Идти по Каменному морю до Адаида предстояло не одну неделю. «Призрак» пробивал волны и шёл чётко по курсу, что установил рулевому капитан Жарго. Находясь пару дней в трюме, у Камалии начало создаваться ощущение, что корабли построены не так просто, как казалось поначалу. Всё судно будто извивалось на волнах, маневрируя меж водных потоков. Морской вал бил по корпусу отзываясь глухим эхом в изолированном от внешнего мира трюме. Каждое движение рулевого колеса, скрипом резало неподготовленный слух и, извиваясь словно змея, корабль подчинялся воле своего командира. Такие суда юная Кама видела лишь на картинках книг или рисунках, что делала Адеола для своей дочери. Гринтерцы покоряли моря уже не одно столетие, но лишь империя Эйдос развила это умение, достигнув вершин изобретательского искусства в этом деле. Папа рассказывал Камалии о длинных ладьях с гребцами вдоль всего корпуса, о том, как множество таких кораблей проходили по Каменному морю сквозь шторма и бури, и что лишь в таком судне можно почувствовать всю мощь морской стихии, а корабли империи Эйдос упростили морякам задачу, освободив их время для безделия.
Рабы, что были приведены с Камой, сидели очень тихо и были похожи скорее на живые трупы, но никак не на здоровых людей. Мышц почти не было видно, кожа бледная как у чаек перья, а по глазам этих несчастных становилось ясно, что они уже смирились со своей судьбой и обречены ей на вечные страдания. У многих рабов на ногах были заметны шрамы в районе сухожилий.
“Наверное, их перерезали, чтобы они не сбежали.” — размышляла юная гринтерка. Но больше всего её пугал ожог, как от раскалённого металла. У всех он был в форме буквы “Р”.
— Чего смотришь? Такой же хочешь? — спросил пленницу мужчина в соседней клетке. — Попроси. Думаю, не откажут.
— Извините… — отвернулась Кама. — Что означает эта буква? — спросила она шёпотом.
— Жопа! — ответил какой-то раб из той же клетки, и почти все страшно захохотали голосом, больше похожим на крики, плач и стоны живых мертвецов, нежели на обычный человеческий смех.
— Это клеймо, девочка… — прошептал мужчина, к которому обращалась Камалия с самого начала. — Клеймо ставят в форме буквы “Р”, что означает раб. Здесь почти у всех есть такое.
— Простите… Я не знала…
— Ничего. Ещё узнаешь… — ответил своим мерзким голосом раб из другой клетки.
— А ну! Тихо там! — крикнул один из матросов с палубы.
— Дяденька… А как Вас звать? — шёпотом спросила Камалия седого мужчину, кто единственный из всех ответил на её вопрос.
— Сион. — произнёс мужчина и отвернулся закрыв глаза для сна, а потом тихо добавил. — Ой как нехорошо, что такая малышка сюда попала…
Юная Бадд легла на сгнившее сено, что было разбросано по полу клетки и попыталась уснуть. Скрип древесины, хлопание парусов на мачтах, всё это будто вгоняло разум в некий транс, и сон не заставил себя долго ждать.
Утро застало Каму громкими ударами сапогов о ступеньки лестницы. Дверь клетки отварилась и грохот железной двери о прутья разбудил всех жителей трюма. К Камалии подошёл крупный мужчина с круглым лицом, покрытым щетиной и уродливым шрамом на правой щеке. В его глазах играл какой-то пугающий азарт, а его рот — его гадкий, мерзкий, в местах беззубый рот, искажала гадкая ухмылка. Своей лапой, что у обычных людей можно было бы назвать рукой, он взял девочку за волосы, и молча потащил её по влажному полу к выходу на палубу. Всю голову обожгло острой болью, что всё сильнее растекалась от висков к темечку. Чем громче кричала Камалия, тем сильнее этот зверь закручивал её волосы в своей лапе.
— Стойте! Я не раб! Зачем так жестко! Ай! Волосы! Вы их оторвёте! — крики гринтерки были слышны на весь трюм, но никто из пленников не произнёс и слова в защиту Камы. Но тут здоровяк резко остановился и с размаху ударил ей по лицу.
— Фингала не останется и товар не испорчен. — спокойно произнёс он.
Боль, что прошлась по лицу Камалии, заставила её замолчать. Казалось, ещё чуть-чуть и её лицо покроет один огромный синяк. Перебирая ногами и руками, чтобы снизить нагрузку на волосы, девочка выбралась на палубу под крики трёх десятков человек.
— Капитан! Это мы за эту сучку две тысячи получим? Или ты нам соврал? — крикнул один из стоявших.
