Путники провели у пчеловода в гостях три дня и за это время набрались сил, наточили мечи и даже попарились в бане. На третий день они и даже вековечный дед легли пораньше, ибо хотели выспаться перед грядущим походом. Выспались они замечательно, и Беленир очнулся ото сна, когда уже взошедшее солнце стало светить ему в очи. Он встал и оделся. Видя, что его друзья всё ещё погружены в сладкий сон, он спустился вниз. За столом не было ни жён, ни самого Деда-Пасечника, иначе он бы уже с весёлой улыбкою выбежал навстречу удальцу и повёл разговор о мёде, шершнях и пчёлах. Но Беленир был даже доволен, что горница была пуста и что в воздухе висела приятная тишина. Он бережно отодвинул от стола крепкого стул и сел на него подождать пробуждения друзей или прихода пчеловода.
Сразу надо сказать, что Дед-Пасечник явился раньше, чем встали гордый Всесвятлир и Брисинор. Внезапно он настежь распахнул входную дверь и, обдуваемый сквозняком игривым, сказал Белениру:
— Пора, пора! Дорога свободна — договорился я с лесниками, чтоб нас не трогали. Буди этих лентяев, заснули раньше всех, так ещё и спят допоздна! Пусть поднимаются, а не то я натравлю на них шершня с таким жалом, что прям будто меч кладенистый!
Не успел Дед-Пасечник окончить свою речь, как Всесвятлир и Брисинор, уже одетые, показались на лестнице. Дед густо рассмеялся, будто подумал, что это его слова о шершне с острым жалом заставили их встать, и шмыгнул носом. Лица двоих витязей были серьезны и даже суровы и, видать, они и слыхом не слыхивали ни о каком шершне. Перекусив, обмолвившись несколькими словами и уложив нужные вещи в мешки дорожные, удальцы отправились в путь-дорогу. К слову, пчёльник снова наполнил их фляги своим чудесным напитком. Дедовы жёны проводили их и своего мужа до порога, и Берёза молвила на прощанье:
— Счастливого вам пути, и пусть не сгустится тень над вашими челами!
Все путники раскланялись им и удалились из добротного дома. Путь их лежал на восток, где в тумане синем стоял сосновый лес — многовековой Фельнудир. Сперва дорога пролегала по володеньям седовласого деда, по его вотчине, наполненной ульями. Пчёлы дедовы были добры и уважали своего хозяина и его друзей, потому всё обошлось без укусов. Воздух на пасеке был чист и свеж, и словно бы наполнен медовым духом. Путникам в спины дул ласковым теплом ветер. Шумели, пригибаясь к земле, разные травы-муравы.
— Медка не хотите отведать? — спросил пчеловод. — Пока мы ещё в моей волости, надо бы смочить горло медовою сладостью. Ведь когда чувствуешь на устах медок али какое-нибудь питьё медвяное, идти сразу становится легче и веселее.
Тут дед подошел к одному из своих деревянных ульев и поднял его крышу — тотчас послышалось пчелиное жужжание. Тогда пасечник схватил конец своей бороды широкой, издревле растущей, и стал ею помахивать направо да налево, разгоняя пчёл и приговаривая:
— Ловись, мёд сладкий да ещё слаще, не осиный и не шмелиный. Ведь осы живут в ульях диких, шмели, мёд творя в чертогах своих, жужжат громко и звучно и только пчёлки живут в ульях моих и мёду мне никогда не жалеют! — и дед вытащил соты и стал пить из них мёд несмотря на то, что там ещё оставались пчёлы. Но ведь дед-то был не простой, а был он великий повелитель мёда, государь шершней, седовласый властелин золотых пчёл и суровый владыка шмелей. Потому и мог он пить мёд прямо из сот: пчёлы не смели перечить ему и мешать. Отпив мёду, дед щедро предложил его и путникам, но те отказались, так как не хотели весь путь ощущать у себя во рту сладость. Старец на то покачал седою головою и продолжил лакомится. Когда же он насытился всласть, то повёл путников дальше. Вскоре они покинули пределы его владений, переступив деревянную межу, — Святобор остался позади, а перед ними уже невдалеке расстелился лес Фельнудир, облечённый в лёгкие туманы. Под ногами резвыми приятно шуршала росистая трава, а всё вокруг приветливо зеленело.
— Сколько нам идти до Фельнудира? — спросил Беленир.
— Шесть дней, — ответил с улыбкою дед. — Али все семь, если спешки у нас не будет, и мы будем наслаждаться путешествием, как и подобает истинным путникам.
— Хотелось бы быть там дней через пять! — воскликнул Всесвятлир.
— Но тогда вы раньше на целый день или даже два лишитесь моих баек и сказок про пчёл да шмелей, — заключил Дед-Пасечник, — а за один день я ой как много могу вам поведать о мёде!
Все засмеялись. Что удивительно, дед часами мог говорить о том, как он готовит медовуху или питный мёд, хотя путникам это было не вполне интересно. Но пасечнику было без разницы интересны кому-то его рассказы или нет — он рассказывал их только бы лишний раз молвить про мёд. Тут он чинно погладил свою бороду и начал петь:
Мёд янтарный, мёд прекрасный,
И златая медовуха,
Сбитень как три солнца ясный,
Сладкая сыта для духа,
Всякое питьё медвяно,
Сахарные яства пряны,
Мёд чудесней яра-злата,-
За труды мои — то плата!
Роги полнятся напитком,
Скобкари томятся полны.
Ложки уж во злате жидком,
В кружках плещут мёда волны.
Кружку — раз! Кружку — два!
Кружку выпью я до дна.
Ложку — пять! Ложку — шесть!
Полевого мёду несть!
Жёлты пчёлы раным-рано
Уж работают на славу
Всё жужжат крылами громко,
Я точу секиру звонко!
