Выйдя из лифта, она сразу же увидела ожидавшего ее у двери ресторана Кирилла Всеволодовича.
-- Еще раз добрый вечер! -- сказал он с улыбкой целуя ей руку. Когда они сели напротив другу друга за небольшой столик, отгороженный от соседнего красивым деревянным ажурным барьером, под воздействием заботливого внимания к ней академика Инга Сергеевна почувствовала себя маленькой девочкой, находящейся во власти доброго всемогущего покровителя, и ей стало хорошо и комфортно. Тут же подошел официант и, сказав, что все, что записано в меню, отсутствует, предложил очень дорогое рыбное ассорти из деликатесных рыб с черной и красной икрой и, как он сказал, "кооперативную", а потому очень дорогую свинину с картофелем. Кирилл Всеволодович еще заказал бутылку вина, две бутылки минеральной воды и кофе с мороженым. -- Вы чем-то огорчены сегодня? Я спрашиваю потому, что вы необычно бледны, -- сказал участливо Остангов, когда официант отошел. -- Я просто устала немного, Кирилл Всеволодович, -- ответила она с неуверенностью в голосе. -- А вам известны подробности о событиях в Москве сегодня? -- спросила она в несвойственной ей манере -- както пошкольному, как учителя? -- Кажется, все обошлось. Никаких эксцессов не произошло. В это время подошел официант, поставил красиво украшенное большое блюдо с рыбным ассорти, открыл бутылку вина, наполнил бокалы и, почтительно улыбнувшись Инге Сергеевне, деловито удалился. -Итак, за что же мы с вами выпьем? -- спросил Остангов, обращаясь к ней нежно, -- за презумпцию истины? Она улыбнулась в ответ и, чокнувшись с Останговым, пригубила вино. -- Должен отметить, -- сказал Остангов, сделав глоток и поставив бокал, -- что ваше выступление на семинаре произвело впечатление, и я бы посоветовал вам эти мысли опубликовать.
Предложив Инге Сергеевне рыбные деликатесы, он затем наполнил ими свою тарелку и начал красиво и элегантно есть. -- Безусловно, -- продолжал Остангов, -- проблема ответственности сегодня -- одна из насущнейших. Меня она волнует, в частности, в связи с судьбой нашей науки и неиспользованием нашего огромного научного потенциала, который постепенно переправляется на Запад. Что же нас ждет в будущем? Нам потомки не простят, если мы развалим это уникальное явление, каковым всегда была Российская Академия наук. -Остангов как-то грустно поджал губы, положил вилку в тарелку, опустил руки на колени и, устремив взгляд куда-то вдаль, сказал: -- Я вспоминаю, в шестидесятых годах в одном из своих выступлений Аганбегян сказал в общем-то известную вещь, но над которой мы просто не задумывались, и потому в его устах это прозвучало впечатляюще.
Суть его вывода состояла в том, что молодые ученые в Академии наук -одна из самых низкооплачиваемых категорий специалистов высшей квалификации в нашей стране. То есть выпускник любого вуза, идущий на промышленное предприятие и в другие сферы народного хозяйства, начальную зарплату имеет в полторадва раза выше, чем сто пять рублей молодого ученого Академии наук. И все же самые талантливые, самые лучшие выпускники самых лучших вузов при распределении на работу выбирали Академию наук. А сейчас мы не можем не констатировать массовые отъезды на Запад наших ученых на любых, порой весьма кабальных условиях, если речь идет о контрактах. А в случае эмиграции многим вообще грозит опасность не найти работу в своей любимой науке, ради которой они жертвовали многим в самые лучшие, самые производительные годы своей жизни и в которой они немало преуспели. Но там им приходится сталкиваться с такой конкуренцией, о которой они часто не подозревают, живя здесь и идеализируя Запад. Особенно эмигранты. Ведь для многих из них эмиграция -это вообще первый выезд за границу. И вот это неведение влечет их надеждой, которая не всегда оправдывается.
Инга Сергеевна слушала академика, ища в его словах ответы на вопросы, мучавшие ее в связи с отъездом детей. Она видела, что Остангов немного расслабился и испытывает необходимость неофициально высказаться после совещания, которое, очевидно, не принесло ему удовлетворения. -- В принципе, переезды, смена места жительства, -- продолжал академик, не изменив своей позы, -- работа по контракту -- все это вещи нормальные и естественные для всего мира. Но ни для кого это не бывает так болезненно, как для людей нашей страны. Наша система жизни существенно отличается от таковой всего остального мира. И именно поэтому для нашего человека вписаться в другую культуру, этику -- процесс очень сложный, а порой и мучительный. Я наблюдал это на примере немалого числа моих бывших коллег и учеников, с которыми встречался за границей. Среди них есть и весьма благополучно устроившиеся ученые, и неудачники. И когда я смотрю на все это, мне жаль и нашу страну, и их. Страна беднеет духовно и интеллектуально, но и они что-то там теряют неуловимое и в то же время весьма очевидное... От этих слов, вызвавших у нее чувство страдания и укор за отъезд детей, Инга Сергеевна почувствовала удушье и захлебнулась глотком минеральной воды, которую отпила из бокала для самоуспокоения. Чтоб справиться с неловкостью, она открыла сумочку и вынула носовой платочек, вместе с которым оттуда на пол выпала Катюшкина фотография, которую она подарила дедушке и бабушке за день до отъезда. Остангов с ловкостью спортсмена поднял фотографию, с которой на него смотрело прелестное трехлетнее существо, озорно обнимающее двух огромных кукол у Макдональдса в Москве. -- Это ваша дочка? -- спросил Остангов, возвращая Инге Сергеевне фото. -- Нет... внучка... Кирилл Всеволодович, ничего не сказав, откинулся на спинку стула и, слегка наклонив голову, остановил продолжительный взгляд на лице своей собеседницы, затем спросил как-то тихо, вполголоса: -- Она живет с вами? -- Нет, -- ответила Инга Сергеевна и, вспомнив, как далеко теперь от нее Катюшка, вдруг, к своему стыду, расплакалась.
-- Кирилл Всеволодович, извините, -- взмолилась она, утирая глаза. -- У меня сегодня был тяжелый день, и я недомогаю. Остангов, сохраняя полное спокойствие, поотечески тепло и нежно сказал: -- Вопервых, после вина нужно поесть, иначе у вас будет кружиться голова. Вовторых, в таких случаях необходимо немного побыть на воздухе. Поэтому я предлагаю вам поесть, а потом мы с вами прогуляемся. Но Инга Сергеевна ничего не стала есть и встала Из-за стола. Остангов тоже встал, прошел с ней к лифту и сказал, нежно заглядывая в глаза: -- Итак, я вас жду здесь же через пятнадцать минуть. Я полагаю, что вам нужно одеться, на улице довольно прохладно. Инга Сергеевна, ничего не соображая от стыда за свои слезы, отдалась во власть событиям и, автоматически надев полушубок, спустилась на лифте в холл. Остангов уже ждал ее. Как только они вышли из гостиницы, Кирилл Всеволодович взял ее под руку и, не сказав ни слова, повел к парку Горького. Они гуляли около часу, не проронив ни слова, находясь в атмосфере волшебной ауры, подобно той, что была тогда в машине после семинара, и боясь нарушить, разомкнуть какие-то связующие их неведомые и в то же время остро ощущаемые нити. Когда после прогулки они подошли к крыльцу гостиницы, Остангов сказал: -- Я уверен, что вам стало легче. Сейчас вам необходимо поспать. Завтра я улетаю на три недели в Европу и, к сожалению, не смогу вам утром позвонить. Но я уверен, что все образуется. -- Он поцеловал ее руку, проводил к лифту, а сам подошел к столам администраторов гостиницы. Находясь во власти какого-то дурмана, Инга Сергеевна вошла в номер. Закрыв глаза и не сняв полушубка, она несколько минут сидела неподвижно. Потом ей показалось, что в комнате очень душно, и она открыла окно. Облокотившись на подоконник, она с четырнадцатого этажа пыталась разглядеть улицу. Часы показывали чуть более десяти вечера. На этом обычно оживленном перекрестке почти не видно было людей. Смена времен года, как естественная основа для упорядочения жизни, ее движения и развития, в основе своей всегда несет оптимизм и стабильность. Сейчас во всем -- и в настроении людей, и в общественной жизни, и в самой природе, казалось, наступило какое-то бессезонье , влекущее нарушение логики вещей, связи времен и даже необходимых проявлений природы. И потому за окном ни распустившейся листвы, ни теплого, располагающего к лиризму весеннего ветра, ни влюбленных пар не было видно. Было безлюдье, пронизывающий ветер с дождем, голые унылые деревья и аура человеческой тревоги. x x x
На улице стояло бессезонье, когда Инга Сергеевна с мужем спустились с трапа самолета в Новосибирске. Несмотря на начало апреля, шел мокрый снег и было ветрено и промозгло. Огромная очередь на такси отпугивала перспективой долгого стояния. Александр Дмитриевич обошел все стоявшие вокруг служебные машины в поисках кого-то из Академгородка, чтоб уехать побыстрее, но никого не нашел. Инга Сергеевна стояла замерзшая и подавленная. Прошло более часа, когда наконец им удалось уговорить какого-то частника отвезти их в Академгорок. В машине было холодно, грязно и пахло бензином. Когда они приехали наконец домой, Инга Сергеевна была совершенно замерзшей у нее страшно болела голова. В их квартире, несмотря на то что Анюта уехала несколько лет назад, все свидетельствовало о том, что истинное место жительства дочери и ее семьи именно здесь. Здесь Анютина комната, обставленная по ее вкусу, много ее любимых вещей, фотографий и т. п. Потому сейчас, когда Инга Сергеевна с мужем зашли домой, им казалось, что все смотрит на них с укором и тоской. Все в их уютной богатой (по советским меркам) квартире показалось поблекшим и угасшим. Супруги быстро выпили кофе, переоделись и решили, несмотря на бессонную ночь, пойти на работу. Они уже были одеты и собрались закрывать дверь, когда раздался телефонный звонок. -Кто это еще так рано?! -- сказала раздраженно Инга Сергеевна. Она нехотя подняла трубку и, не веря ушам своим, услышала голос дочери. -- Мамочка, это я. -- Анюта, родная, милая, ну рассказывай, как вы там. -- У нас все очень хорошо. Профессор Флеминг нас ждал. Он оказывается сообщил это в последнем факсе, который до нас почему-то не дошел. Нас хорошо встретили. Несколько дней будем у Платоновых, с которыми нас познакомил Флеминг. -- А кто это? -спросила Инга Сергеевна. -- А это Платоновы из Городка. Ты их наверняка знаешь. Профессор Платонов тоже в университете работает по контракту. Он, естественно, на другом факультете, но Флеминг узнал, что он из Новосибирска и попросил его нам помочь. Все нормально. Игорь приступил к работе и очень доволен. Мамочка, мы так скучаем. Невозможно представить, что вы так далеко... Как вы там? Как чувствуешь себя? -- Доченька, мы счастливы, что у вас все хорошо. О нас не думай, у нас все нормально. -- Мамочка, мне неудобно дольше говорить, мы звоним из квартиры Платоновых. Целуем вас. Очень вас любим. Как только Инга Сергеевна пришла на работу, ей позвонила Лина. -- Ингушка, я тебе звонила, мне сказали, что ты в коротком отпуске в Москве. Ты -- молодец! Ты всегда умеешь все сочетать в жизни -- и работу и развлечения. Уж ты набегалась небось по театрам. -- Ну, как твои дела? -спросила устало Инга Сергеевна, перебив подругу. -- Все так же. Мой благоверный, судя по всему, совсем чокнулся. Переселился в свой кабинет, поставил туда большое зеркало, чтоб по утрам делать аэробику под музыку. И очень часто звонит в Штаты. Все время бегает, суетится и здоров как бык. Его мама еще смолоду мне внушила, что у него сердце больное, и всю жизнь я тряслась над ним. У нас все годы был культ его здоровья: то ему нельзя, то ему можно. А теперь он весь из себя двадцатилетний юноша. Готовится во всю к приезду своей пассии. Детям мы еще ничего не сказали, он сам попросил меня об этом. -- А ты как? -- Я? Да что я? Я сама не знаю, что делать, наверное, сойду с ума. Представляешь, все это видеть в одной квартире. Если б я могла куда-то съехать. -- Линочка, ну чем я могу тебе помочь? -- Да, чем мне поможешь... Спасибо тебе, за то уже, что у меня есть, кому душу излить. Извини, что я звоню тебе на работу, но я не хочу, чтоб твой Саша догадался, пока, во всяком случае. Пусть лучше пока об этом не знает никто, мне так легче. Ну пока. Инга Сергеевна положила трубку и тут же пригласила свою коллегу Асю Маратовну, которую она оставляла обычно своим заместителем в секторе, когда уезжала в отпуск, либо в командировку.