— За эту, Родриго! — ответил Жарго, стоявший возле какого-то котла, из которого шёл дым. — Веди её сюда Геккель, сейчас мы поставим ей клеймо.
— Нет! Не надо! — Камалия попыталась вырваться, но Геккель крепкой хваткой держал её за волосы. — Я не раб! — у Камы потекли слёзы, но она не оставляла попыток вырваться.
— Ещё нет… — нежно и с улыбкой сказал Жарго. — Но мы это исправим. Поверни её спиной Гек и поживее. Угли остывают.
В несколько движений Геккель подвёл новую рабыню к котлу, перехватил руки с волосами девочки в одно целое и поставил её на колени. Всё тело начало коченеть от холодного морского ветра и слёзы пропитывали испачканную кровью ткань.
— Замечательно! — лысый носитель знака медоеда взял из печки раскалённое до красна железное клеймо. — Хватит сопротивляться милая, а то, если не выйдет с первого раза, придётся второе ставить на другом месте.
— НЕТ!!! — Камалия заливалась слезами. Никто. Никто не придёт ей на помощь. Она одна. Совсем одна. В этом забытом богиней море.
Под крики девочки раскалённый металл коснулся кожи в районе поясницы. В разноцветных глазах гринтерки помутнело, а все мысли смешивались и сводились к всепоглощающей боли. Она уже не пыталась сопротивляться, конечности как будто онемели и отказывались двигаться. Пошёл дождь. Первые капли скатывались по телу новоиспечённой рабыни и остужали рану от ожога. Небо, будто, оказывало ей своё сочувствие. Её мир никогда не будет прежним. Такая жестокость была для Камалии чужой, но она была настоящей, самой реальной, будто вся предыдущая жизнь была лишь сладкой сказкой.
— Геккель. Отрежь ей волосы по плечи. Не хочу, что бы у неё жуки завелись по пути в Адаид. — сказал Жарго, кладя раскалённый кусок железа обратно в печь. — Как с ней закончишь, веди остальных не клеймённых, по одному. Только быстрее, дождь начинается.
— Как скажешь, кэп! — произнёс с ухмылкой мужчина со шрамом. Он достал нож из-за пояса и быстрым движением отрезал темно-красные локоны Камалии под тем местом, где их держал. И та рухнула на палубу, еле успев подставить, ещё плохо слушавшиеся, руки. Мощная лапа снова схватила её за оставшиеся волосы и поволокла обратно в трюм. На этот раз сил сопротивляться у девочки не было, и она молча, ещё не отойдя от болевого шока, волоклась за первым помощником. Перед глазами мелькал бесконечный простор с тёмными водами бескрайнего моря. Если бы Кама увидела его раньше, в то время, когда они вместе с Оби проводили своё свободное время, резвясь в окрестностях Тиабата, то её восторг невозможно было бы описать словами, но сейчас… Сейчас Каменное море представлялось для юной Бадд лишь глиняным стаканом с эмоциями восхищения, стоящим в огромном котле, с кипящими бедами мира.
После того как рабыню бросили в клетку, она слышала крики тех, за кем пришёл Геккель, а также стоны людей, которых он возвращал обратно.
“Если это преисподняя, о которой мне рассказывала мама, то почему я попала сюда? За что?”
Слёзы лились ручьём из глаз, не было сил орать или даже скулить. Желание жить дальше медленно угасало.
— Не сдавайся так быстро, крошка. — произнёс Сион из соседней клетки. — Как только сдашься, последняя надежда на возвращение прошлой жизни будет потеряна. Неужели все дела в этой жизни у тебя уже закончены?
Камалия в ответ не могла произнести даже слова. Разум девушки был в тумане и мало-помалу её одолевал сон.
Следующие несколько дней девочка лежала на влажном полу своей клетки. Пустой взгляд её глаз, лишь иногда подавали признаки жизни. Сиону даже показалось, что она пыталась не дышать, но у неё ничего не вышло. Разум не позволял совершить самоубийство так легко. Шрам от ожога начал заживать и только лёгкое покалывание на пояснице напоминало о клейме.
На палубе же матросы наслаждались жизнью. Игры у них были самые разные, начиная с борьбы и ставками на победителя, заканчивая азартной игрой в кости.
— Ты продул, Геккель! — смеялся удачливый матрос в лицо первого помощника.
— Твоя удача помогает тебе только с игрой в кости, Патрик. — здоровяк был явно недоволен очередным проигрышем, а его руки то и дело тянулись к ножам, висевшим на разных частях его одежды. — Если бы не приказ капитана, я бы давно тебя отправил на корм рыбам.
— Не сердись так, Гек. Не повезло в игре, повезёт в любв… — быстрое движение и короткий клинок уже торчал из глаза удачливого матроса.
— Только капитан может меня так называть. — медленно проговорил первый помощник и посмотрел в глаза стоявшим вокруг матросам. — Всем понятно?!
— Да, Геккель! — закивали мужчины на палубе.
— Закончили на сегодня с играми. И уберите Патрика к рыбкам.
— ГЕККЕЛЬ! — Жарго орал как ненормальный. — Ты какого чёрта убил ещё одного матроса?! Ты думаешь они размножаются почкованием прямо на корабле?!
— Нет, кэп. Извини. Не сдержался.
— Не сдержался он. Твои ножи от тебя прятать надо, как только ты на борт «Призрака» поднимаешься. Иди на мачту сядь, за горизонтом следи. И подумай сколько твоя баранья башка могла бы приносить пользы, если бы ты работал головой почаще.
Мясистый верзила полез на мачту и половину дня его не было слышно — пока не начался шторм.
Рулевой еле удерживал штурвал. Сверкали молнии, вспышки от которых были видны даже в трюме. Ливень шёл такой, что море было видно только на несколько метров за борт. Волны били в корабль одна за одной, возвышаясь над водной гладью словно пасти огромных змей, пожирающих друг друга. Со всех сторон на корабль напирал водный вал. Капитан Жарго орал, что-то неразборчивое, а из нижнего трюма доносились крики какого-то матроса о треснувшем форе. Камалию кидало от стенки к стенке, оставляя синяки и ссадины после ударов о металлические прутья клетки. Девочка ничего не ела после того, как её прижгли рабским клеймом. Сил держаться за прутья, как это делали остальные узники, у Камы не было, но тонкая рука обхватила девочку после очередного удара о решётку.
— Сион… — простонала маленькая Бадд.
— Держись за меня или я не удержу. — раб просунул вторую руку между прутьев и обхватил девочку за талию с другой стороны. — Ты совсем ничего не ела, вот и сил нет. А ведь ты должна выжить. У тебя вся жизнь впереди, малышка.
— Ты слишком добрый… — прошипела Камалия и ухватилась за его немощные руки похожие на ветки умирающего дерева.
Шторм начинал стихать и несколько матросов, возглавляемых Геккелем, спустились к кильсону, чтобы осмотреть повреждённые в шторм части корабля. Кама даже услышала новые для себя слова с нижнего уровня.
“Даже папа так не выражался, когда я вместо яблока дала ему дикого лука.” — начала успокаиваться девочка вместе с погодой, что яркими лучами солнца ознаменовала конец бури.
Спустя ещё неделю плавания Геккель убил ещё одного матроса, из-за чего окончательно пал в немилость капитана Жарго. Было ясно, что работорговец избавится от своего первого помощника при первой же возможности. За эту неделю Камалия попыталась отъесться и набраться сил. Делала стандартные упражнения своей утренней зарядки и пыталась отрабатывать серии ударов из джуры в узкой клетке. Сион вставлял свои комментарии о том, что вообще не понимает как Кама оказалась в таком положении. На что девочка простецки отвечала фразой, которую часто произносил Ганджи Бадд своей жене, когда та начинала бытовые разборки.
— Это не мы такие, это жизнь такая. — в очередной раз произнося злосчастную фразу, кривила уголком рта Камалия.
— То, что жизнь то такая, это ясно… — задумался раб. — А вот каким местом она к тебе повернулась, что ты здесь оказалась? Вот этот вопрос вполне хороший.
— Всем известным местом.
— Не скажи… Не скажи… Ведь как говорил один мудрец. Всё, что не делается с нами в жизни, всё к лучшему.
— Я не согласна с этим “мудрецом”. Но я отсюда выберусь и когда я выйду, то освобожу и тебя, Сион.
— Ох… Бежала бы ты побыстрее домой, если тебе удастся сбежать… — сказал дружелюбный раб и с задумчивым лицом повернулся к стене.
Седые волосы старика спускались до плеч и Камалия увидела на них несколько маленьких косичек, что были продеты через один и более разноцветных камней. Камни переливались, но почему-то вызывали некую грусть.
— Можно тебя спросить? — Кама подползла к решётке разделяющей камеры. — Что у тебя за косички с камнями в волосах? Это что-то значит или просто украшение?
— Это на удачу…
— Что-то не сильно помогает.
— Как сказать… — произнёс старый раб и провёл по своим грязным от пота и крови волосам. — У моего племени есть традиция, мы заплетаем по одной маленькой косичке за каждый раз, когда должны были умереть.
Камалия начала считать косички и перестала после двадцатой.
— Тебя слишком часто спасала богиня…
— Поэтому я и не боюсь смерти, ведь никто не бессмертен и довольно часто я отсрочивал неизбежность.
— Можно я тоже буду следовать традиции вашего племени?
— Хаха… А кто сможет тебе помешать? Старый дряхлый раб? Ахах… Надеюсь у тебя будет намного меньше косичек, чем у старика Сиона… Кх-кх…
Кашель мужчины вызвал лишь ещё большую грусть, но тоску прервал крик с палубы:
— ТУМАН! — закричал человек, сидевший на мачте.
— Мы на месте! — крикнул капитан и заменил собой рулевого. — Пол паруса! Распределитесь по бортам и смотрите в оба глаза! В этой бухте полно скал, торчащих из воды.
Матросы скрутили половину парусов, отвечающих за скорость судна и разошлись по бортам ближе к носу корабля, выискивая в тёмной глади бухты злосчастные каменные копья. А корабль лишь издавал лёгкий треск, разносившийся сквозь тишину в тумане.
— Много кораблей здесь разбилось… — прошептал сам для себя Жарго, слегка поправляя штурвал корабля и направляя его по течению бухты.
***
Языки пламени вздымались навстречу ночному небу, а дым от погребальных костров таял и растворялся во тьме дикого леса, окружающего деревню Торгейн. Молодая девушка лежала лицом вверх, держа в руках орудие своей смерти и, казалось, даже огонь не смел портить её местами ещё детское лицо.
— Как она умерла? — Ганджи Бадд стоял поодаль рядом с человеком, временно исполняющим обязанности старосты деревни.
— Атаман пронзил её грудь копьём. Мгновенная смерть. Думаю, даже не успела ничего понять.
— Нужно доложить о смерти молодого листа и о нападении Алатаса в ближайшую к нам крепость.
— Мы уже отправили воронов, но, боюсь, ответа будем ждать слишком долго. — мужчине поднесли какой-то кровавый свёрток ткани и тот сразу протянул его Бадду. — Это правая рука Алатаса. Наш командир смог выстрелить стрелой солнца, даже лишившись своей руки.
— Хах… Другого от вашего командира я и не ожидал! — Ганджи взял свёрток ткани и поднёс ближе к носу. Мерзкий запах алкоголя, табака, мужского пота, который, словно рекой стекал по телу этого озлобленного на весь мир, дегенерата. — Там ещё должен был быть парень, Оби Эмек. Что с ним?
— Несколько сломанных рёбер, множество ушибов и рана, после которой скорее всего останется шрам на левой стороне лица. Очень похоже, что Ваши подопечные прорывались к нам через бой с ягуаром, это его отметина.
— Понятно… Значит жить будет.
— Как только он поправится, мы отправим его с торговым караваном на Тиабат.
— Благодарю.
— Благодарить нас не за что. Вашу дочь, командир, мы так и не смогли спасти. Этот отморозок, Алатас, слишком быстро слинял из деревни.
— Благодарю, что смогли сделать даже то, что сделали. Изая жив и даже смог отправить несколько воронов, только жаль, что его выстрелы не смогут больше прикрыть мне спину. Его помощь в этом деле мне бы не помешала.
— Десятник Вимур сейчас спит и восстанавливается. Прошу простить нас за то, что не можем Вас к нему пустить. Его сын, Зак, и местный жрец стараются оказать ему посильную помощь. — заместитель старосты, пожилой мужчина с длинной седой бородой, повернулся к Ганджи и заглянул тому глубоко в его янтарные глаза, стараясь уцепиться в них за что-то приземлённое, что-то всё ещё цепляющееся за этот мир. — Прошу простить меня, анхель, но разрешите высказаться?
Ганджи Бадд взглянул на него протерев глаза кончиками пальцев.
— Я уже давно не анхель, друг.
— Вы ошибаетесь! По законам рантаров Вы всё ещё командир рантарского полка, пускай отчасти и расформированного. Вам нельзя совершать необдуманных действий!
— Моя дочь в опасности!
— Я понимаю Ваши опасения, но…
— Не понимаете! — сильной хваткой Тигр Юга взял за грудки заместителя старосты и прижал к себе настолько близко, что они ударились лбами, а глаза только что спокойного мужчины исказились непередаваемым страхом. — Вы не понимаете! Если с ней что-то случится… Если я не смогу спасти собственную дочь! Какой же я после этого анхель рантаров?! Какой же я после этого отец?!