ЛАЙЛ ГРОСКИ
— Сто лет не видались, — жизнерадостно сказал кузен Эрли, выплывая из темного угла. — Во что это ты влип, братишка?
Вир побери, невезуха какая. Всё-таки Трогири переусердствовали с «Истиной на ладони», или какая там помесь зелий даёт такой эффект?
— Ты же применил «Холодную голову», — напомнил Старый Лис Флористан, выплывая из второго угла. Ручеёк крови на его щеке неприятно серебрился. — И было ещё то ли зелье, то ли артефакт раньше. Если сюда войдёт сотня розовых мортахов — я бы на твоём месте не удивлялся, сынок.
Эрли захохотал, вынул из своего горла ножичек и воспарил к потолку.
— Не отказался б глянуть на такое! Эй, Лайли, давай не жмись. Собирался мозгами пораскинуть — на троих оно пойдёт вернее!
— Я всегда давал тебе хорошие советы, — заверил Флористан и почесал простреленный висок. — А, кстати, ты пристрелял свой «горевестник»?
Я заверил, что ещё как пристрелял — на прошлой увольнительной растратил аж пять зарядов на это дело. Призраки дружно умилились моей предусмотрительности. Я начал понимать, что компания-то у меня не худшая.
— Готовишься, братишка? — Эрли был участлив сверх меры. — И как там твой план? Ты же должен был предложить им какой-то да план, уж я-то тебя знаю.
— Предложил, — признался я и потрогал здоровенный кровоподтёк на скуле. — Можно даже сказать — его приняли. Кхм… с оговорками.
— Хороша оговорочка, Лайли! Но ты им что-то многовато выложил. Прямо как одному законнику из отдела Тайных и Внутренних, а-а-а?
— Он же опять был под зельем правды, — вступился за меня Флористан. — И я бы так сказал, кое-где он не совсем… Но это не главное, главное вот что: мортах. Ты же узнал что-то о мортахе, да, сынок? Выспросил у них или вспомнил?
— В одном уверен — они разбираются в мортахах ещё хуже, чем в травах. И у них точно не было Гриз Арделл в качестве наставника.
— Мортахи — как законники, братишка?
— Мортахи — как законники, ага. Упёртые, как Тербенно. И хитрые, как… ты. Им нужен точный приказ. Тогда они будут ему следовать. Потому что если будет хоть возможность переписать приказ под себя или обойти… Вот о чём говорила Гриз. Вспоминала насчёт мортахов, с которыми приходилось встречаться ей и прочим варгам. Она говорила — умные твари. И останавливаются они в трёх случаях. Когда заказчик произносит формулу подтверждения — то есть изначальный приказ выполнен. Когда заказчик произносит формулу отчуждения — то есть в услугах не нуждаются больше. Но заказчик-то ведь может умереть, а? Или приказ может оказаться неточным. Потому есть третий, самый опасный случай… мортах останавливается, когда сам посчитает, что выполнил приказ. А теперь скажи, Эрли… вот, к примеру, тебе сказали, что нужно повязать контабандиста, чтобы съездить в отпуск. Ты вяжешь одного за другим дюжину, а тебе всё не дают отпуска и повторяют: лови контрабандиста! Если ты повторишь это два десятка раз, а начальство всё недовольно — что ты подумаешь?
— Что я уж как минимум ловлю мелкую шушеру, когда нужно… а-а-а-а…
Я скучал по этому смеху. И по одобрительным взглядам Старого Лиса.
— Ты всегда отлично влезал в чужие шкурки, сынок. Вот, значит, как. И вот, значит, почему… с датами, да?
— Ага, — кивнул я. — Нестыковочка с датами.
— Отлично, сынок, просто отлично. Теперь-то понятно: это решает две проблемы из трёх. Правда, третья проблема… Что ты будешь делать с третьей проблемой? Ведь он, насколько помню, спас тебе жизнь три раза?
— И не посчитать, сколько раз её изгадил, — Эрли почесал за ухом и фыркнул. — А это только увеличивает проблемность. Пара хороших выстрелов…
— Выстрелы — глупости, — твердил Старый Лис, раскачиваясь, будто в такт качке. — Я пересмотрел своё отношение к оружию с Пустошей после своей смерти. Нет-нет, можно проще, изящнее, а? Просто посмотреть со стороны. Отойти в сторону и посмотреть, да…
— Есть другой выход, — прошептал я, и почему-то в оконном стекле пригрезились печальные глаза, наполненные зеленью. — Рискованный выход.
Эрли и Флористан разом расхохотались так, что комната качнулась и размылась.
— Девяносто семь за один выход — и три за другой, — проплыл надо мною голос Старого Лиса. — Ты же не пойдёшь на риск, сынок? План ведь не таков?
— Откуда вы знаете, каков мой план? — голос сорвался в резкий писк, и собеседники зашлись булькающим смехом.
— Потому что не ты приводишь напарников живыми, — сказал рыжий кот с окровавленной грудью и подкинул вверх метательный ножичек. — Нет у тебя такого правила.
— Потому что ты всегда выбираешь простое, — сказал седой лис, на шкурке которого запеклась кровь.
— Потому что ты — это ты, — отскочило от стен каюты, поваленных бутылок рома, я повернул голову и увидел в отражении бутылки серую вытянутую морду с желтоватыми резцами.