-- Здравствуйте, Инга Сергеевна! -- сказала Ася Маратовна. -- А у нас грядут грандиозные новости! Нам предложено участвовать в комплексной межинститутской программе, которую по слухам, будет возглавлять академик Остангов. Представляете! Ведь это так престижно. -- А чья это инициатива? -спросила Инга Сергеевна.
-- Дирекция нашего института представила проект участия института в этой программе, и согласно проекту будет задействовано два сектора института, в том числе наш. -- Хорошо, спасибо, Ася Маратовна, -- сказала Инга Сергеевна и, как только они с Асей Маратовной вышли из кабинета, она направилась к директору. -- Привет, Инга Сергеевна, -- Чайковский вышел Из-за стола протягивая ей руку. -- Как отдохнули? -- Хорошо, спасибо. Это верно, что наш сектор будет участвовать в комплексной программе? -- Пока это только проект, -- перебил директор, сразу поняв, о чем она ведет речь, -но, надеюсь, вполне реальный. В любом случае готовь хороший доклад на ученый совет. О'кей? Инга, -- сказал Чайковский, перейдя на неформальный тон, -тебе придется поехать на совещание в Звенигород в конце апреля. Я, к сожалению, поехать не смогу, совсем замотался. Там сможешь доложить основную концепцию своего проекта. x x x
Когда, спустя дней десять, Инга Сергеевна с Белорусского вокзала отправилась в сторону Звенигорода, очарование подмосковной, уже вовсю наряженной весной природы, наполнило ее радостью, оптимизмом и в то же время грустью. "Если б Анюта была здесь, она бы поехала со мной. Но кто знает, -думала она, глядя в окно вагона, -- может быть, в нашей семье сейчас наступило новое прекрасное качество жизни. В стране все же, несмотря ни на что, расширяются горизонты возможного. Анюта поживет в Штатах, мы будем к ней ездить, они приедут в отпуск сюда. Так живет весь цивилизованный мир". Эти оптимистические мысли и надежды на фоне все ярче освещающейся к полудню лучами солнца прекрасной природы, привели ее впервые с момента отъезда дочери в состояние покоя. Электричка прибыла в Звенигород вовремя, и она, наслаждаясь ароматами весны, направилась к зданию пансионата, где должно было проходить совещание. Предназначенная для двоих комната пансионата, куда ее поселили одну, была чистой уютной, с большим окном, выходящим в роскошный лес. Просмотрев программу совещания, которую ей выдали в оргкомитете, она сочла ее очень интересной и полезной. Затем немного отдохнув в кресле, она решила спуститься вниз, чтоб прогуляться по лесу и когонибудь встретить, чтобы узнать подробности об участниках и о месте расположения конференцзала, где согласно программе, совещание должно было начаться завтра в десять часов утра. Солнце уже клонилось к закату, когда она, никого не найдя в холле, вышла на улицу и встретила одного из членов оргкомитета, который нервно поглядывал на часы. -- Вы куда, Инга Сергеевна? Если ужинать, то в семь вечера в столовой. -- Нет, нет, я просто хочу прогуляться. Подмосковная природа действует на меня как-то особо и, пока еще не стемнело, хочу посмотреть эти места. Все участники уже прибыли? -- В основном все. То есть "высокие" москвичи еще не приехали, но они будут обязательно либо сегодня к ночи, либо завтра утром. А сейчас мы ждем академика Остангова. Он вчера прилетел из Парижа, и мы его "арестовали" на наше совещание. Правда, он обещал быть очень недолго, но все равно мы рады. Ведь сам факт его присутствия -- уже подарок. -- Желаю успеха, -- только и смогла произнести Инга Сергеевна, быстро удалившись, чтоб скрыть волнение. Когда она прошла к аллее, освещенной прощающимся до утра солнцем, то самое волшебное "покрывало", которое периодически невесть откуда появлялось и окутывало ее всю с того вечера, когда ее проводил Остангов после семинара в институте, вновь словно запеленало ее всю, сковывая в движениях. Она сейчас, в мельчайших подробностях вспоминая их последнюю встречу в гостинице, вся съежилась от неловкости за свои слезы в ресторане, беспомощность и глупое, несолидное поведение, и ей показалось, что она не будет знать, как вести себя, если встретит сейчас Остангова. Поэтому она решила быстро вернуться в свою комнату. Подойдя к подъезду, она не увидела уже члена оргкомитета, поджидающего академика и, быстро зашла в подоспевший лифт. В комнате, сев в кресло у окна, она молча размышляла: "Неужели за эти мгновенья успел прибыть Остангов? А может быть, Кирилл Всеволодович изменил свои планы и не приедет сюда?" От этих мыслей ей стало тоскливо и одиноко. Она снова вспомнила ту прогулку. Он нежно держал ее за локоть, не произнося ни слова и сообщая в то же время именно то, что ждет женщина от мужчины в минуты ее слабости и незащищенности. "Наверное именно в том, что явил Остангов в тот вечер, и есть та самая мужская сила, которая необходима современной женщине! -размышляла Инга Сергеевна. -- Так, может, мне выпало особое счастье прикоснуться к этому, столь редкому сейчас качеству отношения мужчины к женщине?! -- От этого "открытия" она почувствовала какой-то прилив энергии и желание увидеть Остангова. -- Что это со мной, я с ума сошла, -- подумала она в страшном волнении. -- О чем я думаю? Любовь? Верующие бы сказали "грех попутал". Уже внучка -- почти барышня!"
Но самобичевание не принесло успеха, и ничего, кроме желания оказаться рядом с этим человеком, ощущать тепло его рук, его глаз, она не желала сейчас. "С ума схожу, иль восхожу к высокой степени безумства". -- Какая, однако, гениальная точность! Великая все же поэтесса Ахмадулина", -подумала она. Решив, что за ужином она встретит Кирилла Всеволодовича, Инга Сергеевна освежила лицо, надела наиболее идущий ей к лицу черный брючный костюм с розовой блузкой, черные кожаные полуботинки на высоком толстом каблуке и в волнении вошла в кафестоловую пансионата.
К ее удивлению, за столиками неуютного большого и холодного помещения, напоминающего обычную столовую, сидело несколько незнакомых человек. Выпив чашку невкусного чая, она вернулась в свою комнату, при вечернем тусклом свете казавшуюся мрачной и неуютной. Она подошла к окну, упирающемуся в верхушки деревьев. Небо было звездное и казалось соединяющимся за деревьями с морем. Она вспомнила сейчас, как они с Линой и Нонной перед окончанием школы сидели в Одессе на Приморском бульваре в такой же прекрасный весенний вечер и, вглядываясь в ту полосу, где небо сливается с морем, пытались разглядеть в морской дали Алые паруса... x x x
Утреннее весеннее солнце разбудило ее рано, и она, не торопясь, еще раз просмотрела программу и определила примерное место в ней, где ей следует попросить слово для выступления, поскольку заявку для включения ее доклада в программу она выслать не успела. За пятнадцать минут до начала она спустилась в конференцзал, размер и уют которого казались неуместными при удивительно малом количестве людей его наполнявших.
