Мальчишка рад был бы отвернуться, но смотрел во все глаза. Приоткрыв рот — то ли от удивления, то ли от нахлынувшего ужаса, он смотрел на тело перед собой, как на точку.
Разум говорил, что это человек.
Похож на человека.
Глаза неустанно и насмешливо вопрошали — это-то человек? Вот эта куча грязного, вонючего тряпья и есть человек?
С каждым мгновением глаза подмечали всё больше деталей. Мозг мальчишки пытался намекнуть, что это не лучшее зрелище для глаз ребёнка. Но старый Мяхар был неумолим — стоял за спиной тенью, лил на юного чародея всю тяжесть своего молчания.
Несчастный умер от переизбытка чувств. Сначала мальчишка думал, что бедолага страдал от жуткой боли, но теперь понимал — всё как раз наоборот. Он находился на пике собственного счастья до самой последней минуты. Будто здесь, среди еловых шишек и бесконечности муравейников он и мечтал провести всю свою жизнь.
Вот и провёл, подметил в голове Руна абсолютно недетский сарказм. Мажонок испугался собственных мыслей, неуверенно обернулся. Непонятно откуда у него внутри проснулось опасение, что Мяхар, решив что это будет забавной шуткой, попросту испарился.
Старик был на месте. Он не один из механических служек Шпиля, но в его глазах будто весёлыми бесами скакали строки информации.
— Что видишь? — хрипло и мрачно спросил он. Рун закусил губу, не ведая точного ответа. Покойник пролежал здесь не первые сутки, но падальщики и паразиты будто обходили его стороной. Лишь по посиневшей от зябкого осеннего холода коже бежали струйки муравьёв. Мальчишка обошёл тело вокруг — если Мяхар привёл его сюда, наверняка желал показать не уродство смерти. Хотел, чтобы юный ученик хоть чему-то, да научился. А Кианор-то, поди, греет сейчас свои телеса в теплоте одеял и в ус не дует. Рун, казалось, даже не знал, завидовать ему или нет.
Воздух был заполнен трупным смрадом. Мальчишка зажимал нос рукой, не давая зловонным миазмам отравлять лёгкие.
Мяхар же, устав ждать, сделал смелый шаг в сторону тела, смачно чавкнула грязь под сапогом. Навис, словно коршун, неторопливо присел на корточки. Рун отстранился, когда старик бесцеремонно дёрнул ткань рубахи мертвеца. Парень будто боялся, что в любой момент покойник спросит с них, почто они тревожат его вечный сон — и вот уж тогда их не спасёт никакая магия.
— Охранки вешаешь? Напрасно, малец, — выдохнул учитель даже не оборачиваясь. Руну же стало стыдно — за свой страх. Впрочем, увидь его здесь мастер Рубера, так наверняка похвалил бы за расторопность. Опасность-не опасность, а охранок держи в плетении — пригодится…
— Видишь? — длинный, узловатый палец старика ткнулся в взбухшую под кожей опухоль. Черная, будто мазут, грязь потёками растекалась по животу. Она жутко блестела в лунном свете и казалось живой. Мажонок вздрогнул, едва не попятился в ужасе, когда Мяхар со всего размаху запустил в эту грязь руку. Это уж точно пострашней любой из крыс будет! Рун сглотнул, при мысли о последнем, тая надежды сохранить штаны сухими…
Опухоль хлюпнула, когда на неё опустилась пятерня старого чародея, вдруг пошла волнами. Мальчишке отчего-то казалось, что вот-вот на покойнике лопнет кожа.
— Это паразит, — так и не дождавшись справедливого вопроса выдохнул Мяхар. — А теперь сюда и внимательней!
Старик продемонстрировал ему измазанную чёрным ладонь. Рун, словно по приказу, прищурился. Мальчишка проверил магический фон, но было пусто — здесь и близко не пахло хоть каким либо заклинанием.
— Это паразит, — повторил Мяхар. — Подселяется к человеку. Обычно не сам, через посредника. О чём нам это говорит?
Рун прикусил губу до крови, рассматривая жижу на ладони старика. Тот будто знал, что мальчишка не найдёт достойного ответа, но всё равно решил проверить его догадливость.