— Потому что главное — выжить, — хрипло сказала морда, и я взвизгнул, кинулся бежать, проскочил по гладким, качающимся доскам, протиснулся, обдирая бока, в приоткрытую дверь каюты…
— Главное — выжить! — неслось на два голоса вслед, но я рванулся подальше от них, в объятия давнего кошмара, где — я знал, будут утробные, жадные вздохи «костоломки», горящие паруса и ночное, бурное море, и трупы на палубе…
Но горели не паруса. Пылало небо, и от этого вода вокруг была цвета крови, а может — это и была кровь, кровавое море без конца и края, и утлый, неуклюжий кораблик на волнах. А вокруг были сплошь острые скалы, виры и пропасти, и кораблик сносило прямо к краю разверзшейся бездны. Рычали звери в каютах, и Уна и Фреза лазили по мачтам и пытались что-то творить с парусами, и звучала издалека будто бы дудочка боцмана, а кораблик подскакивал и крутился, неуклюже раскачивался на волнах…
— Нет рулевого, — сказал кто-то тихо.
Гриз Арделл была непохожей на себя: бледная, с распущенными и приглаженными волосами — и ещё она серебрилась, была в струящемся, лёгком одеянии: то ли хламида, то ли сложенные крылья. Брови у неё были нахмурены, взгляд сосредоточен, и походила на кого-то виденного давным-давно, только один раз, в высокой белой башне Акантора…
— Как это нет? — я оглянулся и увидел мотающийся без контроля руль. — Разве ты не можешь?..
— Нет, — тепло от её ладони на щеке показалось ожогом — мне нужно лететь, Лайл. Попытайся ты.
— Но я же не умею рулить, — это показалось до того забавным, что я улыбнулся. Но она не ответила на улыбку — тихо шевельнула губами: «Учись». И взмахнула серебристой накидкой, как крыльями, сорвалась с палубы и затерялась то ли в море крови, то ли в море огня, а над головой плеснули огромные крылья, и я понял, что небо горит из-за феникса…
Паруса подожжёт! Палуба вертелась и выскальзывала из-под ног, но я вцепился в горячее, гладкое дерево штурвала, повис на нём, стремясь отвернуть корабль от бездны…
— Держи ровнее, Пухлик! — заорала Мел, появляясь из ниоткуда и вцепляясь в штурвал. — У меня тут мортахи размножаются!
— Куда держать? — завопил я в ответ. — Я же не умею рулить! Нужно…
— Спрыгнуть, мой сладенький?
Поверх моих пальцев легла тёплая ладонь — и алые волны опали перед носом корабля. Аманда запела что-то на языке нойя, мы удерживали штурвал уже втроём, но непонятно было — куда плыть…
— Кто здесь главный? — крикнул я и завертел головой, пытаясь найти фигуру на капитанском мостике. — Какой курс?
Показалось — на фоне пламенеющего неба обозначился силуэт на мостике — и я почти узнал его, но тут корабль резко вздрогнул, заваливаясь на борт. И я ругнулся сквозь зубы, стиснул в потных пальцах штурвал, повис на нём всем весом…
…и вывалился из сна прямиком в комнату поместья Мертейенх. Пред очи нервного Нардена Трогири. Тот подозрительно глядел, как я расцепляю пальцы, намертво сжатые на столбике кровати.
— Рассвет скоро, господин Гроски, — он прямо-таки потел от предвкушения, а справа и слева от него стояли специально отобранные егеря со здоровенными тяжёлыми «скроггами» с Пустошей. — Пора на небольшую охоту.
* * *
Солнце не торопилось на небо. Вместо этого там проступала куча алых полос. Похоже было, что светило прирезали ночью, а следы как следует не затёрли, так что вот-вот набежит группа бравых небесных законников — для следствия…
Пасть калитки глухо лязгнула за спиной.
— Быстрее шагай, — буркнул егерь Борак, длиннющий и носатый. Рванул меня за связанные руки вперёд. Коренастый безусый Клайс тем временем подтолкнул дулом сзади.
— Честное ковчежническое, не вижу я в этом особенного смысла. Раз — мы продвигаемся на всех парах к ушибленному жаворонку, могу бочку пива поставить — пока будем идти, он проснётся и упорхает. А если даже и нет — услышит, как мы идём и всё равно свалит. Два — я ни разу не был в тейенховой роще, вир побери, ну и красотища!
Шелестели и сияли деревья тейенха — громадные колонны, напитанные теплом. Пахло гарью и немножко — горьким тейенховым соком и взрытой землёй. С каждой жилистой, могучей искрящейся ветки на нас мог сигануть мортах или тот, который похуже мортаха. Потому ребятушки нервничали и шикали. Зря они так: роща спала, роща притаилась и испугалась. О ночном буйстве бестий напоминали вывернутые с корнем молодые саженцы, пропалины, взрытая земля да обломанные ветки.
Вообще-то, за это нужно было сказать спасибо мортаху.
Это случилось через полчасика после того, как меня начали выспрашивать о Нэйше. Летящая очертя голову самка яприля затормозила ни с того ни с сего. Потом в Чаше обозначилась неясная клякса — словно часть леса, которую малость подкрасили синим с бока. Яприлиха попыталась свернуть, но клякса будто обтекла её, взлетела на дерево и опять оказалась впереди. Снова послышалось хныканье маленькой девочки. В воздухе высверкнуло алое жало.