На меня находят грёзы:
Полчищем стоят берёзы,
Белые что молодицы
Головы клонят к землице.
Но в дупле каком-то древнем,
Поселился шмель и нудит.
Он жужжит как витязь гневно.
И меня от грёз уж будит.
Бочку — раз! Бочку — два!
Бочку выпил я до дна.
Ковшик — пять! ковшик — шесть!
Лугового мёду несть!
Грудной зычный голос деда замолк, и витязи глянули на него: он довольно улыбался.
— Как вам мои песенки? — воскликнул он.
— Хороши, — ответил Беленир, кивнув головой. На его лице невольно проскользнула улыбка.
— Правда, мёду в песнях многовато, — заметил Всесвятлир.
— Мои песни на то и сложены, чтобы в них было много мёду, — молвил пасечник. — Они воспевают его!
Через шесть дней путники добрались до леса. Несмотря на то, что он был сосновый и сосны были оченно высоки, а потому в него проникал свет, лес был подозрителен. Какая-то невидимая тень ложилась на него. Даже дед медотворный воскликнул:
— Странно очень! Помню я, прежде этот лес внушал мне доверие. Может, зарос просто. Хотя стойте. Здесь присутствует некто, кто не пивал моего мёда!
— Что ты имеешь в виду? — спросил у деда Беленир.
— А то и имею в виду, друг мой, — ответил дед, словно бы прощебетав соловьём, — весь Брегокрай уже испробовал мой мёд и даже за его пределами Земнородные сыновья пьют его, ибо я щедр. Даже за морем, славный Яр, муж Маланьицы и отец Лебедицы, наслаждается им, расхваливая моих пчёл! А в этот лес нынче закралось что-то, что не пило мой мёд, ибо всех, кто его пьёт я чую издалека по запаху. Знамо, подлая тварь сюда закралась, коли от неё не веет моим напитком, а веет недобрым духом.
Оглядевшись, пчеловод повёл путников торной тропой. На пути не попадалось даже коряг, будто дорогу расчистили им на особицу. И лишь колючие хвоинки, иглы сухие приятно шуршали под ногами. Оченно красив был бор, но Беленир чувствовал, что здесь деется что-то неладное. Стежка пролегала среди невысоких кустов, и путники едва поспевали за дедом, ибо шагал тот быстро и размашисто. Солнце светило ярко, но благодаря нему было место и для теней. Лишь кое-где были заметны небольшие светлые полянки. Вскоре тропа побежала уже между стоячих камней, вышиною с самого Деда Пасечника. Таких камней там было меренно-немеренно и потому путники их даже не считали.
И вдруг из-за валуна стоячего, поросшего мхом и лишайником с изумрудно-седою бородою, появилась чёрная тень. Беленир оторопел, у него аж сердце ёкнуло! Все остолбенели, и только один Дед-Пасечник продолжил свои размашистые шаги, но и он вскоре остановился, не доходя до тени чёрной три сажени.
— Решили избавить Заповедье от змея? — прошипел невесть откуда возникший голос, по всей видимости, исходивший от тени. — Нет! Не бывать сему никогда, ибо моё змеище уже почти сожгло его!
— Почти не считается! — вскрикнул Дед-Пасечник. — Если даже на пепелище останется одна семья — из неё вновь возродится целый народ.
И тут Беленир увидел, что тень, говорившая с дедом, оказалась вовсе не тенью, но мужем, закутанным в чёрную одёжу. И только успел он это заметить, как вдруг этот человек откинул плащ, и перед путниками предстал воин в остроконечном шеломе, выкованном из чёрного булата, на наноснике которого горели руны, написанные на неизвестном языке — на нём уже никто не говорил и язык этот считался мертвым, пусть витязи того не знали. Кроме того, лицо чёрного воителя закрывала серебристая маска. И видом своим она была ужасна до такой степени, что даже деда передёрнуло от мерзости. Из-под маски спускалась, как столетняя паутина, перепутанная борода, а из-под шелома выбивались длинные серебристые волосы. Тело же того воина было заковано в бронь булатную, и её кольчужины блестели на солнце. И этот странный витязь был до того высок, что возвышался над престарелым медоваром на пять вершков.
— Ха! — засмеялся он грубым, но манящим голосом. — Я вижу ты постарел, мой старый дружище! — и тут на мгновение Белениру показалось, что пчёльник умалился в размерах. — С тех давних пор, как мы последний раз встречались ты был моложе да и в твоей головушке было меньше мёда, а нынче, видно, он там всё заполонил. Только о мёде и говоришь! Ха! Да ты вообще, не сошёл ли с ума? Не сбежали ли от тебя твои жены?
— Меня твои речи нисколечко не задевают, ведь я блажен, а благость во мне вечна! — молвил дед сурово. — И я не намерен выслушивать всё это, да и на что мне оно? А мёд — очень хорошая тема для разговора! — и дед обратился к Белениру, сказав уже шёпотом: — Обнажи свой меч верный и будь готов к схватке. Я могу не одолеть Кощевита, тогда, возможно, с ним придется биться тебе, а это — нелёгкое дело.
Беленир кивнул головой и подумал: «Вот он какой коварный Кощевит, мрачный колдун, прислужник всякой тьмы. Как бы не закостенеть нам от его чар!».
