ЛАЙЛ ГРОСКИ
Зелье или артефакт?
В помещении для лесничих стояли мягкие креслица. В таком хочется поселиться, вслушиваться в рассказы и важно кивать: мол, ага, принял к сведению.
Я выслушивал рассказы лесничих и егерей Мертейенха — бледных и тенеобразных. И кивал, кивал понимающе — и под шкуркой, сотканной из улыбочек и кивков, пытался решить: зелье или артефакт.
Не знаю, чем отдарюсь Аманде, но отдариться нужно как следует. Её амулет выдернул меня из-под воздействия. Похоже, там что-то, что мешает мыслить критически, расслабляет, склоняет к согласию. В горле, к слову, першит — может, эта дрянь в дыме трубки, которую покуривал наш хозяин?
— Мне бы воды, — сказал я, и самый молодой из лесничих повиновался: отошел, налил, принёс. Остальные так и пялились грустными глазами сторожевых собак, которым две девятницы ни косточки не перепало. И где-то я видел и физиономии, и взгляды такого типа … а, вир побери, времени маловато.
— Господин Трогири сказал, что одного лесничего сшибли с ног.
— Это я, да. Меня сшибли. Мы вместе шли в обход, а я отстал. Хотел проверить кормушки для яприлей. Тут что-то налетело сзади…
Парню под тридцать — приятный высокий голос, аккуратная бородка, румянец на щеках. А вот поди ж ты, ощущение, что перед тобой механизм, который повторяет то, что твердил уже с десяток раз. С десяток или больше — ох, скверно-то как…
— …упал. Голова закружилась, но мне показалось — кто-то стоит рядом со мной. И смотрит. Я поднял голову, огляделся. И мне показалось — там была какая-то тень.
В конце-то концов, слуги тут тоже могут быть по влиянием этого то ли зелья, то ли артефакта. Вот и дошли до «умственного состояния репы», как изволила выражаться моя бывшая, когда бывала мною недовольна.
— Очень, очень интересно, спасибо. А вот другие — говорят, тоже это видели?
Нэйша-то зацепило или нет? Если зацепило, то не сильно — Дар Щита, мантикора его дери! Тогда получается, что он тащился сюда, зная, в какой навоз яприля мы окунаемся? Охотника вызывают с требованием никому не говорить о вызове и ни с кем не выходить на связь, ещё и в одиночку… ни разу не подозрительно, дюжину бешеных шнырков ему в зад.
— Нет-нет, я хочу услышать все истории, вдруг что-то важное пропустил. Давайте сперва вы, теперь вы, а на закуску вот вы… Да-да, в подробностях.
А может, и не подозрительно. Ну, вызвали одного. Ну, втайне — высшие чины берегут репутацию, Шеннет вон какой спектакль из вызова устроил. Не держать связь — тоже объяснимо, тут всё вообще объяснимо и рациональненько, если не считать того, что Нэйш, подъезжая к поместью — уже что-то подозревал, а уходя в артефактные воротца не просто предполагал ловушку — был в ней уверен.
Может, ему тоже показалось, что всё это как-то уж слишком хорошо пригнано и сопоставлено. Сильнейшая защита вокруг угодий тейенха. Этот вир знает откуда взявшийся зверь-маньяк. Явно ненормальный хозяин, который помешан на своём папочке да на его репутации.
И слухи про исчезающих в последние годы охотников. Одиночек. Которые никому не сообщили, куда идут. Зато были уверены в чём-то чертовски замечательном.
— Но вы же не могли не находить совсем никаких следов? Пожалуйста, всё, что можете сказать мне о ловушках, которые ставили, манках… в подробностях.
Если там ловушка для охотников — почему никто из жертв не позвал по сквознику на помощь? Блок на сквозники? Магический, через артефакты или магию Вод? Или сделать воду непроточной, да и каюк. Не на всё время — только пока дичь в загоне.
— Так-так, понял, — жаль, «клык» не завещал мне свой блокнотик перед уходом, а то бы я прикидывался, что записываю. — Значит, в основном магические ловушки, по стихиям и артефакты-капканы, артефакты-манки… Да-да, про две попытки с зельями тоже услышал. А вот прямо на охоту на него не выходили — очень, кстати, благоразумно было это всё специалистам поручить! Но всё-таки мне хотелось бы взглянуть на ваш арсенал. Всё оружие. Какое есть.
Замедлились. В глазах — недоумение: я явно съехал со сценарной дорожки и с воплем ломанулся через кусты неизведанного.
— По приказу вашего хозяина, — усилил я напор. — Не хотелось бы вызвать его недовольство. Он, знаете ли, мне полномочия придал.
То ли правда придал, то ли их слишком долго натаскивали на тупое, безынициативное повиновение. Повели показывать. И по пути я ещё услышал где-то в подвздошье слабый, как бы задавленный крысиный писк, писк говорил — Гроски, ты что-то не о том…
Тебе же просто нужно выбраться отсюда самому. Живым.
Беглый осмотр оружейной показал, что выбраться живым будет трудненько. С десяток хорошо запитанных боевых артефактов — а ведь у местных егерей и лесничих и Печати есть! Арбалеты, мечи, два дрянных с виду кинжальчика, напоминают атархэ — и…
— О, даже с Пустошей оружие, — восхитился я самым добродушным образом. — «Скрогги» и «вороны», не ошибаюсь? Хорошие штучки, очень, очень благоразумно было ими запастись.
От этого благоразумия у меня сейчас волосы повыпадают в чувствительных местах.
— А карта поместья и угодий у вас есть?
Теперь я выскочил из кущей неизвестности и вполз в набитую колею. Набитую той ещё субстанцией, к слову. Слуги Трогири перестали оглядываться да переминаться. Принесли карту, сунули в руки, замерли, ожидая распоряжений.
— Я это одолжу ненадолго. Пригодится, когда мой напарник вернётся с разведки.