Самка яприля ещё попыталась было побиться в деревья или проломиться через кусты — но даже в Чаше было видно, что бешенство её оставляет, и она дрожит. Непонятное марево всё время оказывалось перед ней, мелькало жало — и в конце концов яприлиха тяжко вздохнула, бухнулась на бок.
— Поза покорности, — уронил себе под нос старший Трогири.
Неба за тёмным шатром листвы рассмотреть больше не удавалось, но вокруг постепенно светлело. Светлые сумерки тейенха переходили в мутный, но всё-таки день, только от ручьёв поднималась белесая дымка.
Темп и направление задавали егеря. Я шёл между ними, а меня время от времени деликатно попихивали дулами, подсказывая — куда.
Клетчатая рубашка мелькнула в кустах, я остановился и получил полновесный тычок «скроггом» в спину. Тряхнул головой — тьфу ты, просто паутина — и зашагал дальше, и в ушах противно позванивало, а во рту уксусом отдавалась оскомина.
— Давай, ори, — хрипло буркнул Клайс. Стало быть, уже близко. Ну, раз тут нет предрассветной песни яприля…
Я набрал в лёгкие побольше воздуха и заголосил:
— Нэ-э-эйш! Рихард Нэ-э-э-эйш!
«Гу», — хмуро сказала с ветки какая-то птица, которая и без того пережила не самую лёгкую ночку.
Парни вошли во вкус и пихали меня теперь двумя стволами, я орал всё сиплее и жалобнее, а тейенховая роща молчала, и с деревьев не торопились сыпаться идеальные убийцы, всё равно какого роду и племени.
Так что вступил Клайс — при помощи артефакта-усилителя.
— У нас твой приятель, и он под прицелом двух «скроггов»! — заорал егерь. — Выходи и скинь маск-плащ, а то мы твоему дружку мозги высадим! Эй! Слышишь!
Звучало чертовски решительно. Толчок в плечо был болезненным по-настоящему.
— Н-э-э-эйш! — заорал я. — Рихард Нэ-э-эйш!
— Мы знаем, что ты здесь! — подключился Борак. Он звучал менее решительно, но более басисто. — Выходи, и без твоих штучек! Иначе он труп, понятно? Даём тебе четверть часа, чтобы показаться! Мы тянуть не станем! Попробуешь напасть — убьём его тут же! Ты, ори давай!
— Нэ-э-эйш!!
Издевательское молчание да перекличка встревоженных птиц. И любопытный шёпот листьев в кронах. Листьям тоже интересно — а не навернётся ли кой-чей план, споткнувшись о нежелание Нэйша играть в «Спасите Лайла» в четвёртый раз. Может быть, три раза — для него предел? Может, он открыл для каждого из ковчежников собственный счёт в ушибленной головушке? Что, если он попросту решит не отзываться? Или посмотреть на решимость тех, кто держит меня на прицеле?
Потому что с решимостью-то всё просто отлично.
— Десять минут! Потом мы прострелим ему ладонь с Печатью! Потом начнём поминутный отсчёт! Мы знаем, ты слышишь!
Дуло «скрогга», который держал Борак, теперь упиралось в висок. Клайс целился в правую ладонь. Надо же, ребята сносно управляются с оружием Пустошей. И знают, как держать под прицелом мага. Кем, интересно, они были до Города Рабов?
— Нэ-э-эй… — голос сорвался, а «эйш-эйш-эйш» стухло где-то между деревьями. — Вир побери! Они хотят меня убить!!
И если он не появится — наверняка это и сделают. Я же говорил своим галлюцинациям — с моим планом не то чтобы согласились… Малость подредактировали.
— Пять минут! Мы прострелим ему Печать! Выходи без маскировки! Мы знаем, что ты нас слышишь! У нас твой напарник! Выходи сейчас! Четыре минуты!
— Нэйш, ч-ч-чёрт тебя, они настроены серьёзно! Хватит выпендриваться!
Хотя ему же наплевать — есть ли у меня магия, сколько у меня пальцев или сколько ушей. Вполне может подождать ещё полчасика.
— Три минуты! Выходи сейчас, или мы его убьём! Прострелим Печать! Отрежем всё лишнее!
Кажется, я догадываюсь, кем эти ребята могли быть до Города Рабов. Нужно спросить — они не знают Фрезуанду Волнорезку?
Хотя нет, нужно поорать перед мучительной агонией, когда моя Печать окажется прошибленной пулей.
— Нэйш! Прошу! Ну же!
— Две минуты! Две минуты, потом он лишится Печати! А потом умрёт! Из-за тебя! Выходи сейчас же без маскировки! Одна минута! Отсчёт пошёл, мы будем стрелять!
Крыса немо орала где-то в груди. Пока Борак распутывал верёвки, а Клайс шипел: «Вытяни руку перед собой, ладонь вниз, попытаешься ударить магией — мозги тебе вышибем». И мокрое от пота дуло тыкалось в висок, и стекала по нему холодная капля, и нужно было додумать: я же знал, вир побери, я же догадывался, что так и будет, просто иначе не складывалось, и это была единственная возможность…
Один шанс из сотни, чтобы не убрали сразу, как свидетеля.
