Осознавать свою уязвимость всегда противно.
В особенности для чародея.
Так, наверно, чувствует себя неуловимая мышь, угодившая в примитивную, но мышеловку.
Последний из Двадцати чувствовал себя куда как гаже — имея возможность сворачивать горы и поворачивать реки вспять, он уязвим перед самой обыкновенной дубиной.
Треклятый старикашка! Рун пообещал самому себе, что как только всё это закончится, он обязательно отыщет седого паршивца и превратит его в калоши. Почему именно в них, парень не знал, но голова болела чудовищно.
Попади он чуть ниже или ударь сильнее — и всё. Здравый смысл решил, что нет лучше времени, чем сейчас, чтобы высыпать на голову несчастного свои размышления. Чуть сильнее — и можно было бы возвращать чародея на то же кладбище, где он был пару-тройку часов назад. Воображение вторило, рисуя чудовищные картины отвратительно скорченных разбойничьих рож. Обращённые в булыжники Кровавые Крючья, верно, готовы были бы издохнуть с жуткой досады — всё, чего и требовалось, так это вредного, одурманенного старикашку с хромой ногой…
Рун потёр ушибленный затылок, снял боль заклинанием — то приятным холодом разливалось по телу, успокаивая встревоженные нервы. Приподнялся на локтях, огляделся по сторонам.
Изба была самой обычной — таких в каждой деревне с десяток. Это ничего, отозвался Рун, не оставляя попыток встать, это хорошо.
Встать ему не позволила она.
— Хозяин! — в возгласе было всё и сразу. Восторг, радость, жизнь и ужас. Виранка выскочила из вечернего полумрака, стукнула лбом, тут же, будто дикая кошка, отпрыгнула прочь.
Парень чуть не взвыл — сначала его лупят клюкой, теперь норовят ушибить прямо в лоб. Столь успешно делать ему больно, пожалуй, ещё не получалось ни у кого.
Виранка сверлила его взглядом. Невесело блестели глаза, в которых читался самый обыкновенный испуг. Последний из Двадцати только сейчас сумел рассмотреть её хорошенько — карамельного цвета кожа, чёрные, разве что не обсидиановые волосы. Маленькая, узорно плетёная косичка свисала с правого боку, едва касаясь плеча. Взгляд Руна приковывала объемистая, едва умещающаяся под платьем грудь. Швы платья разве что не трещали от натуги, каждый раз натягиваясь до предела на вдохе. Парень покачал головой — девичьи прелести он оценит как-нибудь потом.
По лицу бежали татуировки — рабыня и в этом не было никаких сомнений. Она жалась спиной к лавке в ужасе от одной только мысли о том, что сделала хозяину больно и…
Он остановил собственные размышления. Хозяину? Когда это он успел стать её владельцем? Либо он слишком долго спал, либо она точно его с кем-то путает.
Вопросы спешили в его бестолковую голову один за другим. Юный чародей подавил в себе стойкое желание сразу же кликнуть Ска и воспользоваться её аналитическим блоком — знал, что у механической куклы, наверняка, сейчас совершенно иные заботы.
На почти негнущихся ногах, не обращая внимания на жалостливые подвывания девчонки, он подошёл к окну. То, что он там увидел его удивило мало — селяне, словно послушные овцы, стояли перед двором и упражнялись в корчиньи жутких рож. Будь Руну лет десять и он согласился бы с тем, что у них получается очень даже неплохо.
Очарованные бездействовали. Парень облизнул высохшие губы. Старый Мяхар, с коим он только что говорил во сне, сейчас заливался соловьём, усмехаясь над тем, как недалёк был его ученик от гибели. От смерти прошёл на самый волосок — ошибись он в том, с какой тварью имеет дело, и крестьяне, не вываливаясь из окутавшего их морока, выломали бы доски двери, разбили раму окна и давно бы вошли внутрь. Ска могла бы устроить кровавую баню в попытках защитить хозяина. Не самый худший исход, расхохотался в его голове старый разбойник. Он сразу же заверил, что здесь и сейчас чародей больше напоминал абсолютно беспомощный мешок картошки, и уж точно никак не кошмарный сон любого из Кровавых Крючьев. А тот дедок не промах, словно в пику добавил он, тебе бы у него поучиться…
Рун в сердцах сплюнул — когда уж даже собственные размышления норовят встать на сторону противника.