А они тут не до конца обратились в корнеплоды. Вон тот в углу отвернулся, двое глаза отвели. Ещё один взгляд опустил, а младший так и губу закусил. Картина «Не вернётся уже никто, и ты не вернёшься». Выполнена мимическими морщинами.
И где я всё-таки видел такие взгляды и лица?
Поместье из тейенха снова замаячило впереди. И грызун выкарабкался из-под кожи, остервенело пробежался мелкими лапками по хребту. Опять идёшь? Снова в ловушку? Сам? Как тот?
Потому что мне нужно осмотреть дом, — растолковал я неуёмной крыске. Потому что в нём-то всё и дело. В этом забитом трофеями доме, похожем то ли на музей, то ли на что другое. Там где-то разгадка — чуешь? А без неё нам отсюда не выбраться.
Грызун в ответ взвыл тоненько и жалобно — мол, чую, чую… а как дальше-то, без чутья? Если там — то ли зелье, то ли артефакт, от которого до сих пор ещё мысли слегка сбиваются?
— Как я не люблю это делать, — проворчал я под нос.
Трюк был простым, заученным ещё в учебке. Повернуть ладонь, длинный импульс с Печати — не вовне, внутрь, в кровь… «Холодная голова», магия, проясняющая сознание. Странное чувство покалывания в Печати — и будто бы холод, разливающийся по венам, дарящий бодрость, постукивающий в висках.
Смешно, преподаётся-то на втором курсе, а многими магами считается лишним. Проще взять защитный амулет или бахнуть антидота перед операцией. «Холодную голову» нельзя держать больше двенадцати часов, да и до этого часиков через шесть ощущения будут те ещё: сперва начнёт рука начнёт болеть, потом неметь, а в случае боя ты не сможешь применять магию.
Опасный трюк, только вот необходимый. Кто знает, рассчитан ли амулет Аманды на длительное воздействие.
Господин Трогири поджидал меня на крылечке, ещё ласковее, чем был.
— Удалось выяснить что-нибудь важное?
— Кое-что удалось. Посмотрим, что удастся сделать напарнику. Правда, его-то с разведки до ночи можно не ждать — вечно увлечётся, как полезет шастать, следы читать, а если там что интересное, так вообще…
— Ох, а вы разве за него не волнуетесь? На него же там может накинуться… ну, Зверь.
— И то правда, — сказал я. — Бедолаженька.
Трогири явно призадумался, кого я всё-таки имел в виду. Потом рассыпался в любезностях: «Да-да-да, но скоро ведь будет обед, а потом и ужин, буду рад вас пригласить, да и мне казалось, что вы захотите осмотреть дом…»
— Особняк Мейса Трогири — вир побери, да конечно же, почту за честь!
Только вот мне же, возможно, в ночную смену вместе с напарником, так что надо бы вздремнуть. Мы уговорились, что обед мне принесут в комнату, а к ужину я таки присоединюсь — если пробужусь к тому времени. В общем, когда мы расстались — у меня ныли от любезности зубы.
В комнате я разложил перед собой карту поместья. Покрутил так и этак: поместье обнесено двойным кольцом защиты, внутренний круг, дальше роща тейенха — и второе кольцо артефакторной ограды, широкое, неровное. На нём ворота — одни, на внутреннем кольце — четыре штуки. Все, надо думать, закрываются с артефактами. Обозначены основные ареалы обитания хищников. Теперь внутри ограды. Хозяйственные постройки — ясно. Егерская, вот тут держат собак, тут — единорогов и лошадей на выезд… а вот подобие арены, что ли. Только какой-то уж слишком небольшой. Но и это случается: аристократы любят устраивать бойцовые поединки между зверушками, почему бы и охотникам не устраивать?
Обед мне принесли, когда и без того паскудный день за окном начал переливаться в ещё более паскудные сумерки. Гороховое пюре, котлетки на пару, протёртый салат из репы, куриный бульон с гренками… Нэйшу бы точно понравилось с этим его пунктиком «жрать чего дают». Если, конечно, он ещё жив.
Если переживёт ночь.
«Отпразднуем?» — робко спросила крысиная сущность внутри. «Не говори гоп», — не согласился внутренний голос. Я в их разборки встревать не стал. Малость улучшил вкус блюд, полив их антидотом. Героически запихнул в себя пропитание.
Пальцы чесались от желания пошмыгать по поместью, но раз — лучше шмыгать, когда стемнеет, два — надо выяснить, что там с распорядком дел хозяина, три — а что ты там хочешь найти-то, Гроски?
Для начала — Водную Чашу. Связаться с Гриз, сообщить, где мы, сказать, что есть хорошие новости и плохие, хорошие — мы, возможно, нашли причину такой убыли охотников в Кайетте… Дальше — что? Тут где-то может быть объяснение, с чего это Мертейенхский отшельник отъехал кукушечкой и пытается убивать охотников?
«Осмотри дом, Лайл…»
Да понял я, Боженьки! Ты-то почему посчитал, что это так важно? Тебе-то что сказал этот дом, похожий то ли на музей, то ли на выставку, то ли на логово ошизевшего коллекционера…
Я замер, глядя на пушистую шкуру серебристого йосса на полу, под ногами.
Трогири относился к «трофейщикам» по классификации Мел. То-то у него все коридоры и холл уставлены и увешаны добычей с прежних охот. Для такого зрелища у знатных охотников непременно есть трофейный зал. Чтобы можно было водить гостей на погляд, взмахивать рукой, рассказывать: «А вот этот виверний почти достал до меня своим пламенем и убил двух лучших собак, жаркая была схватка!» А здесь — всё поместье прямо как трофейный зал, и если подумать…
Очередная тень скользнула в комнату, прихватила поднос с тарелками. Выдала торопливый реверанс, готовясь утечь в дверь.
— Стой.
Замерла на полушаге, на полувздохе.
— Прикрой дверь и повернись. Как тебя зовут?
— Альма, господин.
Голос тусклый, будто стёртый.