— Десять секунд! — гаркнул Клайс, и к ладони прижалась холодная сталь. — Мы стреляем! Девять!
Я зажмурился и закусил губу.
— Восемь!
Роща вымерла, и только азартно перекрикивались прощальники с ветвей: «Ай! Ай! Прощай!»
— Семь! Шесть!
Лёгкий шорох чего-то соскальзывающего с веток. Мягкий звук шагов. И тяжёлое, рваное дыхание егеря над ухом вместо продолжения отсчёта.
Когда я приоткрыл глаза, Рихард Нэйш стоял ярдах в двадцати. Словно недобрый лесной дух: на щеках остались следы крови, на светлых волосах тоже. Сумки при нём не было — духам не положено, — а маск-плащ устранитель как раз красиво опустил на землю.
— Я же говорил, Лайл, — будто мы виделись минут пять назад, а я просто сбегал в уборную посреди разговора. — Пора нам с этим завязывать.
— Полностью согласен, — прохрипел я. Дуло теперь упиралось только в висок: Клайс взял под прицел Нэйша.
— Вынь палладарт и брось на землю. Вместе с цепочкой.
— Оружие Пустошей, — раздумчиво сказал Нэйш. — Ты с ним знаком, Лайл?
— Э-э… есть немного.
— И что скажешь?
— Если ты убьёшь того, что слева — правый успеет меня грохнуть.
— М-м-м.
— А если ты ударишь по правому — они успеют грохнуть нас обоих. Хотя тебя-то, может, Дар спасёт. Проверишь?
Нэйш совершил неопределённое движение бровью, которое можно было истолковать, как «Почему нет». Егерей такая мимика не устроила.
— Брось палладарт, или мы стреляем!
— В него или в меня? — осведомился Нэйш, и палладарт неспешно всплыл в воздух над его ладонью.
— В обоих, — отрезал Клайс, сделал несколько шагов назад и оказался на исключительно выгодной позиции. Я его теперь не видел, расстояние для палладарта было великоватым, и даже если бы Нэйш успел нанести удар и уйти из-под выстрела — я неминуемо оказывался трупом.
— Дарт в обмен на Лайла Гроски, — устранитель огорчённо качнул головой. — Аманда бы сказала: плохой торг. Ты как полагаешь, Лайл?
— Как будто ты… меня… послушаешь.
— Ну, для разнообразия… Как думаешь, мне стоит остаться безоружным ради тебя? Так будет лучше? Ты посоветовал бы мне это вот в этой ситуации?
Мантикорий сын. Я сглотнул прохладный утренний воздух и закрыл глаза, чтобы хоть лица его не видеть.
— Да. Я… советовал бы тебе это. Просто поверь… если сможешь: это лучший из выходов. Доволен? Или что — мне нужно перейти к горячим просьбам, мольбам, или… вир побери, Нэйш, ты ж всё равно сделаешь, как решил, а сейчас просто удовольствие получаешь.
— Бросай дарт, или… — дуло «скрогга» вжалось в висок — это Бораку показалось, что о нём малость забыли.
Устранитель вздохнул и убрал ладонь, позволяя атархэ упасть в траву — и я медленно проводил глазами кувыркающееся серебристое лезвие.
Когда я поднял глаза на Нэйша, тот улыбался почти добродушно.
— Сколько проблем с тобой, Лайл. Но правило есть правило, верно?
— Спасибо, — шепнул я. — Спасибо…
Серебристая игрушка, скрытая в широком рукаве куртки, скользнула в правую ладонь, и через секунду в лицо устранителю смотрело дуло «горевестника».
— А теперь подними руки, сделай пять шагов вперёд и опустись на колени.
Пару мигов он изучал сперва дуло, затем — дольше и с куда большим интересом — моё лицо. Потом «клык» вскинул брови и показал зубы в обворожительнейшей улыбочке, будто я преподнёс ему невесть какой сюрприз.
— Даже и так?
— Ну, ты сам твердишь — у каждого есть слабые точки.
Старикан Трогири в своей «комнате уединения», небось, пеной в этот момент от азарта изошёл.
— Отпустить вас туда связанным и под прицелом егерей? — переспросил он, когда я выложил ему часть плана. — И вы думаете, он бросит оружие? Позволит связать себя? Ради вас? Вы видели те картины в холле? Мой атархэ? Даже если под прицелом стоял бы мой сын…
Нарден Трогири смущённо покашлял. Я постарался ухмыльнуться как можно безмятежнее.
— Правило есть правило. Он всегда приводит напарников живыми. Это его слабое место. Его маленькая традиция, которую он и до ковчежников соблюдал. Оцените, насколько она ему дорога, если как-то раз он схлестнулся с ордой йоссов, почуявших кровь. Та ещё была схваточка, мне говорили. Так что, как бы это сказать, слабая точка моего напарника стоит прямо перед вами.
— Слабые точки, — повторил Нэйш, пока неторопливо отмерял пять шагов с приподнятыми руками. — У тебя это желание выжить, не так ли, Лайл? Страх. Или ещё и деньги? Что тебе предложили?
— Вот видишь, мы с тобой друг друга поняли. Куртку долой, пояс с ножнами и зельями тоже. Клайс, подбери дарт, сразу суй в сумку, чтобы не призвал.
