ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ
— Похоже на Сонный Мор, сладенькая, — озабоченно говорит Аманда. Морщит нос, наблюдая за кровью пациентов в своих пробирках. — Не думаю, что здесь болезнь или зараза. Это и впрямь сон, только колдовской, а вот что его вызывает…
Я могу сказать, что его вызывает, — думает Гриз. Глядя на бледную, почти бескровную руку юноши-полотёра. На руке — едва заметный синяк и две точки, словно зловещий знак: не отвертишься, не скроешься… не сбежишь из сказки.
— Уна, попробуй проникнуть в его сны.
Девочка подходит робко, садится на край постели, кладёт на лоб юноши руку, на которой едва заметно начинает гореть Печать Сноходца.
Ойкает — и почти сразу руку отдёргивает, словно обожглась.
— Там… он с женщинами. И они… они его зовут, всё время. Чтобы он…
Для чего юношу зовут — отпечатывается на той части лица Уны, которая не закрыта волосами. Край щеки, нос и подбородок стремительно наливаются краской.
— Понятно. Посмотри сны остальных.
Одна из девушек — в кругу семьи, за столом. Обменивается новостями, шутит с маленьким братишкой, с родителями…
— Сирота? — спрашивает Гриз и получает от Касильды Виверрент удивлённый кивок: да, вся семья погибла, девушка воспитывалась в пансионе.
Из снов второй служанки Уна возвращается, подрагивая.
— Там что-то страшное… что-то чёрное. Лес, мокрые стволы, а за ними кто-то стоит. И она бежит, а на неё смотрят… и гонятся за ней.
— Спасибо, Уна, — говорит Гриз мягко.
Если прикрыть глаза, посмотреть через ресницы — легко поверить, что перед тобой старая история: хозяйка замка прогневала богов, и в замке все заснули, и только поцелуй любви…
— У них кто-нибудь был? Кого они любили… с кем встречались? Супруги, помолвленные, любовники…
Травник испускает возмущённое «Ну, это уж…» на последнем слове. Касильда Виверрент невозмутима.
— Я прикажу узнать. И доставить сюда всех, кого сумеют найти.
Отдаёт распоряжения слугам — и те уносятся, а в приоткрытую дверь просачивается гибкий серый кот с зелёными глазами. Независимо поглядывая по сторонам, идёт между кроватями — знакомиться.
— Не выгоняйте, пусть, — говорит про него Касильда Виверрент, которую меньше всего можно заподозрить в безумной любви к кошкам. — Госпожа Арделл, вы, кажется, уже что-то поняли?
Взгляд синих глаз — испытывающий и острый.
— У меня есть догадка. Но я бы предпочла получить доказательства.
— Госпожа Арделл, по всей видимости, считает, что нам поможет легендарное лекарство времён Сонного Мора, — язвительно вклинивается лекарь Финбо. — Поцелуй любви, не так ли? Прошу прощения, госпожа Виверрент… вы, разумеется, слышали все эти сказочки о том, что во время таких Моров выживали те, кого целовали их возлюбленные. Антинаучная чушь, как доподлинно известно Академии: от Сонных Моров не было найдено лекарство, и они остались ужасными бедствиями эпохи Братских войн. И только варг и нойя могли…
— …предположить, что официальные источники могут быть неполны, добрый господин? — выпевает Аманда со сладкой угрозой в голосе. — Столько хроник было сожжено и переписано, с той и иной стороны. Чтобы скрыть преступления одних и очернить других… Иногда мне кажется, что в песнях нойя больше правды, чем в исторических текстах.
Лекарь пренебрежительно разводит руками и бросает под нос едва слышное: «Вейгорд!» Касильда Виверрент молчит. Зеленоглазый хулиган требовательно мяукает у ног Гриз.
— Аманда… нойя ведь поют о чёрных снах?
— Старые песни, сладенькая, песни для дождливых ночей, — мгновенно откликается травница. — Тёмные песни о паутине, которая прокрадывается в сны и уносит с собою. О горячих губах, которые способны развеять любое наваждение. И о маленьких следах возле уснувших — крошечных, почти незаметных следах, то ли человеческих, то ли птичьих.
Всё сходится, и всё верно, и иногда сказки и песни оказываются правдивее учёных трактатов… Когда ты оказываешься в цветочном дворце с заснувшими слугами — наука никуда не годится. Нужно чудо.
