Когда Читль протяжно взвизгнула, Рун понял, что крайний случай явился к нему собственной персоной и во всеоружии. Парень выругался, потом ещё раз и ещё. Всё тело будто оцепенело, стало непослушным — Рун чувствовал себя столбом, что вкопали в землю.
Волколак. Тот самый, следы которого вывели его тогда на проигранцев. Вытянутая морда, пасть, что капкан, полнилась плеядой острых клыков. Вместо глаз две красные, зло блестящие в ночи точки — то ли залиты кровью, то ли жаждой крови.
От него тянулась нить в сторону деревни — ещё один одурманенный, точно так же как и румка. Сколько ещё у счастливицы таких в запасе?
Если у неё и были ещё козыря в рукаве, этот точно один из главных.
Оборотень припал на передние лапы, вскинул большой, по кошачьи пушистый хвост.
— Нет! — выкрикнул юный чародей, наконец сдвинувшись с места — тварь в мгновение ока бросилась на Читль. Рабыня успела закрыться руками и сесть на корточки: страх обездвижил её точно так же, как и Руна до того.
Вихрь клыков и когтей жутким палачом обрушился на несчастную. Ударом лапы негодяй опрокинул виранку наземь, второй полоснул по оголённому плечу — глубокие борозды тотчас же заалели кровью. Изодранная кожа свисала клочьями, запах свежей крови ударил зверю в ноздри, заставил восторженно взвыть.
Рун бросился на чудовище всем телом, сбил в сторону. Кубарем они покатились по пологому склону. Опавшие иглы елей на пару с шишками больно впивались в чародея. Ворох колючек цеплялся за одежду.
Волколак пришёл в себя почти мгновенно. Едва приподнявшись на лапах, он мотнул головой из стороны в сторону, вздыбилась серо-бурая шерсть, из пасти вывалился розовый кончик языка. Не медля, он прыгнул к последнему из Двадцати — Рун перекатился. Тело стонало от боли — торчащие из земли булыжники оставили ему на память немало синяков.
Импровизируй, шептал в ухо мастер Рубера. Ласково, вкрадчиво, будто малому ребёнку. Парень облизнул высохшие губы — сил на импровизацию было немного. Окажись с ним клинок, возможно, у него и был бы шанс. Оборотень, разинув клыкастую пасть, широко расставив лапы сделал в его сторону бросок. Булыжник впился в мохнатый бок снарядом, зверя швырнуло в сторону. Затрещало надломленное, давно высохшее деревце. Может, сказал самому себе парень, сил у него не так уж и много, но швырнуть пару камней магическими руками он ещё в состоянии.
Людоволк сначала удивлённо, а после яростно поднял морду, ощерился, показал оскал.
Рун не медлил. Зачерпнул горсть песка и еловых игл, швырнул в сторону клыкастого недруга. Мана, подобно червю, сплетала его волю в заклинание — песок тотчас же искрами прыснул в глаза волколака. Оборотень обиженно завыл — жертва сопротивлялась пуще обычного. Из пасти нёсся гортанный, хриплый рык.
От игл он ушёл, закрыл обожжённые глаза лапой, ударил наотмашь и вслепую. Рун выдохнул — а паршивец ведь едва не пустил его только что на ремни.
Подвывая и скуля от нанесённой обиды, оборотень начал осторожничать. Тактика напора и нахрапа сменилась терпеливым ожиданием. Лишённый зрения, он всё ещё видел — запах чародея выдавал того с потрохами.
Рун перешёл в контрнаступление. По капле, экономя на всём, сейчас он не вальяжно просил у природы, а брал с варварской грубостью. Волколака будто плетью ветвями огрело ближайшее дерево — не ожидавший подобной подлости оборотень подпрыгнул, будто щенок. Трава под лапами чудовища нещадно сплеталась, обвивалась вокруг мохнатых щиколоток, мешая двигаться. Дикие осы, злые и разбуженные, спешили из своего гнезда на неудержимый зов. Рой завился вокруг несчастного зверя — жалили зло и беспощадно.
Волколак взвыл. Попятился от вдруг нахлынувшей на него боли, но уже через мгновение, не обращая на неё внимание, в один скачок оказался у Руна. Парня, будто мешок швырнуло в сторону от оплеухи. Рука, до того послушная, заныла и обмякла, сделалась непослушной. Раскрытая рана тот же час запульсировала свежей, горячей кровью. Перед глазами стоял град искр — всё тело охватила агония. Зверь, размашисто и зло, ещё одним ударом перевернул его на спину. Красные глаза на мгновение прищурились, оборотень придавил парня лапами к земле. Наслаждаясь его мучениями, выпустил когти — Рун, не выдержав, наконец, закричал. На мгновение его взор проявился он увидел в разинутой пасти чудовища собственную смерть.
Сейчас будет больно, сказал он самому себе. Больно ещё чуть-чуть, а потом всё. Тишина, спокойствие… благодать.