Егерей на самом деле выбирал я. Тех, которым в Тавентатуме не вышибли мозги окончательно. Клайс так точно сохранил творческую натуру: когда я приказал мне врезать — вмазал так, что в ушах зазвенело.
Но что тут поделаешь, если всё должно было выглядеть натурально: бедолаженька-напарник-заложник, связанные руки, угроза для жизни. Следы побоев, а как результат…
— Помнится, мы это с тобой уже проходили, Лайл, — говорил Нэйш, неторопливо стаскивая куртку. Под ней оказалась плотная, но тонкая вязанная кофта без пуговиц, наподобие тех, которые богатеи надевают для новомодной гимнастики. — Как там было? Второй совместный выезд, беспамятники. Два твоих гильдейских товарища, один из них с арбалетом… Чем же это закончилось, не припомнишь?
Воспоминания тряхнули ознобной болью. Светящиеся стволы тейенха на миг сложились в сырые стены рифской допросной.
— Мы стали лучшими друзьями, а мои друзья, как известно, долго не живут, — я держал серебристую игрушку с пустоши таким манером, чтобы это не оставляло сомнений. — Есть пара отличий, если вдуматься. В тебя сейчас целятся трое, ты не в белом, да и… заведи руки за спину. И помни: эта штучка как-то сделала прореху в твоём костюме. Вздумаешь чудить — и я наделаю прорех в тебе.
Момент был опасным. Мускулы под чёрной облегающей тканью были уж слишком расслабленными — от этого казалось, что я смотрю на алапарда, который втянул когти, чтобы подождать добычу.
— Значит, Шеннетен, — голосок у «клыка» был прямо-таки порхающим, а вот глаза обратились в две прозрачные льдинки. — Ты запасся оружием в трюфельном хранилище…
— Как знал, что пригодится. И уж поверь, свои навыки я обновил.
Нэйш склонил голову набок, оценил то ли мою стойку, то ли то, как оружие лежит в руках. Но проверять не стал. Хотя заткнуться явно было выше его сил.
— Обновил не только навыки стрельбы, вижу. Так задерживают в Корпусе Закона?
— Там тебе придавили бы ладонь с Печатью и отпинали ногой под рёбра, чтобы не трепался. Так что не искушай.
Ещё в Корпусе есть особые наручники — вроде рифских кандалов. Магические, с кристаллами-артефактами вместо ключа. У Трогири в поместье не водилось такой красоты, потому довольствоваться пришлось верёвками. Борак уже доказал, что вязка узлов — его конёк.
— Поднимайте его, ребята. Держите под прицелом. Напоминаю — дёрнешься, и Уна будет плакать очень громко.
— Наверное, не она одна. И разве предполагается другой исход?
— Просто небольшая прогулочка в сторону поместья. Можно сказать, тебя приглашают сыграть в «Вершину цепи». Может, тебе даже и понравится.
Мэйс Трогири долго смаковал так и этак, поглядывая в Чашу, где мортах потихоньку укрощал зверей. Потом поднял на меня глаза:
— Вы предлагаете нам содействие, я верно понял?
— Так уж вышло, что я как раз подумывал сменить работу в питомнике. Скажем, на что-то более привычное. И раз уж вы всё равно меня туда закинете — почему не проверить мою полезность, а? Заодно получите небольшое развлечение, которого так хотели. Вам же хочется взять этого ушибленного живым?
Нарден ещё пытался что-то говорить, но в глазах его папашки уже полыхнул азарт охотника.
— Ваши условия?
— …жизнь, немного звонких монет и постоянная работа на поприще загонщика — думаю, Аманда назвала бы это хорошим торгом. А с тобой… ну, тебе в некотором роде хотят оказать честь. Удостоить кой-какого знакомства. И уж во всяком случае — убрать тебя отсюда после того, что ты наворотил. Боженьки, ты всегда оставляешь после себя пепелища?
Настороженная роща переливалась, словно храм во время праздничной службы. Гирлянды твёрдых, словно вырезанных из кости, плодов, тонко благоухали чем-то вроде нарцисса, и светились жёлтым. «Гу. Гу. Гу», — устало твердила птица над головами.
— Иногда приходится. Когда ничего больше не остаётся. Ты знаком с этой концепцией не хуже меня, Лайл. Разрушение ради выживания… так?
Интересно, что будет, если слегка дрогнуть пальцем на спусковом рычажке? В увольнительной я палил по тыквам — так забавно брызгали оранжевым соком.
— Но одно мне действительно интересно. Ты правда готов меня убить?
— Вообще-то, я предупреждал.
— А. «Не поворачивайся ко мне спиной». Не то чтобы это звучало серьёзно — учитывая то, кем ты являешься. Точнее, кем ты не являешься.
— Черти водные, вот сейчас ты скажешь, что я не такой, и мне придётся прослезиться.
Нэйш чуть повернул голову. Выражение его лица не читалось вовсе — зато видна была приподнятая бровь.
— Вообще-то, я правда не считаю тебя убийцей.
Пришлось собраться с силами, чтобы не выронить «горевестник».
