Жил-был во славной земле, во Заповедном Крае, витязь Беленир. Отец его, доблестный Кресибор, погиб в давней морской битве и его он толком не знал, а мать умерла три года тому назад, и о ней удалец очень печалился. Братьев и сестёр у Беленира не было, были лишь братья по оружию — друзья и соратники. Что важно, сам Беленир был статен и высок ростом и жил на свете уже как двадцать лет и семь годов отроду, и был молод и могуч — воистину достойный витязь! Но не в этом была ему похвала от князя, а в том, что был он духом крепок, и его мудрое слово часто помогало самому князю в важных делах. Но и силы было достаточно у Беленира, хоть не так, как у некоторых из его соратников, ибо иные из дружины князя могли даже на своей спине удержать коня богатырского.
И по взору лазоревых очей Беленира люди, как смерды, так и князья, могли сказать, что этот человек умудрён годами, пусть ещё и недолгой своей жизни. Но сам Беленир, слушая про себя хвалу, лишь нахмуривал свои брови и не вникал в эти разговоры.
И однажды князь, имя которого, кстати, было Митрапирн, созвал всех своих воинов с их жёнами, богатырей, верных советников, даже старост деревенских и селян с поселянками, дабы устроить почестный пир во славу древнего праздника Изобилия. Когда все эти люди прибыли в княжьи чертоги, Митрапирн наконец закатил во гриднице своей высокой долгожданное пиршество. Среди пришедших, конечно же, оказался и Беленир. На пир наш витязь явился в сапогах червлёных, расписанных красивыми узорами, в новых штанах, в кольчуге серебристой и в злачёном шеломе с заострённым верхом да с расписным наносником и золотыми ободками для глаз. Не только Беленир — все витязи приходили в броне, показывая тем самым своё богатство и удаль, и лишь за столами по старому обычаю снимали шлемы и вкушали трапезу с непокрытой головой.
Гридница же, в которой должен был отгреметь народный пир, была просторной: она располагалась на первом этаже чертога и занимала его считай что полностью. На двадцать саженей она протягивалась в длину и в высоту доходила до двух. Всего в ней стояло три дубовых стола, стеленных белой, серебристой и золотистой скатертями, и один сосновый, за которым восседал сам Митрапирн. Скатерть на сосновом столе была изукрашена самыми разными узорами красного и золотого цвета, вышитыми самой княгиней и её служанками. И князь удалый, гордо восседая на своём деревянном престоле с дивной резьбою да посматривая на эту скатерть своими изумрудными очами, молча сравнивал её с другими. «И вровень они ей не годятся!» — думал он про себя, хмуря густые седые брови, в которых кое-где всё ещё виднелись русые волосы. Да и не только княжеская скатерть была хороша — сам Митрапирн был одет богаче всех. На плечах у него было княжье корзно, на которое спускались кудреватые седые волосы. Опоясан славный правитель был широким золотистым кушаком, а грудь его защищала злачёная бронь. Около него сидела княгиня-жена, холодная как зима, пусть поблёкшая от годов, но не растерявшая величия и гордости. Она была чем-то даже похожа на самого князя: нос её был не длинен и не короток, но в самую меру, и словно бы выточен из камня; щёки её, хотя и пронизанные морщинами, всё ещё сохраняли бледно-розовый оттенок, да и очи её пепельные были живы как никогда. Одета княгиня была ничуть не хуже своего славного мужа, но если князь был весь злачёный, как солнце, то княгиня, напротив, серебрилась, словно месяц в своём новом дивном платье. А сын Митрапирна, многосмелый княжич Хедор, сидевший около отца, напротив, роскоши гнушался и был одет как самый обычный воин. И лишь по виду его гордого лица можно было сказать, что он сын своего отца. Волосы его были цвета каштана, брови были потемнее и слегка прикрывали зелёные очи, глубокие как омут, а русая борода спускалась чуть ли не до самой грудины. Однако было видно, что княжич ещё молод и неопытен. Время его подвигов ещё не пришло.
И хмельной мёд тёк рекою, и пир шёл горою. Витязям подавали напитки крепкие; осушали они кружки пива хмельного да звонкие чары со старым вином; иные черпали ковшами мёду из скобкарей, проливая его на усы, а кто и на бороду. Брага-напиток был в изобилии, и жареные кабаны, пойманные князем и его дружиной на охоте, лежали на столах, а столы тихо потрескивали от их тяжести. Также были тут гуси лакомые, вкусные куры и окуни крутогорбые, жареные. Заедали всё это красной малиной, сладкой клубникой, кислой черникой, морковью, репой и другими плодами здешней земли. Также на столах лежали яблоки наливные, синие сливы, груши, вишни и иные дары древ. И сколько бы ни съедали люди, всё вновь пополнялось ловкими слугами.