— Ты… перестань ныть, — он поморщился, рявкнул на девчонку. Сработало сразу же: она заткнулась. На четвереньках, будто пёс, ожидающий похвалы, поползла к его ноге.
Она как будто не осознавала, как и что происходит. Понимала ли дочь застенной Вирании, что от гибели её сейчас удерживает разве что неписанные законы дома.
Счастливица не войдёт сама в тот дом, куда её добровольно не пустят. Того же самого не сделают те, кто стал её куклой.
Здравый смысл горазд был вопить, что у этого правила тысяча и одна условность, что если бестия существует, то никакие писанные нормы ей не указ. Но происходящее было очевидно — они застряли в плотной осаде.
— Господин, вы пришли в себя, — голос Ска звучал будто музыка для его ушей. Ну, хоть кто-то из тех, кого он рад видеть по-настоящему здесь и рядом.
Девчонка тёрлась своей грудью о его ногу, сладостно зажмурившись, и обхватив её руками.
— Не знаешь, как это снять? — он похлопал виранку по волосам.
Из-за спины автоматона выглядывали мальчишки — место страха временно заняло любопытство. Интересно, подумалось Руну, заглянет ли Мик на огонёк?
Ска будто бы читала его мысли.
— Объект Мик связан и не представляет угрозы. Паразит не извлечён. Желаете провести его допрос лично?
Отдирать от его ноги новоявленную рабыню она не спешила.
Рун облизнул высохшие губы — из Мика можно будет вычленить, как и что тут произошло, но вот придумать, как выбраться из сложившейся ситуации ему предстояло самому.
Сарказм злым бесом потирал ручонки — что, чародей? Загнал себя в угол? В следующий раз, может, прислушаешься к гласу рассудка, прежде чем опрометчиво кидаться в самый жар?
Руну нечего было ему ответить. Бледные с ним, пусть язвит сколько влезет.
— Общая информация?
— Желаете полную статистику? — механическая кукла разве что не расцвела, но тут же сникла, когда господин отрицательно покачал головой.
— Долго я был в отключке? Ты, отвяжись! В жабу превращу!
Приказ снова подействовал на виранку лучше любого кнута. Рун цыкнул — надо разобраться с ней как можно скорее. Если она будет таскаться за ним хвостиком, ему даже в отхожее место сходить не удастся. Понять бы ещё только по какой причине она считает его хозяином…
— Два часа, семнадцать минут. Точное время относительно секунд назвать не…
— Не требуется, — парень тут же дал отмашку. — Так что там с информацией? Пока я выбыл, случилось что-нибудь необыкновенное?
Ска задумалась, прежде чем ответить, а парень выдохнул и поправил самого себя.
— Что-нибудь, что было бы достойно моего внимания?
— К дому выходила девица. По жизненным циклам не является человеком. Говорила через субъекта Мик. Призывала вас выйти к ней на разговор.
— Конкретно меня? — Рун был ошарашен.
— Она звала вас по имени.
В голове юного чародея старый разбойник устроил самый настоящий пир двусмысленности. Были там насмешки и такого толка, что Руна по имени нонче уже каждая тварь знает — от самой Стены и до Шпиля. Не желая униматься, весело подшучивал по поводу того, что куда бы он не сунул свой нос — всюду его ждут старые неприятели.
И выдохнул на последних словах. Повторил — старые и неприятели. Так уж выходит, пострел, что иногда они возвращаются, если ничего не сделать. Ты однажды пожалел и не сделал, я — не успел и не сделал. А проблемы из снежного кома прикатываются ледяным валуном — и ты уже у стенки.
Не убежать…
Рун судорожно сглотнул — вот уж точно, сейчас он пойман в самый настоящий капкан, куда загнал себя сам.
— Угрожала? — спросил он у Ска после недолгого размышления, но та лишь отрицательно покачала головой.