— Давно работаешь здесь?
— Шесть лет, господин.
Взгляд прямо перед собой. Равнодушный, бессмысленный, какой бывает, когда тебя тысячу раз ломают. Как у полностью покорного раба… да дери ж меня мантикора.
— Ты из Тавентатума, — пробормотал я. — И остальные оттуда.
Вот, стало быть, откуда Мертейенхский отшельник набирает верных и исполнительных слуг. На рынке рабов умеют доводить до полнейшего подчинения.
Тарелки на подносе пугливо зазвякали, я подхватил поднос, отставил на комод.
— Здесь где-нибудь есть Водная Чаша? Ты знаешь?
Мотает головой, глаза испуганные. Или не знает, или запрещено говорить, через запреты она не полезет.
— А зал трофеев? Ну, место, где хозяин хранит свою… изюминку коллекции. Главное место в доме.
— Да, господин. Трофейный зал в левом крыле.
— Можешь меня провести? Твой хозяин обещал мне осмотр поместья, вот я и решил пораньше начать.
— Да, господин.
У рабов такое бывает, говорил кузен Эрли. Если не было прямого запрета — то можно и обойти.
— Вот ещё что. Альма. Господин Трогири сейчас где? Какой у него распорядок?
— Господин… — она запнулась, — Трогири в своей Комнате Уединения. Не разрешено тревожить, пока он не даст приказаний.
— Стало быть, мы его тревожить и не будем, — Мне только на руку, если Нарден Трогири завязнет в своём уединении (это что, дивный эвфемизм уборной?) до ужина. — Тебе приказывали наблюдать за мной? Доносить кому-нибудь, что я спрашиваю и как себя веду?
Девушка замотала головой совсем уж панически. Бедолажка, лет двадцати трёх, с хорошеньким личиком… обращённая в тень дельцами, вроде моего покойного кузена.
— Только… если будут распоряжения о блюдах… или если добавки.
Мысль о двух порциях горохового пюре без соли повергла меня в пучины ужаса.
— Чудненько. Давай ты меня отведёшь только до этого самого зала. А я уж там сам поброжу. Потом вернёшься, соберёшь посуду и пойдёшь своей дорогой.
— Я… могу сразу с посудой, господин. Это по пути.
Всё-таки их тут заколотили не полностью. Внушает сколько-то надежды.
Светильники в коридоре так и не зажглись, и в полутьме только ярче разгорались тейенховые жилы на стенах и потолке. Переливались то огнём, то мягким оранжевым свечением. Альма скользила впереди. Я крался следом, временами увязал ногами в пушистых шкурах или шарахался от очередного чучела (вир побери, кому в голову пришло выставить на повороте гарпию, да ещё вставшую на дыбы?!). Головы альфинов и виверниев со стен провожали глазами равнодушно. Слуг не попадалось, это радовало.
— Тут артефакт, господин, — предупредила Альма и шмыгнула дальше, прижимая поднос к животу.
Ну да, никто же не говорил о том, что зал будет открыт, верно? Ладно, поглядим, что у нас тут. Механизм засова из тейенха, никто и не сомневался. Для надёжности вмурован запорный артефакт из яшмы. Откликается на приказ владельца, скорее всего. Теперь вопрос — насколько искусно сделан, потому что если достаточно прост, то…
Этому трюку меня обучил контрабандист, который снял мои кандалы после Рифов.
«Отпирающий кристалл — один на барак? Ха, ты ещё скажи — у законничков кристаллы для оков все отличаются. Эй, друган, ну-ка мне бутлю рома…»
У меня бутылки не было, так что я достал из кармана фляжечку. Фляжечка уютно прикорнула напротив «горевестника», и завёл я её носить с девятницу назад, как средство, смягчающее работу с Нэйшем. И за девятницу успел увериться, что виски — это слабовато, надо бы что покрепче туда залить.
— Твоё здоровье, — пробормотал я и щедро окропил запирающий артефакт спиртным. Простейшие «засовы» на кристальной структуре не перестают от такого работать. Зато перестают узнавать «подпись» ключа. К примеру, одним отпирающим рифским кристаллом можно вскрыть любые рифские кандалы.
Для надёжности я всё-таки дал малый импульс холода на дверь — поможет, если там есть сигналки, которых я не увидел. И потом положил руку на артефакт, пожелал: «Откройся!»
Дверь из тейенха огорчённо крякнула, пропуская меня внутрь, в тёмный, украшенный неизменными волнами тёплой древесины зал. Я защемил фляжку между створок двери — чтобы выбраться обратно — и шагнул. В глаза дало острым, алмазным блеском. Клинок? Ещё и украшенный драгоценностями, изогнутый… даматский, что ли?
За клинком на стене расположился лук. Дальше — меч. Аккуратно размещённый на белом фоне, чтобы не теряться среди сплошных извивов тейенха. И уже ведя взглядом дальше, от одного белого пятна к другому, я понимал, что вижу не просто коллекцию оружия.
— Чтоб тебя, — шёпот был сиплым и до последней степени не моим. — Чтоб вас всех…
Висит одинокий капкан — щерится зубьями, в которые вмурованы мелкие блестящие камешки. Рой метательных клинков замер на белом. Арбалет, ещё арбалет, и вот что-то похожее на палладарт, только без цепочки. Восточное оружие. Северное. Ловушки из Тильвии, Вейгорда, Ирмелея — и всё это бросается в глаза, наплывает со стен. Так много, чертовски много, не меньше двух десятков — я стоял, а все они словно кружили вокруг, подмигивали, шептали…
«Мы не ушли, — обижались горько. — Мы мастерски расставляли ловушки — и попались в ловушку сами. Били дичь лучше других — и сами стали дичью. Мы думали, что зверю не уйти от нас. Но не ушли сами…».
Полка вслед за коротким луком-атархэ была пустой. И ещё несколько — чистых белых пятен, заботливо подготовленных к пополнению коллекции, при взгляде на них дурнота накатывала сильнее. И въедался под кожу истиной ознобный шёпот местных трофеев: «Уйти не дано никому. Тебе уж точно, Гроски».