Пожалев о своем приезде, Инга Сергеевна села на крайнее место первого ряда. К десяти часам народу в зале прибавилось ненамного, и в соответствии с веяними перестройки на сцену, в президиум, вышло не огромное количество "заслуженных" людей, как бывало ранее, а несколько человек, среди которых Инга Сергеевна сразу увидела Остангова. Перед открытием совещания Василий Иванович (член оргкомитета, которого она встретила первым вчера) объявил, что в связи с большими "накладками" многие не смогли приехать, потому вместо двух дней совещание будет проходить один день, и для тех, кто не сможет обменять билеты, с завтрашнего дня в Москве забронирована академическая гостиница на весь оставшийся период, предназначенный ранее для совещания. Затем встал Остангов, который, сказав о значимости проблемы, открыл совещание. Когда он садился, привычно для председательствующего озирая зал, Инга Сергеевна тут же увидела, что он заметил ее. Охватившее ее вчера желание снова овладело ею, и она стала с нетерпением ждать перерыва в надежде пересечься с Кириллом Всеволодовичем. Вспомнив о предполагаемом приобщении ее сектора к программе, возглавляемой Останговым, она решила, что у нее будет подходящий повод подойти к нему. Между тем совещание проходило мимо ее сознания, реализуясь в сменявших друг друга неинтересных докладчиках "из третьего состава", который прислали вместо себя те, ради которых Инга Сергеевна сюда приехала. Чтоб не растерять и эту жидкую публику, президиум, вопреки правилам, не торопился объявлять после двух часов работы перерыв. Желая как-то занять себя, Инга Сергеевна в красивом блокнотике, который был ей, как и всем участникамм, выдан оргкомитетом, что-то чертила ручкой. Но волнение проявлялось в нарастающем жаре в лице, на которое, как ей казалось, все время был устремлен взгляд Остангова. Через какоето время она подняла голову от блокнота и, не веря себе, не обнаружила Кирилла Всеволодовича в президиуме. Инга Сергеевна ринулась к двери и тут, преграждая путь, к ней подошел Василий Иванович. -- Инга Сергеевна, когда вы намерены выступить? -Извините, -- ответила она, еле сдерживая раздражение Из-за вынужденной остановки, -- я себя неважно чувствую, к тому же по нашей тематике почти все эксперты отсутствуют, потому мое выступление теряет смысл. -- Ну что ж, -сказал Василий Иванович с пониманием. -- Может, вы и правы. Мы приложили столько усилий для подготовки этого совещания! Но сейчас всех волнует одно: как добывать деньги. Грядет самофинансирование в науке, и нас ждут нелучшие времена. Очень жаль, Инга Сергеевна, хотел вас послушать. -- Ничего, ничего, еще не вечер, ответила она дружелюбно. -- А что Остангов? Уже уехал? -- Да, он очень торопился. Мы и так ему благодарны. Он -- единственный из сильных мира науки снизошел. Вообще, я не перестаю удивляться его интеллигентности и уважению к людям. Это у него в крови. К сожалению, это уже стало музейной редкостью у нас. Ей доставлял удовольствие разговор об Остангове, и хотелось его продолжить, но тут по радио объявили, что Василий Иванович приглашается в оргкомитет, и он быстро удалился. На следующий день утром, прибыв в Москву, Инга Сергеевна быстро устроилась в гостиницу и решила отправиться в ВАК, чтоб узнать, как дела с ее утверждением. С момента защиты прошло уже достаточно времени, чтобы по нынешним правилам можно было ожидать ответа. В ВАКе ответили, что ее утвердили неделю назад и открытка с сообщением об этом отправлена по домашнему адресу. Она шла пешком по центральным улицам Москвы, освещенным весенним солнцем, и ей казалось, что все поздравляют и разделяют с ней ее праздник. Тут же она позвонила в сектор Ирине, чтоб пригласить всю их "девичью" группу в кафе "Паланга" по поводу утверждения.
Но, к ее огорчению, секретарь ответила, что они все проводят где-то недалеко от Москвы социологический опрос и будут только на следующей неделе. Ей стало грустно, что никого из тех, с кем бы она хотела разделить праздник, нет сейчас с ней. Пойти в театр, как она раньше всегда любила, теперь не хотелось, да и все пугали, что в Москве ночью сейчас возвращаться одной страшно. Погуляв немного по улице Горького, она вернулась в гостиницу с намерением перекусить в буфете. По дороге она купила несколько новых газет, зазывающих интригующими названиями статей. Газеты сообщали все новые факты разоблачений злоупотребления властью, финансами, служебным положением известных и неизвестных людей, что, однако, вопреки обычному, не вызывало у нее интереса сейчас, и все затмевали воспоминания о семейных праздниках по любому скольконибудь важному событию. "Была бы здесь Анюта, вот бы мы с ней гульнули сейчас, -- подумала она, вспомнив любимое слово дочери "гульнули". -- "Все смешалось в доме Облонских", -- почему-то вдруг вырвались сами по себе слова, из "Анны Карениной". В минуту ею овладело отчаяние от ощущения клубка взаимоисключающих событий и ситуаций, в которых она оказалась сейчас вопреки постоянной ее устремленности к ясности и "правильности" в жизни и согласию с самой собой. Когда раздался телефонный звонок, она и не собиралась поднимать трубку, решив, что это соседу по смежной комнате. Но звонок тут же повторился. Она равнодушно произнесла: "Алло?" -- Инга Сергеевна, добрый вечер! -- говорил Остангов. -- Если я правильно понял, вы, как и следовало ожидать, не смогли вылететь сегодня и потому грустите от потери времени. Я не ошибся? -- Вы почти правы, Кирилл Всеволодович, -произнесла она, с трудом скрывая волнение. -- А вы? -- А я улетаю завтра утром. Полагаю, что мы можем продолжить разговор за ужином. Я только что пришел и не смог предварительно заказать столик. Но думаю, что трудностей у нас не возникнет. Если вы не возражаете, то нужно ли вам время для подготовки? -- Да в общем-то минут пятнадцать, -- ответила Инга Сергеевна, чувствуя что сердце у нее сжимается от счастья. -- Прекрасно, тогда в восемь я вас жду у входа. Когда она спустилась в лифте, Остангов уже постукивал в закрытую дверь ресторана. Увидев Ингу Сергеевну, он слегка смутился неизвестно отчего и, поцеловав ей руку, сказал: -- Почемуто дверь заперта, хотя судя по всему ресторан работает. В это время дверь отворилась, и оттуда вышла вся сверкая блестками сногсшибательно красивая, во всем узнаваемая "интердевочка" и, не глядя ни на кого, нервно подошла к телефонуавтомату, стоявшему в холле. Остангов, слегка прикоснувшись к локтю Инги Сергеевны, предложил ей пройти в открывшуюся дверь зала ресторана, за которой были видны пустые столики. Но в это время с обезображенным от злости лицом огромный детина в лиловом костюме пренебрежительно отстранил седовласого академика, заявляя, что в ресторане свободных мест нет. Остангов оцепенел от растерянности, когда тут же надменно возвращающуюся и задевшую его плечом проститутку почтительно пропустили в зал. Инге Сергеевне показалось, что Остангов стал ниже ростом и мгновенно постарел лет на десять. -- Кирилл Всеволодович, прошу вас, не огорчайтесь, -- сказала она ласково, даже пожалев его -- этого почтенного человека, присутствие которого во многих академиях мира за честь почитали многие умы современности, теперь растерявшегося, как ребенок, от наглой вседозволенности подонков. -- Я вообще-то не голодна, можно просто прогуляться, ведь сегодня дивная погода! -- Это неплохая идея! -- оживился академик найденному выходу из сконфузившей его ситуации. -- Вы захватите свою верхнюю одежду и заходите ко мне. Я живу на десятом этаже. У меня есть гостинцы из Франции и маленький кипятильник -мой неизменный спутник во всех командировках в Москву. Так что мы сможем выпить кофе, а затем погулять. Когда через несколько минут Инга Сергеевна подходила к номеру Остангова, она обратила внимание на открытую дверь большого люкса, расположенного напротив. На красивой, под старину мебели сидели мужчины кавказской национальности, явно неакадемического вида и за инкрустированными столиками, заставленными бутылками и снедью, о чем-то громко говорили и хохотали. Завидев женщину, они в голос завопили:
-- Эй, красавица, заходы, гостем будэшь, заходы!
Инга Сергеевна быстро постучала и вошла в скромный одноместный номер академика. -- Прошу вас, садитесь, Инга Сергеевна, -- указал Кирилл Всеволодович на кресло возле маленького письменного стола у окна, на котором лежали коробки и коробочки шоколадных конфет похожие по красоте оформления на бижутерию. Затем он достал из дорожной сумки золотистую коробку, в которой был подарочной набор, состоящий из французского коньяка и двух красивых бокалов. Разложив все это на письменном столе, который накрыл свежим гостиничным льняным полотенцем, Кирилл Всеволодович налил ей и себе немного коньяка и предложил выпить за весну. Сделав несколько глотков крепкого напитка на голодный желудок, она сразу же ощутила действие алкоголя. У нее слегка закружилась голова, и под воздействием восторженных, теплых взглядов Остангова она почувствовала себя снова маленькой девочкой, защищенной и окруженной заботой. -- А у меня сегодня праздник! -- сказала она игриво. -- Да? -- спросил он, подняв брови и с улыбкой, -- и какой же? -- Сегодня меня утвердили. -- И куда, в кого же? -- спросил он, в точности восприняв ее игривый тон. -- В доктора... -- Я и не знал, что вы защищали докторскую диссертацию. Когда же это случилось? -- Совсем недавно, а по существу -- целую вечность тому назад, -- ответила она с грустью, мигом вспомнив все, что произошло за время с момента защиты. -- А почему же вечность? что-то произошло очень существенное, что отделяет тот момент от сегодняшнего дня? Инга Сергеевна аж съежилась от того, насколько точно он угадал ход ее мыслей. -- В общем-то вы правы, -- сказала она задумчиво. Остангов сразу понял, что, сам того не желая, вызвал какие-то невеселые ассоциации в ее душе и, чтоб исправить положение, возбужденно сказал: -- Ну что ж, за ваши выдающиеся успехи! -- Пригубив коньяк, он продолжал: -- Вы каждый раз удивляете меня. В вас есть что-то особенное, что и определяет секрет вашей поразительной моложавости. Признаться, до того как вы сказали, что у вас внучка, я думал, что вам где-то в окрестностях тридцатитридцати пяти лет. -- Спасибо за комплимент, но честно говоря, никаких секретов. Остангов встал и, подойдя к ней, медленно присел на корточки у ее колен, нежно взял ее руку, глядя в упор на нее и пытаясь уловить взгляд. Затем он встал и, отойдя к столику с яствами, предложил ей конфеты и долил и без того наполненную рюмку. -- Теперь тост за вами. -- Хорошо, я предлагаю... -произнесла она тихо, -- я предлагаю выпить, -- задумалась она, держа в дрожащей руке бокал, который неожиданно выскользнул, и коньяк брызнул на рукав персикового цвета блузки. Академик с ловкостью юноши подобрал с пола не разбившийся благодаря мягкому ковру бокал и предложил гостье, если ей необходимо, пройти в ванную. Инга Сергеевна, воспользовавшись советом, быстро прошла в ванную, чтоб замыть коньячное пятно, закрылась там с ощущением полного презрения к себе Из-за неуклюжести и неловкости перед Останговым. Когда спустя несколько минут она, пряча глаза, вышла из ванной, Остангов подошел к ней со словами:
-- Все в порядке? -- и, нежно обняв, прижал ее к себе. Она чувствовала, что все тело его дрожит, но, продержав ее в объятьях, словно укрывающих от внешней опасности, довольно продолжительное время, он не проронил ни слова. Затем, слегка отстранившись, он поправляя сбившиеся на ее лоб волосы, почти шепотом сказал: -- Я полагаю, что выходить на улицу уже поздновато... Инга Сергеевна, вдруг испугавшись стремительности нарастания событий, сказала, глубоко пряча волнение и не много отстранившись.