— Требовала, чтобы вы и только вы вышли к ней, господин. Предлагала обмен. Всех на вас одного.
Недопитая кукла, вдруг вспомнились чародею слова Мяхара, для этих тварей, это как не оконченная игра. Не даст им покоя.
Чародея на чернь не меняют, грозно добавил пробудившийся мастер Рубера — и сложно было не признать его правоту. Парень на мгновение представил, как выходит на заклание к той образине и…
Шикнул на разыгравшееся воображение, заставив его заткнуться. Сверкнул очами на виранку — та, кажется, вновь ползла тереться своим выменем о его ногу: неужели они точно так же ведут себя в Вирании? Если так, то это отвратительно.
Словно придя к какому-то своему внутреннему выводу, девчонка смущённо улыбнулась.
И молча принялась скидывать одежду. Если кого ей и удалось впечатлить, так это стоящих здесь же мальчишек. Рун же почуял, как его с ног до самой макушки заливает нечто похожее на смесь стыда и злости. Старый Мяхар хрюкнул от восхищения, сказав, что он верно выбрал тех, кого спасать. Сам бы, мол, поступил точно так же.
— Это что, безумие? — предположение далось ему не сразу. Что вообще творилось в голове этой несчастной? Последний из Двадцати поморщился, будто от головной боли — только этого ему сейчас и не хватало!
— Оденься, живо!
— Хозяин хочет другого, — настырно ответила виранка, пытаясь занять соблазнительную позу. Рун опешил — на его памяти он видел не так много рабов, способных противиться воле хозяина. Рабов-виранцев тем более.
Ладно, сказал он самому себе, отчаянно ища в недрах сознания согласие, ладно. Если уж вокруг творится настоящий хаос — глупо пытаться его упорядочить. Лучше понять, как это использовать себе во благо. Глупец, подметил мастер Рубера, становиться частью безумия, мудрец же правит и властвует, возвеличиваясь над ним.
Жаль, подумалось Руну, что учитель фехтования решил тактично умолчать, каким же образом достичь этой цели.
Чародей набрал побольше воздуха в грудь и выдохнул.
— Ска, собери всех в… главной комнате, чтобы были стулья и стол. Притащи нашего разбойника. Проверь каждый засов — счастливица не посмеет ломиться в закрытые двери без приглашения. Но войдёт там, где открыто и неприкрыто. Ясно?
Он бросил взгляд на девичьи прелести виранки — рабыня спешила показать себя лицом. Прикрывать такие формы жалкими кусками тряпок, вдруг заговорила в недрах его сознания Гитра, не иначе как преступление. Парню же показалось, что та попросту завидовала — и молодости, и красоте, и объемам…
— И заставь её одеться, пока я не превратил её в жабу!
Ска ответила как всегда "дагосподином", склонила голову в церемониальном поклоне.
Парень вышел в чулан — стол, лавки, битая временем статуя Архи…
Нет уж, сказал он самому себе, здесь ему покоя точно не найти: если уж Ска и притащит всю ватагу, то только сюда.
За чуланом шла спальня — у парня всё вдруг поплыло перед глазами, когда он увидел стоящую в углу кровать. Ему показалось, что сделай он на шаг больше и обязательно увидит разодетую в мешок девчонку. А если отодвинет кровать, там обнаружится ход в подпол.
Ход и в самом деле обнаружился — стоило поддеть пальцами нужную доску, как она тут же с лёгкостью поддавалась. Его явно держали в порядке, а, возможно, и пользовались раз-другой. На спешно закрашенных досках виднелись царапины от ногтей.
В окна смотрели десятки лиц — послушные куклы ширили рот в счастливых, добродушных улыбках. Рун осознавал, что они сейчас чувствуют — истинное наслаждение быть полезными своей хозяйке. Вот только во всю эту прекрасную картину никоим образом не вписывались дети и виранка.
Дети среди одурманенных были — парню вспомнилось, как мальчишка молча предлагал увести его муладира в стойло. Чародей тогда отказался — знать бы теперь, где сейчас его непослушный вредный трофей.
