— Надо спешить! — сказал Беленир. — Змеище уже побывало здесь и наверняка прошло и подальше. Нам повезёт, если оно не добралось до княжества Митрапирна, иначе мы лишимся нашего дома.
Тут вдруг над головами витязей, глядевших в необъятную даль, пролетела птица и прочирикала что-то непонятное.
— Смотрите, это — воробей! — воскликнул Брисинор, указав на него пальцем и приняв довольно мрачный вид. — Предвестник грозы близкой, провозвещающий вовсе не небесную бурю, но бурю мечей, вихрь копий и буран железа!
— Красиво сказано! — заметил Всесвятлир. — Но я не верю приметам.
— Всякие бывают приметы, — сказал Брисинор, — иные и правдивы.
Все стали наблюдать за воробьём. Птица направилась вперёд и вскоре скрылась с глаз долой, сначала став маленькой чёрной точкой, а затем и вовсе исчезнув из виду. Брисинор слегка погладил бороду, а затем с деловитостью вымолвил:
— Воробей летел вперёд и ни разу не отклонился, значит, неизбежна битва! — как видно, он верил в такие приметы.
Всадники продолжили путь. Перед ними расстилалась выжженная змием равнина, безжизненная и печальная: всякое деревце было спалено, даже совсем маленькое или молодое; некоторые рощи благодатные и дубровы тенистые были выкорчеваны вовсе; ничто не выжило, повсюду стояли мерзостный запах гари и гробовая тишина. Над чёрными пашнями поднимался пар. По нескольким сторонам взметались густые и высокие клубы дыма — то еще чадили сожжённые до головней избы и целые деревни. Среди полей лежали обгоревшие кости людей, коров и лошадей. На горизонте не было ничего видно: стояли туманы и дымились подожжённые к северу рощи и леса. И путники с трудом разбирали тропу, сплошь усыпанную пеплом. Вскоре натолкнулись они на борозду широкую, которую оставило проклятое змеище своим хвостом. Это был верный путь, чтобы отыскать чудище.
— Если найдем его, — сказал Беленир, — то биться придётся кому-то из вас. Я не смогу взять в руки меч.
Таким вот нехорошим путём они проехали ровно пять дней. За это время они приблизились к дымящимся на юге рощам и улицезрели в полной мере змиевы бесчинства: спаленные деревни и хоромы, обагрённые кровью, и всюду останки людей и скота. Как-то всадники наткнулись даже на обгорелые кости матери, в чьих руках был сожжённый младенец. «Он поплатится за это, — думал Беленир. — Я с ним расквитаюсь!».
— Видать, змей очень силён, — изронил Волнозор, которого напугали картины запустения и смерти. — Не знаю даже, справимся ли мы с ним, если еле-еле управились с каким-то Верлиокой!
— Справимся, — сквозь зубы промолвил Беленир. — Мы убили морское чудовище, выиграли поединок с великаном, мы укротили Серого Волка и одолели Егу, а с этим уродищем совладаем без труда!
Подойдя к одной из дымящихся рощ, путники вдруг услышали храп невероятной силы, раздававшийся над всей округой точно гром и пугавший коней. Они спешились и оглядели местность. Перед ними на холме стояла роща обширная, вернее то, что от неё осталось: деревья столетние были выворочены с корнями, не очень старые просто сожжены, а молодняк обращён в пепел. На возвышенность вела узкая извилистая стежка, обегавшая несколько валунов, лежащих на пологом склоне.
Воины оставили коней добрых под присмотром Брисинора и Космача и стали пробираться на холм, ибо храп слышался с другой его стороны. Первым пополз Беленир, держа в руках секиру, которую не мог от них отклеить, вслед за ним Всесвятлир, а потом уж Волнозор, держа наготове верный лук. Они перебрались по тропинке от одного камня к другому, и вскоре прошли в рощу, испоганенную змием. Затем молодцы удалые, проползши мимо нескольких выкорчеванных и поваленных деревьев с обугленною корой и с сожжёнными ветвями, оказались на самой вершине холма и глянули вниз. Они увидели, что холм обрывается в овраг, а оттуда клубами чёрными подымается дым. Впадина была очень глубока и потому из-за чада ни Беленир, ни даже зоркоглазый Волнозор не смогли различить что или кто в ней находится. Но храп исходил оттуда.
