В этот вечер передавали программу из цирка. Номера были великолепные, и Катюша с восторгом глядела на экран. "Смотри, Кузя, как дядя прыгает. Смотри, смотри, как тетя бросает шарики". Но вот на манеже появился клоун и с ним собака. Собака была довольно крупная и не очень породистая. "Смотри, смотри, Кузя, какая собачка", - сказала Катюша тоном, которым обычно говорят с детьми. Собака на экране проделывала разные трюки - прыгала через обручи, кувыркалась, ходила на задних лапах. Все это Катюша воспринимала с наивной радостью.
Но вот клоун усадил свою собаку на табуретку и сказал:
- А ну, скажи "мама".
Собака молчала.
- Ну, скажи "ма-ма".
Собака отчетливо произнесла: "ма-ма".
И вдруг я услышал плачущий, почти рыдающий голос:
- Боже мой, если бы Кузя мне сказал "мама", я бы ему всю жизнь отдала.
Каждый мемуарист знает, как трудно писать о своей жене - о тех тонких, интимных взаимоотношениях, из которых порой рождаются и замыслы новых произведений, и решения отказаться от чего-то неверного, недостойного, случайного. Но в то же время нечестно, по-человечески недостойно молчать о человеке, который так много, хотя часто незаметно, ненавязчиво, исподволь сделал для твоей творческой жизни, помогал тебе в трудные моменты душевных кризисов или просто подгонял в работе. Но как об этом написать? Проза не всегда годится - она слишком буквальна. И вообще о своих чувствах часто хочется не говорить, а петь, петь без музыки - тогда-то, наверно, у людей и получаются стихи. Да, стихами об интимных вещах говорить удобнее всего, как бы ни были они несовершенны. Я начал их писать поздно, в шестьдесят лет, писал о разном - о конкретных событиях и размышления на общие темы, выражал в них боль и радость, сомнения и разочарования, но моя жена была моей постоянной темой. А мы прожили с ней сорок девять лет!
В любви своей остынуть не успев,
На этой мысли я ловлю себя невольно,
Мне дорога твоя любовь и даже гнев,
Когда ты мной бываешь недовольна.
И если лишний год прибавится к годам
Твоим или моим, я говорю: "Так что же?"
Еще полней ценить друг друга нужно нам,
Друг другу делаемся мы еще дороже.
Я для тебя - тепло. Ты для меня - мой свет.
И светом и теплом вся наша жизнь согрета.
Мы вместе прожили почти полсотни лет.
И шепчут все вокруг: "Ромео и Джульетта".
"Был когда-то парнем я веселым.
В жизнь влюблен был безо всякой меры,
Радовали море, лес и горы,
Не мечтал ни о какой карьере.
Строен был, и худ, силен, как дьявол.
Для друзей был вроде бы примером,
А потом, сознаюсь в этом прямо,
Подвела проклятая карьера.
Вот печаль и горькая обида.
Жизнь - сплошное разочарованье,
И хожу с каким-то важным видом,
Словно дал себе обет молчанья.
Жизни путь становится короче
Нету прежней удали во взоре.
Мысль одна: аплодисменты б громче.
И не радует ни солнца свет, ни море.
Эх! Вернуть бы юность. Сбросить лета.
Нынче, вижу, юность много значит.
Как бы хорошо все было это.
Я бы прожил жизнь совсем иначе.
Но в одном не нужно перемены:
Не хотел бы я сменить отчизны,
Путь пройти с подругой непременно
С той, что я прошел по этой жизни".
"В Запорожье, где казачья Сечь,
У Днепра - у Черноморья друга,
В месте наших первых юных встреч,
Ожидаю я тебя, подруга.