“…однако же, по моему разумен ию, высшая прелесть охоты
не в том, чтобы истреблять, но в том, чтобы показывать
превосходство своего вида над бестиями — пусть могучими,
но неразумными. Оттого настоящий охотник должен быть хитёр,
и внимателен, и не чураться никаких методов: грань слишком хрупка,
и если оступиться, то в следующий момент можно сделаться добычей ”.
Кодекс Охотника
ЛАЙЛ ГРОСКИ
— Представляешь. Они собираются меня убить.
— Думал, ты с ними договоришься, Лайл. Плёвое дельце — ты же как-то так выразился?
Маргинального вида ребятушки вяло зашевелились. Девять превосходных образчиков. Подёргивание ладоней с позеленевшими Печатями, остекленевшие глаза. Ребятушки именовали себя «кристальными» и были под самую маковку напичканы тем, чем сами же и барыжили. Возможно, даже принимали Нэйша в его белом костюмчике за какой-то занимательный глюк.
— Я, вир побери, — шипел я, подпрыгивая со стулом, к которому меня примотали, — могу договориться даже с крайне упоротыми, я же работаю с тобой! Я только не могу рассчитать, что клиенты нажрутся зелий, изменяющих сознание. Они приняли меня за законника, за законника, Нэйш!
— Но ты и есть законник, Лайл, — мягко сообщил Нэйш, проходя внутрь комнаты. — Во всяком случае, в прошлом.
— Ты не помогаешь.
— А должен?
В горле першило из-за смеси перца, клопов и «выхлопа» магических зелий. «Кристальные» вслушивались в «изнанку бытия» и выдавали всякое, от томного шёпота до истерических выкриков:
— Мы знаем… мы видим…
— Это было ясно, кристально ясно….
— Я вижу крысу на двух путях! Крысу на двух путях!
— А что видит Гормэн?
— Ааа-а-а-а!! Жжё-ё-ё-ё-ёт!!
Только вот я не знал, сколько трясущихся ладоней с Печатями направлено на ту мою часть, которая неизменно отыскивает себе приключений. В Нэйша, вроде, четверо целятся.
— Это подходит под твоё правило, нет? «Притаскиваю группы с выездов живыми», а? Я в твоей группе, вот эти собираются меня убить, так что не мог бы ты, как бы это… уже начать?
— Даже не знаю, Лайл. По-моему, ситуация не выглядит такой уж опасной. Они же даже не использовали кляп. Я бы, к слову, непременно использовал.
— Какие-то неправильные законники, — жалобно простенали у меня над головой. — Или я слишком сильно обдолбался.
— Но если ты настаиваешь, — размеренно продолжал Нэйш, — Господа, вы правда собирались убить моего напарника? Есть столько форм насилия, не приводящих к смерти, но гораздо более увлекательных. Скажем, лишение Печати — кое-где в Дамате это расценивается даже страшнее, чем смерть. К тому же, при вытравливании Печати едкими зельями — процесс может быть длительным и крайне болезненным. Однако использование самой магии тоже может быть эффективно. Я вижу, среди вас есть маги Огня — так вот, прижигание…
Клоповник с вонью зелий начал походить на зал потрёпанных портновских манекенов. «Кристальные» замирали, приоткрыв рты, будто мерная речь вводила их в транс. Хоть в этом с Нэйша был толк: пока он витийствует — на него явно смотрят даже те, кто должен бы в меня целиться.
Так что пора доставать козыри из рукавов.
— …не говорю, что ломание пальцев эффективно — грубый приём, к которому прибегают дилетанты, однако иногда, по чуть-чуть…
Верный ножичек скользил в пальцах, перерезая верёвку — потихоньку, потихохоньку, спешить нельзя, показывать движения нельзя…
— …удары, ориентированные в пах, крайне результативны, как и прочие манипуляции в этой зоне — к примеру, с режущими предметами, — народ чувствительно сглотнул, и до меня долетело слабое «Ой, надо было принять больше». — И при всём изобилии вариантов — вы собирались именно убить его? Понимаете, в таком случае мы натыкаемся на маленькое недоразумение. Но я уверен, мы могли бы…
Первым не выдержали нервы у парняги, который стоял к Нэйшу ближе всего. Огненная вспышка полыхнула в полутьме, мелькнуло белое, раздался тихий свист и вопль — ладонь «кристального» была пришпилена к стене серебристым лезвием. Прямо в середину Печати.