— Там спит Идогурн, — сказал шёпотом Беленир. — Вряд ли это какой-нибудь великан решил прикорнуть в овраге подле дымящихся деревьев, вырыв такую глубокую котловину.
— Надо прикончить змея, пока он спит! — посоветовал Всесвятлир. — Деды сказали, что он очень ленив, значит, вряд ли проснётся.
— Ленив, но не глух, — сказал Волнозор, с опаской глядя в овраг. — Надо спуститься как можно тише и перерезать ему глотку. Но как можно тише! Беленир, возьми меч Каукиса и прикончи эту тварь.
— Да как я возьму меч, когда у меня ладони прилипли к секире? — удивился витязь, показывая берегину свои руки, приклеенные к длинному топорищу золотистой секиры.
— Проклятье — промолвил Волнозор. — Совсем забыл про это.
Тогда Всесвятлир сказал:
— Дайте мне меч, и я сам убью змеище. Только не шумите, а то он проснётся.
Волнозор вынул у Беленира из ножен клинок и дал его Всесвятлиру, затем взял он рог Государя Волн — вещь эта обладала чудесной силой и могла пригодиться. Беленир подозвал Космача, и конь богатырский тотчас явился.
— Я пойду убивать змея, — сказал коню Всесвятлир, на что конь кивнул головой. — На всякий случай со мной будет и Волнозор. Пошли вниз, попробуем одолеть чудище.
Всесвятлир и Брисинор вместе с конём стали спускаться вниз, в овраг, навстречу чёрному дыму. Шли они крайне тихо, стараясь совершенно не шуметь. Даже стука конских копыт было не слышно. И тут, не успели воины спуститься, как ветер задул с севера, и весь дым и смрад повалили на них, окутали их чёрной пеленой. Они скрылись из виду, отчего Беленир затревожился и стал внимательнее вглядываться в черноту чадной завесы. У Всесвятлира тем временем от дыма, зловония ядовитого и невероятной духоты закружилась голова. «Проклятье!» — едва слышно сказал он, и ноги его подкосились, и он стал падать. Волнозор едва успел подхватить его и, взяв из его рук меч, посадил воина в седло и сам сел следом. Он тоже почувствовал, что вот-вот силы покинут его и он упадёт в обморок. «Выведи нас прочь отсюда» — сказал он Космачу шёпотом, и конь богатырский развернулся и пошёл обратно на холм. Волнозор даже не заметил того, как рог Государя Волн сорвался у него с пояса и упал где-то в овраге. Вскоре конь вынес воинов на своей спине из дымной пелены и, только оказался он подле удивлённого Беленира, Волнозор и Всесвятлир рухнули на землю.
— Что случилось? — спросил Беленир. — Что с ними?
— Смрад змеиный одолел обоих, — ответил конь. — Как видно, не только мощь Идогурна опасна, но и все, что он исторгает из себя. Не думал я, что так опасен стал змей.
— Они очнутся?
— Да, скоро должны прийти в себя. Но находиться тут в таком состоянии опасно, змей может пробудиться в любое мгновение.
— Где рог Государя Волн? — воскликнул Беленир. — Он был у Волнозора. Можно дунуть и пробудить их.
— Но так мы пробудим и змея, — заметил конь.
— Его сон нам все равно не на руку, раз подобраться к нему нельзя, — пояснил Беленир.
И вдруг затрубили горны множества воинов, раздались кличи боевые, топот копыт и грохот колёс. Тут же очнулись и Всесвятлир с Волнозором. Но мысли их путались, а головы раскалывались от боли: где рог Государя Волн они не знали, а он был единственным, что могло сейчас вернуть прежние силы. Беленир глянул сквозь дым, исходивший из оврага, и увидел доброе воинство, шедшее им навстречу, к холму. Прибежал Брисинор и тоже стал наблюдать за происходящим.
— Что случилось? — спросил он.
— Зловоние и дым не подпустили нас к змею, — ответил Всесвятлир. — Лишь благодаря Космачу спаслись.
— Хорошо, что меч не потеряли, — добавил Волнозор и вложил Белениру в ножны меч.
— Вот ведь бесовщина, — недовольно пробормотал Брисинор. — А что за войско? Митрапирн?