Чудо входит в комнату, настойчиво подталкиваемое тем самым господином Даллейном. Растрёпанное чудо, конопатое и сероглазое, совсем ещё юное. Парень ни на кого не смотрит — только на бледную Тарру на кровати. Бросается к ней, хватает за руку.
— Меня не пускали, — говорит жалобно. — Не верили, потому что я ещё… такого ничего не говорил.
Кому это он? Наверное, спящей. Гриз тихонько подходит, касается плеча парнишки.
— Нужно, чтобы ты её поцело…
Мальчик не слушает до конца, наклоняется и целует любимую — раз, два, три, четыре, будто количество может что-то решить. Гриз не останавливает — только наблюдает, как розовеют щёки и вздрагивают ресницы служанки.
Тарра открывает глаза посередине очередного поцелуя, недоуменно мычит, отталкивает паренька.
— Пит! Ты чего, а? А где все… там же были…
И оглядывается, ищет тех, с которыми говорила во сне — родителей, братика, может, ещё какую-то родню. Видит Касильду, стыдливо вскрикивает и закутывается в простыню:
— Ой, госпожа…
Но тут подлетает Аманда, обволакивает воркованием: «Ничего не бойся, сладенькая, никто тебя не будет бранить, ты была больна, а вот сейчас мы выпьем укрепляющего, да-да-да? И только посмотри, какой верный у тебя поклонник: вызволил из чёрного сна, ай-яй, молодчинка, мальчик, а тебе вот успокаивающего — и давай до дна…»
Гриз перехватывает требовательный взгляд Касильды Виверрент. Чуть склоняет голову: готова говорить.
Вместе они отдают последние распоряжения. Жестами — потому что и без того ясно, что делать: слугам Касильды — искать пару для остальных спящих. Аманде и Уне — ждать результатов и хлопотать пока вокруг Тарры и её друга. Местному лекарю — молча изумляться.
Серый кот, гордо подняв хвост, идёт вслед за ними в соседнюю гостиную — всю обитую деревом. Показывает путь, а потом гордо разваливается на дорогой зелёной софе.
— Говорите, — тихо просит Касильда Виверрент. Она вырастает посреди комнаты, будто синий цветок с белым венчиком.
— Веретенщик. Ложный василиск, моровик черносонный… настоящий виновник Сонных Моров двухсотлетней давности.
— Это животное? Вернее… бестия? Магический зверь?
— Не совсем. Вернее, с виду — это ящерица. Совсем небольшая, меньше пяди в длину. Часто разноцветная и может становиться ярче или тусклее в зависимости от настроения или состояния. Может дышать, есть, испражняться и размножаться — на этом сходство с животными исчерпывается. Веретенщик не создан природой. Он был выведен магами во время Братских войн Айлора и Вейгорда. Теперь уже неизвестно, какая сторона несёт ответственность… но это вид магического перерожденца, и создавался он как оружие.
В памяти распахивается нужная дверь — впуская в весенний вечер, в запах сочных трав. Темнеет, и мотыльки собираются вокруг светильника, а лёгкий ветерок шевелит страницы на столе, и за спиной — тёплый смех бабушки: «Снова за старыми дневниками засиделась?» Пожелтевшие от времени страницы уводят на два века назад, в них кровь Братских войн и описание внезапно уснувших людей.
По ту и другую сторону.
— Наставницы и главы наших общин ведут дневники, которые хранятся в общинах столетиями. Во время Сонных Моров, когда возле уснувших начали замечать необычных ящерок, маги обратились к варгам. И тем удалось узнать кое-что о веретенщиках. Так вот местные оранжереи для них — идеальная среда обитания. Если он тут не один… это отличное место и для размножения тоже. А свою территорию веретенщики защищают очень агрессивно.
Гриз очень надеется, что Касильду Виверрент всё-таки можно напугать.
— Вы видите сами — угроза крайне серьёзная. И я настоятельно советую вам на время…
— Нет.
Жена Хромого Министра говорит это тихо, совсем не властно. Но тоном, который ясно даёт понять: другого решения быть не может.
— Я не покину Цветочный Дворец на неизвестное время. Чары защиты завязаны на личность хозяйки и на её приказы. Пока я здесь — дворец скрывает то, что в нём… даже от тех, у кого есть право доступа внутрь.