— Я предупреждал, это больно, — не меняя выражения, произнёс «клык». Левую руку он теперь держал вытянутой вперёд, направляя палладарт. — Так о чём мы?
«Три, два, один, — считал я миги тишины, пиля верёвки. — Накинем ещё парочку из-за того, чем они накачаны… О, ну вот».
«Кристальные» атаковали почти одновременно. Бахнув по Нэйшу магией из всех своих трясущихся Печатей.
Бутылки и кружки на столах раскололись и заледенели, заорал кто-то, подпаленный ударом товарища, вихри ветра смешались с вихрями пламени, и в этой неразберихе я повалился на бок — на случай, если ребятушки позади решат выполнить обещание насчёт «убить». По-моему, они даже не заметили: тоже кинулись к Нэйшу. Кто-то запнулся за мои ноги и улетел дальше, задорно хрустя костями о пол, кто-то громко блевал в углу, кто-то выл: «Аы-у-у-у-у, жжёт, жжё-о-о-о-от!» — и посреди общего веселья я допилил клятую верёвку. Высвободил руки, принялся выпутываться из верёвочного кокона, ощущая себя грузной и не слишком-то удачливой бабочкой. Которой приспичило вылупляться, когда рядом тхиор разбирается с мешающими друг другу шнырками.
Пятеро уже валялись на полу — правда, неясно, кто их вырубил, Нэйш или сами друг друга. Ещё троих «клык» отключил тычками по слабым точкам. Предпоследний, за секунду до того, как его голова поздоровалась с полом, успел выдать эпохальное заключение: «Я узрел магию, которая не дей…»
Последний Травник попятился, уселся на копчик, выставляя перед собой ладонь с Печатью. Поднатужился, икнул и вырастил из пола пару мухоморов. Тупо посмотрел на грибочки и отключился от перенапряжения магии.
Нэйш осмотрел тильвийский клоповник взглядом алапарда, которому не додали мясца в обед.
— Не могу припомнить, как ты выразился, когда уверял, что справишься один?
— Всё пошло не по плану, ясно?
Наводка была на торговцев зельями, так что я-то настроился на разговор с более адекватной публикой. Всяко уж не с братией с бешеными шнырками в черепушке.
— Действительно, — Нэйш слегка поддел носком ботинка какого-то стонущего бедолагу. — Кто мог знать, что здесь окажутся настолько опасные, коварные…
— Не у всех тут Печать Щита, к твоему сведению.
Я понадеялся, что отвяжусь от напарника при обыске, но лаборатория оказалась за соседней же дверью. Тесная комнатушка с перегонными кубами и простенькими нагревающими артефактами. Два стола, ящики с ингредиентами у стен, шкаф, в котором полно склянок с разноцветной дрянью.
— Не знаю, стоило мне вообще торчать под окном… как ты там сказал? «Дышать тебе в затылок и руинить твою работу»? Если подумать — я всего только…
— Да-да-да, спас мне жизнь, — я уловил говорящую паузу за спиной и добавил: — Во второй раз. О, смогу ли я воздать, смогу ли я воздать и так далее.
— Забываешь о поместье Линешентов.
Ну да, ну да, кое-кто же великодушно закрывал нас Амандой своим идеальным телом. И куда менее идеальным щитом, и если подумать — какого вира болотного я всё время цепляюсь мыслью за этот щит…
То что я искал, никак не желало находиться. Я пошарил под столом, похлопал дверцами шкафа — ничего похожего на клетку или коробку с чем-то живым.
— Ты со всеми ведёшь такие подсчёты? Ну там, Аманда, Мел, Гриз… Что-то вроде ещё одной коллекции? Кто пока лидирует? И потом каждому тычешь в нос квитанцию об оплате, или как?
Нашлось всё-таки — среди ящиков с грибами и корзин с травами, в куче ингредиентов. Крошечный плотный мешочек, а в него запихнули трёх змеек длиной по пару пядей. Полуживые бедолаги — чуть не задохлись.
— Есть, нашёл. Три пересредника, интересно бы знать — где они их спёрли. Спросить, что ли.
Вдруг там ещё есть — Мел обрадуется.
«Пересредник, или вживулька, тварь дорогая и редкая, с умением временно перенимать чужой Дар. При случае чужой же магией и подпитываются». После побега Хааты Следопытка шпиговала меня знаниями щедрее, чем Фреза — свинину чесноком.