Нужно было отвернуться. Добраться до двери, рвануться вон — и обдумать, выработать план… Но я всё стоял посреди окончательных доказательств — куда подевались охотники-одиночки Кайетты.
Звук открывающейся двери я принял как должное. И свет, который вспыхнул под потолком. И дребезжащий от восторга голосок:
— Я вижу, вы нашли сердце коллекции.
Рядом с младшим Трогири стояло четверо слуг. Три Печати огня и боевой амулет воздуха.
— Я хотел показать вам после ужина, а вы оказались таким нетерпеливым. Испортили весь сюрприз. И как вы открыли дверь? Впрочем, это ничего, ладно. Раз уж вы знаете теперь эту маленькую тайну… — он кивнул слугам. — Подготовьте его.
* * *
Повезло — всего-то обшарили. Правда, отобрали много нужного, в том числе почему-то фляжку. И амулет Аманды — жаль. Играть в помирашки всё-таки лучше в компании памяти про красавицу нойя.
— Вы хотели найти тут ответы, да? Вы найдёте, я обещаю. Услышите даже больше, чем ожидали. Награда, раз вы увидели. Понимаете? А может, вы даже сможете посмотреть. До конца. Увидеть, чем закончится с вашим напарником. Это зависит от вашего поведения. Понимаете, да?
Выглядел Трогири так, будто его лихорадило от предвкушения. Бормотал: «Сейчас, сейчас». Хлыщ с манерами дурного официанта в низкопробном ресторанчике. Когда тот пытается подготовить клиента к фирменному блюду.
Например, к странному, придушенному скрипу в коридоре. Будто от телеги старого Тодда.
Дверь распахнулась, и один из слуг вошёл, толкая перед собой кресло на колёсах. В кресле полулежало что-то скрюченное, изломанное, с седыми космами — и пронзительными, сумасшедшими глазами. Знакомыми глазами. Теми самыми, которые тут смотрят с каждого портрета.
Вот тут-то я остро пожалел, что у меня забрали фляжку. Гороховое пюре прыжком устремилось наружу, я хватанул воздух, неловко дёрнул правой ладонью — сбил заклинание «Холодной головы». Черти водные, не мой день, наверное. Или не мой год.
Или десятилетие.
Похожий на полураздавленного паука старик в кресле приподнял подбородок. Уставился серо-жёлтыми круглыми глазами хищной птицы.
— Не надо магии, — сказал Мейс Трогири.
Смешок у него был тоже будто сломанным в нескольких местах.
— На зале блокировка — ослабляет Печать. Тейенх — хороший проводник для чар и артефактов. А наши люди будут бить от порога. Убьют вас раньше, чем мы побеседуем.
Я выразительно хлопал глазами да хватал ртом воздух. Грызун внутри дергался, подначивал: «Больше удивления, давай. Ты же чуешь? Ему же этого хочется!»
— Не мож… не может быть. Вы… вы же м-м… м-м-м…
— Мёртв, — проскрипел Мейс Трогири. Голова у него кренилась на правую сторону — будто он собирается тебя пристально оценивать. — Не ожидали?
— Постойте-ка… Вы же говорили, — тут я ткнул пальцем в Трогири-младшего. — Рассказывали, как вашего отца убил этот самый Зверь! Что вы это видели. То есть, это всё…
— Ложь, — подтвердил калека. — Мой сын ничего не стоит как охотник. Зато талантливо пересказывает истории, которые придумывают для него.
Изломанный старик пялился со своего кресла. Высохший, костистый и менее живой, чем любой из его трофеев в этом доме.
— Вы любите тайны, молодой человек? В грязных газетёнках бы душу продали за то, что вы сейчас узнали. Ты помнишь эти их заголовки, Нарден? «Конец лучшего охотника Кайетты». «Величайший охотник не устоял». «Случайность или закономерность?»
На самом-то деле тайны я ненавижу всеми фибрами грызуньей души. От тайн сплошь неприятности. Порча пищеварения, вечный алкоголизм и ранняя смертность. Но что-то мне подсказывает, что открутиться у меня не выйдет.
— Да, Нарден, помнишь, конечно. Нарден был молодцом. Когда рассказывал им. Тварям с блокнотиками и запоминающими артефактами — эти твари под ноги мне стелились в годы славы. А стоило упасть — налетели, как горевестники. Дежурили здесь толпами, да, Нарден? «Ваш отец встаёт?» «Как он допустил оплошность?» «Что это было за животное?» «Как всё случилось?»
Сыночка Трогири понурил голову и завздыхал от тяжких воспоминаний. Скрипучий голос бывшего великого охотника остался всё таким же мерным.
Будто несмазанная телега едет и едет по ровной дороге.
— Вы, молодой человек, слышали обо мне. О моих подвигах. Первый в Кайетте, больше двадцати лет.
— Да у нас в вас так-то дети играли в дерев…
— Я был больше, чем охотником. Да… куда больше. Моя слава. Моя репутация. Я показал другим путь. Показал, что не нужно бояться. Я дал понять этим тварям… что человек властен над природой. Выходя с ними один на один… Я был хозяином. Властителем.
Что-то мне эта милая философия напоминает — и не только рассуждения Нэйша о вершине цепи. Мейс Трогири был прогрессистом? Вир побери, ну не защитником же бестий, в самом-то деле!
— Потому нельзя было дать им узнать, как всё случилось. Вы же понимаете, молодой человек? Легенда должна оставаться легендой. Подвиги — и героическая гибель. И мы сказали, что это был виверний. Распустили слухи, что мантикора. Один хороший, прикормленный писатель даже тиснул книжку. О величайшем охотнике, который почти одолел стаю алапардов на «кровной мести» — убил двух, не устоял перед третьим. Почти как в Энкере… Вы не читали? Достойно написано. Ложь, конечно. Это сделал не алапард и не виверний.