-- Да, уже поздно, Кирилл Всеволодович, мне пора. Он глянул пристально ей в глаза, чтоб понять, что стоит за ее внезапным решением уйти, и, не сказав ни слова в ответ, отошел от нее. Инга Сергеевна не ожидала такой реакции с его стороны, и потому в растерянности задержалась, подыскивая какие-то приемлемые для ситуации слова. -- Вы когда улетаете? -- нарушил напряженное молчание Остангов. -- Завтра днем, -- ответила она растерянно. Кирилл Всеволодович снял с вешалки ее плащ и, набросив его ей на плечи, поцеловал ей руку и открыл дверь. Придя в свой номер, Инга Сергеевна обессиленно легла в постель и, как только ее голова коснулась подушки, терзания нахлынули на ее: "Почему я ушла, когда хотела остаться? Может, в этом и есть эта самая алогичная женская логика, когда женщина делает противоположное тому, что желает?" -- думала она, изнемогая от волнения. Она ощущала на себе тепло его рук, тщательно подавляемую взволнованность его дыхания, глубину и заботливость его взглядов, и ей захотелось немедленно вернуться к нему. "Он здесь, в пяти минутах, я уже была у него, о чем вчера еще мечтала и страдала! Зачем я ушла? Очередной раз обокрала себя". Инга Сергеевна почувствовала себя во власти неведомой ранее никогда любви, тоски и страха, оттого что оттолкнула его. "Я пойду к нему, я знаю, что он сейчас пребывает в таком же состоянии", -- решила она, встав с постели. Но когда она включила свет, Остангов словно раздвоился в ее сознании на того недосягаемого человека, и того нежного, доступного ей, с которым она рассталась несколько мгновений назад. И по мере того как она приближалась к решению пойти к нему, тот первый словно встал у двери, внушая сомнения в реальности и правдивости происшедшего.
Она не сомкнула глаз, фантазируя о возможных повторениях свидания с ним, но отчаяние, оттого что она оттолкнула его навсегда, не покидало ее всю ночь. x x x
Спустя два дня Инга Сергеевна, выйдя из библиотеки Инстиута экономики (который размещался в одном здании с президиумом Сибирского отдения Академии наук) спустилась на первый этаж к гардеробу, чтоб взять свой плащ, и столкнулась там с Останговым.
-- Добрый день, -- сказал академик, протягивая ей руку и внимательно заглядывая в глаза, словно продолжая спрашивать о том, почему она ушла несколько дней назад из его комнаты в гостинице. -- Здравствуйте, Кирилл Всеволодович, ответила она возбужденно, не скрывая радости от этой неожиданной встречи, которую он не мог не заметить. -- Если вы домой, то я могу вас подвезти, -- сказал академик. Затем после мгновенного раздумья предложил: -- Если вы никуда не торопитесь, я бы пригласил вас заехать ко мне на чашечку кофе, и вы мне расскажете подробнее о вашем проекте.
Не веря ушам своим и переполненная внутренним ликованием, она улыбнулась в знак согласия, и они прошли к его машине. Через несколько минут стройная, подчеркнуто аккуратно одетая пожилая женщина открыла им дверь коттеджа, где с первого же взгляда все поражало чистотой и порядком. Сняв с Инги Сергеевны плащ, Кирилл Всеволодович представил ей пожилую женщину: -Это -- Ксения Петровна -- губернатор нашего дома. Она очень строгая, но добрая. Правда, добрая ко всему, кроме того, что касается книг. Разве я несправедлив? -- завершил он, с улыбкой глядя на Ксению Петровну. -- Очень приятно, -- ответила Ксения Петровна, улыбнувшись такой форме комплимента в свой адрес от знатного родственника, на которого смотрела с обожанием. -Меня зовут Инга Сергеевна, -- протянула гостья руку "губернатору".
-- Прошу вас, -- сказал Остангов Инге Сергевне, указывая на лестницу, ведущую наверх. Шагая по лестнице, Инга Сергеевна, которая еще несколько дней назад многое отдала бы за такую встречу, сейчас, влекомая куда-то Останговым, вновь ощутила тревогу и неготовность перешагнуть грань... Это состояние не могло не отразиться на ее лице, что не ускользнуло от прозорливого и опытного взгляда академика, когда они поднялись на второй этаж. Он внимательно посмотрел на нее и, улыбнувшись одними глазами, сказал: -- Прошу вас, проходите сюда, прямо -- этой мой кабинет.
Огромный кабинет академика показался Инге Сергеевне старомодным и перегруженным: книги, бумаги, большие горшки с живыми цветами, два больших письменных стола, стоящих вместе буквой "Г", на одном из которых стоял телефон, на другом среди вороха бумаг выглядывала пишущая машинка. Перенасыщенность книгами, бумагами, пособиями, кабинетным оборудованием словно концентрировала в себе какое-то мыслительное напряжение и не вызывала ощущение уюта, который Инга Сергеевна более всего ценила в помещениях любого назначения. Только лишь дальний от входной двери угол, где стояли маленький столик и два кресла, своим уютом контрастировал со всем остальным. Кирилл Всеволодович, предложив ей расположиться в одном из кресел, подошел к ней близко и сказал: -- Может быть, вы хотите немного отдохнуть здесь?
-- Нет, нет, спасибо, -- ответила она с трепетом ожидая, что же будет дальше. -- Тогда прошу вас, -- сказал Остангов, указав рукой на дверь, в которую упиралась спинка одного из кресел. Он прошел вперед, и она, следуя за ним, оказалась в волшебном царстве русской классической литературы. Высокие, почти до потолка, шкафы с книгами заполняли стены просторной комнаты. В центре стоял двухтумбовый письменный стол с небольшим вертящимся креслом. И уголок в кабинете, упирающийся в эту комнатубиблиотеку, и письменный стол посредине -- все было предназначено для особого, интимного общения с книгой. Оставив ее наедине с книгами, Остангов вышел и, через короткое время вернувшись, пригласил снова в кабинет, где уже на маленьком столике стояло несколько бутылок с напитками, два небольших бокала и коробка шоколодных конфет. -- Может, вы желаете чтонибудь выпить? Вот это -замечательный ликер, -- говорил он, заботливо предлагая напиток. Инга Сергеевна пригубила ликер и в это время услышала, что гдето невидимый магнитофон издает тихие волшебные звуки "Лунной сонаты". Она умолкла, вслушиваясь в музыку. -- Погода сегодня удивительно теплая, и, может, вы хотите выйти на балкон? -- спросил Кирилл Всеволодович тихо. -- Нет, спасибо. Мне хорошо здесь. Какая музыка! -- У меня немалая коллекция записей, -- сказал Остангов, -- может, вы хотите выбрать чтонибудь иное? Пожалуйста. Вот здесь, -- он подошел к небольшому стеллажу у стены за письменным столом, на одной из полок которого стоял магнитофон.
Инга Сергеевна подошла к полке и увидела среди прочего коллекцию пластинок и кассет с записями Высоцкого. -- Вы любите Высоцкого? -- спросила она. -- Вас это удивляет? Я же в прошлом альпинист. А среди альпинистов, очевидно, нет человека, который бы не пел: "Лучше гор могут быть только горы"... -- А у вас есть особенно любимые песни Высоцкого? -- спросила Инга Сергеевна серьезно. -- Пожалуй, кроме только что процитированной я бы назвал: "Спасите наши души", "Песню про мангустов", "Песню о расстреле горного эхо". Я отношу Высоцкого к числу гениев нашего времени. Остангов сменил кассету в магнитофоне, и тут же зазвучал всегда волнующий своей неподдельной искренностью хриплый голос:
Здесь лапы у елей дрожат на весу, Здесь птицы щебечут тревожно. Живешь в заколдованном диком лесу, Откуда уйти невозможно. Пусть черемуха сохнет бельем на ветру, Пусть дождем опадают сирени. Все равно я отсюда тебя заберу Во дворец, где играют свирели. -- Расскажите мне чтонибудь о своей юности, -- сказал тихим проникновенным голосом Остангов, когда они вернулись снова к столику, сев напротив друг друга. Вопрос Остангова прозвучал совершенно неожиданно. До сих пор он ни разу не задал ей ни одного вопроса о ее личной жизни. -- О, это было так давно, -- ответила Инга Сергеевна, задумчиво улыбаясь. -- Ваша первая любовь -- это было серьезно? -- спросил он с улыбкой, как бы позволяющей при желании превратить ответ в шутку. -- Да, это было очень серьезно, -- сказала она, глядя куда-то вдаль. -- Объектом этого платонического чувства был человек много старше меня, мой школьный учитель. Возможно, он и не подозревал, сколь велико было его влияние на формирования моей системы ценностей, жизненных установок, формирования меня как личности. Он словно задал уровень нравственной планки, по которому я всегда соизмеряла свою жизнь. Инга Сергеевна говорила об этом впервые с времен своей юности, как бы пытаясь теперь глазами опытного человека посмотреть на давние события и дать им подлинную оценку, в то же время все более ощущая невозможность этого. -- Он сформировал во многом мое отношение к гуманитарной науке, литературе и в первую очередь к русской классике, хотя сам он был украинцем и преподавал нам психологию и украинскую литературу. Як умру, то поховайте мэнэ на могыли. Серед степу шырокого на Вкраини мылий. Он любил читать Шевченко, Лесю Украинку, и как он читал! Инга Сергеевна словно воспроизвела в себе все девичьи грезы, которые сейчас как бы возродились в новом качестве в отношении к сидящему напротив мужчине, вызывающему у нее такой же трепет и восторг, как учитель в ее далекой юности. Прилив нежности и любви к Остангову настолько заполнил ее, что ей захотелось подойти и прильнуть к нему. Но в это время в дверь его кабинета постучала Ксения Петровна и сообщила, что все уже пришли. Остангов глянул на часы и сказал Инге Сергеевне: -- Сейчас и у нас будет небольшой "домашний" семинар, который мы проводим регулярно, когда я не в отъезде. Я приглашаю вас поприсутствовать.