— Вы уж не обижайтесь, парни, — пробормотал я. Осторожно дал импульс магии с Печати.
Пересредники слабо задвигались, подняли головёнки и приветственно зашипели. Ну вот, до питомника доживут, только устроить поудобнее в просторном мешочке. Любопытно было бы знать — что «кристальные» собирались делать с этими тварюшками. Может, хотели сварить в каком-то из своих развесёлых зелий. Нанесло на группу упоротых экспериментаторов — остальные жрут то, что отшибает мозги или вызывает толпы грудастых розовых грифонов (из личного опыта). А эти вот решили бахнуть того, что позволяет достигнуть кристальной ясности сознания. Вплоть до того, что можешь видеть суть вещей.
Не знаю, как эта штука на самом деле действует: я и представиться-то не успел, как один заорал: «Законник, законник!» А двигаются эти ребята, когда захотят, довольно нервно: вмазали под дых магией воздуха и примотали к столу, а потом уже дофилософствовались до «убить». Моих аргументов никто особенно не слушал.
Выходя из лаборатории с мешком, я даже раздумывал — а не стоит ли поместить в грудь что-нибудь вроде благодарности. Потом увидел Нэйша, и решил, что придётся подождать, пока чувство «он меня достал» освободит благодарности хоть дюйм места.
Устранитель развлекался, стоя над тем самым «кристальным», который орал сперва про «законника», потом про «жжёт». Нэйш перевернул его на спину, и теперь парень пялился на «клыка» снизу вверх, прерывисто икал и что-то бормотал со всхлипами. Нэйш внимал с чуточку заинтересованным видом того, кто раньше не сталкивался с таким поведением насекомых.
«Белое, — разобрал я среди вздохов и цокота зубов. — Белый… скорпион… клетка и коридор. И дверь».
Нэйш носком ботинка самую чуточку придавил ему шею, и парень замолк.
— Знаешь, Лайл, я тут подумал… пора нам с этим заканчивать.
Я потряс мешком с многосущниками и сделал лицо того, кто в упор не слышит скрытых смыслов.
— Обычно я не веду подсчёты и не требую оплаты в случае с кем-либо из «тела» — в основном потому, что в схожей ситуации могу рассчитывать на ответную любезность. Можешь считать это вложением активов с моей стороны. В случае же с тобой, мне кажется, счёт едва ли не просто выровняется, а… — он сделал короткий жест, как бы показывая, что мне в этой игре со спасениями жизни не светит даже размочить счёт. — Так что, я думаю, небольшая оплата…
Если вас когда-нибудь попросит оплатить счёт за три спасения жизни напарник-маньяк — потрудитесь мне сообщить о красивом, остроумном ответе.
— Боженьки, это для тебя какой-то способ развлечения, да? Гриз дала тебе отставку ради Олкеста, тебе нечем заняться, и ты решил переключиться на меня?
— Сомневаюсь, что ты сможешь послужить адекватной заменой, — раздумчиво откликнулся устранитель. — Но кое-какую услугу ты мне точно можешь оказать.
— …погоди, дай-ка я упорюсь всем, что есть в этой лаборатории…
— Да брось, Лайл. Я не стал бы загонять тебя в угол. «Не поворачивайся ко мне спиной» — я помню. Нет, это всего лишь то, что у тебя так хорошо получается. Прикрытие на выезде.
Звучало издевательски безопасно, так что я уставился на «клыка» с обоснованным недоверием. Нэйш в ответ кивнул на улицу и заговорил, только когда мы нырнули во влажные тильвийские сумерки.
— Небольшой вызов не по линии питомника. Из тех, которые не нравятся Гриз: клиент настаивает на безусловном и быстром устранении. А также на том, чтобы никто вообще не знал о нашем контракте. Видишь, Лайл, мне без тебя просто никак.
Я всё ещё в упор не видел, что мешает напарничку привычно кануть на несколько дней вир знает куда и появиться потом с довольным видом.
— Вызов может занять несколько дней, — прояснил Нэйш, принаклоняясь ко мне с лютой доброжелательностью, — а клиент настаивает на безотлучном нахождении на его территории. И если меня вызовет кто-нибудь из питомника, я не смогу явиться на вызов. Хотя обычно являюсь. Так что тебе придётся придумать убедительную причину, почему это мы вместе с тобой отправились куда-то. И почему я не отвечаю на вызовы сквозника.