— Медведь, — вышептал послушный сыночек и весь перекосился от страдания, глядя на папочку. — Это был медведь.
Медведь — в смысле, даже не бестия?! Я выдал степень изумления, которую приберегал для чуда, вроде «Тербенно возглавил Корпус Закона».
Трогири издал слабое одобрительное кряхтение.
— Удивлены? Я вижу, удивлены. Но это не ложь. Я ходил на самых сильных магических тварей Кайетты. Мой атархэ никогда не промахивался, а Дар Воздуха по силе не уступал прославленным боевым магам. Нет, я не участвовал во всех этих глупых турнирах. Просто знал, что мог бы победить. А в тот день… я до сих пор не знаю, что случилось в тот день. Расскажи ему, Нарден.
— Но я…
— Расскажи. Ему.
Пронзительные глаза кольнули сына взглядом — и Трогири-младший вытянулся. Заговорил, задыхаясь и дёргаясь, заглаживая причёсочку до зеркального блеска. Они с отцом охотились в Тильвийских болотах. Бестий не попадалось третий день, а накануне встретились с поклонниками отца. Потом вышли с утра, наткнулись на следы большого медведя.
— Отец тогда… он готовил меня как охотника. Не-бестия — это просто. Мы пошли вдвоём…
Он рассказывал скверно: сбиваясь, запинаясь, подбирая слова. Но я почему-то без труда это представлял. Только малость иначе, чем то, о чём мне нёс Нарден Трогири.
То, как это было на самом деле.
— М-может, нам не следует идти, отец? Вчера было…
— Как мать ухитрилась сделать из тебя такую бабу? Что? Налакался вина ночью, слабак? Я охотился на яприлей во владениях Вельекта! Винного магната! Можешь себе представить, сколько мы пили?! Смотри след, недоделок!
Хриплый рык бывалого охотника и слабые, заикающиеся возражения его сына. Тот кажется подростком на фоне отца — высокого, плечистого. Уверенно шагающего по звериной тропе.
— Просто не удалось поспать… и тебе ведь тоже…
— Так прими бодрящего и не топчи мне мозг!
— М-мать говорит — это вредно, особенно если подряд несколько ночей… И после спиртного…
— Травники все сдвинуты на этом «ой, да нельзя». Слушай мамку больше — скоро в платье оденет. Зелье после винца только лучше работает. Лакай бодрящее и заткнись.
Комары звенят в воздухе — в Тильвийских болотах комариный рай. Хлюпают лужи, стонет какая-то птица — тоже забыла похмелиться с утра…
Медвежий след находится сбоку тропы — громадный, косолапый. Охотник приглядывается, выполняет «поиск» с Печати, хмыкает: «Большой серый, один, тысяча шагов. Пирует на падали».
— М-может, нужно было… взять свору?
Но отец только фыркает: какая свора — там не мантикора, не альфин. Всего-то медведь — в самый раз, чтобы наследничек показал себя…
— Твоя добыча.
— Это было… для меня, — сынок-Трогири оскалился страдальчески. — Мой трофей. Только я… никогда не умел как следует. Отец сделал всё правильно. Он вывел меня на добычу с нужной стороны. Поставил щиты, чтобы зверь не услышал и не увидел. Мне осталось только бить.
Он ни черта не понимал, этот сорокалетний придаток своего чокнутого папашки. А я всего-то восемь месяцев пробыл в питомнике. Но я понимал куда лучше.
Мейс Трогири облажался. И не просто, а как по учебнику. Выперся на охоту после пьянки. С недосыпа. Под бодрящим, да после спиртного — чудо, что он туда вообще дошёл. Милейшая Аманда остерегала: так и так, сладенький, «Глаз стража», конечно, после спиртного действует даже с большей силой… только вот один приём по тебе вдарит так, будто ты три ночи лакаешь бодрящее. А после этого… ты видел, как хорошо себя Мел чувствует, да? Что ты говоришь, как-то раз она даже совсем вырубилась? Дар её вырубил — тут вернее. Потеря контроля, какая неприятность.
А великий охотник даже свору с собой не прихватил. Проще говоря, сделал самую большую ошибку, какую только можно. И нет, это я не о «выбрал для своего малахольного сыночка пасс, который тот заведомо не сумеет применить».
— Я… я ударил, но не смог как нужно собраться… выполнить «Удавку». Она не получилась полностью, медведь был большой, и он освободился. Впал в ярость, бросился на нас…
…огромная серо-бурая туша с рёвом взвилась на дыбы, махнула вперёд неожиданно легко. Нарден попятился, завопил, свалился на отца, мешая тому ударить. Мелькнули рядом когти, пыхнуло жарким смрадом из пасти, и тут же его отшвырнули в сторону, а медведь взвыл, отлетая прямо на тушу мёртвого оленя посреди поляны — отец всё-таки собрался и провёл пасс с Печати…
Зверь грянулся о землю, попал прямо на рога, захрипел, дёрнулся и утих.
— Шкуру попортил, — сказал охотник, отряхиваясь. — Бестолочь. Ладно, смотри, как нужно.
— Отец хотел нанести последний удар. Лезвием атархэ. Он подошёл к зверю. И. И…
В голосе Трогири — настойчивый трезвон жадного до крови комарья. И ложь.
Великий охотник хотел покрасоваться перед сыном. Считал, что не-бестия — лёгкая добыча, потому её можно завалить с одного удара. Подошёл слишком близко, — принял красивую позу. Смотри, мол, хозяин природы стоит — а новый трофей разлёгся у ног.
Может, не понял, что удар магией прошёл вскользь. Или неверно провёл добивающий. Всё-таки он уже был не мальчиком — пятьдесят лет…
Мейс Трогири совершил главную ошибку охотников. Он был беспечен.
Недооценил противника.
