31561.fb2
— Да уж никуда, бабуленька. Приедет… спецбригада. Сейчас ездят, прибирают… умерших.
Это он ей объяснял, ленинградке.
— Не тужи, бабка! — резко прибавил вдруг паренек и в тоне, и в обращении. — Вычистим мы гитлеросу нутро до самой прямой кишки!
— Скорей бы уж, внучек…
Добычу дома уже проверяла, наверняка чтоб без левых глаз. Королевская случилась добыча: карточки пусть иждивенческие, но на двух человек, а месяц-то еле почат!
Патрикеевна хихикнула, вытащила портвейн.
Ровно на том месте, откуда наблюдала Варенька хитрую на льдине уточку, толкнул ее в спину налетчик. А второй дохнул в лицо запахом тяжелым, алкогольным перегаром:
— Пальто, сучка! Живо!
Варенька растерялась. Налетчик говорил с акцентом, но вот с каким? Вареньке показалось, что с немецким. Но немецкий шпион вряд ли станет налетчиком, он прячется для диверсий. Замок Инженерный, на сундук похожий, высился в темноте. Там одного царя задушили. Вроде бы даже собственный сын.
— Оглохла, сучка?
Варю больно ударили по уху, голова загудела, словно колокола. Дернули за воротник. Пальто новое, с конца той зимы, каракулевое, дорогое. Патрикеевна еще советовала сменять его на пальтецо поплоше плюс продукты. Не время, говорила, теперь наряжаться. Как в воду. Пуговицы поскакали по мосту.
За пазуху полезла грубая рука — то ли украшение искать, то ли так, за пазуху.
— Эй… пассажиры! А ну оставили девушку!
По мосту спешил — на помощь! — мужчина в распахнутой шинели, с босой головой. Вареньку толкнули на колени, губой больно ткнулась в решетку.
— Чо, дядя, жить надоело?
Злоумышленники синхронно, как в кинематографе, шагнули вперед. У каждого по ножу в руке! Максим первый нож выбил ногой, но поскользнулся, шлепнулся на спину.
Грабитель уже прыгал тигром, пришлось стрелять. В колено, и налетчик — без лишнего слова — метнулся на одной ноге через дорогу, рукою ногу заменяя, удивительной раскорякой, чистый цирк. Второй исчез, как в иллюзионе, слинял. Максим прицелился в первого.
— Нет-нет-нет, — воскликнула Варенька. — Не стреляйте!
— Почему? — отвлекся Максим.
— Вы его убьете!
— И что же?
Глянул и онемел. Лицо идеальным овалом, из-под шапочки черная челка, ресницы длиннющие, как антенны, вспушенные, нос с тонкой горбинкой, три родинки как нарисованные и глаза — чистой воды изумруды.
Все это он углядел в скупом струении синего маскировочного фонаря. Девушкино лицо как бы само освещалось внутренним тихим светом.
Варенька тоже растерялась. На нее смотрели с непонятным изумлением, как на бриллиантовую лягушку в кунсткамере.
— Я провожу вас, — сказал, наконец, Максим, и попытался взять Вареньку под руку.
— Нет-нет-нет, — в испуге вырвала руку Варенька. От этого тоже несло перегаром. — Мой трамвай.
Мимо Марсова поля и впрямь дребезжал ее трамвай, и Варенька успела до остановки.
Дворцовая пристань на берегу речки напоминала шкатулку, полную мягкой пряжи.
На крыше в дежурство судачили, что у Кирова есть двойник. Его и показывают на митингах и собраниях, а сам Киров хранится в секретном бункере, чтобы не разбомбили как ценного всепартийного кадра.
Ким промолчал, но подумал, что если на митинге был двойник, то каков же настоящий Киров.
Нет, это он был, точно. Такая ряха нажористая. Во весь кадр.
Максим проследил немного кровавый след, полагая, что на одной ноге злодей далеко не ускачет, но след бодро узмеивался в проходные дворы в Пестеля, и Максим остановился.
Водка во фляге еще была. Вышел к Прачечному мосту, подумал, что давно не сочинял в бутылках. Гитлер соскучился, поди. Бегает по берегу, злобствует, усики закусывает: где бутыль, где бутыль?
Поцапался с патрулем, так, не слишком вздорно, патруль не обиделся. Нет, что за ресницы! Лед на Неве нарастал неровный, торосистый, напоминая ту картину с крестом, что показывала Елена Сергеевна. Комсомолку — неинтересно, хотя иногда можно. Водка звала на подвиги, что было не ко времени и не к месту. А глаза! Свет из них струился, как из лучшего мира. Капсула трамвая вкрадчиво прогромыхала по Литейному мосту, тусклый синеватый пузырек над темной рекой.
На этаже столкнулся с Ульяной: что же, хотя бы и Ульяну. Расплылся в улыбке.
— Ну привет, привет, — улыбнулась и Ульяна. — Чего такой довольный?
— Тебя увидал.
— Ладно врать.
— Правда.
Протянул руку, взял Ульяну за грудь. Так — нахаль-ненько, с полным будто бы правом, как он сам позже со стыдом вспоминал. Ульяна руку скинула.
— Ты чего? Слушай, да ты в стельку!
— Да нет, ничего еще… Ко мне зайдешь?
— Нет, — смотрела Ульяна внимательно и настороженно.
— Пошли выпьем…
Полез, привлечь попытался. Ульяна толкалась.
— Пусти. Пусти же!
На лестнице показался Арбузов. С рыком отпихнул Максима.
— Ты……?
Максим стоял, покачивался. Впрямь, прав Арбузов. Ему не нужны и неинтересны эти люди. В леднике в комнате есть еще водка и малосольные огурцы.