— Мы с тобой — в смысле, мне, что придётся волочься куда-то в пасть к неведомой зверюге, только затем, чтобы оформить тебе прикрытие перед Гриз?!
Нэйш жестом обозначил, что я разминулся с истиной на пару-другую шажочков, не более.
— Да на кой?! Легенду сварганю хоть сейчас, нужно отболтаться, если вызовут — ну, так оставь мне свой сквозник, я из любого трактира такого Гриз понарасскажу, что…
Устранитель на сей раз мимикой выразил, что это у меня не прокатит. И вообще он мне тут не выбор даёт, а сообщает направление движения. А отказы не принимаются, потому что… кто тут достал меня за пару девятниц и доконает, если что, ещё за парочку дней? Ой, какие вы догадливые.
— Деньги пополам, — выпалил я, понадеявшись на устранительскую жадность.
Улыбка Нэйша в лунной мороси высверкнула ярче дарта.
— Тридцать на семьдесят, и я не отравляю твоё существование до Луны Дарителя.
О, да какого чёрта.
ГРИЗ АРДЕЛЛ
Снежная Дева на полпути к мужу плаксива. Примеряет зелёную накидку поверх вечного белого траура, потом изляпывает грязью, заливается слезами: вдруг забыл! Отвернулся! Снова поглядел на Травницу, которая следует после него!
Слёзы Девы падают на крышу «Ковчежца», капают с деревьев, блестят на крыльях грифонов. Стук слёз об оконное стекло — частый, горький, вторит рыданиям из Чаши.
— Никогда так надолго… т-три дев-вятницы…
— Хлия, успокойся, — твердит Гриз, — постарайся рассказать, что знаешь. Норн брал заказ?
В воду с той стороны падают слёзы. И всхлипывания о том, что он не поступил бы так… и они всё врут, и он не мог найти другую… а она вовсе не располнела после родов…
— Хлия, — просит Гриз. — Он брал с собой оружие? Говорил что-то о новых заказах?
Но уже знает, что оружие её добрый знакомый, Норн Клеск взял — просто потому что почти не расстаётся с коротким и тугим луком-атархэ.
— Го… говорил большой заказ… ско… скоро верну-у-у-уться!
У ног распластался Морвил — греет не хуже камина. На плече пристроился Сквор — к счастью, молчит.
А Хлия Клеск, жена одного из лучших охотников в Кайетте, задыхается и рыдает, и просит найти её мужа, который неведомо куда ушел почти месяц назад.
Сама понимая — как безнадежна просьба. Жена охотника на опасных и бешеных бестий привыкла к долгим отлучкам. Думала — потом взял второй заказ. Потому и спохватилась поздно. А о Гриз вообще вспомнила только через две девятницы бесполезных поисков.
— Хлия, я сделаю, что могу. Но постарайся же припомнить — он как-нибудь намекал, что-нибудь гово…
— Н-нет, только… что вот, привалило, такого сам не ждал… Я спросила — куда… какой зверь… А он г-головой покачал только. Улыбнулся… в-всё…
Непохоже что-то на Норна — с женой он ладил, всё ей рассказывал. О заказах уж и тем более — если вдруг что-то не так выйдет на охоте, родные должны знать — куда охотник ушёл и на кого брал контракт. Условие заказчика? Но кому и зачем такая секретность?
Лайл Гроски застаёт Гриз уже над картой. И с подборкой старых газет.
— Вечерний досуг с чтивом? — говорит уважительно. — Мы съездили с прибылью. Пересредников сдал Мел, три штуки. Как у нас с работкой, срочной нет?
— Вызовов нет, — газетные листья шуршат и пахнут плесенью лжи. — Нэйш вернулся с тобой?
— Остался в Тильвии — надо полагать, будет искать тепла и участья у какой-нибудь красотки. А что, у нас покойнички, которых нужно потрошить?
— Кишки, — ностальгически оживляется Сквор. Гриз снимает горевестника с плеча, сажает на пачку бесполезной прессы. Последние дни Нэйш, как назло, маячил в питомнике чуть ли не безотлучно — и вот, когда понадобился…
— Вопросы по старым связям. Ты вот не в курсе — что происходит с охотниками?
— Убиваются потихоньку, — жизнерадостно изрекает Гроски, опускаясь на стул. — Янист рассказывал насчёт Зимней Травли в Дамате — весёленькое зрелище, а? И не первый случай. Хотя охоты и раньше проваливались — всё-таки бестии опасная добыча.