Грузная, вымокшая от крови туша взметнулась с рёвом — и упала на охотника сверху, замесила косматыми лапами. И потом были только крики, крики и хруст костей, и сын стоял молча, не веря, не зная, что делать — без отцовских подсказок…
— Я… растерялся, — сказал Нарден Трогири, и в улыбочке у него было — сломанное, виноватое, жалкое. — Я ударил поздно.
— Ты ударил поздно, — проскрипел остов человека в кресле. Пригвоздил своего сына к полу пренебрежением. — Ты никогда не был охотником.
Тишина была тяжёлой, как медвежья туша. Которой, наверное, нет среди славной коллекции побед в коридорах. Добил медведя всё-таки сын, не отец. А что было потом — уже ясно: сынок позвал помощь, Трогири-старший ещё дышал, в него залили эликсиры, дотащили до поместья, вызвали лекарей…
В Кайетте плохо умеют лечить раздробленные кости. Шеннет тому свидетель. Срастить чистый перелом — легко. А если там осколки, смещение, порванные жилы…
— Моя жена поползла на коленях в Акантор. Лепетала про то, что Кормчая поможет. Меня даже привезли к той. Защитнице сирых и спасительнице обделённых. А та потребовала дать обет Камню. Никогда не охотиться. Служить Камню и беречь живое.
Трогири негромко то ли поскрипел, то ли порычал, и с опозданием я понял, что это был смех.
— Послал эту тварь к Властелину Пустоши на свидание… Жаль, в лицо бы ей не доплюнул. Мейс Трогири — прислужник Камня. Я никогда никому не прислуживал. Лицемерная дрянь. Может только толкать речи да квохтать над Камнем. Когда Кормчая делала хоть что-то, а? Всё равно бы ничего не смогла…
Нынешняя Кормчая и впрямь не мешается в дела людские. Последний сеанс исцеления состоялся лет десять назад, ещё какой-то праздник был. Ковен Камня — тот ещё что-то глаголет, а Девятая и вовсе редко появляется из своей башни.
— Лекари… она таскала ко мне этих шарлатанов. Нойя, учёные из Таррахоры. Мастера из Закрытых Городов… каждый обещал, что я пойду чуть ли не завтра. А она верила. И платила, а они меня накачивали своими снадобьями. Применяли артефакты, от которых кости ломались и снова срастались неправильно. Пока…
Из-под пледа, которым он был затянут едва ли не до подбородка, выскользнула скрюченная рука. Сухая, с узловатыми, прижатыми друг к другу пальцами. Рука потянула плед вниз, и я опять пожалел об отсутствии фляжки.
Из высохшего тела под немыслимыми углами выпирали суставы, наросты, бугры, изломы. Разные эликсиры наложились друг на друга, к ним добавилось действие артефактов — и не до конца сросшиеся кости начали расти, гнуться, коверкаться, заставлять конечности принимать неестественные позы…
Будто целую кучу жучья собрали во что-то уродливое, членистое, из чего торчат останки клешней, жвал и хитиновых панцирей.
— Набрось, — равнодушно просипел Трогири, и его сын заботливо поднял плед — укутал папочку. — Тогда я решил: пусть все думают, я умер. Похороны были громкие. Тело слуги завернули в саван. Моя посмертная просьба. Нарден был молодцом. Он хорошо озвучивал мою версию. С женой было хуже. Она думала — всё временно. Всё можно исправить. Глупышка.
Жена Трогири умерла через пару лет после его вроде-как-кончины. Сердце не выдержало? Или доконал придирками до того, что сама ушла в Бездонь?
— Глупышка. Наконец-то заполучила меня себе, а? Ни любовниц. Ни приёмов. Ни охот. Всегда ревновала меня к охоте, да… А теперь я мог быть её куклой. Читать мне, петь, кормить с ложечки. Будто это что-то значило. Будто это заставило бы меня отказаться от моей сути. Предназначения. Вы верите в предназначение, молодой человек?
— Я… хм. Верю в судьбу, если уж на то пошло.
Как тут не верить в того, кто с такой регулярностью лупит тебя по больным точкам.
— Тогда вы меня поймёте. Есть те, кто живёт без цели. Жвачные твари, которые не понимают, для чего пришли в мир. Умеют только жрать и размножаться. Но я с самого начала знал, для чего я здесь. С детства, когда отец впервые взял меня на охоту. Знаете вы, что такое быть Охотником, молодой человек?
Глаза у Трогири заблестели, и заглавная буква опять прозвучала до жути выразительно.
— Думаю, это что-то вроде напоминания для бестий, которые возомнили, что люди — лёгкая добыча. О том, что они не останутся безнаказанными, что есть хищник сильнее. Серьёзнее. Что есть кто-то, кто выше их в пищевой цепочке. Кто главный здесь — в Кайетте.
Трогири впервые глянул на меня не как на чучелко, которое скоро выставят в коридор.
— Это интересные мысли. Вы работаете в питомнике и считаете так?
Нет, так считает один устранитель, но об этом мы сейчас не будем. Достаточно состроить загадочную мину — мол, я тут весь такой недопонятый прогрессист!
— Правильные мысли, да, Нарден? Впрочем, ты не понимал. А вот он — знает. Вы понимаете, что такое моё предназначение. И насколько оно было важным. Это поместье — его отражение. Каждая шкура, каждый череп — память. О том, как велико превосходство настоящего охотника над другими. И после всего этого… Скажите мне — как нужно было поступить. После того, как я оказался калекой.
Как там сказал этот самый устранитель? Я всегда умел каждому предложить, что нужно? Я старался не оглядываться на страшноватые трофеи по стенам, когда отвечал:
— Думаю, для такого человека, как вы, это не преграда. И значит, вы начали искать способы охотиться дальше.
Косой разрез на месте рта покривился в подобии улыбки.
— А вы не дурак. Совсем не дурак. Да. Я искал способы. Сначала надеялся, что сын станет моими руками и ногами. Но он не боец. Может только трепаться.
Серо-жёлтые глаза облили сынка презрением, и Мертейенхский отшельник виновато затоптался у коляски.