Она присаживается на софу возле серого кота — и кот недоверчиво косится, фыркает, но с софы не поднимается.
— Это место хранит в своих стенах далеко не только цветы.
Трудно не распознать крепость, когда внутри тебя самой — стены, стены и бойницы. А Цветочный Дворец — это артефакторная крепость. Изящная, утопающая в цветах неприступная твердыня, в которой скрыты чужие секреты… документы? Люди? Можно не спрашивать — от кого они скрыты здесь. Против кого так упорно сражается Касильда Виверрент все эти годы.
— Госпожа Виверрент, ваши опасения я понимаю. Простите мне мою прямоту, но в случае вашей смерти дворец останется без защиты наверняка.
— Можете звать меня по имени. Гризельда… Гриз, если позволите. Ведь в случае укуса проходит какое-то время до смерти. И жертву ещё можно вернуть через день, два… как вернули Тарру?
— Это всё очень неточно, всё зависит от организма, но…
— В таком случае вы можете обо мне не тревожиться. Однако нужно отослать слуг, — она поднимается, стремительная и сияющая. — Тех, у кого нет… лекарства. Я отдам распоряжение о переводе в одно из моих имений всех одиноких, несчастных в браке, не влюблённых. Словом, тех, кого невозможно пробудить поцелуем. Верно ли я поняла — это действует и в случае безответной любви жертвы или к жертве?
Гриз щурится, споминает старые, похрустывающие страницы дневников. «Если ты любишь, если тебя любят»… Действует, да, вот только на ранних этапах, здесь и влюблённость подойдёт, и страсть, и устоявшиеся чувства, а потом «чёрный сон» уводит жертву веретенщика всё дальше, и чувства нужны взаимные и крепкие. И всё это она излагает Касильде, которая смотрит на Гриз ласково, будто на давнюю знакомую.
Взгляд доверчиво приоткрывает истину: «Верно, верно, я не боюсь. У меня есть лекарство, которое легко отыскать».
Счастливых в любви, говорят нойя, легко узнать по сиянию. И если приглядеться — то можно рассмотреть… за красотой, безупречными манерами, ненавистью к мужу. Сияние — даже когда хозяйка дворца спрашивает:
— Итак, после того, как мы обезопасим слуг — что мы будем делать? Вы уже оказали мне неоценимую помощь, Гриз. Согласны ли вы и ваша группа помогать и дальше?
— Я не знаю, сможем ли мы хоть что-то. Мои знания всё же ограничены, и разумом с веретенщиками соединиться нельзя.
Магические перерожденцы даже не слышат голос крови варга, не слышат и не отзываются. Но это люди — тут. Засыпающие беспробудным сном люди, и неизвестно сколько перерожденцев на территории, и если они начнут размножаться…
Лайл Гроски прав. Ей сделали предложение, от которого нельзя отказаться.
— Да. Я сделаю всё, что смогу. На двух условиях. Первое — моя группа… те, кто находится в опасности — должны быть удалены из питомника, как и ваши слуги.
Касильда Виверрент кивает, чуть изогнув безупречной формы брови
— Далее, — Гриз заставляет говорить себя медленнее. — Мы заключаем официальный договор. Где будет указано, что моя группа выполняет работу безвозмездно.
Безупречные брови не отражают ни капли изумления. Или несогласия.
— Это достаточно дальновидно с вашей стороны. Если учитывать Хартию Непримиримости… В любом случае — способ достойно вознаградить вас и ваших людей найдется. Я отдам нужные распоряжения — договор подготовят сейчас же. Нужно также представить вас своему Мастеру — наделить особыми полномочиями в замке. Не беспокойтесь, в дело будут посвящены только доверенные лица, связанные со мной серьёзными обетами.
Она поднимается — стремительная и изящная. Наставница королевы. Одна из самых знаменитых красавиц Кайетты. Вечный полководец на войне против собственного мужа.
Внутри Касильды Виверрент — тоже крепость. Неприступные стены, увитые цветами и украшенные сапфирами. Вивернии, охраняющие врата. Башня из льдистого металла, в которой скрыто сокровище.
Сияние. Знание о том, что даже сказочные крепости умеют любить.