— Точнее, ты не тот тип убийцы, — поправился Нэйш, столкнувшись со слишком явным обалдением собеседника. — Как я уже говорил, я недолюбливаю лишать людей жизни. Но я собрал впечатляющую коллекцию тех, кто умеет это делать. Ты безусловно способен убить в крайнем случае — но отнять у человека жизнь обдуманно и хладнокровно… нет. Ты не наслаждаешься этим, Лайл. Тебе это противно. Потому тот случай с твоим кузеном меня удивил. Чем он угрожал тебе? Должен же ведь быть некий угол, в который тебя загнали, Лайл. Ты убиваешь только в момент последнего выбора — ты или другой человек. Всегда выбирая себя.
«Всегда-всегда», — насмешливо пропели голоса кота и лиса из дрянного сна. Я зажмурился и потёр зудящую переносицу стволом «горевестника». Ладонь дёргало болью — от нервов, перенапряжения магии, кучи зелий, — и ствол казался слишком холодным.
— Скажи мне, что это плохо. Знаешь, если уж выбирать между мной и тобой…
Пришлось обойти капкан. Старую, расставленную кем-то из нынче мёртвых охотников ловушку. Ловушка Нэйша была потоньше и лучше замаскирована, я угодил в неё всеми лапками и хвостом и понял, что сейчас дождусь трёх милых, аккуратных иголок под кожу. Трёх напоминаний о том, когда он мог выбрать себя.
Поместье Линешентов. Морозное нагорье. И грязный притон в Вольной Тильвии сутки назад.
— Это не плохо. Это естественно.
Вот это уже было вовсе неожиданно.
— Помнишь, мы говорили с тобой о бесконечном круге «жертва и хищник»? В этом круге выбирать себя — наивысшая потребность. Для жертв и хищников — в твоём случае, возможно, для паразитов. Неестественно и неожиданно скорее иное.
— О, ты пытаешься сказать, что ты меня прощаешь?
— Скорее уж — я тебя понимаю, Лайл. Правда, понимаю. Что, конечно, не отменяет твоей мучительной смерти в том случае, если передо мной встанет подобный выбор. Раз уж ты включился в эту небольшую игру…
Он опять повернул голову так, чтобы видеть меня — и теперь подарил усмешечку, микроскопическую, но очень, очень острую. «Извини, но я сдеру с тебя кожу, если будет возможность. И сделаю это медленно» — ладно, а я-то чего ожидал?
— Впрочем, есть другой путь, — продолжил Нэйш философским тоном. — Путь варга. Гриз Арделл, как известно, выбирает кого угодно вместо себя. И старается сохранить любую жизнь до последнего.
— В любом случае, мы с тобой не гуляем по таким дорожкам. Не пойми неверно, я бы, может, не прочь, и вообще, полон к тебе горячего расположения. Так что может, какой-то шанс и есть, дальше увидим.
Удалось или нет вложить нужную многозначительность в голос?
— Мне придётся оставить ему надежду на то, что это двойная игра, — говорил я, когда мы расписывали всё по пунктикам: егеря, мои связанные руки, горевестник в рукаве. — Вы, само-то собой, будете слушать, через артефакты. А я, уж конечно, не смогу заорать ему: «Эй, напарничек, я вытащить тебя отсюда явился!» Да он и не поверит. Но какой-то шанс оставить надо — так он будет спокойнее. Не подкинет неприятных сюрпризов, понимаете?
Желтоглазый старикашка в кресле пожёвывал гороховое пюре и кивал, ухмыляясь косой прорезью рта.
— Что касается питомника…
— Ха. Я улажу дело — никто не подкопается. Да и вообще, сомневаюсь, что по нему будут скучать.
— Гриз расстроится.
Могучие корни сплетались под ногами и тоже едва заметно светились изнутри. Егеря переглядывались тревожно. Наши разговоры им явно были поперёк горла.
— Зато у Мел будет праздник. И у Яниста. Возможно, и у Аманды. Новые Перекрёстки, ха.
— Но Гриз расстроится. Ты даже не представляешь себе, насколько.
— Кажись, у неё теперь есть, кому утешить. Ты что — заговариваешь мне зубы? Это вроде как моя работа.
— Думал, что твоя работа в основном втираться в доверие, а потом бить в спину. И бежать. Хотя нет, бежать — это результат.
— Знаешь, когда ты говоришь — во мне как будто что-то помирает.
Очень может быть, это остатки совести. Хотя нет, едва ли. Наверняка это чёртов грызун.
— Может, стоит идти потише? — это уже Борак, к нему вернулась вежливость после того, как мы доиграли трагедию «Пленённый напарник». — Зверь, знаете ли…
— Следит, — любезно откликнулся Нэйш, и крыса внутри перестала царапаться, но зато и разродилась двумя дюжинами мелких, ползучих крысенят. Холодных и влажных, и все носятся по хребту. — Как ты думаешь, Лайл, с учётом того, что я связан, а ты держишь меня под прицелом… Кто из нас кандидат для следующей атаки?
— Чёрта с два, — возразил я, но сделал это шёпотом. — Я-то не охотник.
— Безобидный милый грызун, и мы все это знаем. Не крадёшься, никого не выслеживаешь, а это просто дружеская прогулка, во время которой я безоружен и почему-то держу руки за спиной. Говорят эти милые создания смотрят на мир довольно иерархично. Так вот, если ты…
Я запнулся за толстенный корень, выругался шёпотом и от души посоветовал Нэйшу заткнуться, пока мы не решили, что мортаху пора завтракать. Устранитель хмыкнул и замолчал почти что до калитки.