— Вы ищете коня? — спросил Кощевит, обратившись к Белениру и желая таким образом позлить Деда-Пасечника. Не дождавшись ответа, подлец продолжил:
— Неужто вы думаете, что все эти деды ещё не сошли с ума? Может, как только они родились, в их головах был какой-то толк, но теперь их головы лишь жалкое украшение плеч, пустые котелки, внутри лишённые чего бы там ни было! А я умён и насыщен величием, и я побудил змея напасть на Заповедный Край, и я знаю его мощь! Так что запомни раз и навсегда, человече: я корень всякой силы и всего великого. Моей волей был пробуждён Идогурн и он уже обратил в золу два ваших княжества. Из-за меня двинулись вы в поход — то моя воля. Я — главный зачинщик этого похода. Теперь вы видите, что воля моя сильнее воли даже Идогурна, и моя воля может дать вам великую награду. А что вам дал этот обманщик кроме мёда? Но послушай меня, друг, я вижу — ты смышлён. Так что ты понимаешь, что так же, как вся вода собирается в необъятный океан, так и вся власть по крупицам соберётся в моих руках. И не будет больше князей, а Земнородные придут ко мне, властелину золота, на поклон к чёрному трону. Берегины и люди, оставшиеся в живых, будут вращать колёса несокрушимого царства и послужат укреплению его мощи. Всё своё время они отдадут службе. К чему им свобода и столько времени, коль оно пропадает без пользы? Тот, кто будет служить мне, останется невредим. И более того — вознаграждён, я уже говорил об этом. Моя власть подарит вашей земле великое процветание и изобилие, каких никогда не было в вашей истории. Вы забудете про нужду, междоусобные склоки и всякие болезни. Вы вернёте себе земли Старого Ариха, утраченные встарь. И вы трое станете моими главными полководцами, моей опорой.
— Зачем нам служить тому, кто уже уничтожил южные края Заповедья? — воскликнул Беленир. — И с чего нам верить твоим словам?
— Да, я послал Идогурна напасть на Заповедье, — ответил Кощевит. — И я бы не стал этого делать, если бы мог. Змей — мой вассал, но ему нужно было насытиться и восстановить свои силы. Теперь, когда он снова обрёл прежнюю мощь, я могу отозвать его и ваши дома, ваши родные и друзья останутся живы. Вам нужно лишь отправиться со мной в Заповедье и помочь мне склонить князей, в том числе верховного державца, принять мою власть. В моих речах нет лжи, поэтому вы можете им верить.
— Что будет, если мы откажемся? — спросил Беленир. — И если наш народ не примет твою власть?
— Если вы откажетесь от моего предложения, но не будете продолжать свои происки против меня, то ничего с вами не случится, — ответил Кощевит. — Я не злопамятен, поэтому не стану вас преследовать. Если же вы продолжите свой поход против меня, то станете моими врагами и будете уничтожены. Что касается народа, хм… Одно царство я уже обратил в камень, а ваши земли обращу во прах. Если ваш народ откажется от того великого блага, что я готов ему предложить, и не признает мою власть, то узреет силу и гнев змея, силу и гнев моей воли! В общем, не думай, что конь глупый спасёт твою родину от Идогурна, не обнадёживай себя! Спасти её могу только я…
— Конь хоть поможет, а ты уж точно нет, раз навлёк на мою землю такую напасть! — изрёк Беленир. — Неужели ты и впрямь думаешь, что твой язык поганый имеет власть над моим вольным сердцем? Твой язык впору вырвать и скормить свиньям, да и те от него отворотят свой пятачок.
Тут послышался густой смех Деда-Пасечника.
— Ты рано приобрёл врага в моём лице! — молвил на то Кощевит. — А я очень опасный враг, лучше откажись от своих речей и извинись передо мною, иначе скоро встретишься со смертью.
— Посмотрим, кто встретится раньше! — вскрикнул Беленир, не желая слушать дерзкие слова Кощевита: они, казалось, цепляли за что-то внутри и хотелось тотчас ответить на них.
— Мой дух бессмертен! — воскликнул коварный колдун. — И нет такого оружия, которое способно было бы сокрушить моё тело! А ты, глупец безрассудный, сейчас своею яростью сжигаешь себя изнутри к моей вящей отраде. Меня нельзя запугать ничьей речью, какой бы грозной она ни была. И, ежели ты будешь и впредь с такой ненавистью говорить со мной, то вскоре поплатишься за это. Так что говори осторожнее и, быть может, я позволю тебе стать моим рабом.
— Держи свой язык там, где ему место, иначе, говорю тебе, вырву его голыми руками из твоей глотки!
— Не трать на него своих сил, мой друг! — вмешался Дед-Пасечник. — Сейчас я разберусь с ним и никому из вас не придётся утруждаться.
— Ты думаешь, что у тебя хватит сил, чтобы совладать с моей мощью, каковою наделил меня Чёрный Государь? — спросил Кощевит. — Я в один миг могу повести пальцем, и ты закостенеешь, словно кусок льда, глупец!
— Я сын Земли и Солнца, ты не можешь подвергнуть меня земным морозам, ибо сама Земля меня породила! — рассмеялся Дед-Пасечник. — Я несокрушим, а мой мёд и добрая медовуха наливают мои руки такой силой, что я могу задушить тебя одной левой!
— Ха! — расхохотался Кощевит. — Опять про мёд! И ужели ты не знаешь, что я один из Яровинде, а сыны Земли вряд ли могут тягаться с ними в силе.
— Ещё как могут! — прервал его Дед-Пасечник.
Кощевит хотел ещё что-то вставить, но тут дед свистнул посвистом молодецким и перебил его. В ушах у Беленира загудело. Дед снова свистнул, но как-то по-другому, и даже птицы, молча наблюдавшие за происходящим, сорвались с деревьев и полетели прочь. И на сей свист с великим шумом крыльев вскоре явились все дикие пчёлы и лесные шмели. Они в танцах воздушных закружили вокруг тропы и взяли пчеловода в кольцо. Видя это, Кощевит немало удивился, а затем вымолвил:
— Я закован в броню из булата: твои пчёлы мне не страшны, старый болван!
— Ты постарше меня будешь, вот ты-то и старый болван! — поспешно прервал Кощевита дед. — А про бронь твою я слыхивал. Но ведь всегда под неё есть тайный путь, укрытый одеждой, а у пчёл моих жала острее клинка.