ЛАЙЛ ГРОСКИ
Если бы злодейка-судьба позволила мне вернуться на полгода назад в трактир «Честная вдовушка» — я бы сделал кучу разных вещей. К примеру, страстно припал бы к бочонку Милки, а то и к самой Милке. Полил бы несчастную пальму, чахнущую в кадке. Очень может быть, я даже схватил бы за шкирку пристарелого Щура. Приволок бы пред ясные глазыньки Стольфси и заявил: это его территория. Вот его на выезд и отправляйте. Потому как — а что вы вообще от меня ждёте, господа хорошие?!
— …размер — около пяди, — обозначала проблему Арделл. — Искусно маскируется, предпочитает густые заросли, но не брезгует помещениями — карнизы, шкафы, шторы. Окрас — обычно зелёный с радужными переливами на хребте и хвосте. Небольшой гребешок, челюсти с виду слабые и неопасные, это обман. Насчёт питания не знаю, всё же магический перерожденец, так что может быть что угодно. Главное — очень быстрое восполнение яда и крайняя агрессивность. Веретенщик, который обороняет свою территорию, бросается на любого человека. Животные вне опасности, его выводили именно как оружие против магов… Бывали случаи, когда один веретенщик укладывал по сотне магов за сутки. Помните — этих тварей крайне сложно удержать: просачиваются в малейшие щели и прогрызают насквозь толстые деревянные ящики, так что ни о каком «хватать руками, даже в перчатках» речь не идёт…
Арделл сыпала подробностями, будто мешки острейших даматских перцев над головой опрокидывала. От этого хотелось чихать. И потирать нос, по-крысиному обиженно: вот и зачем я тут, спрашивается? А, дорогая Гильдия?! Какими это я, интересно, способами могу поспособствовать невыполнению и без того невыполнимого задания? Мне нужно собственноручно принести ящерку-кошмар к женушке Хромого Министра? Ласково погладить, расположить на подушечке и умильно попросить — мол, ты уж меня сейчас не кусай? Или каким-то способом уговорить оную женушку Хромца не покидать свою цветочную обитель? Так она, кажись, и не собирается. Гриз сказала, что эта Виверрент отправилась составлять договор и руководить эвакуацией из замка недолюбленных слуг. Интересно бы знать, почему сама остаётся — в такой ситуации лично я бы чувствовал себя спокойно, только если бы крайне сильно кого-то любил. Или кто-то крайне сильно любил бы меня. Или то и это сразу.
— М-да, я бы таки поговорил с этим Йелтом Нокторном насчёт того вызова на дуэль от Хромца…
— Что, Лайл?
— Ничего, мысли вслух. А есть способ… я не знаю, приманить эту дрянь? Или убить?
Я уже приготовился, что в меня прилетит кошка — раз уж Мел её взгромоздила на колени. Но наследница Драккантов внезапно не возражала против истребления дрянной ящерки.
— Приманить или отпугнуть… не знаю, но попробовать нужно, Аманда, на тебя вся надежда, — начальство полезло истязать причёску, которая за последний час и так обратилась во что-то малопристойное. — Убить ложного василиска можно обычным способом. Удар чем-то острым. Огонь. Холод.
— На яд бы я не ставила, сладенькая… — пробормотала Аманда, которая свела плотное знакомство со второй кошкой. Нэйш улыбался с такой нежностью, что в его улыбке буквально отражался дарт. Олкест кашлянул нерешительно.
— Я ведь не ошибаюсь, они как змеи или другие ящерицы? При холоде впадают в спячку?
— Мантикора знает, это ж магические перерожденцы, — прилетело от Мел. — Может, эти дряни по снегу гуляют, как единорог по полю элейса.
— И в любом случае — переморозить все оранжереи не выход, — добавила Арделл. — В теории, конечно, можно открыть все двери и окна и впустить внутрь холод с улицы…
Тройной вздох Аманды, Хааты и Уны выразил скорбь о местных цветочных красотах.
— …но кто может поручиться, что веретенщик не затаится где-то — да хоть и землю зароется — не заснёт до лучших времён? Или не переберётся в дом? Или что он уже не в доме? Никаких холодовых чар не хватит выстуживать все помещения.