Во главе войска, что шло к оврагу, ехал на колеснице резной, запряжённой тройкой белых коней и впрямь сам князь Митрапирн. Его лик был суров и грозен, в глазах блестел огонь ярый, в деснице сверкал меч острый, на груди сияла златокованная кольчуга, а на голове вздымался яркой сверкавшей горою высокий шишак. Седые волосы князя удалого развевались по ветру, левой рукой он держал поводья. И было видно, что он говорит что-то, но его зычного голоса не было слышно. Вслед за Митрапирном на конях богатырских гарцевала его верная дружина, вооружённая копьями, мечами и булавами, а за ней неспешно шагало ополчение. Всё воинство остановилось в полуверсте от оврага и замерло в ожидании, растянувшись примерно на версту в длину и на двадцать саженей в ширину. Тут Митрапирн показал рукой всем воинам, чтобы они оставались на месте, а сам, взяв поводья, направил свою колесницу к оврагу, за которым возвышался холм. Приблизившись к той яруге, князь громоголосый крикнул зычно:
— Выходи на битву, проклятый зверь! Я всажу тебе меч богатырский в самую глотку, и неповадно будет тебе разорять мирные земли!
Тут над головами у всех сомкнулась тишина гробовая, казалось, что всё войско скорбело о чём-то. Но вдруг наши витязи стали кричать и махать руками.
— Уходите! Вам не победить его, чешуя у змия слишком крепка для ваших мечей! — призывал Беленир. — Митрапирн, беги отсюда.
Митрапирн услыхал их и, глянув на холм, закричал им в ответ ещё громче прежнего, будто старость нисколько не убавила ему силы:
— Бежать? Это недостойно, это — позор! Я лучше сложу здесь голову, чем буду доживать с позором последние дни, зная, что мог победить своего врага! — и князь светлый улыбнулся, на его лице бороздами протянулись морщины старости. Но черты его лица, как и в далёкой туманной молодости, остались величественными и гордыми, как у первых вождей древности.
Тут послышался ужасной силы рёв, и покачнулись опалённые дубы, а иные и вовсе пали наземь, издав страшный треск. Из оврага потянулся клубами огромными чёрный дым и в одночасье закрыл от Беленира и его соратников Митрапирна с его войском. Солнце яркое не смогло пробиться сквозь ужасную завесу и в бессилии осветило лишь самые верхние клубы. Земля дрогнула, и даже лошади едва устояли на ногах — многие из них, видно, хотели рвануть отсюда подальше, ибо чувствовали близкую гибель. Казалось, будто почва сейчас провалится в тартарары, а вместе с ней и всё войско.
Воины в рядах княжьего воинства зашептались. Витязи наши же приникли к земле и укрылись от змея за поваленным деревом на самом гребне холма. Беленир тщетно пытался отодрать от своих рук секиру, чтобы взять меч Каукиса, но ничего не выходило. Всесвятлир в нерешительности то прижимался к земле, то немного распрямлялся, желая взять Самосек и биться с поганым ворогом, однако он боялся, что ему не хватит сил пробить вражью чешую и потому не решался — недавний обморок остудил его пыл. Брисинор же и вовсе не показывался из-за дерева, считая, что сейчас он и его друзья не в силах что-либо сделать, а Волнозор, слегка высунувшись из-за укрытия и ухватившись за какую-то корягу дрожащими руками, глядел на чёрный дым.
Но Митрапирн, несмотря ни на что, стоял гордо и ровно. Он даже не покачнулся, когда раздался этот рёв, а когда он окончился, светлый князь даже не обернулся — так отважен и велик он был. Он стоял недалеко от оврага на своей резной колеснице, волосы его развевались на суровом ветру, дым клубился вокруг мрачной завесой, и змий ужасный был где-то поблизости. Но в глазах доблестного князя, не скованного даже старостью, не было страха, там была лишь смелость. Даже Белениру было далеко сейчас до его смелости, а возможно даже и самому Турну, правителю стародавнему. Ведь Митрапирн не боялся смерти и не страшился никаких ран, зная, что скоро ему придёт пора умереть. «Лучше погибнуть на бранном поле, чем в своей постели, — думал он. — Пусть поглядят девы-лебедицы на мою храбрость, пусть напоят мертвеца живой росою и унесут на своих белых крилях прямо в свои солнечные хоромы. Пусть!».
— Выходи на бой, чудище, пока я не спустился в твоё мерзкое логово и не прикончил тебя там! — воскликнул с гордостью Митрапирн, потрясая своим мечом светоблещущим.
И тут чудище отозвалось из оврага, прорычало оно из яра глубокого:
— Спускайся, если не страшно, а коли боишься — жди, пока я выползу, глупый князёк!
Идогурн умело играл на струнах души, но Митрапирн прожил уже долгую жизнь: то был не глупый мальчишка, но витязь, умудрённый годами. Потому он не поддался на змиевы слова, не спустился в овраг, хоть подлый червь и поддел его гордость. Но нет, Митрапирн не боялся: он знал, что идёт на смерть, но перед гибелью желал хотя бы отрубить врагу хвост, а лучше пронзить чёрное сердце. «Без песни не охота отдавать душу небесам», — подумал он. И, чтобы приободрить войско и порадовать себя, светлый князь запел, глянув в небо:
В тёмный час, когда темень всюду,
И нет просвета в небе чёрном,
Когда солнце дикие тучи крадут
От взора ясного, от всех существ,
Могучий Стриор, гордый владыка,
Под небесами почерневшими немо стоит.
Смотрит он вдаль, мудро взирает
На горы, на реки, на леса и поля.
И борода его рыжая дико колышется,
Длинная по колено ему, лик его страшен:
Брови косматы растут буйно и сильно,
Глаза словно кладезь золота яркого,
Пылают они, лик украшая,
Одежда его подобна кольчуге,
Копья серебряные, колья могучие,
На поясе его висят, пёстро сверкая.
Пел он ту самую песню, какую пел в своём чертоге тогда, когда ещё не ушли наши воины в поход за богатырским конём. Но сгинули те времена, исчезли надолго, скрывшись в тени времён. И даже песня эта звучала ныне по-иному, не так, как раньше. Прежде была она весёлой, теперь же она раздавалась мрачно и была полна грусти, но одновременно и воодушевления. Из этой песни вперемежку с кручиною текла храбрость, но больше в ней было печали, ибо скорбел Митрапирн, что не увидит более красное солнце, облака ходячие и зелёные деревья, что не почувствует более ветра игривого, не ощутит дуновений весны и не услышит птичьих напевов.
— Трус! — рыкнул змей из оврага. И вдруг гром и свист, сопение и громыханье разнеслись вокруг. Но то не ветры светрились и не тучи стучились: выползал на брюхе чешуйчатом из яруги проклятый змей. Вот, перед Митрапирном показалась его огромная голова, увенчанная рогами, словно великой короной, и нависла над ним, испустив из ноздрей вонючий пар. И тотчас на князя ясного уставились из темноты дымных клубов два золотых ока, переливавшихся злобой и хитростью. То были глаза Идогурна. Вся княжья рать замерла в испуге, а змий коварный медленно сомкнул над Митрапирном свои крылья. Теперь правитель был спрятан от чужих взоров.
Беленир и его соратники видели лишь тёмные очертания змия, распростёршего над князем удалым ужасные крылья. Сам правитель доблестный был окутан маревом змеева дыма, и лишь его меч блистал среди тьмы. Страшно было это зрелище. Думали все, что не миновать Митрапирну смерти. Беленир хотел что-то предпринять и спасти князя, но не мог слепо ринуться в бой и погибнуть, не оправдав надежд дедов и своего народа. К тому же дым и зловоние еще не рассеялись и отделяли витязей от князя и его войска. Тогда вместо него вызвался Брисинор:
— Теперь моя очередь попытать удачу! — сказал он. — Всесвятлир и Волнозор уже потеряли силы, а у тебя в руках эта проклятая секира, так что дайте мне меч.
И вот, когда Брисинор решил призвать коня богатырского и прыгнуть на нём прямо на Идогурна, затрубили рога воинские, и вся могучая рать Митрапирна-князя с кличем боевым понеслась на врага. Первыми поскакали отборные дружинники: все мощные, хорошо вооруженные, на конях добрых. Вслед за ними поспешили ополченцы, вооружённые топорами да вилами, иные и мечами дедовскими. И только лучники меткие и зоркие пращники остались на прежнем месте и пустили в Идогурна тьму стрел калёных да метательных шаров. И понеслись эти стрелы выше холмов, чуть ниже облаков и ужасным ливнем обрушились прямо на змея злобного. Иные едва не угодили в Беленира, пригвоздив его плащ к земле: град из стрел помешал и Брисинору вступить в битву. Но те, что попали в змея поганого, отскочили от его чешуи непробиваемой и пали наземь подле князя Митрапирна.
Коварный змей разъярился не на шутку, по-звериному рассердился, а в его глазах загорелся огонь мести, хотя мстить ему было не за что. Митрапирн тем временем хлестнул белых коней и понёсся навстречу своему войску, дабы вести его затем на врага. Змей не стал осыпать князя жарким огнём, а, напротив, дал ему уйти из-под завесы дымных клубов и своих крыльев. Видать, лёгкая добыча была не интересна Идогурну. Между тем Митрапирн встретился со своей дружиною и повёл её в бой. К тому времени глубокий овраг, откуда выбрался змий поганый был от дружины уже в десяти саженях, потому гриди вскоре встретились с ворогом лицом к лицу. Ведь змей выбрался из яра и сидел-поджидал их, посмеиваясь злорадным смехом.
— Свежее мясо! — зарычал он ужасным голосом, и сердца людей задрожали. — Будет из чего приготовить моё любимое жаркое!
Тут дружинники хотели броситься врассыпную, но князь сдержал их и, глянув в глаза змею, промолвил:
— С бранного поля есть дорога, но она не для тебя!
Сказав таковы слова, Митрапирн понёсся на врага и метнул в него копьё. Но змий был не прост. Хоть и был он три сажени в вышину и двадцать в длину и покрыт громоздкой броней, всё равно с легкостью увернулся от копья, а затем, взмахнув крыльями, взлетел в воздух и посыпал огнём всю дружину. Всадники бежали, а иные и вовсе погибли от ужасного пламени. Змей приземлился и ухмыльнулся. Но тут подоспели ополченцы и выручили Митрапирна, бросившись на врага с дубинами и палицами, а кто, как уже говорилось, с дедовскими мечами. Да только Идогурн всех их разбросал: кого в овраг закинул, кого на холм, других вообще спалил дотла. Оставшиеся ополченцы бежали от змея прочь. Один лишь Митрапирн остался подле него. Он взял новое копьё и вновь, во второй раз, бросил в чёрного ворога. Оно попало в грудь змию и сломалось о его крепкую чешую из небесного металла, что переливалась на солнце. Храбр был Митрапирн, да только в помощь ли ему была храбрость? Помогла ли она ему против столь сильного врага?
А лучники тем временем всё палили по змию, да так, что путники не могли высунуться из-за поваленного дерева, а не то их бы пронзило сотней стрел. Так что теперь они никак не могли помочь своему князю, даже если бы отклеили от рук Беленира треклятую секиру.
Тем временем сам князь удалый обнажил клинок: меч его вырвался из ножен словно огненный всполох, отразив на своём лезвии огонь поганого змея. И, соскочив с уже горящей колесницы, отважный князь-витязь кинулся на змеище уродливое и стал биться с ним, коля и режа его лапы и грудь. Но так могуч был Идогурн, что меч княжеский не причинил ему и вреда, а только лишь затупился без толку. Князь, негодуя, поглядел на свой меч, а затем в лукавые глаза змия и понял, что тот с ним забавлялся. Теперь же, наигравшись вволю, Идогурн пыхнул на светлого князя своим жаром, огнём ужасным. Митрапирн увернулся и спрятался за ствол дуба, прикрывшись от стрел щитом. Борода его седовласая опалилась от змеева огня, который сжёг дотла колесницу. Кони же, заржав, в испуге убежали прочь, а князь остался почти один на один со своим врагом. Однако змей потерял его из виду, не заприметив, где тот спрятался, ибо над полем волоком тянулся чёрный дым. Лишь стрелки помогали князю, стреляя издалека в уродливого змея.
«Надо хотя бы отрубить ему хвост», — думал Митрапирн. И вскоре среди чёрного дыма он различил его. Хвост как раз шевелился подле исстрадавшегося от огня древа, за которым прятался князь. Сжав в руках меч затупленный, храбрый правитель ударил по змеиному хвосту что было мочи. Треснула кость: хвост был разрублен, и кровь горячая обагрила землю ручьём. Но Идогурн рассмеялся, словно не почувствовав боли, и, свысока глянув на князя, испустил из себя такой силы пламя, что на этот раз князь не смог от него скрыться даже за деревом. Гордый и великий Митрапирн был испепелён. Так пал доблестный витязь в битве со змием лукавым. Узрев кончину своего правителя, стрелки бросились в бегство и вскоре исчезли, разбежавшись по неизвестным тропинкам.
Змий взревел, прилёг на земле и свернулся кольцами. Дым к тому времени развеялся, и витязи узрели Идогурна во всей красе и величии, если такие слова применимы к змиям. Его чешуя крепкая переливалась на солнце радужными цветами, а на голове чернела корона из многих рогов — величественная и ужасная. Глаза змея были цвета яра золота, а зрачки чернее тьмы. Вся морда чудища наводила жуть и отпугивала кого бы то ни было: из ноздрей столбом валил серый дым, вся пасть была усеяна зубищами ужасными, и на носу громоздились как скалы наросты роговые. Перепончатые змеевы крылья могли запросто укрыть его самого, но сейчас он их сложил и держал на чешуйчатой спине. И всего у чудища было четыре лапы: две спереди, две сзади, все они были покрыты чешуею и на каждом пальце было по смертоносному когтю. Хвост змея же был отрублен где-то посередине, и из него ручьём буйным сочилась поганая кровь. Но Идогурн словно бы и не замечал этого, продолжая привольно лежать. Видно, ранение хвоста, который не был защищен бронёй, не было смертельным.
— Надо прикончить его! — заметил Всесвятлир. — Иначе какой от нас прок. Митрапирн отрубил ему хвост. Так что уродец истечёт своей рудою и будет слаб! — и только лишь сказал это витязь храбрый, как вдруг змей тотчас подтянул хвост к голове, пыхнул на него огнём, и кровь остановилась.
— Хитёр, уродец! — сказал Брисинор, почёсывая затылок. — А что, если он слышит нас?
Тут все смолкли и ужаснулись, а Беленир смекнул и решил проверить, действительно ли это так.
— Что ж, тогда мы уйдём! — сказал он, мигнув глазом своим товарищам. — Пойдём на юг и будем жить там — здесь нет для нас жизни!
И путники, поняв замысел Беленира, встали и ушли с высоты, а затем и вовсе взобрались на коней. Но лишь только они сели, сразу же понеслись обратно на холм через ту сожжённую рощу. Взобравшись на него, путники увидели, что змий пополз на север.
— Решил нас обвести вокруг пальца! — рассмеялся Беленир. — Ан нет, мы его обвели. Теперь мы знаем, что он хорошо слышит и боится нас, раз не напал, пока мы были здесь. Видать, он чует запах Космача. Думаю, надо обогнать его и прибыть в чертог Митрапирна.
— Согласен! — сказал Всесвятлир. — Эта храмина — последний достойный оплот нашего княжества. Если падёт он, то вслед за ним падут и все другие княжества, а наш край будет спалён дотла.
— Сперва надо найти рог Государя Волн, — рёк Волнозор. — Мы где-то потеряли его. Наверняка в овраге. Нельзя оставлять такую ценную вещь там.
Брисинор тогда спустился в овраг и, поискав хорошенько, вскоре нашёл этот рог. «И то неплохо, что проклятый змей не заметил его, — подумал воин про себя. — А не то — уничтожил бы столь прекрасную вещь». Зловоние же все ещё оставалось внизу, но уже не такой силы, да и дыма там не было, поэтому Брисинор не упал в обморок, в отличие от своих соратников, спускавшихся туда ранее.
— Погнали, — молвил витязь, поднявшись наверх, — рог у меня!
Брисинор вскочил на коня и все поскакали по травянистой равнине. Вскоре четверо воинов сравнялись и почти нагнали своего врага. Тут они свернули влево, на восток, и направились к небольшой дубраве, что была ещё нетронута огнём. Ведь не могли они обгонять змеище прямо перед его носом, иначе бы очень серьёзно за это поплатились. Вскоре путники оказались в той роще дубовой, и, как только ветви нагие старых деревьев нависли над их головами, они остановились ненадолго.
— Раз надо обогнать змея, — молвил Беленир, — пустим коней во весь опор и понесёмся вновь на север, а затем, как увидим чертог, поедем к нему напрямик.
— Хороший замысел! — согласился Волнозор, опасливо глядя на запад, туда, где как раз был змей.
— Давненько хотел размять свои копыта! — заржал Космач и встряхнул своей бородой.
Витязи припустили коней на северо-запад. Те понеслись во весь дух, и вскоре и холм невысокий, и дуброва прохладная, и даже сам змей скрылись из глаз далеко позади, на юге. Через несколько часов, в течении которых Белениру на Космаче постоянно приходилось останавливаться и ждать своих друзей, ибо богатырский конь был очень быстр, всадники оказались на обработанных полях, но затем поля сменились лесом сосновым и исчезли. Но некогда было нашим витязям славным любоваться красотами природы. Так что они пронеслись через бор, будто его совсем и не было, и, оставив его позади, въехали на широкие и приземистые холмы, окруженные еловыми зарослями. С ходу преодолев несколько высот, путники остановились.
— Смотрите, вон ваш чертог! — воскликнул Волнозор, вглядевшись на запад.
— Точно, он! — подтвердил Беленир, посмотрев на возвышавшиеся невдалеке каменные хоромы с соломенной крышею.
Витязи вновь припустили коней. Спустившись с холма и взобравшись на другой через ельники тёмные, они увидели, что из окрестных деревень в чертог стекается меренно-немеренно народу и что туда же прискакали всадники, посланцы и князья из других княжеств, и несколько выживших в битве дружинников Митрапирна. Увидав это, витязи понеслись туда ещё быстрее и, проскакав через боры еловые, сырые, да через холмы приземистые да по пожухлой траве, они очутились перед тем зданием. Храмина была высока и сложена из камня серого в два этажа. В длину она была где-то тридцать саженей, не меньше. Двускатная крыша была крыта соломой и на ней высился конёк золотой с серебряной гривой. Двери в чертог были сделаны из дуба твёрдого и украшены затейливой резьбой. Над ними на каменных колоннах, исчерченных резами, нависал свод дубовый, образуя балкон, на котором стояли скамьи с красивыми узорами.
К тому времени весь народ, какой путники видели издалека, был уже в чертоге, так что на улице стояла тишина, и даже шум ветра не нарушал этот покой. Всадники спешились, и Беленир облегчённо вздохнул, ибо ему было неудобно ехать с секирой, приклеенной к рукам. Путники привязали коней к столбу подле дверей, кроме Космача, разумеется, и лишь потом заметили, что на балконе дубовом стоит какая-то тень. Беленир вгляделся и узнал, что это была княгиня гордая, жена Митрапирна. Она задумчиво стояла на самом краю балкона, держась одной рукой за оградку. Её седые волосы были убраны в толстую косу и спускались почти до земли, а в серых, что осенний вечер, глазах блистали вперемежку горечь и надежда. Её лицо было также гордо и прекрасно, как и у её мужа: ровный нос, бледно-розовые щеки, тёмные брови, растянувшиеся неширокими дугами над глазами и сомкнутые в думах уста — всё было в жене князя тихо и надменно. Одета она была в княжьи одёжи. Её сарафан белый с серебристыми узорами был бледен, но подчеркивал её важность и стать, а золотистый кокошник был ярок как солнце и на нём были вышиты светлые лучи. И своей холодной и тонкой фигурой, поблекшими, но величественными чертами и глазами, полными мудрости, неизбывной тягости и печали, княгиня напоминала древнюю богиню скорби.
— Вы его видели? — спросила она витязей, даже не взглянув на них — её взор был устремлён вдаль, на юг, куда не столь давно ускакал её муж и откуда он уже не вернётся.
— Да, — ответил Беленир.
— Живым или мёртвым? — вновь спросила княгиня.
— Живым, — держал ответ Беленир, — мёртвым его никто не видел, ибо он пал в битве с Идогурном от огня.
Княгиня даже не шелохнулась, но из её глаз обильным ручьём потекли слёзы.
— Что ж, он пал достойно! — молвила, она, посмотрев на Беленира, и тут же узнала его. — А вы добыли коня богатырского? Говорят, в нём последняя надежда для нашего народа…
— Да, добыли! — сказал Беленир. — Вот он стоит.
— Так почему вы не убили змия, не спасли Митрапирна, своего князя, не пришли ему на помощь в беде, в тот тёмный час, когда более всего ему нужно было подспорье? — укорительно спросила княгиня и бросила на всех витязей ледяной взгляд негодования и ярости.
— Это долгий рассказ, лучше выслушай его в чертоге! — ответил Всесвятлир за Беленира, потому что у того словно отнялся язык от таких речей.