— Ну укусят они меня и что станется? — язвительно захохотал Кощевит, обратив свой взгляд в очи деда.
Тут пчёльник схватил один из камней стоячих и бросил его прямо во врага, но тот увернулся, и камень пролетел мимо. Витязи подивились, как так дед мог поднять тяжёлый валун, и хотели уже идти в битву, как вдруг на Кощевита понеслись пчёлы и шмели, а дед сказал:
— Конь сокрыт в трёх вёрстах отсюда на восток. На Мёртвом Кургане будет стоять огромный серый валун, отворотите его и добудьте коня. А я и мои пчёлки да шмели пока разберёмся с Кощевитом, если, конечно, он нас не осилит.
Беленир хотел остаться и пособить деду в битве с Кощевитом, но тот молвил:
— От тебя будет больно мало проку: я Земнородный сын, а ты лишь человек! Если я слабее Кощевита, ты не поможешь. А если я сильнее, ты не понадобишься! Вам предстоит другая битва.
Тогда Беленир подтолкнул Всесвятлира и Брисинора, и они устремились на восток, скрывшись в зарослях кустарника. Когда витязь оглянулся, чтобы посмотреть, возможно, в последний раз на пчеловода, то увидел, что тот уже схватился с Кощевитом, а пчёлы и шмели забрались ворогу под броню и стали его жалить. Беленир отвернулся и повёл своих товарищей на восток, через высокие сосны Фельнудира, и вскоре жужжание пчёл и грохот битвы остались позади. На сердца всех витязей лёг тяжкий камень, ибо они опасались, что дед не выстоит в борьбе. Беленир успокаивал себя тем, что его родина была в опасности и он не мог проявлять безрассудство.
Путь на восток, к Мёртвому Кургану да к валуну стоячему, под коим покоился конь, был недолог, ведь витязи спешили как никогда. Вначале туда вела извилистая стежка, пробегавшая между густыми зарослями вереса, а затем каменистая тропа, сложенная из маленьких камешков и обрамлённая пушистыми ёлками да бледными лиственницами. Всех вёл Беленир, и он всегда был начеку, опасаясь, что Дед-Пасечник не выстоял и погоня уже началась. Местность с каждым шагом заметно повышалась, а сосны высоковетвистые редели, дарствуя солнцу красному больше простора для лучей.
Путники взбрели на Мёртвый Курган, голый, что макушка асилка. Все подступы к нему, кроме южного, с которого они и пришли, были опасны: с севера курган резко обрывался крутояром, а с востока и запада переходил в овраг, но менее обрывистый и глубокий. Трав на холме почти не росло, на нём господствовал зелено-седой мох. Косматым одеялом он покрывал почитай каждый булыжник, а на самой вершине холма гордо высился камень стоячий, взмывая в небо толстенным копьём. И был он так неколебим, что его вряд ли бы сдвинул и древний богатырь, приложив все силы и немало усердия.
— И как мы отворотим этот проклятый валун? — поразился Всесвятлир. — Я, конечно, силён, но, знаете ли, не настолько, чтобы сдвинуть такую вот незыблемую громадину!
— Да даже если мы приложим все силы, этот валун останется стоять так, как стоит здесь уже тысячи лет! — молвил Брисинор, толкая руками нагретый за день на солнце камень. — Нет, его даже целая дружина не сдвинет. Зря мы послушали деда и ушли, надо было помочь ему в битве, тогда бы он был сейчас здесь и сдвинул этот валун!
— Возможно, вы правы, — сказал Беленир, оглядывая камень со всех сторон. — Но, наверняка, есть другой способ сдвинуть его, иначе Дед-Пасечник бы нас предупредил, что нам понадобится сила невиданного богатыря. Так что давайте лучше думать, что теперь делать. И к тому же сам дед нас и отправил от себя, значит, у него не было сомнений, что мы сдвинем этот камень.
— Наверное, — согласился Всесвятлир. — Да только как нам его отворотить?
Тут путники стали думать да гадать и истомили себя мыслями, но, как они ни старались, ничего дельного в их головы не явилось. Так они просидели до вечера, пока блески янтарные не залили небосвод, а золотой щит не достиг края небес. На востоке уже яркими светильниками возгорались звёзды, посылая на сырую землю алый блеск, иные уже засветили голубым заревом, самым прекрасным из всех цветов звёзд, а путники всё сидели у камня. Тени совсем удлинились, а вскоре и вовсе исчезли; солнце скрылось за лесами стоячими и перестало дарить лучи здешней почве. Деревья, окружавшие курган, злобно нависли над ним, словно пытаясь схватить витязей своими корявыми цепкими перстами и затащить их в глубину своей чащи. Особенно зловещими путникам показались ели тёмные, точно протянувшие к ним из густого мрака колючие руки.
— Мы так с ума сойдём и просидим так вечно, до тех пор, пока у нас не отрастут бороды или пока нас не найдёт Кощевит, если он, конечно, расправился с пасечником! — вскрикнул от негодования Беленир и отошёл от камня стоячего. Тут его нога коснулась небольшого выступа и вдруг провалилась вниз, в почву. Это был рычаг, который и отпирал-отворачивал стоячий камень. Тотчас земля заходила ходуном под ногами, и валун с грохотом повалился наземь, впившись глубоко в мшистую почву. Беленир сквозь темноту сумерек осторожно пробрался к упавшему камню и заглянул туда, где он прежде высился. Там открылся путь вниз по ступеням, вырезанным в твёрдой скале. Куда вели эти ступени удальцы не знали. Восторженно восклицая, они заглянули туда, полные радости, и замолчали: путь вёл в непроглядную темноту.
— Там и должен быть конь! — сказал Беленир.