Так же, как и никаких магов — хоть и Следопытов — не хватит, чтобы отыскать малька в реке. Или, как говорят у нас в деревне, сосновую иголку в лесу. Я уже даже не удивляюсь, что Арделл согласилась на эту миссию — звучит невыполнимо и безумно, в её лучших традициях. Вон даже Хаата трёт землистой ладошкой лоб и шепчет явно что-то терраантски-малоцензурное.
Начальство скептически оглядело ковчежное «тело» и достало из-за метафорической пазухи мешок с последней дозой перца.
— О веретенщиках в Кайетте не слышали около двухсот лет. Во всяком случае, последний случай Сонного мора был в Вейгорде в тысяча четырёхсот первом. Это если официально. Встречалось что-то подобное в глуши, но только слухи, очень быстро исчезающие. Я склонна думать, что и в Айлоре, и в Вейгорде вряд ли хотели бы, чтобы кто-то знал о том, каково происхождение ложных василисков. Или для чего их применяли.
«Чу-у-у-удненько, — стонала внутри крыса инстинкта, обожравшаяся отборными плохими новостями. — Мне, пожалуйста, ещё парочку вкусненьких. На десерт».
— Думаю, мне не нужно обозначать — чем грозит новое появление веретенщиков. Если кто-то вздумал их то ли выводить, то ли разводить…
То твари могут сбежать и закатить Сонный Мор, не хуже чем во время Братских войн. О которых безбожно врут все стороны, так что точное число жертв всё равно не узнать. Но в любом случае — тысячи.
— Г-госпожа Арделл… а они могут… ну, знаете…
Гриз с некоторым недоумением пронаблюдала за тем, как малый пытается изображать размножение. При помощи кулачков, целомудренно опущенных ресниц и покраснения на всех видимых участках себя.
— Кто-нибудь подглядывал за ними в замочную скважину? — подсказал я шёпотом. — Вообще, магические перерожденцы это умеют?
— Какое прекрасное поле для исследований, — промурлыкала Аманда, перебирая кошачью шерсть.
В «Ковчежец» явно налетело слишком много весны.
— От трёх до десяти яиц в кладке, — отозвалась Арделл, чарам весны неподвластная. — Да. Перерожденец с возможностью размножения. Но размножаются только в местах высокого скопления магии — например, там, где куча артефактов. И если уж собираются размножаться в таком месте — стараются очистить территорию от людей полностью.
Варгиня подождала, пока решительно все ощутят себя сидящими в самом центре территории, которая идеально подходит для гнезда веретенщика.
— Лекарство от укуса пока что известно одно. То, которое помогло служанке сегодня. Поэтому на этот раз уйдут не только те, кто хотел бы не участвовать, — Олкест возмущённо подпрыгнул в кресле. — Если вы не влюблены в кого-то или в вас кто-то не влюблён…
Скрипучие и свистящие звуки — смех Хааты — идеально подвели черту под этой ситуацией.
— Я остаюсь, — выпалил Олкест. Машинально он изобразил на кулачках какую-то оргию веретенщиков, но излучал решимость пополам с вулканическим румянцем. Наступившая тишина была полна знания — причём, знание поперёк с предвкушением струилось решительно отовсюду.
Гризельда Арделл — единственная пребывающая в блаженном неведении — прочертила взглядом линию «Янист-Мел» и задумчиво кивнула.
— Мел…
— Без вариантов, — отрубила те. Демонстрируя совершенную беспечность в отношении своей жизни. — Следопыт будет нужен. Конфетка, набодяжь мне бодрящего и на восполнение сил побольше.
Вина из глаз Яниста Олкеста, казалось, готова затопить зал.
Вторую черту Арделл прочертила от угла до Нэйша. Или, вернее, от Уны в углу и до Нэйша. И по этому поводу говорить ничего не стала.
Хаата под следующим вопросительным взглядом опять свистяще рассмеялась.
— Дурной корень никто не любит. Только любите вы. Буду ходить. Слушать, искать тут. Не надо бояться. Тварь не тронет. Боится тех, что с корнями.
И добавила длинную фразу на своём языке — из скрипа, свиста и диковатого распева. Мел хмыкнула со своего места, а у Арделл подскочили брови.