В догадки парнишка играл не очень. Старик сызнова выдохнул, посмотрел на повисшую в небе луну. Ждать до бесконечного долго он не собирался.
— Что посредник получал что-то взамен?
— Здравое рассуждение. Но невнимательное. Ты вокруг посмотри, может, заметишь что странного?
Рун, будто спохватившись, уцепился за подсказку. Сначала он огляделся — лес как лес, чаща как чаща. Тихая, безмолвная, какая-то излишне пустая…
— Здесь тихо, — неопределенно выдавил из себя парень. Старик ответил ему одобрительным кивком.
— Тихо и пусто. Паразита может любая швара посадить, много ума для этого не требуется. Бедолага тут лежит не первый день, но падальщики не спешат на трупный дух.
У мальчишки от описаний последнего вдруг закружилась голова. Мяхар, будто не замечая этого, продолжил.
— Взгляни на селюка. Видишь тут? И тут? — Старик был неуважителен к смерти и покою другого человека. Он бесцеремонно вытер ладони о рубаху несчастного, не боясь запачкать себя смертью. А после кивнул на раскинутые, будто желавшие объятий руки.
Рун, сам не заметив того, подхватив кураж любопытства, нагнулся над покойником. Он менял виды зрений — одно за другим, всё как учила Гитра, пока не заметил тончайшие струйки сиреневого дыма. Разглядеть их во мраке ночи было практически невозможно.
Струйки, что нити, опоясывали руки, ноги и туловище несчастного. Самая жирная струна тянулась с груди, от того места, где бугрилась опухоль.
Мальчишке вдруг вспомнилось, как Виска, забавы ради, обратила крестьянку в тряпичную куклу. Дергала за ниточки, заставляя ходить, искусно взмахивать руками, открывать рот.
Играла.
Что, вдруг задался вопросом мажонок, если что-то или кто-то делал с селюком точно так же? Ещё один маг? Кто-то из его собратьев балуется?
У Руна нервная дрожь пробежала меж лопаток, ставя в ружьё армию мурашек. Почему-то представилось, что прямо сейчас на них с старым Мяхаром выскочит Виска. Поправит волосы, уберёт мешающуюся прядь, задорно и зло рассмеётся.
И нити её плетений поплывут к их рукам, обращая кожу и плоть — соломой. Парнишка вздрогнул.
Старый чародей не разделял его опасений, был спокоен и как будто заболел флегмой.
— Нити… как у девчачьей куклы, — слова рваными комками летели с губ мальчишки. Он часто заморгал, глаза слезились. Старик кивнул в ответ.
— Дело говоришь, малой. С бабой, как ни на есть, дело имеем…
— Ты говорил, что покажешь мне счастье… — в голосе Руна проскользнуло нечто, похожее на обиду. Будто под кремом праздничного пирога оказались опарыши.
— Ничего на его лице необычного — не подметил? — пространно и как будто вникуда буркнул Мяхар. Его юный ученик сглотнул, посмотрел на покойника уже в который раз. С опаской — будто с остекленевших глазниц должны были вот-вот посыпаться жуткие проклятия.
Не посыпались.
— Улыбается.
— Мертвяки чаще живых лыбятся, пострелёнок. Посмертный оскал, слыхал?
Рун если и слыхал, то не запомнил. Протестующе затряс головой.
— Нет, не так. Он как будто… как будто…
— Ты правильно с куклой сравнил, — похвалил его старик, а у мальчишки прям отлегло от сердца. — Куклам на мордахе улыбку рисуют. Потому что так краше, так приятней. Так можно запечатлеть всю фальшь счастья хоть на столетия вперёд? Понимаешь?
Рун не ответил, а старый разбойник лишь махнул рукой — ни проигранца, мол, мальчишка, ты в этой жизни не понимаешь. Мяхара как будто злило до глубины разбойничьей души — не смерть случайного селюка, а что какая-то бестия позволяет себе подобные фокусы.
Рун потонул в вопросах к самому себе. Что сказал бы старик, узнай, что Виска тоже играет, да что там, не стесняется напрямую превращать понравившихся ей крестьянок в игрушки? Или ей можно, остальным нельзя? И разве он не знал о том, что она так делает — но не позволил себе ни разу поймать её за руку?
