В этом не было смысла.
— Как это — не может функционировать?
Боб вздохнул.
— Джулиус, тебе двадцать четыре. Ты знаешь, что означает «функционировать», и у нас этого не будет, если ты отпустишь Челси с ее работы. Ты был слабым неудачником почти всю жизнь, так что у тебя было мало визитов, но у многих Хартстрайкеров Тень Бетезды — единственная черта, которую нельзя пересечь. Страх перед ней и матерью — единственное общее у всей семьи, но теперь ты лишил Бетезду клыков, так сказать, и у нас осталась только Челси. Она — последний монстр во тьме, только она удерживает нашу семью вместе. Без осознания, что нас могут заставить слушаться, Хартстрайкеры развалятся. Думаешь, трещина между Дэвидом и Иеном была плохой? Представь, если бы ничто не мешало двум фракциям убивать друг друга. Челси — сила, которая заставляет нас слушаться. Если ты освободишь ее, последняя угроза исчезнет, и вся семья развалится, когда мы только начали ее менять.
Так прямо с ним старший брат еще не говорил, но Джулиус все еще не мог понять, как Боб мог такое говорить.
— Я понимаю, что ее работа важна, но ты знаешь, как сильно все это вредит Челси? Как она ненавидит то, что делает?
— Ясное дело, — сказал Боб. — Я — ее брат.
— Так даже хуже! — завопил он. — Какой брат сидит и позволяет его сестре страдать, чтобы держать в узде несколько драконов, которых нужно запугивать, чтобы они слушались? Если страх перед Челси — единственное, что держит семью вместе, то у нас проблемы серьезнее.
— Сказал истинный реформатор, — сказал Боб с улыбкой. — Но я не говорю тебе все это, потому что у меня есть политические интересы. Я говорю это, потому что вижу будущее. Это не спекуляция для меня, Джулиус. Я уже знаю, как все сложится, и я говорю тебе, что дорога, по которой ты планируешь вести нас сегодня, плохо кончится для всех.
Джулиус недоверчиво смотрел на него.
— Так если я освобожу Челси из рабства, клан — что? Обречен?
— Я бы не заходил так далеко, но я бы не выбрал этот путь, — сказал пророк. — И я не говорю, что она должна быть в рабстве вечно, просто нельзя освобождать ее сейчас.
— Или что? — осведомился Джулиус. — Что за будущее так ужасно, что лучше оставить Челси под каблуком Бетезды?
— Ты знаешь, что я не могу тебе сказать, — раздраженно сказал Боб. — Я уже объяснял много раз, почему ужасная идея — выдавать знания о будущем не-пророкам. Если я скажу тебе, что произойдет, ты станешь спорить и придумаешь тысячу причин, почему я ошибаюсь, гибель, которую я предрек, не может сбыться, потому обычно я не говорю ничего прямо. Я предпочитаю подталкивать тебя, пока ты не придешь к решению, которое я хотел от тебя, но времени почти нет. Я не говорил бы тебе все это, если бы это не было очень важно, так что тебе нужно довериться мне. Не освобождай Челси этой ночью.
Джулиус глубоко вдохнул.
— Я доверяю тебе, — сказал он. — Если ты говоришь, что произойдет нечто плохое, я в это верю, но это не отменяет того, что я собираюсь сделать.
Боб притих, его зеленые глаза стали холодными.
— Это очень глупое решение, — сказал он.
— Не спорю, — согласился Джулиус. — Но мне плевать. Что бы ни случилось, мы разберемся с этим, но я не дам Челси и дальше платить за наш комфорт и безопасность ее страданиями.
— Но я уже сказал, что ты можешь освободить ее позже, — напомнил ему Боб. — Это компромисс! Ты же их любишь?
— Не в этом, — он сжал кулаки. — Может, в другой раз я бы и согласился, но я только что получил самый жестокий урок об опасности промедления. Ты говоришь, что ее можно освободить позже, но позже для нас не гарантировано, да? Челси уже потеряла шестьсот лет на этот бред. Я не дам ей страдать ни минуты больше.
— Даже после того, как она приказала тебе это не делать? — прорычал пророк, перестав играть веселого брата. — Мы оба знаем, что она не отблагодарит тебя за это.
— Возможно, нет, — сказал Джулиус. — Я даже не знаю, какой тайной Бетезда давит на нее, ведь мне никто не говорит, но, что бы это ни было, мы справимся. Мы выдержим все, что грядет, как клан, но я потратил последний день с Марси, будучи сожженным и пронзенным братьями, чтобы стать частью Совета не ради того, чтобы семья полагалась на силовика, держащего нас вместе.
— Я в курсе твоих чувств насчет этого, — рявкнул Брогомир. — Но я тут не для борьбы из-за морали. Я говорю тебе как можно проще, что нам нужно избежать катастрофы. И нужно упомянуть, если ты забыл, что ты в этом Совете только из-за того, что я тебя туда поместил.