Инга Сергеевна совершенно растерялась от такого поворота событий и сказала: -- Большое спасибо, Кирилл Всеволодович, я как-то не готова к этому сегодня. Но если вы сочтете полезным, я приду в следующий раз, если, конечно, пригласите. -- Кокетливо улыбнувшись при этих словах, она встала с кресла. -- Ну что ж, -- сказал он с улыбкой и понимающе, -- я обязательно вам дам знать о следующем семинаре, который, по всей вероятности, будет уже осенью, потому что я улетаю в отпуск, а после -- сразу продолжительная экспедиция, которая, очевидно, все же состоится, -- академик иронично улыбнулся каким-то перипетиям, связанным с экспедицией.
После этих слов он спустился с ней вниз, и, поприветствовав пришедших коллег, предложил им подниматься наверх в его кабинет, а сам проводил ее до двери. Инга Сергеевна шла домой по тихой, уютно освещенной светом из окон скрытых за деревьями коттеджей безлюдной улочке, чувствуя себя опустошенной и усталой. x x x
Прошло несколько дней. Инга Сергеевна сидела за письменным столом, продумывая, что она будет говорить, если возникнут вопросы, связанные с ее проектом по докладу директора на совещании с участием Остангова, которое состоится после обеда. В это время зашла, как всегда возбужденная, Ася Маратовна и предложила пойти вместе смотреть новый кабинет, который Инге Сергеевне предоставили в связи с ее новым статусом. Нынешний кабинет, который был просто отгороженным фанерой углом общей большой комнаты, собиралась сразу же оккупировать Ася Маратовна по праву заместителя их отдела, и потому она была особенно оживлена и радостна.
Новый кабинет представлял собой уютную небольшую, но с большим, во всю стену окном комнату, обставленную только что привезенной в институт новой мебелью. На дверях висела табличка, которая со свойственной Асе Маратовне дотошностью извещала всех о том, что кабинет принадлежит зав. отделом, доктору наук. Ася Маратовна вскоре вышла по другим "неотложным делам", и, оставшись одна, Инга Сергеевна уперлась локтями в подлокотники кресла и, закрыв глаза, мигом пробежала весь свой творческий путь. Вдруг неожиданно для себя она пришла к выводу о том, что ее работа в последние несколько лет стала источником постоянных и только положительных эмоций. Она вспомнила услышанное недавно выражение о том, что в идеале обычно бывает так: "Полжизни ты работаешь на свой авторитет, потом он всегда работает на тебя". "Может быть, моя жизнь -- это и есть пример этого "идеала"? -- размышляла она. Многолетний труд и борьба за свое место под солнцем гуманитарной науки как-то вдруг (как ей теперь казалось) посадили ее в прекрасную колесницу успеха, возможностей реализации творческих планов, к которой она еще не примерилась и которая не стала для нее обыденностью. И потому каждый новый признак признания, доверия и почета она воспринимала как неожиданность, подарок судьбы, аванс, который нужно оправдать. Тут раздался телефонный звонок, первый звонок в новом кабинете. Это звонила секретарь директора, которая сообщила, что совещание переносится, так как Остангов срочно улетел в Москву. -- А на когда переносится совещание? -- спросила Инга Сергеевна подавленно. -- Пока неизвестно, -- ответила секретарь. Кирилл Всеволодович из Москвы полетит в Кисловодск в отпуск, а потом вроде бы в экспедицию. Так что теперь речь, очевидно, может идти об осени. Отдыхайте и не беспокой тесь, Инга Сергеевна, -- заключила секретарь. -- Вам после защиты именно это и нужно. Инга Сергеевна апатично вернула телефонную трубку на место. Вдруг она представила себе Остангова, гуляющего в романтическом Кисловодском парке, в павильоне Минеральных вод с молодой красивой женщиной. "Ведь не будет же он один двадцать четыре дня на курорте. Еще приедет с женой". От этих мыслей Инга Сергеевна съежилась, как от холода, затем встала, собрала бумаги, надела плащ и пошла домой. Дома она быстро прибрала, приготовила обед к приезду мужа и пошла спать. Сквозь сон она услышала звонок в дверь и, просыпаясь на ходу, открыв ее, оказалась сразу же в объятьях окрыленного и счастливого мужа. -- Я привез тебе самый большой подарок! В начале августа едем в Штаты! Александр Дмитриевич, быстро побрился и, выпив приготовленный женой кофе, пошел на работу. Часы показывали начало десятого, и ей нужно было бежать на работу, но радость встречи с детьми наполнила ее, и по дороге в институт все ее мысли были сосредоточены только на этом. x x x
Первого Мая день выдался солнечный, но ветреный и холодный. Инга Сергеевна с мужем вышли все же по привычке в десять утра на улицу. "Демонстрация трудящихся" уже не проводилась, но народ у Дома культуры "Академия" толпился. Они направились туда и, оглядываясь по сторонам, Инга Сергеевна с грустью отметила, насколько изменилось "качество лиц" обитателей этого еще в недавнем прошлом островка интеллектуалов. Раньше на всех многолюдных сборищах основную массу составляли бородастые, очкастые, с ярко выраженной жаждой познания в огненном блеске глаз лица устремленных в будущее вместе со своей наукой романтиков. Сейчас в толпе преобладали отупевшие от злобы, повернутые в извращенное прошлое политизированные люмпены, выкрикивающие возгласы одобрения и поддерживающие хлопками бредовые "выводы" представителей общества "Память". Правда, из толпы раздавались и голоса тех, кто пытался пресечь националистические призывы, но их засвистывали и оскорбляли. Известный всем в Академгородке профессор философии призывал видеть классовых врагов в кампании Горбачева, которая тянет, по его мнению, страну "к капитализации" и, следовательно, в угоду мировому империализму и сионизму -- в пропасть. От всего этого стало тошно, и Инга Сергеевна предложила вернуться домой. Еще несколько месяцев назад, если б они были в праздник в Академгородке, Инга Сергеевна, как всегда, с тех пор как уехала в Подмосковье Анюта, сказала бы: "Все же зря мы не поехали на праздник в Москву". Но сейчас она промолчала, и Александр Дмитриевич, угадывая чувства жены, весело сказал: -- Представляешь, пролетит три месяца, и мы увидим детей.
x x x
В начале июня Александр Дмитриевич на неделю улетел в командировку, а Инга Сергеевна, оставшись одна, достала все непрочитанные за последнее время газеты и журналы, чтоб наверстать упущенное в развитии социальнополитических событий, впечатляющих своей новизной и стремительностью каждый день. Она начала со стопки отложенных для чтения "Огоньков". Первым попался майский номер, где ее привлекла статья под названием "Герой Союза -- герой России?". В этой статье подводились итоги апрельского опроса Службы изучения общественного мнения под руководством профессора Б. Я. Грушина, из которого следовало, что популярность лидеров страны распределилась таким образом: первое место занял Ельцин, второе -- Руцкой, третье -- Горбачев. Инга Сергеевна с грустью отметила факт падения популярности Горбачева и согласилась с комментарием прессслужбы Центра изучения общественного мнения, что Горбачев, получив огромную власть, тем самым взял на себя и ответственность за все происходящее в стране. Поэтому он теперь явно расплачивается за ошибки, как свои собственные, так и чужие. В этой же небольшой статье было обращено внимание читателей на появление на горизонте большой политики новой фигуры -- Руцкого. Несмотря на то что перестройка явила многих новых людей на политическую сцену, этот человек обратил на себя внимание своей неожиданностью, когда он, являясь по внешним данным антиподом стандартному облику коммуниста и военного, со своими усами и дерзким поступком на внеочередном Съезде народных депутатов, изменил по существу всю направленность его работы, выступив с критикой позиции РКП и с заявлением о создании фракции "Коммунисты -- за демократию". Далее в этом же номере под заголовком "ВНИМАНИЕ -- РУЦКОЙ" опубликовано интервью с ним. "Я ведь тоже был верный марксистленинец, правда, у меня были командиры, которые научили думать, -- говорит Руцкой в заключение своего интервью. -- И я понял, что жизнь моя изменилась. А я вместе с ней". "Да, люди, убеленные сединами, прошедшие огонь и воду, как дети, пытаются, извиняются, не стесняются говорить, что не понимали, что за них думали, и в этом правда, и в этом драма, и в этом оптимизм в возможности очищения общества и каждого его члена, -- подумала Инга Сергеевна, глядя на красивое, мужественное лицо Руцкого на фотографии в журнале. -- И это нормально, если люди сейчас расставляются, как на шахматной доске. Меняется жизнь, ее направления, меняются фигуры на доске. Но фигуры эти появляются из тех же самых людей, из нас самих. Никто не прилетает из космоса. Наши люди, бывшие короли, -- ныне пешки, прежние пешки -- ныне короли, -- это все наши люди. Они будут сражаться, но только бы не до последней капли крови, только бы не до крови...". На вопрос журналиста "Какое ваше мнение о Б. Н. Ельцине?" Руцкой, отделавшись обычным реверансом, стал говорить больше о себе, о своей программе, чем о Ельцине. Однако в конце интервью редакция в своей справке сообщила, что пока верстался номер, стало известно, что Борис Ельцин, баллотирующийся на пост президента Росссии, назвал Александра Руцкого своим кандидатом в вицепрезиденты.