Скот счастливице не нужен. Животинка, раздумывал здравый смысл, скорее всего уже отправилась к бледным.
Рабыня добавляла в общую копилку раздумий совершенно иные вопросы. Почему она разговаривает? Дар речи позволен только тем, кто вхож в высшую касту — чтобы говорить от лица всех, кто стоит под его началом. Молчаливые, они мало чем отличались от местных одурманенных. Только если местные селюки тонули в мареве собственного счастья, то черни виранцев была чужда самостоятельность.
Впрочем, поспешил заверить себя чародей, он не так уж и хорошо знает особенности их мироустройства и устройства как такового. Может, это "сломанная" рабыня, а потому-то и оказалась здесь? Тогда почему видит в нём того, кто ей нужен больше всего на свете? А уж её поведение и вовсе выходит за рамки разумного — там, под мясницким ножом разбойника она испытывала страх лишь по утрате жизненных ориентиров. Смерть для неё воистину стала бы избавлением. А сейчас она резко преобразилась…
Парень покачал головой — совершенно не о том он сейчас думает. Следовало расставить приоритеты — поговорить сначала с Виранкой, потом детьми и лишь затем выдрать паразита из Мика, или же сделать им очную ставку?
Последнее бы только усилило общую разрозненность. Если все разом примутся говорить на свой лад — то он сам станет звеном в общей цепи сумасшествия. Если он чего и хотел, то вряд ли этого.
Парень подошёл к окну — народ за стеклом оживился, будто обратившись в единую, живую массу. В каком-то нелепом стремлении они тянули к нему свои руки. Будто он болезный, лишённый счастья в этой жизни, а объятия смогут вернуть его в лоно их одной большой, общей семьи.
Руну вспомнилось, как ещё совсем недавно его заставили переспать с румкой. На ум почему-то пришёл её отвратительный паучий облик, неестественно качающаяся из стороны в сторону голова. Его едва не вывернуло наизнанку, в горле застрял тошнотворный ком.
А может, вдруг спросил он самого себя, просто поговорить с счастливецей? Через Мика.
Сарказм хмыкнул, страшно желая знать, что же такого должна была ему поведать бестия? Как он себе представляет их разговор? Отпусти всех, пожалуйста, и убирайся восвояси? Рун прикусил губу — требовать подобное сродни желанию вытащить из голодного рта надкусанный бутерброд.
Он покачал головой, но поставил себе пунктик, что вытаскивать из разбойника паразита лучше не спешить.
Не дожидаясь, когда за ним вернётся Ска, он сам зашагал в чулан.
Детей звали Лий и Бек — стандартные, понятные короткие имена. С виранкой было сложнее. Юный чародей на мгновение закрыл лицо рукой — выговорить её имя было чуду подобно. Парень сомневался, что сможет, даже если заколдует собственный язык.
Вигк-то оказался не таким уж и непроизносимым…
Иолькьяматчитль.
Рун решил, что будет звать её Читль, о чём сразу же и заявил. Едва она его увидела, вскочила, но парень был наготове. Те тряпки, что служили ей одеждой, стали её узилищем и будто прилипли к лавке. Крепко и надёжно, не давая свободы, завязались узлом рукава. Прежде чем рабыня успела сказать очередную глупость, Рун удалил с её лица рот. Вернёт сразу же, как только станет нужно. Читль, в отместку, страшно надула щёки.
У мальчишек горели уши. Лий ни на что не обращал внимания и грыз невесть откуда взявшийся сухарь — даже представление с виранкой не отвлекло его от столь увлекательного занятия. Бек, тощий и вытянутый, дрожал — то ли от ужаса, то ли от холода. Грудастой рабыни он сторонился, будто огня — как будто после случившегося она стала для него прокажённой…
Мик походил на жертву паучицы — парень даже задался вопросом, не перестаралась ли Ска. Механическая кукла замотала разбойника в тряпицу рваной простыни. Руки ему стягивало чьё-то платье. С ног обвивалась змея толстой, прочной верёвки — такой разве что скотину держать на привязи.