— Я знаю это, — сказал Джулиус. — Но…
— Вряд ли ты понимаешь, — Брогомир шагнул вперед, навис над меньшим братом. — Все твое невозможное везение, быстрый подъем к власти — это был я. Ты всегда был ключом к моим планам, Джулиус, и я хорошо с тобой обращался. Теперь я прощу о маленькой услуге в ответ. Тебе ничего не нужно делать. Тебе даже не нужно не делать что-нибудь. Я просто прошу об отсрочке, мы оба можем согласиться, что я удивительно мягок. Если ты ценишь работу, которую я сделал для тебя, все блага, которые я тебе дал, ты совладаешь с немного раздражающим чувством справедливости временно и окажешь мне эту услугу, чтобы спасти нас от неприятностей.
Когда он закончил, Джулиус был прижат к стене. Боб всегда делал все веселым, и было просто забыть, каким старым и страшным он мог быть, когда переставал играть. Даже хуже, у его просьбы был смысл, особенно, когда Челси повторяла Джулиусу не делать этого. Было бы просто — и, наверное, умно — сдаться и сделать, как они говорили, но он не мог. Может, если бы он не провел дни, страдая из-за несправедливости смерти Марси, мольба Боба уговорила бы его, потому что он был в долгу перед пророком сильнее, чем мог отплатить. Но даже когда он был слабаком, Джулиус не любил долги, и он пошел по этой тропе, чтобы покончить с преступлением, которое Боб говорил ему защищать. Не важно, если задержка была на день или на тысячу, не важно, сколько он был должен брату, не важно, если метеорит упадет на гору этой ночью из-за этого, то, что делалось с Челси, было неправильным. Ужасно неправильным. И он не даст этому продолжаться.
Его решение было написано на лице, потому что Боб отвернулся раньше, чем Джулиус заговорил, вышел из лифта, открывшегося на темном этаже, который они делили с Амелией, и его молчание было красноречивым. Джулиус поражался, как его молчание не пускало кровь.
— Прости, — сказал он в спину брата.
— Тебе не жаль, — ответил пророк, двери закрывались. — В том и смысл.
Джулиус не знал, что думать, но дверцы уже закрылись, и он остался один в золотом лифте со страхом, что он совершал вторую крупную ошибку в своей жизни, но все еще собирался так поступить. Этот коктейль мог остановить любого дракона, но Джулиус не мог медлить. Ему нужно было сдержать обещание, и он выпрямился, облачился в решимость, как в доспех, нажал на кнопку, чтобы лифт доставил его на вершину горы.
* * *
После всего напряжения встреча Совета Хартстрайкеров произошла удивительно быстро. Все уже были там, когда Джулиус вошел. Включая Бетезду и Иену, которые сидели за тем, что было мраморным банкетным столом матери, который кто-то вытащил, вырезал из него треугольник и опустил на месте трона Бетезды.
Символизм был прямолинейным, но такими были драконы. Джулиус даже оценил первобытную грубость этого. Он занял место у последнего пустого угла с ощущением удивительной серьезности, опустил ладони на холодный мрамор и повернул голову к членам Совета.
— Наконец-то, — прорычала Бетезда, мрачно глядя на него. — Теперь мы тут и выполнили требования контракта, который меня заставил подписать Брогомир, так что снимайте печать с моего дракона.
— Не спеши, — сказал Джулиус. — Сначала я хочу озвучить ходатайство.
— Это может подождать, — рявкнула Бетезда.
— Не может, — он хмуро глядел на нее. — Если будешь на меня давить, я уйду в свою комнату, и тебе придётся ждать еще день, чтобы получить шанс убрать печать.
Его мать удивленно моргнула, а потом надулась.
— Когда ты стал таким беспощадным?
— У меня была очень тяжелая неделя, — напомнил он. — И хороший учитель.
— Лучше поздно, чем никогда, полагаю, — она махнула рукой. — Ладно. Говори уже, чтобы я могла полетать. Мои крылья болят, ты даже не знаешь, как.
Джулиус сам провел больше месяца под печатью, так что знал, как болели ее крылья. Слова об этом не изменили бы ничего, и он перешел к важному делу:
— Совет собран, — сказал он, не глядя на Челси, которая стояла на балконе рядом с Конрадом, точила меч. — Я бы хотел предложить изменение в структуре клана. Много веков некоторые драконы в нашей земле имели куда меньше прав, чем другие. Потому я первым делом предлагаю Совету Хартстрайкер, чтобы драконов кладки Ф признали как полноценных членов семьи с теми же правами, привилегиями и защитой, что есть у всех, включая снятие печати, наложенной на них при рождении, и право покидать гору, когда они захотят, а еще способность отказывать приказам, которые идут не от этого Совета, без наказания.
— Как много слов, — прорычала Бетезда. — Ты мог бы просто сказать: «Я хочу освободить кладку Ф».
— Я должен был все уточнить, — ответил Джулиус. — Законы плохи, если они слишком широко трактуются. И я не закончил. Я хочу все те же права, защиты и свободы для Челси, и чтобы это было исполнено немедленно.
Когда он закончил, в комнате было так тихо, что он слышал, как пыль залетала на балкон из пустыни.
— Что? — сказала Бетезда.
— Я хочу освободить Челси, — перевел для нее Джулиус. — Сейчас.