Совсем неплохо — рассказать всё Лайлу. Она поделилась подозрениями с Янистом — и тот закопался на девятницу в газеты и книги, пришёл с обведёнными заметками: «Погибших на охоте всё больше, посмотри. И я думаю, что в газеты попадает не всё».
— Насколько ты вообще представляешь себе, кто и как охотится на бестий?
— Изложить тебе очаровательную классификацию Мел? — Гроски начинает загибать пальцы. — Сперва идут торгаши — эти промышляют охотой ради шкурок или ещё каких интересных частей бестии. Утыкивают местность ловушками, приманками, используют яды. Бывают, ловят и живых бестий для контрабанды или зверинцев. Торгаши — зверёк стайный и опасный. Опасны для бестий, для других охотников, да даже если бабулька в лес забредёт — и ей не поздоровится, потому что идиоты не всегда убирают свои игрушки. Так, дальше. Трофейщики — это часто среди знати. Любители разостлать перед камином очередную шкурку или похвалиться умениями. По методам разные — от «припрусь в компании друзей и собак, устроим травлю» до «пощекочу себе нервишки, добуду славы, выйду на зверя в одиночку». Последние, как я понял, вымирающие… кх… ясно, почему. И есть ещё одни — спецы. Часто из охотничий династий, не обязательно знатные. Зря не убивают, охотятся ради ремесла и обычно на людоедов или зверей, которые устраивают потраву стад. Работают осторожно, иногда — ловушками, иногда и при помощи Дара. Стрелки или Воздух, бывают и Следопыты. Часто работают в одиночку, нужно — привлекают местных. Принципиальные ребята, могут и от денег отказаться. В своих кругах на слуху. Остальных Мел обозначает как «придурков» — куча охотничьих групп с разными названиями: Грудоломы, Капканщики, Неясыти… Плюс Гильдия Охотников, пара отмороженных сект типа Братства Мора и прочий сброд. Сам я не слишком-то часто пересекался с этой братией.
— Ковчежникам приходится пересекаться. Иногда работаем на одной территории, иногда конкурируем… временами сотрудничаем. И если с «торгашами» и «трофейщиками» бывает сложно, то с некоторыми «спецами» можно договориться. Так что у меня есть в их кругах хорошие знакомые.
Они нечасто выходят на связь — разве что кому-то понадобятся знания варга. И слухи раньше касались лишь тех, с кем она не была знакома — а потому ничего не могла сказать об их натурах, способностях, методах охоты. Но Норн Клеск…
— Охотникам, бывает, не везёт. Уходят и пропадают, и… потом не всегда находят останки. Говорят, в суровые годы бывает — когда появляется много людоедов. Понимаешь, Лайл, это длится уже несколько лет. Пропадают охотники-одиночки — «спецы», временами «трофейщики». Без следа.
— Что-то такое было в аканторской прессе, — Лайл щурится в попытках вспомнить. — Где-то годик назад, охотника ещё называли «наследником Мейса Трогири», как его… — Лацариан?
— Гроза Людоедов, — кивает Гриз. — Бывший боевой маг, знатный вельможа. Мы не были знакомы, но среди охотников у него была отличная репутация — и у его родового лука-атархэ…
— А. Который так и не нашли? Точно, была же здоровущая статья, что, будто бы, наследнички охотника оказались пострашнее всех бестий, да и прикончили его, а лук куда-то припрятали. Потом младшие Лацарианы ещё судились с газетами, да… Но ты ж говоришь, случай не единичный?
Первый Мечник, возможно, что-то слышал об этом — и он, и Эвальд Шеннетский мельком упоминали исчезновения охотников. Как что-то связанное с остальными тайнами. Теперь вот влезла и она, попыталась поднять свои связи, связаться с родными пропавших — наверняка насторожила их своими вопросами. Попыталась составить список — и тут ударил вызов от Хлии Клеск, и в списке появилось слишком знакомое имя.