Инга Сергеевна решила в газете "Семь дней" посмотреть программу телевидения, связанную с предвыборной кампанией, ибо обнаружила, что в суете отключилась от деталей предвыборной ситуации, которая ее волновала, как и большинство людей в стране. На первой странице под заголовком: "Кандидаты в Президенты России названы. 12 июня вам предстоит сделать выбор" -- большие четкие фотографии кандидатов в президенты России: размышляющего Бакатина, призывающего Ельцина, предупреждающего Жириновского, замкнутого в себе Макашова, молящего Рыжкова и угрожающего кулаком Тулеева. Под фотографиями каждого из кандидатов излагалась его краткая биография и кредо политической концепции. "Согласие -- путь к решению наших проблем, -- считает Вадим Бакатин". Ельцин -- "убежденный сторонник радикального курса в проведении экономических и политических реформ, возрождение государственного суверенитета России". Лейтмотив предвыборной кампании Владимира Жириновского: "Я буду защищать русских и малые народы на всей территории России и СССР". Макашов: "Один из пунктов его предвыборной программы: возрождение патриотизма, традиций всех народов РСФСР". Рыжков: "За постепенное введение рыночных отношений, решительный противник "шоковой терапии" при преобразовании экономики и общественного устройства". Тулеев: "Позиция претендента -- счастье и благополучие людей достигаются трудом каждого". Инга Сергеевна задумалась над своими прогнозами, и, как бывает, когда смотришь в упор в одну точку, пелена в глазах сместила все знаки в газете, и фотографии кандидатов в президенты как-то сдвинулись вверх за жирную черную полосу, за которой были сведения о других передачах, и оказались прямо под надписью: "Спектакль Государственного академического Малого театра СССР". Она тряхнула головой: "Что за чушь, какой спектакль?" А потом, опомнившись, улыбнулась стихийной аналогии. "Ну и пусть -- спектакль, а все равно это замечательно, что мы выбираем президента из шести кандидатов. Выбираем! И смотрим на них по телевизору не как на богов, спустившихся с небес, а как на живых людей, со всеми их судьбоносными и незначительными достоинствами и пороками". Все это внушает оптимизм в необратимость перемен в обществе, в его движении к цивилизованным демократическим нормам жизни, к уважению права человека давать оценку своим лидерам, оценку в выборе пути развития страны, к сближению с мировым сообществом и гуманистическим завоеваниям человечества.
Читая газеты и глядя телевизионные программы, она все более проникалась какойто подсознательной радостью и ощущением значимости и для нее лично тех новшеств в политической жизни, которые являла предвыборная кампания первого президента России. Эта предвыборная кампания представилась сейчас символом и результатом той огромной, явной и скрытой, устной и письменной, легальной и нелегальной борьбы за выход страны из тирании, тоталитаризма, неуважения прав и достоинства человека. И организатором этой борьбы бесспорно был Горбачев. И именно сейчас она испытала какой-то прилив вдохновенья написать давно задуманный доклад на тему: "Горбачев и его революция", которым планировала начать следующий учебный год в сети философских методологических семинаров. "Если вечерами за эту неделю, пока Александр в командировке, я подготовлю основу доклада, тогда все лето нечего будет беспокоиться, и в октябре мы начнем учебный год с этой темы.
Глава 5. Базис и перестройка
Время еще было не позднее, и ей захотелось немед ленно приступить к работе, тем более что как типичная "сова" она наиболее эффективно всегда работала ночью. Она решила за эту неделю "одиночества" подготовить текст, который должен был вобрать все мысли, которые сейчас рождались, с тем, чтоб потом для доклада отобрать самое основное. Она всегда любила выполнять такую работу, готовясь к какому-то докладу или выступлению. Такой текст ни к чему не обязывал, его можно было писать без особых требований к редактированию, литературному оформлению. Образно этот текст можно отождествить с корзиной либо миской, в которую хозяйка складывает отобранные продукты, для того чтоб затем приготовить деликатесное блюдо. Она подошла к стеллажам и достала огромную толстенную папку, в которой находились документы, литература, выписки из книг, газет, журналов, ее собственные ремарки, которые она собирала для подготовки этого доклада. Первым в стопке был 17й номер журнала, был "Коммунист" за 1980 год. "Боже, каким это теперь кажется чудовищным и нелепым", -- подумала Инга Сергеевна, читая такие строки оглавления, как "К. Черненко. Великое единство партии и народа; С. Шаталин. Улучшая методы социалистического хозяйствования; Н. Щелоков. Актуальные вопросы укрепления правопорядка".
Следующим в стопке оказался 1й номер "Коммуниста" за 1982 год. В его оглавлении девятнадцать названий из тридцати семи были связаны с именем Брежнева: Л. И. Брежнев. От автора. Предисловие к сборнику "О Ленине и ленинизме"; Л. И. Брежнев. К вьетнамским читателям; Л. И. Брежнев. Наша цель неизменна -- добиться прочного мира. Ответы Л. И. Брежнева американской телекомпании Энбиси; Семидесятилетие товарища Л. И. Брежнева; Товарищу Брежневу Леониду Ильичу: Указ Президиума Верховного совета СССР о награждении Генерального секретаря ЦК КПСС, председателя Президиума Верховного совета СССР, маршала Советского Союза, товарища Брежнева Леонида Ильча Орденом Ленина и медалью "Золотая Звезда". Девятнадцать строк оглавления, связанных с именем Брежнева, охватывали всего двадцать одну страницу, а остальные весемнадцать строк, посвященные другим материалам, охватывали сто двадцать семь страниц.
На двадцать первой странице, было помещено письмо Брежнева в редакцию газеты "Правда". Выражая благодарность всем, кто обратился к нему с поздравлениями и пожеланиями, Брежнев свое небольшое послание завершает: "Все сказанное в мой адрес в эти дни я отношу ко всей нашей родной партии, которая поистине олицетворяет ум, честь и совесть нашей эпохи". Следующим за этим оказался одиннадцатый номер журнала "Вопросы философии", в котором первая часть была уже посвящена Обращению Центрального Комитета КПСС, Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и Коммунистической партии к советскому народу в связи с кончиной Брежнева. Вспомнилось то утро, когда, включив радиоприемник, вместо обычных программ она услышала траурные мелодии. Сообщений еще не было, но на улице и в институте ощущалось понимание того, что произошло. Не считаясь с неадекватностью реакции на траурную музыку, люди демонстрировали приподнятость, за которой стояла одолевавшая всех жажда перемен, которую сулило происшедшее , еще официально не объявленное.
Главное, чего люди хотели, -- это зауважать себя, потому что цинизм и самообман настолько пронизали все сферы жизни общества, что каждый уже ощущал себя участником всеобщей постыдной игры, унижающей его честь и достоинство, но из которой большинству не дано было выйти. Выйти -- означало либо покинуть страну (в большинстве своем с огромным трудом и клеймом "враг"), либо вступить в конфликт с системой и оказаться в удушающем вакууме отторжения (на что не каждый был способен). Эта игра достигла своего пика с момента принятия Брежневской конституции. До этого на Брежневском XXV съезде КПСС был сделан "принципиальный" вывод о том, что в условиях развитого социализма роль партии в жизни общества возрастает. На основе этой концепции статья о партии в новой Конституции и была включена в политическую систему. Конституция эта, которая, как и Сталинская, должна была на бумаге утверждать "самые демократичные" демократические принципы имела, -- и формально, и по существу -- самую главную особенность, определяемую шестой ее статьей. В предыдущей Конституции 1936 года, знаменующей, как утверждалось, полную и окончательную победу социализма в СССР, хотя и закреплялась законодательно руководящая роль партии, статья о партии была записана под номером 126, где говорилось о праве граждан на объединение в общественные и политические организации.
В новой, Брежневской конституции статья о партии была введена под номером 6 в первую главу "Политическая система". В ней было записано: "Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу". Вскоре после Конституционного закрепления возросшей роли партии, 26 апреля 1979 года, было принято постановление ЦК КПСС, в котором были сформулированы задачи улучшения идеологической и политиковоспитательной работы. Л. Брежнев на XXVI съезде КПСС об этом постановлении сказал, что "это -- документ долговременного действия". В специальном разделе отчетного доклада Л. Брежнева на XXVI съезде КПСС (23 февраля 1981 года) под названием: "Идеологическая, политиковоспитательная работа партии" генеральный секретарь прямо указал на то, что все средства массовой информации являются не чем иным, как трибуной для идеологов. "Надежный канал повседневной информации, -- подчеркнул Л. И., -- 380 миллионов экземпляров газет и журналов, 75 миллионов телевизионных экранов загорается ежедневно в нашей стране. А это значит, что десятки миллионов семей имеют возможность ежедневно получать и необходимые разъяснения партийной политики, и новые знания, обогащаться умственно и духовно"... В связи с наличием большого числа пропагандистских передач на телевидении, которые, как правило, шли всегда по всем каналам одновременно, появился анектод. Сидит человек у телевизора и крутит ручку переключателя каналов во время одной из таких программ, дабы найти что-то поинтересней, а ему диктор на каждом канале твердит: "Я тебе покручу, я тебе покручу!" Новый социальный заказ идеологии определялся необходимостью затушевывания все большего расхождения обещаний улучшенияи жизни страны с ее реальной экономической ситуацией. Листая и отбирая литературу, Инга Сергеевна натолкнулась на труды знаменитой Конференции по развитию производительных сил Сибири, проходившей в Академгородке в июне 1982 года. Подготовка к этой конференции, оргкомитет которой возглавлял Аганбегян, проходила почти два года. Собирались доклады для публикации, каждый из которых представлял нерадостные цифры обобщенного анализа разных сфер жизни Сибири. Аганбегян всех нацеливал на правдивый анализ с тем, чтоб во всеуслышанье заявить о накипевших проблемах Сибири, к которым прибавились и проблемы БАМа. В кулуарах, во время заседаний оргкомитета в процессе подготовки конференции экономисты почти вслух говорили о том, что грядет неизбежный политический и всеохватывающий экономический кризис в стране. Эта видевшаяся им объективная неизбежность придавала всем какую-то смелость, поэтому все говорило за то, что конференция должна стать эпохальным событием в жизни Сибири по остроте заявленных на ней проблем и по уровню требований в их решении. На более чем десяти секциях планировалось обсуждение насущных проблем Сибири и разработка стратегии подступа к их решению, ибо уровень участников конференции был самый высокий, включая все высшее руководство Академии наук СССР, отраслевых Академий, представителей ЦК КПСС, первых секретарей обкомов КПСС, руководителей министерств, ведомств, отраслевых НИИ и вузов Сибири и Дальнего Востока. Организация конференции была осуществлена на уровне самых высоких стандартов и у участников, собравшихся для регистрации в фойе Дома ученых утром 12 июня, до начала пленарного заседания настроение было приподнятым и оптимистичным.