— Об этом я не думала… хм. Ну, если ты так решила — спасибо, Хаата. Аманда…
Черти водные, — сообразил я запоздало. — Она же сейчас дойдёт до меня. И мне придётся либо прилюдно признаваться в горячих чувствах к прекрасной травнице (что-то мне кажется, она не оценит публичное признание), или нужно что-то врать, иначе Гильдия доконает меня не хуже ядовитой ящерки. В любом случае, нужно остаться в поместье, там посмотрим.
— …неужели ты полагаешь, что даже и в питомнике на найдётся пылающих сердец, славная?
Аманда подмигнула мне блестящим чёрным глазом — я ответил игривым тиком с левого века.
— Ну-у-у, не знаю, как там у женской половины этого мира с обожанием меня… но я-то точно кое-кого, скажем так, храню в сердечке, — очередная линия, которую прочертила Арделл взглядом, оказалась малость удивлённой. — И клятвенно заверяю, что далеко бегать не придётся… сойдет, если я обозначу имя и положу записку в карман, а?
Черти водные, кого писать? Аманда, конечно, решительно прекрасна, но, Гроски, — ты можешь вот так прямо сказать, что влюблён в кого-то… что вообще за последние лет пятнадцать был влюблён в кого-то? Тёплые ночи, флирт и симпатия — отменное дело, но в список противоядий от ящерки-то как будто не входят?
— Записку в карман… — Арделл тряхнула наполовину развившейся причёской. — Да, неплохо — советую сделать то же самое и всем остальным. Итак, расклад по заданию…
— Вы ничего не забыли, госпожа Арделл?
Некоторые присутствующие смогли бы посоревноваться с веретенщиком в количестве яда. Некоторые в белых костюмах и с участливой улыбочкой, да.
— Кажется, вы не назвали себя. Понятно, что вы «сердце» в нашем «теле» и считаете своим долгом остаться… но разве вы не подвергаетесь опасности наравне со всеми? И при отсутствии вариантов…
Жарко в комнате стало даже кошкам. От обивки кресла Олкеста запахло палёным. На скулах Арделл вспыхнули алые пятна.
— Со мной дело решённое, — отозвалась она негромко. Вцепившись при этом глазами в зрачки Нэйша. — Я остаюсь.
— Однако, если вдруг…
— «Если вдруг» — у меня есть страховка, и больше мы к вопросу возвращаться не будем.
Арделл демонстративно старалась не смотреть на Олкеста. Нэйш, наоборот, смотрел с предельным интересом. Как и Аманда. Как и Мел.
Я задался невольным вопросом — не следует ли мне подбежать к парню и охладить его при помощи Дара. Это точно вызвало бы очень громкое «пшшш».
— По делу, — Арделл с силой вогнала в причёску шпильку которая попыталась было совершить побег. — Касильда… госпожа Виверрент после подписания договора представит нас Мастеру. Тот даст нам доступ во все основные помещения замка. У кого хорошо со знанием артефактов? Мел, Олкест? Поспрашивайте его насчёт защиты жилых комнат. И возможности перекрывать помещения. Любые поисковые артефакты тоже очень пригодятся. Предложения принимаются.
— Нужно посмотреть, кто останется из слуг, — буркнула Мел. — Если там Следопыты или маги холода — организовать и послать прочёсывать местность. Оранжереи местные знают получше нас.
— Хорошая идея. Мел, работаешь на поиск, со слугами тогда… Олкест, вы, — обращаясь к Янисту, Гриз старательно смотрела на Хаату. — Хаата, слушай корни в оранжереях. Я попробую в доме посмотреть. Любые следы — испражнения, кусочки чешуи… ищем всё. Помните об осторожности. Аманда, тебе карты в руки…
— Нойя любят карты, медовая!
— Тогда зайди с козырей и поищи способ приманить или отпугнуть веретенщика. И посмотри, что творится с жертвами: о яде веретенщика известно слишком мало. Уна, ты то же самое, но с другой стороны: нужно вглядеться в их сны. Понять механизм того, как именно они умирают.
Под волосами в углу наметился утвердительный вздох. Арделл нервно потёрла ладони.
— И ещё. Самое опасное — в том, что мы не знаем, сколько особей сейчас на территории. И это… как говорят нойя?
— Дурная игра, фианак, — улыбочка Аманды решительно могла отравить. — Да. Это дурная игра — когда не знаешь, сколько придётся играть.