Мальчишка чуял, что где-то здесь дрожит хрупкая стена понятий хорошо и плохо — знать бы ещё только, что первое, а что второе.
На ум шло только то, что Мяхар никогда не питал к девчонке особой любви. Если не сказать даже, что он смотрел на неё с каким-то омерзением.
Теперь причина подобного была ему понятна…
— Это всего лишь крестьянин… один, — Рун сказал и прикусил язык. Ему казалось, что старик обернётся на носках своих ботфорт, грязь противно заскрипит под каблуками. Мяхар же лишь одарил его взглядом через плечо.
— И что же ты такое хочешь сказать?
— Крестьянин. Один. Тут хруставолки, да какой только чуди нет…
Учитель ухмыльнулся, взвесив довод ученика на весах собственной справедливости. Крякнул, перепрыгивая через валун. Изредка старик припадал к земле, проводил пальцами там, где на взгляд мальчишки не было ничего, кроме пыли.
Довод в самом деле был непростым. Старый Мяхар, прихватив с собой ученика, был здесь по собственной воле. Символа "Несущего волю" у него при себе не было, а это значит, что он не исполняет поручение Шпиля.
Занимается самодеятельностью.
Скакать из одного конца Стены в другой только потому, что какая-то тварь расправилась с неосторожным крестьянином? Так, сказала однажды Матриарх, недолго дойти и до того, что Двадцать превратятся в фокусников на побегушках черни.
Старый Мяхар её точно слышал — вряд ли ему сказали что-то новое. Но разбойник всегда был себе на уме.
— И что же ты, один из Двадцати, позволишь всякой мерзости творить, что ей вздумается?
— Нет, но… — Рун поймал себя на том, что ему совершенно нечего ответить. Мяар продолжил.
— Сегодня она убьёт одного крестьянина и это не будет для тебя проблемой. Завтра она утащит к Бледным ещё семью, затем село. Там дойдёт и до города. Разве крысам дают время на расплод?
Мальчишке вдруг стало стыдно. В лицо ему дул зябкий, не по весеннему холодный ветер, но щёки разве что не пылали огнём.
Внутри боролись два противоборства — одно говорило строгим, но материнским голосом Матриарха, второй же был сед и бородат, хрипел не хуже самого старого Мяхара.
Кто же из них прав?
Спину жгла пойманная звезда. Это много потом, оказавшись дома, под умиление Гитры, он запросит книг из библиотеки и узнает: то, что сейчас в его сумке зовётся ночежаром. Библиотекарь, сладко выдохнув и качнув необъятной грудью, расскажет, что эти существа редки, а уж поймать такую — огромная удача. Что состоят они сплошь из обрывков людских снов, и пожирают любой морок вокруг себя. Она будет рассказывать о них с бурным возбуждением и неуемной восторженностью — но много потом…
Мяхар велел хорошенько запечатать звезду. Упрятанная в сумку, теперь она вела себя тихо, но старик не дал себя обмануть. Заклинание с его пальцев текло в сумочные замочки вместе с старческим, приглушённым шёпотом. Мана струйкой затекала в замочные скважины, обещая, что сколь бы пленник не бесился, ему не выбраться.
До сумки она чуть не выскользнула из рук мальчишки — не ожидавший, что добыча ночной рыбалки может попытаться дать дёру ему и в голову не пришло. Мяхар был настороже — сколько он уже переловил таких звёзд одним только Архи известно…
— Пришли, — невесело буркнул старик, едва они вышли из чащи. Руну надоело лупить глаза сквозь тьму и он одарил себя ночным зрением. Мир тут же заволокло яркой синевой, выделяя ранее скрытые мглой очертания.
Перед ними лежала заброшенная деревушка.
Мальчишка, в любопытстве, сделал несколько шагов вперёд, старик же, напротив, был лишён спешки.
Почти рядом с ними стояла сгоревшая изба — огонь царствовал в ней десять, а может и больше лет назад. Покосившиеся, осиротевшие без хозяйского присмотра дома смотрели на пришельцев пустыми глазницами окон.
Смотрели недружелюбно.
Руну в тот же миг стало неуютно. Он зябко поёжился, будто на холоде, обхватил плечи руками.