На пленарном заседании наряду с Аганбегяном выступали руководители Академии наук СССР, Академии медицинских наук, ВАСХНИЛ (Сельскохозяйственной академии), руководители министерств, ведомств, промышленных предприятий, руководители вузов, отраслевых НИИ. В докладах внимание было заострено на том, что отдача Сибири со стороны центра неадекватна тому, что дает Сибирь центру. Было подчеркнуто, что роль Сибири в развитиии народнохозяйственного комплекса страны все возрастает, производительность труда здесь выше среднесоюзной на 19 процентов. Влияние сибирской экономики на развитие народнохозяйственного комплекса страны, как отмечалось на конференции, определяется прежде всего тем, что Сибирь удовлетворяет возрастающую долю общесоюзных потребностей в топливе, цветных металлах, лесопродукции, продуктах химической промышленности. Особое значение поставки продукции из Сибири имели для европейской части СССР и Урала, испытывающих дефицит энергетических ресурсов. К концу девятой пятилетки, например, из региона Сибири вывозилась половина добываемого топлива, за счет чего удовлетворялось около 20 процентов потребностей еврейской части. В 1975 году, например, из Сибири было вывезено около 60 процентов продукции лесозаготовок и лесопиления. Наряду с этим Сибирь постоянно экспортировала зерно, картофель, мясомолочные продукты. Данные об экспортных поставках свидетельствовали, что валютная выручка от сибирских поставок составляла 50 процентов общего объема экспорта СССР. На фоне впечатляющих данных о месте Сибири в развитии народного хозяйства весьма драматично выглядели данные об уровне и качестве жизни сибиряков. В докладах были приведены данные о том, что сибиряки, которым, по расчетам медиков, необходимо употреблять, например, калорий животного происхождения на 29 процентов больше, чем жителям европейских районов, мяса и молока потребляют значительно меньше, чем в стране в целом Из-за дефицита продуктов и невысокого уровня доходов, а уровень развития социальнобытовой сферы здесь настолько отстает от общереспубликанского, что Сибири потребовалось бы 25--30 лет, чтоб достигнуть среднереспубликанских темпов строительства жилья и других обектов культурнобытового назначения. В связи с названными и многими, многими другими фактами состояния социальноэкономической ситуации в Сибири Институтом экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения Академии наук СССР, руководимом Аганбегяном, был сформулирован вывод о том, что для выравнивания уровня жизни сибиряков необходимы не только такие, как во всей РСФСР, но повышенные темпы развития всех сфер жизнеобеспечения.
В таком же ключе были почти все доклады руководителей секций, в которых были представлены конкретные факты, иллюстрирующие тревожную ситуацию в социальноэкономической и бытовой сферах в разных регионах и отраслях народного хозяйства Сибири. Наиболее впечатляющими были данные, представленные пришедшим на смену Казначееву новым председателем президиума Сибирского отделения Академии медицинских наук, академиком Бородиным. В основу его доклада легли материалы работы секции по проблемам здоровья населения Сибири, которые готовились за два года до конференции. Медики забили тревогу о неблагоприятных тенденциях в показателях демографии, здоровья, смертности (особенно детской) в этом регионе страны. Они настаивали на новой концепции в подходах к развитию производительных сил Сибири. Согласно этой концепции, критерий здоровья населения должен быть заложен в создании и оценке эффективности всех блоков программы "Сибирь", проект которой обсуждался на этой конференции. Аганбегян решительно поддержал это предложение, поскольку его институт активно сотрудничал с Сибирским отделением Академии медицинских наук и он стремился к тому, чтоб во всех документах, которые они готовят в правительственные органы, присутствовали данные сибирских медиков о состояния здоровья населения в Сибири и их предложения по изменению ситуации к лучшему. Однако присутствующий на конференции секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин в своем выступлении, построенном на демагогических призывах о том, что монолитные интересы государства в целом должны быть превыше региональных амбиций, тоном, вызвавшим легкое оцепенение своей неадекватностью настроению зала, обернув недобрый взгляд к Аганбегяну, подчеркнул, что всяким выводам и замечаниям по поводу якобы несправедливого отношения к отдельным регионам, в том числе и к Сибири, со стороны центра, будет дана должная оценка в ЦК... Речь Земянина была полна пафоса, который вопреки его стараниям таял в пустоте, поскольку сама атмосфера конференции отвергала этот идеологический цинизм и оторванность руководителей от реальных нужд страны. В кулуарных беседах этот доклад откликался либо сатирическими репликами, либо возмущением. Даже беспартийный, избегавший всяких партийных тем, всегда деликатный и интеллигентный академик Боресков, и тот не удержался, бросив реплику по поводу выступления Зимянина: "Только тягостное чувство это может вызвать". Социальнопсихологическая атмосфера общества с времен хрущевской перестройки таила в себе взрывоопасные заряды проявления в прямой или косвенной форме анализа реального положения дел в стране, стремления к свободе и переменам. Правозащитное и диссидентское движение, начало новых волн эмиграции, подтекст и прозрачность аналогий в произведениях литературы и искусства, увеличивающееся число поездкок, несмотря на все ограничения, советских людей за границу и приезд иностранцев в СССР, -- все это, вопреки всем препонам, объективно влияло на общественное сознание и в то же время отражало его. И это наряду с провалами в экономике, требовало все большего применения "идеологического оружия". Там у них, -- конечно, лучше бытово, Так, чтоб ты не отчибучил ничего... От подарков их сурово отвернись! Мол, у самих добра такого -- завались... -- пел Высоцкий о наставлениях одного из многочисленных "иструкторов", призванных "вправлять мозги всем", кто ездил за рубеж и встречался с иностранцами. Однако и эта едкая сатира поэта порой меркла перед реальными "наставлениями" о том, как нужно нашим людям воспринимать успехи цивилизованного мира. Именно поэтому в эти годы роль партии и идеологических сторон ее деятельности были подняты на небывалую высоту. Сеть политического просвещения, методологические семинары, "Ленинские чтения", "философскометодологические (а чаще идеологические) конференции обрели статус важнейшей, высоко материальнотехнически оснащенной сферы жизни общества. Всюду возводились новые респектабельные Дома политпросвещения и здания партийных комитетов всех уровней в условиях сокращения финансирования библиотек, музеев, где под угрозой находились уникальные книжные собрания и произведения искусства. Политпросветительские издательства имели всегда зеленую улицу и в сравнении с другими платили высокие гонорары авторам. Политиздат считался одним из самых престижных и платящих высокие гонорары издательств. Причем гонорары выплачивались независимо от спроса, а определялись объемом публикации, то есть количеством страниц. Инга Сергеевна листала периодику и толстые книги для того, чтоб несколькими штрихами воспроизвести картину времени, которое предшествовало непосредственно приходу Горбачева. Вспоминалась идеологическая чехарда, в которой и она, как и все философы, была задействована в период правления Андропова. Он был избран генеральным секретарем 12 ноября 1982 года, с первых дней взбудоражив общественную жизнь попытками борьбы с коррупцией, сопровождавшейся нарушением элементарных прав человека. Люди стали бояться ездить в командировки, появляться на улице или в магазине в рабочее время, чтоб не быть схваченными теми, кому было дано право в каждом подозревать прогульщика, хапугу, спекулянта. Но вместе с тем эта борьба, которая хоть и носила названные выше уродливые формы, все же начала вносить какую-то струю оптимизма самим фактом новизмы, движения в обществе, уставшем от брежневского застоя. Но и Юрий Владимирович прежде всего взялся за развитие идеологической работы. Уже в февральском номере журнала "Коммунист", то есть спустя несколько месяцев после восшествия на высший пост в стране, он опубликовал статью к 165летию со дня рождения и 100летию со дня смерти К. Маркса под названием: "Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства". Эта статья хоть и была очередным дифирамбом социализму и коммунизму, все же содержала ряд положений, вызвавших нотки оптимизма у зашоренных обществоведов, поскольку "обещала" расширение горизонта исследований реального состояния общества. Тезисы статьи Андропова о том, что "страна находится в начале" длительного процесса "совершенствования развитого социализма", а также то, что "конкретные исторические пути становления социализма пролегли не во всем так, как предполагали основоположники нашей революционной теории", были восприняты обществоведами как откровения. Эти слова Андропова на фоне все чаще появляющихся публикаций о беспреце дентных разоблачениях организованной преступности, связанной с высшими эшелонами власти, сулили какое-то новое качество общественной жизни. С одной стороны, всем уставшим от однообразия, беспросветности и лживости застоя хотелось перемен, новизны, хоть какого-то движения, которое внес Андропов своими первыми необычными шагами. С другой -- людям, запуганным драматическим прошлым, трудно было верить и ожидать чего-то от генерального секретаря ЦК КПСС, в прошлом возглавлявшего КГБ. Драматизм этого социальнопсихологического состояния был выражен в появившемся тогда анекдоте. "Анропов поставил у себя в кабинете бюст Пушкина. "А почему у вас, Юрий Владимирович, стоит Пушкин, а не Ленин или Дзержинский?" -- спрашивают генсека посетители. -- "Так ведь он же сказал: "Души прекрасные порывы"...". Вместе с тем Юрий Владимирович, демонстрируя свой повышенный интерес к теоретическим размышлениям о марксизме, основным постулатом которого является утверждение первичности бытия по отношению к сознанию, проявлял неустанную заботу об общественном сознании, уделяя первостепенное внимание идеологии. Через несколько месяцев после статьи о Марксе, то есть 14 июня 1983 года, он не нашел проблемы более важной для созыва пленума ЦК КПСС, чем "Актуальные вопросы идеологической работы". Выступая на этом пленуме, генсек подчеркнул: "Наш пленум обсуждает один из коренных вопросов деятельности партии, одну из важнейших составных частей коммунистического строительства. К чему сводятся главные задачи в идеологической работе в современных условиях? Первое. Всю нашу идеологическую, воспитательную, пропагандистскую работу необходимо решительно поднять на уровень тех больших и сложных задач, которые решает партия в процессе совершенствования развитого социализма. Партийные комитеты всех ступеней, каждая партийная организация должны понять, что при всей важности других вопросов, которыми им приходится заниматься (хозяйственных, организационных и иных), идеологическая работа все больше выдвигается на первый план. Мы ясно видим, какой серьезный ущерб приносят изъяны в этой работе, недостаточная зрелость сознания людей, когда она имеет место. И наоборот, мы уже сегодня хорошо чувствуем, насколько возрастают темпы продвижения вперед, когда идеологическая работа становится более эффективной, когда массы лучше понимают политику партии, воспринимая ее как свою собственную, отвечающую кровным интересам народа". Этот пленум, который обществоведы, вдохновленные названной выше статьей Андропова, ждали как нового приоткрытия форточки для объективного анализа состояния общества, вызвал, однако, смятение и растерянность. С одной стороны, Андропов в своем докладе произнес фразу, в которой многие хотели видеть программу, нацеленную на новый взгляд на состояние дел в стране: "Между тем, если говорить откровенно, -- отметил генсек, -- мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические. Поэтому порой вынуждены действовать, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок". Перефразируя слова одного из героев пьесы Островского, можно сказать, что этот тезис Андровопа "много стоил". Он хоть и содержал в себе, с одной стороны, запрос на индульгенцию от явных ошибок и просчетов в "политике партии и правительства", но, с другой -- он словно позволил признать их. Кроме того, заявление о том, что "приходится действовать... эмпирически... методом проб и ошибок", по своей сути давало понять, что "ясный светлый путь" построения общества всеобщего благоденствия еще никак не проложен... Инга Сергеевна вспомнила, как в автобусе по дороге из города в Академгородок она встретила коллег, которые обсуждали выступление Андропова и тихо, шепотом комментировали его, не веря все же до конца, что то, что дозволено говорить генсеку, можно говорить и им, тем более что всеобщее смятение вызвал доклад на этом же пленуме К. Черненко на тему: "Актуальные вопросы идеологической, массовополитической работы партии". Его высказывание по поводу генетики было воспринято как начало новой кампании против генетики, а всед за ней и закручивания гаек, в силу чего директор Института цитологии и генетики, академик Дмитрий Константинович Беляев, один из первых возглавивший движение за реабилитацию и развитие генетики в хрущевскую оттепель, теперь в знак протеста отказался возглявлять научный совет философских семинаров Сибирского отделения Академии наук.