— Тогда я решил, что моими руками и ногами станут другие. Несколько лет тайно нанимал охотников. Отправлял их на опасных бестий. Анонимный богач, который забирает себе трофеи, но щедро платит. Они истребили многих тварей, память о некоторых теперь — здесь, в коридорах и комнатах. Но это было не то…
Само-то собой, он же привык упиваться властью, когда загоняешь живое существо, — и вступаешь в борьбу, которую выигрываешь. И есть у меня нехорошее чувство, будто я знаю — в каком направлении после этого полетела его кукушечка.
— …понял, что различия — глупости. Люди — не более чем отвратительные хищники, пожирающие друг друга. Не лучше животных. И не хуже, как добыча — правда, менее ловки и когтисты, но зато у них есть Дар. Это тогда мы создали арену — там, за поместьем. Раньше ещё были препятствия, немного укрытий. Чтобы всё не заканчивалось слишком быстро. Небольшие охоты моего имени. Нечасто — два или три раза в год. Звери и люди выясняли — кто из них лучший охотник. Потом самые сильные сходились между собой.
Людей, надо думать, покупали в том же Тавентатуме, только брали бывших наёмников, боевых магов… А животных полно гуляет в тейенховой роще. Вот вам и охоты, которые ненамного отличаются от боёв на Псовом Побоище, где сперва зверей стравливали со зверями, а теперь вот на бестий выпускают охотничков для пущего зрелища. Слышал от вольерных, что как раз с Псового Побоища Гриз и вернулась как-то в компании Нэйша — и вряд ли он там на трибунах пирожки продавал.
— Но вы же должны понимать, а? Этого было мало. Когда ты Охотник — тебе всегда становится мало…
Круглые глаза пялятся, не мигая — над острым клювом: вот-вот вцепится в мясо до крови. И я киваю — видел, понимаю. Навидался и в Корпусе, и в Гильдии, и на Рифах. Все говорили одно: с каждым разом забрать жизнь всё проще, а потом начинает тянуть. Хотеться. Когда сделал под горочку первый шажочек — дальше уже несёшься, а? Боженьки, да я с Нэйшем работаю, я же вижу — какими глазами он глядит на конвульсии зверя, он-то со своей горочки, небось, кубарем катится.
— …всегда ищешь себе равного противника. Стремишься охотиться на высшего. А есть ли дичь изысканнее, чем сами охотники? Они ведь тоже должны понимать цену. Осознавать, что их слава — не должна быть пустым звуком. Слабым в нашем деле не место. Всегда найдётся кто-то хитрее тебя. Сильнее тебя. Быстрее тебя…
Боженьки, и почему я только решил, что он выведет какую-то стройную теорию? Да ему просто хотелось поубивать тех, кто занял его место. А после повесить их оружие в трофейный ряд — смотрите, мол, я калека, а вот этих всех уделал. Чувство превосходства, помноженное на чокнутость старого инвалида. Он бы для себя ещё сотню резонов откопал, если б нужно было.
— …готовились долго. Да, Нарден? Блокировка связи по воде. Укрепление ограды. И самое главное — нужно было решить, для кого они станут жертвой. Те, которые мнят себя настоящими охотниками. Чтобы обеспечить настоящее зрелище.
Старикан явно ждал, пока я опять проявлю сообразительность.
— Ну, поскольку вы уже сказали, что ваш сын нам скормил выдуманную историю… погодите, а выдумана-то целиком, или вы… как это… оставляете охотникам малость шансов? Пошевелить мозгами, кое-что понять…
Подобие кивка. Сообразительность я проявил, но лучше от этого не стало.
— Стало быть, за оградой кто-то всё-таки есть. Кто-нибудь особенный, а? Вы долго готовились, всяко уж не чтобы охотнички со всей Кайетты бегали по вашим угодьям и убивали бестий десятками. Дайте-ка подумать… необычная драккайна? Или что-то, что почти перевелось, вроде тхиоров? Непохоже: есть шанс, что справятся. А там должно быть что-то… как вы сказали? — теперь я обращался к младшему Трогири. — «Вершина цепи». Сверххищник. Просто какой-то крайне опасный людоед? Или тот, который из легенд? Вам что, его как-то удалось добыть и запустить к себе в угодья?
Мейс Трогири явно не из тех, которые на удачу положатся. Он бы не стал ждать, пока какая-нибудь тварь объявится на горизонте. Он бы эту тварь создал за свои же кровные денежки.
— Нет, стоп. Вы человек основательный и стараетесь промахов не допускать. В случае с дикой тварью промахи неизбежны: ей цель не объяснишь, а дрессировка — это годы. Дикий хищник может и егерей пожрать, и других бестий в угодьях. Не гибрид ли? Слышал про ребят, которые балуются выведением всякого… кх… интересного. Скажем, особо выведенный и натренированный гибрид…
Тихий стук — это Мейс Трогири воздаёт мне должное по заслугам. Постукивая действующей рукой по подлокотнику своего кресла — вместо аплодисментов.
— А вы молодец. Видишь, Нарден, какая хорошая догадка. Ха. Мы так и думали сперва поступить. Вышли на хорошую группу. Нардену показались перспективными их образцы. Но те учёные запросили слишком много, а их твари были неуправляемыми. Жаль… Хорошие хищники, в юности я бы с удовольствием бы поохотился на них…
Что — там и не гибрид тоже?! Уй, что-то мне хочется поступить, как мой голохвостый внутренний дружок сейчас. Заорать и забиться о стенку.
— Им требовалось слишком много времени, — шепнул Трогири-сын. Покосился на папашку, который пребывал в сладостных грезах. — Тогда они ещё только ставили эксперименты. А отец не хотел ждать. Один из тех учёных был из академии Таррахоры. Он изучал древние ритуалы. Призвания и воплощения. Материализации.
— Молодой человек, — калека опять вцепился в моё лицо хищным взглядом. — Молодой человек, вы знаете, что такое мортах?