— Так давайте попробуем его разбудить, — предложил Брисинор. — Рог при тебе, дунь же в него.
— После этого надо будет поспешить, — добавил Всесвятлир. — Звук рога услышат все в округе, услышит его и Кощевит. Если он одолел Деда-Пасечника, то непременно явится сюда!
— Выбора у нас нет: надо дунуть в рог, — заключил Брисинор.
Беленир снял с пояса рог Государя Волн, поднёс его к губам и дунул что было мочи. Тотчас прозвучал чудесный звук, превосходивший по своей красоте звуки других горнов. Шумом ручьев и криниц, грохотом водопадов и рёвом морской волны прогремел он, и путники тотчас почувствовали прилив сил и бодрости. Эхо повторило средь деревьев прекрасный звук, наполнив лес жизнью и пробудив спящих зверей.
— Теперь спускаемся! — рёк Беленир. — Огни не зажигайте — вдруг привлечём кого.
Путники стали решать, кто первым должен спуститься, но так толком ничего и не решили, потому, отбросив прежние думы и обнажив оружие ярое, они все вместе ступили на каменную лестницу. Долго они шли вниз, но не потому, что ступени вели в самую глубину, под курган, но потому, что сами воины вели себя осторожно. Несмотря на то, что опасались они, что Кощевит услышит звук рога и придёт сюда, спешить они не могли, ибо не знали, что может поджидать их внизу помимо коня.
Наконец, витязи доброславные оказались на краю последней ступени, они сошли с неё и пошли далее, в сырую темноту — ни свода, ни двери, ни ещё чего-то подобного не было видно, ибо никакой свет сюда не проникал. Разве что зыбкий свет звёзд, что хрустальными россыпями лежали над головами путников, светил во тьму, но правда от него было мало проку. Потому Беленир и его друзья пошли наощупь, трогая влажные стены и так угадывая путь. Вскоре все услышали вдали могучий храп, от которого стены будто вздрагивали, а сердца подпрыгивали в груди.
— Небось, конь похрапывает! — заметил Брисинор, прислушиваясь к храпу. — Видно, ещё не проснулся.
— Да если этот конь так храпит, то он, небось, дубы под себя как травку подминает! — подшутил Всесвятлир. — Неужели это и вправду наш конь? Может, здесь, кроме коня доброго положили спать вместе с ним ещё какое-нибудь чудо?
— Вряд ли, — молвил Беленир. — Нам бы Берёза сказала, что тут что-то неладно. Скоро уже, наверняка, дойдём до этого храпуна. Слышите? Храп усиливается, значит приближаемся.
Тут в непроглядной темени путники наткнулись на странную дверь. Была она холодна точно лёд и сделана будто из стекла. Но тверда и прочна она была будто сталь. К сожалению, не разглядели путники, какие прекрасные рисунки птиц райских и дивных зверей на ней были. Между тем Беленир ощупал всё вокруг и понял, что других ходов, кроме этой двери, нет и, что она закрывает собою туннель с высокой аркою, по которому они шли.
— Другого пути нет! — сказал он уверенно. — Надо её как-то открыть, иначе мы вернёмся не на родину, а на пепелище…
— Хватит говорить! — воскликнул Всесвятлир, прервав речь Беленира. — Надо думать про дверь, у нас нет времени для разговоров.
— Ты прав, — поддержал Всесвятлира Брисинор.
— Может, тогда попытаемся выбить эту дверь? — предложил Беленир.
Те, не ответив ничего, со всей силой навалились на неё, но все их усилия оказались тщетны: удаль здесь была бессмысленна. Оружие дверь также не брало и ни один удар меча и топора не отколол от неё даже кусочка. Нужен был ум.
— Поищи ручку дверную, — посоветовал Брисинор, — она должна быть здесь. Может, на неё надо нажать особым образом, и она откроется. Я слышал, что карлы делают такие двери.
Удальцы стали искать ручку дверную, но не нашли её, потому что её и не было или же она была деревянной и за века сгнила. Так бы и не дошли они до коня богатырского, премудрого, но тут Всесвятлир предложил:
— Дуньте в рог еще раз, может одного раза было недостаточно, чтобы конь проснулся!
Беленир снова взял рог и тут же в него подул. Он сделал это с такой силой, что лицо его побагровело и на лбу появилась вена. Снова прозвучал прекрасный звук рога Государя Волн. Сие же мгновение за дверью заржал конь богатырский. Подивились тому ратники, а Беленир и вовсе рот открыл. Ржание было очень громким и протяжным, словно бы восхищённым. И вот конь борзый стал своим искромётным копытом стучать по двери: стала поддаваться чудесная дверь, вот она уж треснула и тут же рассыпалась на сотни тысяч осколков, словно созданных из алмазов, которые разлетелись по туннелю, но не причинили путникам никакого вреда. Тотчас из тьмы вылетел скакун, похожий на сумрачную тень и, высекая по полу искры, пронёсся меж ними и, взбежав по лестнице, вышел на холм.
Беленир, радостный и восторженный, вместе с витязями добросмелыми пустился вслед за конём. Но они увидели его лишь тогда, когда вышли на курган. Конь уже стоял там, серебрясь в свете звёзд и луны, и его грива длинная причудливыми космами заплеталась по широкой шее. И хвостом скакун подёргивал да потряхивал, а хвост был у него длинен и пышен, что грива у льва. Путники даже поначалу лишь на хвост и смотрели. Сам конь был велик и прекрасен, и когда он обернулся к витязям, они увидели, что во лбу у него звезда — пятнышко белое о семи концах, а по бокам часты звёзды и под сердцем ясное солнышко. Также они заметили, что очи скакуна проницательны и умны. Ведь прозревал Космач многое в душах и сердцах и в далях, сокрытых туманом, ибо был он вещ и мудр. Вещих птиц на свете — и тех немного осталось, а коней таких и вовсе можно было на пальцах пересчитать. И с подбородка у него и впрямь свисала борода седая длиной в пол-локтя. Она была не заплетена, но распущена, и росла так, как будто к ней никто никогда не прикасался. И потряс конь бородою и сказал:
— Здравствуйте, добры молодцы! — голос его был немного неразборчив и низок, и разговор вёлся на старом говоре, какой имел хождение ещё во времена первого государя Роха, но путники всё равно всё поняли. — Очень долго я пробыл во сне богатырском, очи мои были сомкнуты несколько веков, а подчас и тысячелетий — сам не ведаю. Скажите же, неужели вновь горе али лихо постигло обширное Древогорье, неужели вновь разродилась беда над землями благодатными?