— Морео Этол — Следопыт, специалист по капканам и ловушкам, пропал на Луну Дарителя. Жатар Тихоня — два клинка-атархэ, это летом. И ещё года за три… — В списке пока что восемь имён, но их должно быть больше, потому что о ком-то не вспомнили, где-то родные отказались выходить на связь… — Все — отличные охотники с репутацией. Работали одни, потому в первое время их исчезновения никого не настораживали. А потом это приписывали неудаче на охоте: и лучший может ошибиться. Вот только…
— …от этих лучших должно бы что-нибудь да остаться. У них же это было ремеслом? Стало быть, охотились по контрактам и на местности, а местные должны были бы устроить поиск, если бы охотнички не вернулись. А здесь, говоришь…
— Да. И никого не предупреждали о заказе. Словно… понимаешь, словно они вообще не получали заказов. И только в двух случаях охотники обмолвились перед уходом, но как-то уж очень странно.
Норн Клеск говорил о большом заказе, но очень расплывчато — «привалило»… А даматский зверолов Хамарто Соок был болтлив и нёс что-то о венце карьеры.
— Венец, стало быть, — Гроски задумчиво стучит пальцами по столешнице. Сквор тоже начинает весело постукивать в такт. — Если подумать — что может выдернуть опытного охотника вир знает куда и чтобы он ещё никому и не сказал… Либо огроменные деньжищи, либо какой-то невиданный зверь. Сверххищник?
— Мрм?
— Это не тебе, Морвил, — шепчет Гриз, поглаживая алапарда босой ступнёй. — Снова нахватался от Мел?
— Среди вольерных, бывает, наслушаешься — вот и решил уточнить. Слухи-то ходят.
Слухи и легенды, и песни нойя. О короле хищников, высшем звене пищевой цепи. Учёные Академии и без того относят к сверххищникам алапардов, альфинов, виверниев и мантикор. Теперь вот ещё драккайн. Но предания гласят о короле-звере, дичью для которого служат сами сверххищники. О том, который якобы рождается раз в несколько сотен лет перед великими катастрофами или войнами. И властвует над остальными тварями.
— Его изображают разным — перед Войной за Воздух, говорят, являлся крылатый виверний, только огромный. В легендах о Пламенном Море встречается кое-что о монстре из чистого пламени. В Войну Ядов — это когда скортоксов почти истребили — слышали о чудовищной змее. Но кое-что в этих легендах неизменно. Охотники.
Янист выжал из архивов Вейгорд-тэна, что мог. Кажется, даже рад был этому расследованию на двоих.
— Все эти истории… я склонна думать, что их придумали те, кто считает, что человек властен над природой.
— А, прогрессисты, — Лайл прищёлкивает пальцами. — Вот что Мел об этих говорит — я повторять не буду. Вряд ли выговорю. Хм, выдумать хищника над хищниками, а потом расписать сказочку о том, что его убил такой-то охотник — и вот вам легенда на века. О людском превосходстве.
Всегда должен быть самый страшный монстр. Король. Военачальник.
Потому что война ведь заканчивается, когда свергаешь короля.
— Но ты же считала, что всё это легенды?
— Считала, да. Но что может заставить охотников по всей Кайетте сорваться вот так, вдруг, не предупредив — кроме такой добычи… Думаю, у них свои легенды. И они относятся к ним куда серьёзнее.
— Ну да, а возможность стать королём над охотниками — нехило радует их сердечки. Потому и уходят одни. Не хотят делиться славой, стало быть? Вот только если посмотреть на то, чем заканчивается — пока что выигрывает эта тварь, чем бы она ни была. Да, занятная теория, узнать бы поподробнее, хотя… может статься… Знаю я тут одного человечка…
Лайл потирает переносицу, перекидывает в пальцах какой-то амулет работы нойя. Подтаскивает к себе карту:
— В общем, может, вариант и есть… но дело может затянуться денька на два-три — пока по связям пройду, найду, кого следует, потом сведут с кем нужно. Местность не слишком надёжная, зато если уж выгорит — сможем разжиться хорошими сведениями.
Палец у него так и остаётся уткнутым в Велейсу Пиратскую. Гроски следует взглядом за Гриз и очень удивляется пальцу: чего это он сюда влез?
— Заодно, может, и про пересредников что-нибудь да выяснится: зацепки от тех ребят вели примерно в этом же направлении. Раз с вызовами пока тишина — я бы попробовал.
— Если это опасно…
— Хе. Один раз живём. Как подстраховку прихвачу с собой нашего любителя бабочек — если, конечно, тебе он не нужен позарез на территории.
«Позарез как не нужен», — очень точное определение. Только вот это Гриз несколько часов назад настаивала на том, чтобы за пересредниками шли двое, а Лайл отмахивался: «А что, неужели никому в Кайетте не требуется мгновенная кончина? Да я сам договорюсь, а Нэйш мог бы пока съездить в лечебку, полечить головушку».