Это было как удар по голове. Кувалдочкой размером с эго Лортена.
Во рту наступила великая Даматская засуха, дыхание остановилось, а крыса внутри сказала «Да к чертям» и попыталась вымереть как вид.
Очень медленно и едва заметно я наклонил подбородок в каком-то недокивке. Под старинный бабулин заговор из памяти: «Мечник — отвратись, Дева — улыбнись, горе — не коснись, мортах — не приснись…»
Смешно, наверное, — когда о полудемонической сущности сперва узнаёшь из рассказов бабушки, а потом Гриз Арделл в беседе мимоходом кидает: «У нас один из группы так погиб. Какой-то выживший из ума учёный начал практиковать ритуалы, вызвал мортаха…»
И ты понимаешь, что такие твари-то, оказывается, ходят не только в бабулиных заговорах или снах.
Просто ребята, которые с чем-то таким сталкивались, называли это тварью, нежитью, монстром, демоном. Не вдавались в классификации.
— Не только зверь… — заговорил я, вспоминая объяснения Гриз. — Сущность из сопредельных миров, которую материализуют при помощи обряда. Они бывают разные — сильнее и слабее, в зависимости от мага, который обряд проводит. От количества отданной магической энергии. И по виду тоже…
Гриз говорила — даже мелкие такие твари бывают поопаснее бестий. Приводила ещё древние названия: чироз-перевертыш, кхорта, симааз-крушитель, вэлрт — у этих крылья… И неясно, как они относятся к варгам, потому что они не всегда им откликаются, у мортахов есть то, что над зовом — цель и Кодекс…
Убить или защитить.
— Мортах — идеальный убийца и идеальный защитник…
Только вот Гриз говорила, что тварей редко используют как защитников. Что-то она ещё говорила — что-то важное: хитрые-умные-ловкие… бывает, есть особая способность — маскировка, защита… да и в целом их особо не взять. И существует мортах до того момента, как не выполнит приказ, и вот с этим приказом там что-то…
— «Найти охотника. Убить охотника», — с кривой ухмылочкой поведал мне Трогири этот самый приказ. Я кивнул — предполагал что-то подобное. Только вот…
— А почему он у вас тогда… — стоп, не нужно вслух. — А. Остальных зверей не трогает, да? Они для него вроде как развлечение.
Не только остальных зверей — и егеря вне опасности, об этом нужно подумать, если будет время, сейчас главное лишнего не ляпнуть.
— И давно это всё…
— Девять лет, — проскрипел Трогири. — Девять с небольшим. Мы с сыном выходим на охоту нечасто. Сначала подготовка. Найти охотника с хорошей репутацией. Через пособников из Гильдии Чистых Рук. Осторожно подманить, пообещать. Каждому своё. Деньги. Возможность затмить меня. Или невиданную добычу. Два раза в год, иногда бывает чаще, когда подворачивается случай…
Вир побери, двадцать с лишним охотников, а до того ещё рабы — вот теперь я понимаю, что чувствуешь в логове настоящего людоеда. Только вот что-то с мортахом не сходится по датам, не могу уловить… Мантикора дери, как мало времени.
— Смотрите на них, — старик любовался атархэ, ловушками, амулетами, висящими вдоль стен. — Смотрите на доказательства, память… сердце коллекции. Они все пришли сюда показать свою удаль. Быть охотниками. И оказались дичью. Столкнулись с высшим хищником.
Он заклокотал безрадостно, раздувая искорёженную грудь.
— Вот этого называли моим наследником. «Гроза Людоедов» с его знаменитым луком, видите, какая резьба? Продержался целых десять часов. А вот этот был из Даматы — интересный тип атархэ, с цепью… Болтливый бахвал, летом прошлого года, и часа не протянул. Вот Следопыт Морео Этол, хорошо развитый Дар — и сам осторожный, с ним пришлось долго работать, уговаривать… на Луну Дарителя, ха. Мортах даже позволил ему поставить четыре ловушки перед тем, как начал настоящую охоту. Последний был северным лучником — случайно подвернулся, и на удивление достойно…
Таким же тоном его сынок повествовал про виверниев, алапардов и прочих занимательных бестий, добытых папаней. Указывая при этом на чучела и головы на стене.
— Не понимаю, — прервал я, и охотник-разохотник неохотно оторвался от занимательной экскурсии. — Как вы вообще узнаёте, кто и сколько держался? Этот мортах что, подаёт сигналы, когда дело сделано?
Воображение представило зверя с какой-то сказочной картинки. С сигнальными флажками в руках. Стоп, но сыночка-Трогири говорил: возможно, и мне тоже выпадет шанс посмотреть.
— У вас есть какой-то способ наблюдать за этим… Артефакты?
— Артефакты, — согласился сумасшедший старик. — Сигналки по всей роще тейенха. И наблюдающие тоже. Как только начинается самое интересное — мы можем насладиться зрелищем.
Черти водные, сколько ж они к этому готовились и сколько деньжищ извели.
— Скоро это начнётся, — шипел искорёженный безумец в кресле. Глаза у него вытаращились и сверкали, и он щерился — оголяя остатки зубов. — Скоро начнётся, и мы увидим… Как это будет с вашим товарищем. А вы посмотрите за компанию. Про него говорят, что он удачлив, да? Нарден вот сомневался, стоит ли приглашать его сюда — особенно когда вы пришли вдвоём. Спросил у меня. Я посмотрел, понаблюдал. И решил, что от таких шансов не отказываются. Рихард Нэйш. Устранитель с Даром Щита. Не промахивается. Вы хотите увидеть это? Как он промахнётся? Как упадёт? Как окажется из охотника дичью? Как у него не останется ни шанса? Хотите увидеть, как он будет загнан, как с ним будет покончено?
Перед ответом я поразмыслил основательно. Примерно полторы секунды.
— А сколько приплатить, чтобы уж точно, с гарантией?