Оборотень вдруг удивлённо успел обернуться, вздрогнули слишком поздно учуявшие опасность ноздри.
Людоволка швырнуло прочь, будто тряпичную куклу. Руну казалось, что он бредит — ведь не может же быть то, что он сейчас видит перед собой не бредом умирающего.
Здравый смысл был полностью согласен с Последним из Двадцати. Он с радостью бы принял, окажись здесь Ска. Учуяв опасность для хозяина, механическая кукла бросит всё и постарается закрыть собой. Он даже не удивился, будь это Читль. Израненная и оглушённая виранка вряд ли походила на ту, кто способен вот так запросто смахнуть волколака, будто крошки со стола, но ведь всякое бывает. Архи, восставшие из мёртвых учителя, Виска верхом на ворохе заклятий и собственной настырности, кто угодно.
Но только не он.
Мик стискивал в руках ствол обломленного дерева. Вздувшиеся мышцы бугрились и разве что не ходили волнами. По всему телу от напряжения проступили очертания паутины вен. При нём не было топора, коим он орудовал в деревне, но разбойник неплохо справлялся и без него.
Великан даже не бросил в сторону юного чародея взгляда. Перехватив импровизированную дубину поудобней, он свалил вновь поднимающегося на лапы волколака. Людоволк по-звериному взвыл — на этот раз уже от отчаяния. Умеют ли оборотни быть счастливыми? А когда они в зверином обличии? Рун не знал.
Разбойник ударил снизу вверх, толкнул несчастного торцом дубины, не ведая жалости что есть сил опустил на переднюю лапу.
Послышался жуткий хруст. Несчастный тотчас же забился в конвульсиях — боль мешала ему сосредоточиться, собраться с силами и атаковать в ответ. Не помня самого себя, волколак катался по земле, почти как….
Почти как человек, добавил Рун и удивился, насколько легко ему далось подобное сравнение.
Мик был кровожаден. Отшвырнув дерево прочь, он схватил людоволка за задние лапы, подтащил к себе. Зверь извернулся, тотчас же клацнули клыки, разбойник выругался — пасть оборотня едва не сомкнулась капканом на его плече.
— Ар-ро, кабанисий выродок, гузно патрисье, — великан знал толк в грязной брани. Его кулак врезался в челюсть бедолаги, будто каменный молот. Оборотень зашатался, не выдержав удара, норовя вот-вот вновь оказаться на земле. Разбойник помог ему утратить равновесие — толчок и подсечка опрокинули зверя на спину. Довольный своей будущей победой, Мик захохотал. Могучие руки легли на края челюстей. Волколак отчаянно и протяжно, будто побитый пёс взвыл и заскулил. Мохнатые лапы мокрыми тряпками шлёпали по рукам головореза — борозды свежих ран, одна за другой покрывали Мика — тот, казалось, не обращал на это никакого внимания. На волчий скулёж он ответил своим басистым рёвом.
Ар-ро, вырвалось из глотки разбойника. Ар-ро, вторил ему чавкающий хруст ломаемых челюстей. Оборотень закатил глаза. Ар-ро, булькнула хлынувшая из него потоком кровь. Зверолюд сделал пару шагов из стороны в сторону — его тело как будто двигалось само, а после завалился в россыпь еловых игл. Багровая лужа, растекающаяся под несчастным портила белый и без того измазанный грязью волчий мех. Разбойник приподнял павшего недруга за хвост — двумя пальчиками, будто боясь испачкаться. На лице отразилось что-то вроде омерзения.
— Ар, гутькая твою мамку, ро, сукин потрох, — смачный плевок густой слюной осел на спине людоволка. Мик направился к юному чародею, на ходу лишь поглаживая свежие царапины.
Рун страстно, до последнего желал провалиться в блаженное забытье, но даже забытье боялось приближаться к нему, когда рядом маячил этот головорез.
Мик остановился лишь на мгновение. Зябко поёжился, повёл плечами — разбойника тотчас же охватил яркий свет. Раны, одна за другой, зарубцевались, оставив после себя едва различимые шрамы.
Рун опешил. Маг? Этот чурбан, головорез и убийца — чародей? Такого попросту не могло быть!
Отрицание лилось на чародея из самой глубины души.
Кто угодно, вновь вторил Руну здравый смысл. Кто угодно, но только не он.
Мик красовался. Парень понял это по его неспешности, лёгкости и лишённых хоть капли настороженности взглядов, что он бросал на чародея. Ему нравилась власть — не над бессильными, наоборот. Способные сопротивляться лишь распаляли внутренний огонь головореза. Руну сейчас казалось, что он читал разбойника перед собой, словно раскрытую книгу.
Убьёт, подумал Последний из Двадцати, когда из плохо скроенных ножен вынырнул бандитский нож. Но Мик, следом за ним, вытащил верёвку…