— А вы с ним разве не…
— Не больше обычного — в том смысле, что он и так дальше некуда пристукнутый. Весна на него, что ли, действует? Но там, куда я собираюсь, пригодится что-нибудь с Печатью Щита, костюмчиком за пару сотен золотниц и взглядом типа «Эй, я тут чемпион по долбанутости». Обещаю вернуть в целости — правда, может, какое-то время он или я не будем на связь выходить. Ну так как?
— Езжай. Если что-то вдруг узнаешь — выходи на связь немедленно. Спасибо.
— Рановато благодарить, — в пальцах Гроски выплясывает плетёный мешочек, перевитый узором из трав — амулет… нет, оберег. И узор-то знакомый. — Кто там знает, может, и не выгорит. Ладно, стало быть, с утра пораньше выеду, до «встряски» — ничего? Нашего бахнутого предупрежу сам.
Она кивает — хорошо, конечно, доброй ночи. И уже когда он встаёт, кивает на вышитый мешочек.
— «Милость Перекрестницы»?
— А? Аманда дала — сказала, что раскинула на меня картишки и это мне вроде как пригодится. Может, начну ловить в живот меньше ножичков. Ха. А что?
Ничего — кроме того, что «Милость Перекрестницы» нойя вьют для тех, кто стоит на распутье, колеблется… Да ещё кое-чего.
— А ты знаешь, что по обычаям нойя за оберег нужно отдариваться? Иначе через три дня он потеряет силу.
Судя по ошеломлённому выражению лица — не знал или забыл. И Аманда не сказала, и это тоже странно — подарки в духе «догадайся сам» нойя делают, если хотят проверить человека или его чувства к себе.
— Вир побери… чем отдариваться-то? Может, у старого Тодда успею…
— Не деньгами и не купленным. То, что смастерил сам или сделал от души. Вырезать что-нибудь, нарвать цветов…
Они смотрят на окно, залитое дождём.
— …слепить грязевика, — продолжает Лайл бодро, — или составить букет из перьев, выдернутых из задниц фениксов? Мел не одобрит. И какая жалость, что я оставил где-то в Вейгорд-тене свои спицы и набор для вышивания.
— Можешь сделать ей бутерброд или спеть песню — главное, чтобы от души…
Лайл фыркает. Прячет «Милость Перекрестницы» в нагрудный карман и направляется к лестнице, бросив напоследок:
— Если в ночи будут крики — это я пытаю Яниста поэзией.
— Жестокое сердце, — выдаёт ему вслед Сквор и заливается тоненьким смехом — горевестник быстро пополняет запас фраз…
Сиреневые сумерки за окном тонут в дожде. В Водной Чаше на столе — неспокойное море. Стоило сказать Лайлу или нет? Не надо, пусть узнает сам…
У нойя сотни оберегов, тысячи амулетов. Плетёные, вязаные, деревянные, на травах, на магии, на крови. Аманда иногда мастерит от скуки, нашёптывает колдовские слова — раздаривает ковчежникам по праздникам. От дурного глаза, от порчи, от болезни магии, от лихих людей…
«Милость Перекрестницы» она не дарила пока ещё никому.
«Ходящую Перекрёстками не просят о милостях просто так — рассердишь… Просят только для своих — друзей или любимых. Тебе я свила бы такой оберег десяток раз, карменниэ — только вот ты же не боишься перекрёстков. А даже если бы оказалась на распутье… варгам такое не вьют. Считается, что вы уже под высшей милостью, с рождения. И вам не нужны обереги. Ах, как жаль, карменниэ, я свила бы для тебя самый хороший, самый-самый… какой ты хотела бы получить?»
«От дурных предчувствий, — сказала она тогда, потому что недавно пришлось побывать на «лёгких путях», и ладонь отзывалась болезненной памятью. — Есть у вас такие?»
«Таких нет, рассветная. Можно прогнать ложные тревоги и наваждение. Или отпугнуть призраков прошлого. Но будущее не спугнуть, а предчувствия — слишком часто лишь его призраки».
Вода в Сквозной Чаше кажется выплаканными слезами. Сквор вышагивает по газетам с заметками о неудачных охотах — и заводит тихую песню, от которой в сердце что-то обрывается.
Иногда остро хочется, чтобы у тебя был оберег от призраков будущего.