А недобрый взгляд щекотал между лопатками. Что-то бесшумное, но быстрое шло по деревьям, иногда оказывалось справа, слева, сверху — и наблюдало, оценивало, прикидывало.
Готово дело, привлекли внимание. Неплохо бы — чтобы мортах и дальше шёл следом, только б не влез… В конце концов, никто из нас тут пока что не охотник, а? Связанный устранитель, два егеря-раба, которые вот-вот наперегонки рванут к заветной калиточке. Да толстая пожилая крыса, перепуганная и уповающая на свою удачу игрока…
Нэйш заговорил, когда впереди замаячила ограда, и бедолаги-егеря рванули открывать калитку, наплевав и на приказ, и на меня. Он остановился — теперь под прицелом только моего «горевестника» — повернулся вполоборота, глядя не на меня и не на оружие, а куда-то в лес. И обращался словно бы даже и не ко мне.
— Не боишься заиграться? — едва слышный шёпот продрал морозцем по коже. — Игра в «Вершину цепи» многим стоила жизни. Особенно когда не можешь определиться с целями… или со стороной.
В ответ он получил крысиный оскал.
— Будь спокоен. Насчёт стороны я уверен на все сто.
Или может быть, где-то на девяносто семь… как там говорил Флористан из сна? Нет, даже девяносто восемь. Два шанса против девяносто восьми — в вир болотный, у меня нет никаких особенных правил насчёт «привести живыми…»
Ни по поводу напарников. Ни по поводу заказчиков.
— А если вы лжёте? — спрашивал Нарден Трогири и по рассеянности прихлёбывал из отцовского поильничка. — Если он нас предаст?
— Он под «Истиной на ладони», — щерился калека. — Даже если бы принял общий антидот — на зелье правды они не работают. Он нам не лжёт.
Замечательное зелье, покивал я и допил третью кружку с густым бирюзовым осадком. Располагает к откровенности и не снимается общим антидотом. Солгать ты всё равно не сможешь.
Только вот если ты собираешься кое о чём умолчать — общий антидот всё-таки помогает.
Мэйс Трогири не очень-то хорошо разбирался в зельях двадцать лет назад, и с годами знаний у него не прибавилось.
Это будет роскошная игра, — заверил я внутреннего грызуна, пока мы медленно шли к калитке. «Вершина цепи». Неостановимый круг «убийца-жертва».
Три охотника на одной арене — и маленькая крыска, которая остаётся в живых, потому что не участвует.
В роли случайного свидетеля есть куча плюсов, если вдуматься. В моём случае эта роль решает вообще все проблемы.
Калитка распахнула нам объятия, егеря потянули Нэйша внутрь. Маленькая ампулка хрустнула под ногой — и игра в «Вершину цепи» началась.
Только бы клятая тварь не подвела.
ЗВЕРЬ
Я самый сильный. Самый быстрый. Самый умный.
Но я промахнулся.
С Ним — промахнулся.
Он тоже быстрый. И сильный. И умный. Поставил ловушку — бросил синей пылью. Потом воздух стал жгучим, опалило изнутри, и на миг я потерял Его. Но всё равно я мог бы пойти за Ним, по следам магии. И Он не быстрее меня. Не сильнее меня. Он — как другие охотники, которые были целями. Только лучше.
Ушёл я не поэтому, а потому, что промахнулся. В первый раз.
Усомнился в цели.
Найти Охотника. Убить Охотника.
Охотник ли Он? От Него пахнет кровью и смертью, и ещё магией Защиты, не такой, как у Запретительной Черты, раньше я такого не чуял. И есть что-то ещё, что-то иное, чего я тоже не чуял раньше.
Хищник, но не охотник? Убийца, но не охотник? Или Он притворяется? У Него есть защитный окрас. Может, есть ещё хитрости? Чтобы я неправильно чуял?
Моё чутьё пострадало, и приходится потратить время. Я нахожу хороший ручей и окунаю в него морду. Убираю защитные чешуйки и пробую языком. Двое из тех, которых я убил, пытались положить в воду яд, но я сразу всё понимал.
Пью и отдыхаю в воде, струи щекочут морду, вымывают жгучее из ноздрей. Синее, блестящее на боку очень липкое. Нужно оттереть о траву и кору.
Чутьё возвращается, и скоро я смогу найти Его. Надо за Ним понаблюдать. Может быть его послал тот, главный Охотник из логова, чтобы запутать меня?
«Найти Охотника. Убить Охотника», — властно звенит под кожей.
Ухо ловит громкие крики. А чутьё начинает слабо различать кровь вдалеке. Вонючие Крикуньи дерутся над добычей. Глупые жертвы. Они мешают: чутьё ещё не вернулось, и я слышу только кровь, кровь, вонь и вопли.
И потом ещё визг и треск, и хрип. Это ещё одна жертва, из Больших-с-копытами, выходит из себя. Обычно они покорны. И хотят только еды и сна. Может быть, этот встретил Его? Но жертва только ранена, ранена и разозлена.
Нужно посмотреть. Понаблюдать. Прекратить. Это моя территория. Жертвы должны быть покорны. Соблюдать мои правила.
