимаешься в университете?
-- Я не занимаюсь. Я гуляю. Сплю.
-- А может, поискать другой сайт для взлома? Достаю чистую рубашку с карниза для штор. Она сухая, но мятая -- приходится включить утюг.
-- Для хакеров, -- вздыхает Суга, -- ну, для лучших из них, поиски "Священного Грааля" -- это высший смысл хакерства, вот. Нехакерам этого не понять. Представь, что ты вдруг выяснил, скажем, что твой отец не такой, как ты его представлял. Мне даже не с кем разделить эту новость. Мне все равно не поверят. Подумают, что я перешел на другую сторону.
Добавляю свою тарелку к коллекции в раковине и пытаюсь найти пару одинаковых носков. Ну, хоть примерно.
-- Девять миллиардов "Священных Граалей", наполненных девятью миллиардами "Священных Граалей", -- раскладываю гладильную доску. -Прекрасный способ спрятать "Священный Грааль".
Я сказал это неожиданно для себя, и Суга, уже открыв рот, чтобы ответить, решает промолчать. Он гладит Кошку, которая издает девяносто урчаний в минуту. Утюг пышет паром. Суга открывает рот.
-- Нет, -- говорит он. -- Я проверил выборочно сотни файлов "Грааля" со всего документа. "Священный Грааль" -- просто упражнение на бесконечность. На бессмысленность.
d
13 ноября
Какая погода, неизвестно. Идем в режиме радиомолчания. Десять минут назад вахтенный объявил тревогу -- эскадра "Молний" направилась прямо в нашу сторону. Последовало тщательно отрепетированное столпотворение -- команда принялась готовить I-333 к погружению. "Вахтенные вниз! Погружаемся! Погружаемся!" Мы с Абэ, Гото и Кусакабэ вернулись на свои койки. "Задраить люки!" Балластный отсек наполнился морской водой. Воздух, вытесняемый через бортовые клапаны, устремился наружу с пронзительным воем. I-333 наклонилась на десять градусов. Начали взрываться электрические лампочки. В ушах звенит тупая боль. Теперь наша жизнь в руках команды. Мы погрузились на максимальную глубину в 80 метров. Корпус I-333 стонет -- я никогда не слышал ничего подобного. Никто не отваживается произнести ни звука. Капитан Ёкота сказал, что, по слухам, противник бросает в море буи, которые служат гидролокаторами и позволяют акустическим торпедам обнаружить и уничтожить подводную лодку. Возможно, капитан Ёкота прав: мужество -- прекрасное качество для солдата, но техника прекрасно его заменяет. Я постоянно думаю о толще воды над головой. Но больше всего на I-333 я ненавижу запах: он насилует мое обоняние каждый раз, когда я спускаюсь с мостика. Пот, экскременты, гниющие продукты и люди. Люди, люди, люди. На берегу сюрпризам радуются. Они нарушают тупое однообразие и возбуждают. На подлодке сюрпризы смертельны. Я пишу эти слова, чтобы отвлечься. Абэ медитирует. Гото молится. Кусакабэ читает. Пилот кайтен -- самое опасное средство уничтожения в истории морских сражений, но каким же уязвимым я сейчас себя чувствую.
14 ноября
Погода портится. I-333 находится на полпути от цели. Отношения между Абэ и Кусакабэ ухудшились. Вчера вечером Абэ вызвал его на партию в шахматы, а когда Кусакабэ отказался, заявил:
-- Странно, что пилот кайтен боится проиграть игру.
Обвинение было замаскировано шуткой, но шутки всегда таят в себе нечто большее. Мне кажется, что Абэ ревнует к территории, которую Кусакабэ отказывается с ним разделить. Кусакабэ молча отложил книгу и разложил шахматную доску. Он разгромил Абэ, как ты разгромил бы шестилетнего мальчугана. Он делал ход за десять секунд. Абэ обдумывал свои ходы дольше, его лицо мрачнело, но он никак не хотел признавать свое поражение. Три пешки Кусакабэ вышли и ферзи, а король Абэ все стоял в углу доски, ожидая своей неизбежной участи. Наконец Абэ положил своего короля на доску и пошутил:
-- Мне остается надеяться, что свою миссию ты выполнишь с таким же успехом, с каким играешь в шахматы.
Кусакабэ ответил:
-- Американцы -- серьезные противники, лейтенант.
Мы с Гото опасались, что от словесных оскорблений они перейдут к действиям, но Абэ спокойно убрал шахматные фигуры.