— А пока мы не узнаем, сколько их — мы и не поймём. Как вы понимаете, узнать это можно только одним способом: найти, каким образом в замке очутились веретенщики. И кто их сюда отправил. Я не уверена, согласится ли со мной наш клиент…
— Я заранее выражаю согласие.
Всё-таки появление Касильды Виверрент создавало ошеломляющее ощущение. С мурашками и благоговением. В моём случае — ещё и с неприятным подёргиванием внутри. От того, что смотришь на ту, которой придётся помочь умереть.
— Договор составлен и заверен с моей стороны — прошу, вы можете ознакомиться.
Царственный взмах руки — и вот солидный стряпчий, даже бакенбардами излучающий преданность клиентке, разложил бумаги по столу. Ещё один спутник госпожи Виверрент оказался местным Мастером — маленький человечек с тихим, писклявым голосом и высоченным лбом. Мастер держал в руках один из родовых артефактов — статуэтку виверния из прозрачно-синего камня, с живыми, поблёскивающими чёрными глазками.
— Необходимо познакомить магию дворца с вами, чтобы предоставить допуск в основные помещения и оранжереи, — сходу заявил Мастер. Статуэтка с полушелестом-полускрежетом развернула каменные крылья и пустилась в путешествие по воздуху: подлетала к каждому и на миг словно облекалась лёгким магическим ареолом — голубым возле Яниста, зелёным — у Гриз, ядовито-розовым — у Аманды… Остановилась и возле меня — и чёрные глазёнки артефакта заглянули внутрь, закололо в Печати на ладони… Статуэтка облеклась в светло-светло голубой.
Пока шло магическое знакомство, Арделл сначала изучала договор, потом вполголоса переспрашивала что-то у местного распорядителя бумаг, подписывала и заверяла — при помощи Олкеста и Мел. Поскольку, во-первых, они могли поставить оттиск Печати. Во-вторых, только они принадлежали к аристократической среде.
Касильда Виверрент заговорила, только когда её подчинённые откланялись.
— Итак, госпожа Арделл, на время работы вам — или вашему заместителю — будет предоставлена должность временного распорядителя в Цветочном Дворце и прилегающей территории. Слуги будут выполнять ваши приказы — в том числе господин Куорд, мой Мастер. Доказательство — моя печать.
Она выложила поверх договора перстень с родовым гербом — синим вивернием.
По ошеломлённым физиономиям Яниста и Мел читалось, что такой уровень доверия к наёмным работникам — это даже как-то и чересчур. На лице Гриз было написано то, что это вот внезапное высокое доверие её как-то даже и не радует.
— Благодарю, госпожа Виверрент… Касильда, — называть вельможную даму Айлора по имени у варгини получалось с трудом. — Я хотела бы обговорить кое-что ещё. Поскольку мы не знаем — сколько особей веретенщика на территории, а разведение этих тварей грозит всей Кайетте…
— …вы решили оказать мне ещё одну услугу и найти негодяя, который это начал. Да, я успела услышать. И сама хотела провести расследование — однако вы понимаете, что в Айлоре нужно действовать с оглядкой. Я была бы признательна, если бы кто-то из вашей группы присоединился к моим людям. Господин Гроски ведь бывший законник?
Благосклонная улыбка Касильды Вивверент почти заставила меня превратиться в очень печальную лужицу.
— И весьма неплохой. А подстраховкой в случае осложнений займётся господин Нэйш.
Специалист по осложнениям поднялся из кресла и отвесил галантный поклон. Жена Хромца наградила Нэйша даже более тёплой улыбкой и заявила, что придаст нам в помощь своего доверенного помощника — господина Даллейна. О да, на него можно положиться, и мы не будем испытывать трудностей ни с чем.
В конце концов «Погиб из-за сыскной работы» — выглядит для Книги Утёкшей Воды вполне сносно. А что не удалось остаться в поместье… ну, когда у меня было что-то через голову. Судьба всегда показывала мне совершенно противоположные части тела.
Я всё-таки попытался — когда Касильда Виверент дообсудила с Гриз и отправилась руководить эвакуацией слуг.
— Тебе не кажется, что я был бы… ну не знаю… полезнее здесь? Всё-таки, дар Холода.
Гриз покусывала ногти, щурясь от каких-то дурных предчувствий. Предчувствия скрывались за той дверью, куда только что ушла Касильда Виверрент.