Я становлюсь ветром и иду к одному из Больших-с-копытами. Это самка, и она ближе всего. Приходится погнаться за ней и напомнить, что нужно быть покорной. Сначала она упряма, потом показывает, что подчиняется.
Тогда я иду к Вонючим Крикуньям. Они дерутся над телами двух своих. Чутьё работает плохо, и всё забивается кровью. И Крикуньи в крови, и не хотят подчиняться. Тогда я просто убиваю ещё трёх, а остальные разбегаются.
Кровь просачивается в чутьё, кровь и жгучее, которое ещё действует. Он тут был? Я ищу в округе и нахожу отпечатки Его ног. Если Он тоже наблюдал за Крикуньями, то я близко.
Слишком шумно. Ещё один из Больших-с-копытами взбесился и бьётся в деревья. Беспорядок. Вызов. Нужно прекратить.
Я обращаюсь в воду, в лес, в ветер. Останавливаю глупых жертв. Они слышат не сразу. Но потом всё-таки принимают позы покорности. Понимают, что я самый сильный.
Только Дышащая Огнём бросает мне вызов, и приходится убить и её тоже. Она молода и вкусна, и я подкрепляюсь ею.
Чутьё почти вернулось, но слишком много гари вокруг. И запаха магии, и страха, и бешенства, и горького древесного сока. И крови. А Его я совсем не чую, наверное, Он очень хорошо запрятал следы.
Хочет схитрить. Выманить меня сейчас. Но я слишком много обращался в ветер, и я поел и уже не так лёгок. Нужно подождать света. Тогда последить.
Я оттираю остатки синего, блестящего: катаюсь по траве, трусь о стволы деревьев. Заскакиваю на дерево. Дремлю и прислушиваюсь. И думаю, почему я промахнулся.
Свет приходит с большим шумом. Это идут жертвы, посланники того, из-за Запретительной Черты. И ещё кто-то с ними. У него холодная магия и незнакомый запах.
Никто из них не охотник. Новая жертва — неуклюжая и смешная, громко пыхтит и много разговаривает. Другие пихают этого, как будто они тут хищники. Они хотят охотиться на него на моей территории? Или съесть его? Или отдать мне?
Всё это очень интересно, потому я превращаюсь в листву и следую за ними.
Потом они кричат. Зовут кого-то, и в голосе того, нового — страх. И ложь. В голосах двух других — угроза и тоже страх. Это ловушка. Приманка. Как если бы вкусного козлёнка привязали к капкану. Один из охотников, которых я убил, так поступил.
Тот, кого они призывают, здесь. Тоже следит за ними, тихий и невидимый для них. Я вижу и чую Его сверху, но не начинаю охотиться. Они с Ним вместе? Или охотятся на Него? Но тогда они — охотники, а Он — жертва? Этого не может быть.
Но Он зачем-то выходит к ним, снимает маскировку. Потом отбрасывает своё жало. Потом принимает позу покорности, потому что тот, третий угрожает ему чем-то.
Я самый умный, самый хитрый. Легко читаю следы, запахи, магию. Вижу ловушки.
Но я запутался.
Тот, третий внизу низкого роста и слишком жирный для охотника. Магия его слабая. Но я слышу в нём что-то не то. Он носит с собой ещё магию? Или это то, как он ведёт себя?
Они все идут теперь к Запретительной Черте. И я мог бы убить их всех, но не стану. Они не угроза. Не охотятся. И не бросают вызова.
Опять превращаюсь в листву и слежу за ними. Может быть, этот, третий, тоже хищник и охотится на Него? Обманул Его и поймал в ловушку? Тогда получается, что тот лучший охотник. И того надо убить, хоть он и выглядит безобидным.
Или они все тут жертвы, а это — ловушка для меня от Того-что-в-Логове?
У Запретительной Черты они останавливаются, и я думаю, не броситься ли на них. Но это плохая охота. Слишком быстрая. Но если прореха в Запретительной Черте откроется — может быть, я смогу проскочить внутрь? Найти, кто там есть, в логове?
Я пытался раньше, но у тех, кто там засел, есть глаза в воздухе. Они следят. И не открывают прореху, если я близко.
Две жертвы и два хищника проходят за Запретительную Черту. Я иду за ними и тут слышу странный запах. След того, третьего, пахнет невиданным, огромным хищником. Большой добычей.
«Иди за мной, там большая охота», — шепчет след, и я иду к Запретительной Черте, к прорехе в ней, потому что это так интересно и соблазнительно.
Ловушка? Нет?
В магии Черты зияет дыра, я чую её. Дыра отдаёт магией холода. Они оставили мне проход? Хотят, чтобы я пошёл прямо в логово?
В логове может быть ловушка. Но в логове может быть Охотник, которому покорны все другие. Может, он прислал этих двоих, чтобы они заманили меня к нему?
Цель стучит в крови, цель подталкивает. Исполнить цель и уйти, и получить ответы на вопросы, и быть свободным.
Я беру разбег и опускаю защиту, и зову мою магию. Металл поддаётся под моим ударом. Слышны крики испуганных жертв. Пусть себе кричат и бегут. Я иду по следу.
Найти Охотника. Убить Охотника.
Если они все окажутся Охотниками — я просто убью их всех одного за другим.