-- Американцы -- изнеженная и малодушная нация. Без своего оружия янки ничего не стоят.
Кусакабэ сложил доску.
-- Мы проиграли эту войну, потому что наглотались своей пропаганды. Она связывает нам руки.
Абэ вышел из себя, схватил доску и швырнул ее через всю каюту.
-- Тогда почему же ты здесь, пилот кайтен? Кусакабэ с вызовом смотрит на нашего старшего офицера:
-- Смысл моей жертвы в том, чтобы помочь Токио договориться о менее унизительной капитуляции.
Абэ шипит от злости:
-- Капитуляции? Это слово -- проклятие для духа Ямато-дамаси! Мы освободили Малайю за десять недель! Мы бомбили Дарвин! Мы вышвырнули англичан из Бенгальского залива! Своим оружием мы создали на востоке содружество процветания, которое превзошло некогда созданное Чингисханом! Восемь углов под одной крышей!
Кусакабэ не выказал ни злости, ни желания согласиться:
-- Очень жаль, что дух Ямато-дамаси не придумал, как удержать эту крышу, чтобы она не рухнула нам на голову.
Абэ хрипло закричал:
-- Твои слова позорят символ на твоей форме! Они оскорбляют твое подразделение! Если бы мы были на Оцусиме, я составил бы на тебя рапорт, как на мятежника! Мы говорим о добре и зле! Божественная воля очевидна!
Кусакабэ ответил:
-- Мы говорим о размере бомб. Я хочу потопить вражеский авианосец, но не для тебя, лейтенант, не для нашего подразделения, не для благородных господ или этих клоунов в Токио, а потому, что чем меньше американских самолетов будет сбрасывать на Японию бомбы, тем больше вероятность того, что мои сестры доживут до конца этой глупой кровавой войны.
Абэ дважды с силой ударил Кусакабэ в лицо правой рукой, а левой ударил снизу под подбородок. Кусакабэ зашатался и сказал:
-- Прекрасный способ убеждать, лейтенант.
Гото встал между ними. Я не мог даже пошевелиться, так я был потрясен. Абэ плюнул в Кусакабэ и выбежал из каюты, но на подводной лодке не слишком много мест, куда можно убежать. Я намочил платок, чтобы приложить его к синяку, но Кусакабэ снова принялся за книгу, будто ничего не случилось. Он так спокоен, что я почти уверен: он нарочно выводит Абэ из себя, чтобы тот от него отстал.
15 ноября
Погода: дождь и ветер, мы зацепили тайфун. У меня легкая диарея, но в лазарете мне дали надежное лекарство. Мы потеряли связь с I-37, нашей сестрой в этом походе. Проверка всех систем кайтен заняла почти весь день. После вчерашнего столкновения Абэ заговаривает с нами только в случае крайней необходимости. Кусакабэ обращается к нему с неизменной вежливостью. Его правый глаз наполовину заплыл и посинел. Гото сказал команде, что Кусакабэ упал со своей койки. Я спросил Кусакабэ, в силе ли еще его предложение дать мне почитать книгу английского кабуки, и он ответил, что да, и посоветовал мне одну пьесу о самом доблестном воине Рима. Послушай: "Так дайте мне войну, скажу вам я: она прекрасней мира так, как день прекрасней ночи; в ней волшебство само, в ней жизнь сама, она понятна так, и чувства в ней клокочут. А мир так вял, оцепенел; он нем, он глух, он сонен, безразличен; приносит он ублюдков больше, чем войны алчут гибели мужчин". Даже когда в каюту вошел Абэ, я все равно продолжал читать. Однако западные принципы воинской доблести меня озадачили. Этот солдат, Кориолан, рассуждает о чести, но когда он понимает, что римляне предали его, то вместо того, чтобы выразить свое негодование и совершить харакири, он дезертирует и сражается на стороне врага! Где же тут честь? Сегодня после обеда мы заметили американский транспорт, идущий без конвоя, но капитану Ёкоте дан строжайший приказ не выпускать обычных торпед, пока кайтен не выполнят свое задание. Гото поклялся, что он, со своей стороны, и слова бы не сказал Адмиралтейству, если бы капитан Ёкота пренебрег этим указанием. I-47 передала сообщение о двух вражеских линкорах в двадцати километрах к юго-юго-востоку, и мы дали этому транспорту уйти. Ближе к вечеру мы с Гото сделали из картона модель военного корабля и отрабатывали углы захода на цель с воображаемым перископом. Потом Гото посмотрел на меня и сказал, просто, как будто о погоде: