“Справедливости не существует, не так ли?”…
…Это случилось давно — с войны минул какой-то десяток лет. У самых гор, на севере, стояла забытая всеми деревушка, невесть кем и невесть когда названная Блэквилл.
Зима в тот год была особенно холодной, но жителям тех мест было не привыкать: природа всегда была к ним сурова.
Деревушка была совершенно обычной, если не учитывать небольшое поселение вампиров, располагавшееся неподалеку в лесу. У людей с ними был свой уговор: вампиры пообещали убивать волков, от которых годами страдала деревня, взамен на содействие от жителей. Это соглашение строго соблюдалось уже несколько лет.
На краю деревушки стоял небольшой ветхий деревянный дом. В нем жила Анна — молодая девушка, отличавшаяся прекрасными длинными темными волосами. Ее отца убили разбойники, а мать еще раньше погибла от болезни, и осталась она совсем одна. Грустная, но довольно обыденная история в те времена.
Анна все делала сама: и топила печь, и выращивала урожай, и делала заготовки на зиму, и многое другое. Соседи ей, конечно, помогали: им было жаль бедную девушку, столь рано оставшуюся одну, да только вот у них своих забот хватало. Поэтому жила она бедно, но по-своему счастливо.
Ей нравилось поутру гулять по лесу, собирая ягоды, заботиться о своем скромном урожае, вечером сидеть перед свечой и вышивать…
Но ничто не длится вечно.
В то зимнее утро она вышла, чтобы взять дров для печи, и увидела стоявшего стоявшего у покосившейся оградки темноволосого парня. Он был высок и плечист, хорошо одет, но его мутные глаза непонятного цвета всегда пугали Анну.
— Каил, доброе утро, — она не была рада его визиту, но из вежливости улыбнулась.
— Доброе утро, Анна. Помощь нужна? — он попытался улыбнуться, но получилось совсем плохо.
— Нет, спасибо, я сама справлюсь, — Анна взяла дрова и собралась было зайти в дом, но он перегородил ей проход.
— Даже не пригласишь зайти? Я думал, что ты более гостеприимна, — недовольно сказал он.
— У меня много дел, — она попыталась было проскользнуть мимо, но он снова оказался у нее на пути и силой забрал дрова.
— Ну что ты так! — свободной рукой он открыл дверь и зашел внутрь.
Ей ничего не оставалось, кроме как пройти следом. Каил, недолго думая, сбросил дрова в угол, и плюхнулся на скрипнувшую старую лавку.
— Бедно ты живешь! — бестактно сказал он, оглядывая помещение.
Анна, стоявшая у стены, нахмурилась и скрестила руки.
— Небогато, но зато честно.
— Честно жить — это верно, — сказал он, и вдруг сдвинул брови. — Я, собственно, зачем пришел-то. Неправильно это, когда девка одна, без отца и матери, а потому я решил взять тебя замуж. Отец мой добро дал, пусть и приданого у тебя только клочок земли да развалины. Свадьбу через неделю сыграем, аккурат на Белый день…
— Я не пойду за тебя замуж, — негромко, но твердо сказала она.
— Чего? — не веря своим ушам, переспросил он.
— Я отказываюсь, — повторила Анна уверенней.
Каил встал и подошел к ней вплотную. Она буквально чувствовала его дыхание. Его глаза были сухими и злыми. Девушка вжалась в стену, рукой закрываясь от него.
— Слушай, твое мнение тут никого не интересует. У тебя ни отца, ни матери — некому тебя защитить и никто не встанет на твою сторону. Или ты забыла, кто я?
Он отстранился от нее и подошел к выходу, затем повернул голову и со злобой в голосе бросил:
— Даю тебе один день на то, чтобы понять свое счастье и изменить решение. Думаю, ты знаешь, что я всегда получаю то, чего хочу.
Он вышел, ногой широко открыв дверь. Маленький домик мгновенно заполнился холодом. Анна, кое-как пришедшая в себя от шока, с трудом захлопнула дверь и заперла ее на засов.
Она села у печки, и, обхватив голову руками, горько заплакала.
Анна понимала, что просить помощи бесполезно: отец Каила был вхож в дом деревенского старейшины, и, по слухам, частенько задабривал его щедрыми подарками. Пойти спросить совета? Засмеют, да и только…
Девушка решила сходить к деревенской бабке-ведунье, которая как раз жила неподалеку, но ничего ей не говорить, лишь попросить погадать.
Анна быстро оделась и вскоре незамеченной прошла по наметенным ветром сугробам к покосившемуся домику, пожалуй, даже более старому, чем ее дом. Холодный ветер пронизывал до костей. Девушка постучала, и, переступая на месте, начала ждать.
Через некоторое время дверь приоткрылась. Показалось лицо старухи — такой дряхлой и морщинистой, что, наверное, ей было уже больше двухсот лет. Она узнала девушку и пропустила внутрь.
Опираясь на свою палку, старуха медленно прошествовала к стоявшему посередине комнаты столу. Анна осталась стоять в дверях, ожидая, пока ей разрешат пройти.
— Что привело тебя сюда, дитя? — скрипучим, как несмазанные дверные петли, голосом, спросила старуха.
— Мне нужен совет, но я не могу рассказать, что случилось, — скромно сложив руки, сказала девушка.
Старуха медленно кивнула и показала на стол. Анна поспешно подошла к нему и поставила банку меда, которую получила летом в обмен на несколько плетеных корзин. Ведунья оценивающе посмотрела на банку из-под седых бровей, но затем, видимо, сжалилась и убрала ее под стол. Затем она прошаркала к окну, взяла с тумбочки древний медный подсвечник и зажгла его, после чего плотно задернула шторы.
Трепещущее, неровное красное пламя осветило комнату, сделав лицо старухи пугающим. Она медленно прошаркала назад к столу и поставила на него подсвечник:
— Садись, — прошелестела она едва слышно.
Анна торопливо села. Ее сердце часто билось. Происходящее казалось нереальным, как будто она сейчас видела страшный сон в алых тонах.
Откуда-то на столе появилась потрепанная большая книга со страницами, благодаря свече казавшимися оранжевыми. Старуха протянула морщинистую, трясущуюся руку. Девушка поспешно подала ей свою небольшую ладонь. В неровном пламени свечи ведунья начала что-то медленно рассматривать, невнятно бормоча себе под нос.
Анна ждала, стараясь дышать как можно реже. Ее рука слегка дрожала. Вскоре старуха отпустила ее ладонь и, продолжая бормотать, начала листать книгу, испещренную какими-то полустертыми надписями.
Через какое-то время она остановилась и своим скрипучим голосом прочитала:
— Без ножа ни пера не очинишь, ни хлеба не отрежешь…
Она еще немного полистала книгу, а затем вопросительно покачала головой и задула свечу.
Глаза Анны, только-только привыкшие к свету, вновь перестали различать что-либо. А ведунья тем временем распахнула шторы, непонятно как дошаркав к окну в темноте.
— Надеюсь, ты получила ответ на свой вопрос, — сказал она вместо прощания.
Девушка поклонилась и вышла, не произнося ни слова.
На улице уже стемнело, но она этого даже не заметила: все мысли занимала фраза, сказанная ведуньей. Что она могла значить?
Дойдя до дома Анна сразу же прошла к шкафу, где лежали все ее немногочисленные вещи, открыла его и достала отцовский нож в кожаных ножнах. Он был небольшой, охотничий, с красивой рукояткой из темного дерева со светлыми прожилками. Выглядел довольно новым — похоже, отец редко использовал его по назначению. Даже когда было совсем плохо, девушка и помыслить не могла, чтобы продать его.
Анна села на скамью. Ее руки, сжимавшие нож, дрожали. Что она должна делать? Что подсказывали слова ведуньи?
Она сидела так несколько часов. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, и в доме стало совсем темно. Неясные тени, прятавшиеся по углам днем, сейчас осмелели и выросли, заполнили все пространство, окружили ее.
Повеяло холодом. Ненадолго очнувшись, Анна подошла к окну и посмотрела туда, где, скрытая во мраке, возвышалась гора с вечно серыми склонами. Где-то совсем близко шумел лес. Сейчас он выглядел черным пятном на фоне темно-синего неба, все звезды на котором были закрыты тучами.
Она вытащила нож из ножен. Тонкий лунный луч, ненадолго выглянувший из-за тучи, осветил его лезвие, в котором отразилось испуганное лицо девушки. Искажения стали делали его как будто разрезанным пополам, пугающим…
“Он хочет тебя, потому что ты красивая. Но никому ведь не нужна жена, чье лицо обезображено шрамами?”, - сказал в ее голове какой-то чужой, мрачный, лишенный эмоций голос.
Кровь ударила ей в голову. Виски раскалились от страшной боли. Очертания ножа перед глазами расплылись. Ей не хотелось даже плакать: отчаяние было так сильно, что опустошило ее душу полностью.
Неужели нет никакого другого выхода? Неужели это единственная возможность жить дальше?
Девушка подняла нож, направив его острием на себя. Ее искаженное болью лицо вновь отразилось на стали, но на этот раз кривизна сделала ее глаза жестокими и злыми.
“Постой. Почему ты должна пострадать из-за него? Его семья — разбойники. Они всю свою жизнь грабили людей, и говорят, даже убивали… Из-за таких как он, умер отец. Почему он вообще позволяет себе делать все эти ужасные вещи и не испытывает даже капли стыда? Почему мир разрешает им, и никто, даже Дух, их не наказывает?”, - зло сказал тот же голос в ее голове.
Анна остановилась и опустила нож. Она посмотрела на улицу, словно ища ответа. И правда, почему она должна приносить себя в жертву этому гнусному существу? Голос молчал. В ее душе была даже не злость, а презрение и ненависть.
“Разве можно допустить, чтобы это продолжалось? Разве мне оставили хоть какой-то выбор?”. Анна подошла к столу и села на лавку.
Да. Без ножа пера не очинишь.
В ту ночь она больше не плакала.