— Почему я не спросила… надо будет спросить. Что, Лайл? Нет, я считаю, что ты будешь полезнее на другом поиске. У тех, кто прислал сюда веретенщиков, могут сохраниться какие-то сведения о них… Как-то же они с ними работали. Словом, найдите что угодно. Нэйш, с тобой то же самое. Очаровывай служанок, тряси поставщиков, можешь наоборот — но узнайте, откуда прибыли ложные василиски!
Нэйш пожал плечами и открыл рот, чтобы сообщить общественности нечто вроде: «Приятно видеть, что вы цените мои скромные способности» — но Мел срезала фразу цыканьем. Следопытка приподнялась в кресле, сгружая с себя кошку, на чуть приподнятой ладони тихонько светится Знак Глаза.
Через секунду стойки сделали Арделл и Хаата — разве что ладони не поднимали. Варгиня пробормотала:
— Что-то случилось, — и первой рванула к двери, я каким-то чудом успел вторым — и только пробежав за Арделл пару залов услышал топот по коридорам и встревоженные голоса служанок: кто-то звал лекаря, повторяя: «Госпоже плохо!»
Касильда Виверрент стояла, прислонившись к увитой каменными цветами колонне — почти сливаясь с колонной синим платьем и белизной лица. Глаза полуприкрыты, на губах задумчивая улыбка. Вокруг метались две горничные с нюхательными солями.
— Госпожа, пойдемте… давайте сядем! Сейчас принесут воды!
— Лекаря! Травника!!
— Укололась обо что-то, — пролепетала Касильда, едва только Арделл влетела в зал. — Просто головокружение, сейчас… пройдёт. Булавка… острая… расстегнулась…
— В сторону! — гаркнула Арделл, подскочила к жене Шеннета и под дружный ах служанок встряхнула её за плечи. — Касильда, смотрите на меня! Кого вы любите? Быстрее, быстрее, имя! Аманда, бодрящего, антидотку, быстро! Касильда, быстрее! Кого вы любите? Ну?!
Мел вбежала следом, энергично ругнулась и кинулась осматривать колонну с другой стороны. Свистнул нож — одновременно со вторым ругательством. Подбежала Аманда, крикнув на ходу: «Слуг уберите!» — зазвенела пузырьками…
Касильда Виверрент сползала по колонне на пол, соскальзывала в сон. Полуулыбка на лице была безмятежной — будто вокруг не раздаётся топот и вопли, будто её не встряхивает с отчаянной силой Гриз Арделл.
— Не засыпайте! Боритесь! Касильда, слушайте меня! Скажите мне, кого найти? К кому обратиться? Кого вы любите? Кого…
— Лучшего, — выдохнула Касильда, улыбаясь снам, которые смыкались над ней. — Лучшего из людей…
— Кого? Имя, имя его!
— …нельзя говорить… нельзя, чтобы знали… никогда… нельзя…
Янист оттеснял служанок и выглядел чуть ли не более испуганными, чем они. Мел обшаривала зал, Аманда вливала в жену Шеннетского бодрящее, антидоты и вир знает, что.
Я смотрел на платье цвета сапфира, разметавшееся по светлому паркету. На жемчужную сетку, упавшую с густых черных волос. Едва заметный укус на оголившейся руке — и чёрные, густейшие ресницы, за которыми пропадала, как за частой решёткой, синева глаз.
Крыса внутри шепнула было: «Ну вот и всё, а, Гроски? Тебе и делать-то ничего не пришлось». И я как следует прихлопнул грызуна чем-то тяжёлым.
Арделл стояла на коленях над хозяйкой Цветочного Дворца. Поддерживала под спину и умоляла — не засыпать, бороться, сказать имя… Но Виверрент уже не отзывалась.
Только, когда уже закрыла глаза — нащупала руку Гриз и сдавила в слабом пожатии.
— Он… придёт, — шепнули бледные губы. — Не оставит…
Потом ошалело грохнулась звенящая тишина. Перестали всхлипывать служанки — вытянули шеи и замерли. Мел начала было говорить: «Промазала — ушёл куда-то вверх…» — смолкла. Ругательства нойя, уговоры Яниста, вздохи Уны и свист терраанта — всё смылось сонной, глухой, мягкой тишиной.
Тишиной зачарованного замка, в котором покоится уснувшая красавица.