Беленир и витязи стояли, раскрыв рты, и не решались ответить что-то.
— Вы что, впервые видите пред очами коня говорящего, премудрого очень? — спросил Космач гласом громовитым. — Можно подумать, нет больше в Древогорье коней вещих, чтобы устремлять на меня столь неприлично свой взор!
— Привет тебе, конь! — изронил Беленир и более ничего не смог вымолвить, кроме этих трёх слов.
— И вам привет. Но я не люблю говорить, так что спрашивайте меня, и я отвечу! — заржал громогласно конь и стукнул копытом своим твёрдым о мшистую землю.
— Я Беленир! — рёк витязь молодой и вслед за тем представил всех своих спутников. — Мы потревожили твой сон не просто так, иначе бы навлекли на себя твой гнев и гнев Земнородных сыновей, что разъярились бы от бессмысленного твоего пробуждения. Нынче сбираются тучи тёмные над нашей землёю — Идогурн, змей лютый, выжигает поля, а людей в полон хочет увести.
— Идогурн, значит! — пробормотал конь, встряхивая своею седою бородою. — Помню я такого змия. Он не очень силён, но броня его крепка, закрывает она все его уязвимые места — под сердцем, на шее и на брюхе, но кое-где Витагор пробил брешь и наверняка она не залатана до сих пор — ведь броня та откована из звёздного металла — вряд ли Кощевит нашёл ему замену. Чтобы победить, силу змея — броню, надо превратить в его слабость. Он наверняка ленив и медлителен…
— Но что с того, если он медлителен? — изумился Беленир. — Пусть его и одолевает лень, но тем увереннее он движется, ибо сжигает всё тщательно, а не кое-как.
— Нет, змеиная лень — не человечья! — заржал конь громко. — Змии бывают настолько ленивы, что засыпают в пещерах беспросветных на долгие тысячелетия и там каменеют! Лень появляется у змиев из-за тяжести их наростов роговых, и она нам союзник. Но для начала нам нужно оружие, которое сможет пробить его броню, а такое оружие может сделать только старый Каукис из Вутирна.
— Кто? — переспросил Всесвятлир, удивлённый причудливым именем, о котором никогда в жизни не слыхивал.
— Каукис из Вутирна! — ответил конь. — Вы разбудили меня, чтобы спрашивать меня про разных Каукисов или чтобы я спас вашу землю?
— Но кто такой этот Каукис? — спросил Беленир.
— Каукис из Вутирна, — сказал Космач, — то умелец великий, сын Земли и Солнца, карлик премудрый и гордый, что куёт булатное оружие, лучшее, что ни есть.
— Неужели это оружие способно пробить броню Идогурна? — снова спросил Беленир.
— Да, — продолжал конь. — С силой Витагора можно было бы пробить и новые бреши в броне, но тебе лучше бить в уязвимое место, где брони нет, и то пробьёшь ты роговые наросты змея лишь если твои руки оченно сильны.
— Насколько сильны?
— Настолько, чтобы ты смог одним ударом рассечь слой роговой, — ответил туманно конь. — Ибо богатыри второй раз не бьют и времени у тебя на это не будет! — Беленир покачал головою и более не задавал вопросов.
— Что ж, садитесь на меня, — заржал конь и потряс гривою, — и я принесу вас к Каукису из Вутирна, если, конечно, он ещё жив и до сих пор в Вутирне! Быстрее.
Тотчас все трое сели на коня, (Космач был конём богатырским и был больше обычного коня), скакун притопнул ногой и понёсся вскачь через лес да холмы. Была ночь, и путники толком ничего не видели, кроме звёзд и серебристой луны, а сосны от быстрой скорости исчезали из их очей так же быстро, как и показывались. Так стремительно нёсся скакун, что Беленир не успел даже понять, куда он их несёт — на запад ли на восток, на север ли на юг. На самом же деле конь скакал на юго-восток, к Смарагдовым горам и скакал оченно быстро.
Тем временем в глазах у Беленира помутилось: все светила небесные для него сплелись в чёртовом круговороте, а деревья, мелькавшие с боков, скрутились в один клубок. Не привык витязь к такой быстрой езде. Целый день скакал конь, и лишь на второй остановился отдохнуть. Но и тогда он остался неразговорчив, словно бы с печалью вспоминал свою былую жизнь. И даже вопросы Всесвятлира о том, что снилось за столь долгое время, хотелось ли есть и просыпался ли он иногда, Космач оставил без ответа. Другие витязи же то и дело наблюдали за лесом, опасаясь появления Кощевита — о том предупредили они и Космача.
— Жив ещё подлец! — сказал он на то. — Значит он навострил на все это Идогурна?
— Да, — ответил Беленир. — Надеюсь, он нас не догонит.
Конь на то лишь фыркнул.
На второй день путники пересекли пределы леса, Беленир с опаской оглянулся и, увидев, что сосны высокие также стройны, как и прежде, и никто за ними не гонится, успокоился. Свежий ветер дыхнул всем в лица и защекотал их волосы. Перед путниками открылась поляна, ровная что ладонь и голая как горы. Вот где был коню простор! Соскучившись по воле, Космач подскочил чуть ли не до неба и заржал. Ездоки едва не свалились с его спины! Затем Космач разогнался во весь опор, отчего Беленир пуще прежнего вцепился в конскую гриву и закрыл глаза. Скакал конь целый день и полночи — он полагал, как видно, что не стоит давать Кощевиту шанса догнать их. Вскоре уже завиднелась какая-то река. В то самое мгновение, когда Всесвятлир и Брисинор почувствовали, что не вынесут больше скачки, Беленир крикнул:
— Стой!
Конь остановился у самой воды и замер, словно вкопанный. Путники, утомлённые такой скачкой, сползли с него и грохнулись наземь.
— Какой ты неуклюжий! — вскрикнул Всесвятлир. — Неужели не мог потише остановиться?
Конь ничего не ответил и поглядел на реку, что шумела прямо у его копыт и называлась Синегривкой. Её брызги уже омочили ноги витязей, а сама она, струясь меж камней прекрасными прядями, серебрилась под луною. Стрекотали сверчки, и Космач, давно не видавший водицы, захотел напиться и искупаться в прекрасной реке. А река и впрямь была прекрасна. Широкой лентою она простиралась в своём русле, проложенном древле, и журчала самыми разнообразными звуками, окаймляя Брегокрай. Воистину было в ней нечто очаровывающее не только взор, но и слух. Белениру даже показалось, что воды издают тонкий запах, полный свежести.
Запыхавшийся Космач зашёл в речные воды, а витязи даже и не подумали, что это и есть Синегривка, которую нельзя пересекать вброд. Ведь конь нёсся так быстро, что путники оказались уже на границе Брегокрая, о чём они и не знали. Космач весело тряхнул гривой и стал плескаться в ещё тёплой воде. Витязи тоже решили искупаться и уже сняли доспехи, как вдруг конь заржал:
— Помогите, меня тянут на дно!
Беленир схватил свой меч и прыгнул в реку, вслед за ним нырнули Всесвятлир и Брисинор, тоже с оружием. Витязи открыли под водой глаза и увидели, что коня за ноги держат четыре бледных нагих красавицы с распущенными русыми волосами и тащат его прочь от берега. Видно, это были водяницы, речные русалки, и они влекли Космача на дно. Заметив витязей, они отпустили коня и стали подплывать к ним, быстро шевеля под водой своими стройными ногами. Всесвятлир тотчас вынырнул и, выпучив глаза, выскочил из реки на какой-то островок. Вместе с Всесвятлиром выскочил и конь, а следом за ними выплыл Брисинор. Беленир же не успел вынырнуть. Две водяницы ухватили его и захотели увлечь на самое дно. Но витязь схватил за ногу выбравшегося на островок Брисинора, и тот подал ему руку. Но как ни силился Брисинор вытянуть друга, ничего не выходило. В одной руке у Беленира всё ещё был меч. «Сейчас я их порублю на куски!» — подумал витязь, вспомнив про него, но тут к нему подплыла ещё одна русалка, и, схватив за кисть, отняла клинок и бросила на дно. Обхватив грудь воина своими руками, красавица посмотрела ему в глаза своими нежно-зелёными очами и, загадочно улыбнувшись, прильнула к его губам. «Зачем мне наверх? — подумал вдруг воин. — Отпусти меня, Брисинор, я уйду на дно вместе с этими девицами и буду рад. Давайте, утопите меня!».
Брисинор тем временем что было сил ухватился за хвост коня, а Космач уже стучал копытом о землю: они собирались вытягивать Беленира.
— Пошёл! — крикнул Всесвятлир, и конь рванул вперёд, Брисинор поволочился вслед за ним и вытянул Беленира. Вместе с Белениром он вытянул и русалку. Всесвятлир уже выхватил клинок и хотел обезглавить её, как она вдруг вскочила и, укутанная длинными мокрыми волосами, с разбега нырнула в воду.
— Иди ко мне, усталый ратник! — воскликнула она манящим голосом.
Беленир, выплюнув воду, которой наглотался, встал и посмотрел на русалку. Высунув голову и плечи из-под воды, она глядела прямо на него, и её мокрая грудь серебрилась в свете месяца, что висел над рекой. «Нет уж, — подумал теперь Беленир. — У меня ещё будут красавицы, но не водяницы, что туманят голову своими чарами».
— Если надо, иди сама, — передразнил русалку Всесвятлир. — Не разочаруешься в моём клинке! — и тут витязь потряс мечом в своей руке.
— Иди же ко мне! — вновь воскликнула русалка, не слушая Всесвятлира: её зелёные очи глядели на Беленира.
— Эх, чаровница! — сказал тогда Беленир. — Не в этот раз, плыви себе на дно. Меня тебе под водой не видать.
Хитрая водяница поглядела ещё на витязей и вскоре скрылась, сначала по шею, потом по нос, а затем и вовсе исчезла, оставив на воде одни лишь полосы. Витязи тотчас рассказали Космачу про то, что эти русалки охраняют реку и кроме них там есть водяные. Это следовало рассказать раньше, но никто не думал, что они окажутся у Синегривки так быстро.
— Как же мы преодолеем реку? — спросил тогда Брисинор.
— Её мы преодолеем по островкам, — ответил конь, глядя в сторону другого берега. — Это один из них, впереди ещё три.
Когда все отдохнули, поев и немного поспав на илистом островке, а сверчки перестали стрекотать, будто готовясь увидеть нечто невиданное, на небе уже загорелась утренняя заря. Беленир и его друзья глянули на её прелесть и вскоре отворотились от красна солнца. Да и конь отвернулся, ибо был очень долго под землею и спал сном глубоким, богатырским, потому не привык он к ярким лучам. И вот, когда посветлело, путники увидели, что в русле реки один за другим лежат ещё три маленьких острова — чёрные пятна средь залитой солнечными лучами речной хляби.
Но некогда описывать красу природы: воины уже уселись на коня богатырского, и тот, стукнув оземь копытом могучим и взяв разбег небольшой, какой было возможно сделать, прыгнул через волны речные прямо на следующий островок. У Беленира аж сердце захватило: так высоко и так стремительно прыгнул Космач! Преодолев пятнадцать сажен и благополучно приземлившись на островок, конь заржал, а Беленир посмотрел вниз через его холку. Островок был покрыт дёрном зеленым и был красив с виду, хотя все ожидали, что он будет скалистым камнем.
— Осилили! — сказал Всесвятлир. — Думаю, что и до тех двух тоже допрыгнем.
— Думаешь? — начал Беленир. — Тогда был разбег, а теперь и разогнаться негде — остров в полторы сажени длиною!
Тут Брисинор хотел сказать, что следующий остров достаточно близко, чтобы перепрыгнуть на него без разбега, но он не успел. Конь борзый в мгновение перенёсся на другой островок, на этот раз каменистый и скользкий, кое-где поросший мхами изумрудными и невысокими травами.
— Вот и этот осилили! — молвил Брисинор, ничуть не сомневавшийся в силах Космача. Беленир почувствовал, как ветер тёплый играет у него в волосах. «На этот раз прыжок будет против ветра! — подумал он. — Но ничего, конь осилит». И тут, когда Космач снова собирался прыгнуть, его схватил кто-то. Беленир глянул вниз и увидел: коня за ногу левой рукой держала русалка, та самая. На сей раз взгляд её не был нежен, а, напротив был яростен и страшен, брови её были нахмурены. В деснице у неё сверкал меч — она подняла его со дна.
— Прыгай! — взревел Беленир, видя, что водяница хочет обрубить коню ноги. Космач прыгнул и рука русалки отцепилась. Она ударила мечом по воздуху: конь исчез.
— А! — взвыла она протяжно. — Вернись!
Между тем Космач уже летел через синеву волн, и его грива развевалась по ветру. Беленир и Всесвятлир зажмурились, боясь глядеть на злосчастную воду, и лишь Брисинор с волненьем в груди глядел перед собой. Он верил, что и в этот раз конь осилит. И конь осилил. Четвёртый островок оказался словно бы из ила вязкого, и почва под копытами Космача оказалась мягка. Конь стал вязнуть в ней, словно в болотной жиже и скоро погрузился на несколько локтей.
— Проклятый ил! — воскликнул Беленир. — Мы увязнем в нём и нас утопят русалки!
— Замолчи! — крикнул Брисинор. — Не накликай беды своими словами!
— Сам молчи! — ответил ему Беленир. — Надо выбираться отсюда, а не ссориться. Если мы совсем увязнем, то я лучше попробую вплавь добраться до берега
— С ума сошёл? — воскликнул Брисинор. — Если ты и отобьёшься от русалок, так выплывет водяник и тебе будет несдобровать. У него лапы как крючья, он тебя живо утопит — и глазом даже не моргнёт.
— Коли увязнем, так лучше попытаться, чем сидеть и тонуть, — согласился Всесвятлир. — Готов поспорить, я доберусь до берега и никакой водяник меня не сцапает.
— Не уходите с острова, — заржал конь. — Я вас вытяну.
К тому времени Космач увяз по крутые бока, и жижа подкралась к ногам витязей. Всесвятлир вскрикнул и случайно стукнул коня по бокам. Тот, почуяв удар и вспомнив своего прежнего хозяина, тотчас выпрыгнул и из жижи, и с этого острова. И едва он оторвал копыта от земли, из воды вынырнули водяницы и попытались поймать его. Но он был уже высоко, и они не смогли даже схватить его за копыто. И вот Космач ступил на твёрдую почву. Вмиг все путники спрыгнули со скакуна и повалились с ног, словно мешки с картошкой. Брисинор даже обнял камни серые, точно был с ними в давней разлуке, а Всесвятлир счастливо сгрёб землю в горсть и развеял по ветру. И лишь Беленир был спокоен и тих, ибо прыжки через островки остудили его пыл, и он даже побледнел. Он глянул на реку, но там уже не было прекрасных русалок: они ушли под воду. Тогда витязь посмотрел на небо, залитое солнечными лучами, и подумал: «Совсем недавно под неведомыми чарами я был готов отправиться на дно из-за той красавицы-водяницы и умереть, а теперь готов взлететь к небесам ради жизни. Стоила ли та русалка моей смерти? И стоит ли моей смерти жизнь других людей?».
— Благодарю тебя, Космач, — вымолвил вдруг Всесвятлир, — что не угробил нас и не отправил на дно речное на радость проклятым русалкам и рыбам.
— И я благодарю тебя, — рек Брисинор коню. — Долго ты заставил надежде и вере тревожить наши сердца. Но в итоге всё завершилось благополучно и потому ты достоин похвалы.
Беленир молчал, но не потому, что был груб и невежественен, а потому, что на его светлое лицо пала угрюмость вкупе с сомнением. Такое с ним редко случалось и случилось сейчас, ибо он ужаснулся, поняв, что их предприятие может стоить им всем жизни даже если они не помогут родной земле. Но вскоре мрак сошёл с лица Беленира, ибо решил он, что, если отступить, жизнь их на отчизне будет в тягость, а возможно и вовсе не будет никакой отчизны. И затем он тоже поблагодарил коня за спасение.
Космач же, выслушав всех, заключил:
— Теперь нам предстоит путь на юг; не то, чтобы долгий, но и не слишком короткий. Нам надо будет взобраться на предгорья, потому будьте готовы к приключениям — опасным и дивным.
Путники кивнули головами и уселись на коня.