— Зачем мы здесь? — вырвалось у него. Он тут же пожалел о собственном вопросе, ибо чародей-разбойник ухмыльнётся и скажет — за счастьем!
Мяхар не ответил, промолчал. Мальчишка тут же развернулся: страх успел нашептать ему всякого. Старик никуда не исчез, стоял там же, где и до того, просто Рун для него как будто перестал существовать.
Глаза старшего чародея горели красным — мажонок это видел даже сквозь чародейскую синеву. Что это за плетение, какого рода заклинание и что же пытается высмотреть здесь старик — Руну было непонятно.
— Оглядись здесь хорошенько, малец. Я стар, вижу не очень — глаза уже не те. Сумку чтобы с плеч не снимал! И помни — здесь нет людей…
Рун повторял его последние слова в голове, будто чародейскую мантру. Нету тут людей, чего ж непонятного? Откуда бы им здесь взяться, коли все и всё бросили? Ушли…
Куда ушли?
Мальчишка облизнул высохшие губы, пролил на неудобный вопрос бальзам объяснений, что место, наверняка, гиблое.
Или здесь завелась какая-нибудь чудь…
Чудь, что тянет к людям свои нити, окутывает вокруг мороком, заставляет быть счастливым — через силу. Мальчишке представилась толпа счастливых кукол — одинаковые улыбки, одинаковая радость…
Он вздрогнул, чуть не врезался в верстовой столб. Словно всю жизнь только его здесь и ждала, руку обожгла высокая, почти до пояса крапива.
Парень зашипел, потирая нарастающие на коже волдыри раздражения — и увидел его перед собой.
Дом как дом. Двор, крыша, забор прячет за собой нехитрое хозяйство. Высится над всем чердак — прежний хозяин мог себе его позволить. А ещё он был почти новый, ничуть не покосившийся. Время выбрало его в любимые игрушки, а от того лишь чуть лизнула краску — та облупилась местами, обнажая гниющую сырую древесину. Что ж, пожал плечами Рун, если уж тут и можно было назвать какой-то дом странным, то точно этот.
Словно на что-то надеясь, он обернулся — старый Мяхар с упоением рассматривал землю под ногами, оглаживал ладонями табличку указателя, перебирал в руках разноцветную тряпицу с вышивкой. Мажонок решил, что разберётся со всем сам — в конце концов, не за его ли спиной пойманная звезда? Помимо жара, она ещё придавала ему сил и уверенности.
Юный чародей перемахнул через невысокий забор, мягко и пружинисто приземлился на ноги. Едва не присвистнул — во дворе цвела и пахла раскидистая яблоня. Плоды манили его поскорее забыть про наставления учителя, взобраться по твёрдой коре повыше и сорвать. Можно было бы подлететь или заставить яблоко само прыгнуть ему в рот — но разве так было бы интересно?
Рун обречённо выдохнул и покачал головой. Прошелся по огороду — когда-то здесь плодоносили квигурцы и тороматы, а сейчас земля зарастала бурьяном. Вилы, грабли и чем там ещё обычно орудовала чернь, ржавели в дальнем углу. Кольями в небеса уходили истлевшие от времени рукояти.
В дом он прыгнул через окно и тут же понял, как опростоволосился — сначала следовало пустить сюда бегунка, глянуть что тут есть! Мяхар сказал, что людей тут нет, но крысы — крысы вполне могли бы быть.
Было поздно. В воздух тут же поднялось облако пыли, Рун закашлялся. Полы скрипели под несмелыми шагами.
Будь я сильнее, упрекал себя мальчишка, вывернул бы этот домишко наизнанку. Заставил бы его самого выложить перед ним всю подпольную, а после бы обратил в собачью конуру — так, может, было бы и красивше…
Старый Мяхар действовать столь опрометчиво не спешил, хотя и мог — у него-то уж точно, Рун не сомневался, силёнок бы хватило на целую деревню. А если и так, то и ему не стоит. Тут надо вдумчиво…
Магическое зрение давало возможность младшему из Двадцати видеть всё, что было вокруг. Едва пыль улеглась, он смог разглядеть очертания толстого, способного пережить ещё тысячу лет стола. Стулья походили на диковинных образин — изломанные и почти безногие они валялись по углам.