А между тем партийная машина наращивала усилия в области идеологической работы. И чем меньше она могла справляться с насущными задачами страны, тем больше ей было необходимо демонстрировать свой "неустанный труд", каковым могла быть только идеологическая работа. Инга Сергеевна тут, съежившись от пронзившего ее чувства неуважения к себе, вдруг вспомнила сейчас, как в эти дни на одном из методологических семинаров в Доме политпросвещения, посвященном социальноэкономическим проблема в стране, она во время обеденного перерыва оказалась за столом с одним из партийных функционеров. Они закончили обедать, когда кафе уже было почти пустым и, выходя вместе, продолжали обычный для этих встреч разговор комментариями о семинаре. "Ничего у нас не выйдет, пока партия у руля", -- вдруг шепнул ей на ухо партийный функционер, взяв ее под руку при выходе из кафе. Инга Сергеевна, решив, что это провокация, почувствовала, как дрожь прошла по всему ее телу. Впоследствии этот человек стал одним из тех, кто активно в Новосибирске поддерживал горбачевские демократические преобразования. При воспоминаниях об этом сейчас Инге Сергеевне стало противно от недоверия и тотального страха перед идеологической крамолой. Она вышла в кухню и, выпив там полчашки крепкого кофе, снова вернулась к письменному столу. Отобрав следующую стопку литературы, Инга Сергеевна стала искать первые упоминания там фамилии Горбачева. В 13м номере "Коммуниста" за 1983 год она нашла материал о встрече 15 августа в Центральном комитете КПСС с ветеранами партии, которую открыл Горбачев. Комментарии к этому совещанию свидетельствовали о том, что на этом "важнейшем мероприятии страны выступил генеральн ый секретарь ЦК КПСС, председатель президиума Верховного совета СССР товарищ Ю. В. Андропов". Юрий Владимирович в своем пятистраничном выступлении основное внимание уделил проблемам идеологической работы. "Мы справедливо говорим, -- отметил он, -- об идеологическом обеспечении экономической работы. Но не меньшее, если не большее, значение имеет экономическое или -- шире -- социальное обеспечение идеологической работы. Ведь всякого рода беспорядок, бесхозяйственность, нарушения законов, стяжательство обесценивают работу тысяч агитаторов и пропагандистов. Следовательно, говоря об улучшении, -- подчеркнул генеральный секретарь, -идеологической работы, мы имеем перед собой комплексную, многоплановую задачу, решение которой предполагает активные действия на всех направлениях".
Инга Сергеевна продолжала листать журналы и во 2м номере "Коммуниста" за 1984 год вновь обнаружила имя М. Горбачева. Член Политбюро ЦК КПСС М. С. Горбачев в своем коротком, на полстраницы, выступлении подвел итоги внеочередного пленума ЦК КПСС, прошедшего, -- как подчеркнул оратор, -- "в обстановке единства и сплоченности". На этом пленуме, проведенном в связи с кончиной Андропова и избранием Черненко генеральным секретарем ЦК КПСС, "с чувством огромной ответственности перед партией и народом, -- подчеркнул М. С. Горбачев, -- решены вопросы преемственности руководства".
Далее в отобранной для доклада литературе фамилия Горбачева появилась в 56м номере журнала "Коммунист" за этот же год. Это было выступление депутата М. Горбачева, которым он предложил внести на рассмотрение первой сессии Верховного совета одиннадцатого созыва поддержанное партийной группой Верховного совета и Совета старейшин предложение избрать избранного на прошедшем накануне пленуме ЦК КПСС генерального секретаря ЦК КПСС К. Черненко "председателем президиума Верховного совета Союза Советских Социалистических Республик". Оглавления журналов пестрели свидетельствами неустанной заботы "руководящей и направляющей силы общества" об идейнополитическом воспитании трудящихся. В 13м номере "Коммуниста" за 1984 год в своей статье "Партия и комсомол на современном этапе развития советского общества" секретарь ЦК КПСС Е. Лигачев подчеркивал: "Важнейшим направлением всей жизни и деятельности ВЛКСМ всегда была, есть и остается идеологическая, политиковоспитательная работа среди комсомольцев, молодежи". Весь этот идеологический гул, преследующий цель держать в узде общественное сознание и общественное поведение, не вызывал уже никаких эмоций у населения, приспособившегося жить в полном несоответствии с тем, что говорилось вслух в угоду идеологии. Но только для одного слоя населения эта идеологическая чехарда имела значение подлинной фиесты, где каждый находил для себя сферу деятельности значимой и хорошо поощряемой верхами. Этим "слоем" были идеологические работники всех мастей... Никакие производственные планы и срочные дела, никакие планы в области основной деятельности предприятий и учреждений не могли быть приняты в расчет, когда нужно было провести партийное собрание, методологический семинар, политучебу, семинар "об итогах... съезда, пленума, совещания, статьи в "Правде", "Коммунисте" и т. п. И хоть труд этот был не из легких, потому что работникам идеологического фронта нужно было затратить немало усилий, чтоб найти в текстах докладов, решений и т. п. хоть одну мысль, одну фразу, которая бы отражала по существу что-то новое, вокруг чего бы можно было строить обсуждение, все же недостатка в желающих заниматься этой деятельностью никогда не было. "Правление" Черненко также было ознаменовано первостепенным вниманием к "самой главной" задаче летящей к кризису страны. В приветственной речи, произнесенной им через несколько месяцев по восшествии "на престол" на Всесоюзной научнопрактической конференции "Совершенствование развитого социализма и идеологическая работа партии в свете решений Июньского (1983 года) пленума ЦК КПСС, генеральный секретарь ЦК КПСС Черненко отметил: "...Исключительно велико значение идеологической, политиковоспитательной работы. Она поднимает миллионы советских людей на самоотверженную борьбу за интенсификацию производства, ускорение научнотехнического прогресса, за экономию материальных ресурсов, высокую производительность на каждом рабочем месте". На этой конференции выступил после приветствия Черненко с основным докладом на тему "Живое творчество народа" Горбачев. На семинаре в Доме политпросвещения этот доклад преподносился как новое откровение, как новый "интеллектуальный" подход к идеологической работе. По существу, внешне в докладе не содержалось принципиально чего-то нового, "смелого" по сравнению с тем, что уже "заявил" в своей статье о К. Марксе и речи на Июньском (1983 года) пленуме Андропов: о новом взгляде на этап социалистичес кого строительства, о необходимости отказаться от упрощенной трактовки "известного тезиса о соответствии производственных отношений производительным силам при социализме, согласно которому это соответствие чуть ли не автоматически обеспечивает простор развитию производительных сил"; о необходимости повышения эффективности народного хозяйства и др. Однако резонанс от этого доклада был обусловлен тем, что в нем, как и во всех последующих выступлениях Горбачева, присутствовало какоето "двойное дно", контекст, содержащий его подлинные мысли, для полного выражения которых он словно ждал соответствующего времени и уровня общественного сознания. В 1984 году имя Горбачева среди общественности стало известно еще и в связи с его поездкой в Англию, после которой "в народе" ходили легенды о том, что он очаровал Маргарет Тэтчер своей образованностью, прекрасным английским, на котором якобы изъяснялся без переводчиков, своими прекрасными манерами. В 55м номере журнала "Коммунист", посвященном материалам внеочередного пленума ЦК КПСС в связи с кончиной Черненко, а также избранием Горбачева генеральным секретарем, Инга Сергеевна с особым вниманием перечитывала материалы пленума, связанные с избранием Горбачева.
x x x