Между тем воины пели песни ратные, мерились силою, пили из рогов турьих сладкопенное вино и пиво, и радость была на их лицах. Селяне же, угрюмо посматривая на витязей, пытались съесть как можно больше и не меньше того унести домой. Они напихивали целые мешки яств, чтобы опустошить их по дороге или в своей избе. Пиво и брагу эти крестьяне не пили, предпочитая им вино, потому что оно было дорого, а нынче его разливали бесплатно. Но никто не обращал внимания на селян, и напитки хмельные лились на столы с той же силой — люди веселились, а собаки под столами обгладывали то, что им доставалось, и неприветливо рычали в сторону своих сородичей, боясь, что те отнимут у них кости или куски мяса. По счастью еды было столь много, что даже все псы наелись досыта. Также на пированье проводились состязания в метании копья и стрельбе из лука, в них принимали участие все, кто этого не гнушался. Даже один деревенский староста, с трудом натянув лук, попал почти в цель. Тем временем чудным звуком, нежным, словно утренний бриз на синем море, звучали по очереди яровчатые гусли, цевницы и арфы, ибо Митрапирн пригласил в свой чертог музыкантов, среди которых были и берегины, и те, ударив по струнам вещим, заиграли дивно-волшебную музыку.
Беленир на этом пиру был очень весел, пусть и пил мёд и пиво в меру. Ведь ему было приятно общество друзей, в числе которых был и Хедор, Митрапирнов сын, и не менее приятна хорошая музыка. Да и сам воздух сей гридницы словно поднимал веселье.
И сквозь окна в чертог князя пробивался лучистыми струями свет солнца. Но вскоре свет этот стал тускнеть, затем небо за окном заалело, будто золото, раскалённое докрасна, и в гридницу пробился напоследок один лучик и исчез. Смерклось. За окном застрекотали сверчки.
Но почестен пир продолжился при свете огней. Веселье шло дальше, воины продолжали устраивать поединки друг с другом, но не кровавые, а дружеские, шуточные. Когда же поединки утихли, сам князь Митрапирн затянул протяжную песнь под звучание гусель яровчатых и его и без того длинное лицо с острой седой бородкой заметно вытянулось. Брови его нахмурились, а глаза в свете огней загорелись как прекрасные малахиты. Такую песнь пел Митрапирн:
В тёмный час, когда темень всюду
И нет просвета в небе чёрном,
Когда солнце дикие тучи крадут
От взора ясного, от всех существ,
Могучий Стриор, гордый владыка,
Под небесами почерневшими немо стоит.
Смотрит он вдаль, мудро взирает
На горы, на реки, на леса и поля.
И борода его рыжая дико колышется,
Длинная, по колено ему, лик его страшен:
Брови косматы растут буйно и сильно,
Глаза словно кладезь золота яркого,
Пылают они, лик украшая,
Одежда его подобна кольчуге,
Копья серебряные, колья могучие,
На поясе его висят, пёстро сверкая.
Князь закончил, все, заслушавшись, молчали ещё некоторое время, пока тишину не огласили ободрения Хедора, а затем и радостные возгласы всего чертога. В песне речь шла о Стриоре, могучем властителе ветров и буранов, который являлся перед людьми в облике сердитого и грозного рыжебородого богатыря.
Вскоре пир вернулся на круги своя, и вновь зазвучал его медленный шум. Выслушав песнь князя, Беленир собирался уже уйти и отправиться в свой терем светлый: его уже начал одолевать сон, и он думал только о том, как бы поскорее добраться до кровати. Но вдруг в дверь гридницы постучал кто-то, вернув Беленира из царства полусна. Да так постучал, что двери зашатались. Полупьяные и уже совсем одолённые мёдом и брагой витязи вскочили со своих мест. Некоторые попадали на пол, другие даже не смогли встать. Сам Митрапирн обнажил свой меч и приготовился к битве, подумав, что так ломиться сюда может только враг. Никто не решался подойти к вратам, и тут заслышался звук рога удивительной мелодичности, какого не помнили даже старейшие того края. Словно гул из бездны годов заголосил этот горн. И, хотя все по-прежнему страшились неведомого гостя, звук рога был благороден и притягателен. Митрапирн, так и не поняв, зачем кто-то воспользовался горном после того, как уже постучал в дверь, спросил, решив соблюсти обычай старины:
— Кто ты, могучий человек, пришедший на пир ко мне, князю Митрапирну? Ежели ты старец, будь нам советником мудрым, если молодец, стань моим дружинником, если же ты девица красная, златокудрая, то входи и поведай нам о себе! — не стоит удивляться: в те времена Земнородные дочери не уступали в силе многим витязям.
Не дождавшись ответа, князь приказал Белениру пойти посмотреть, кто это там ломится. Витязь чуть не окостенел от такого приказа. Ведь времена те были пусть и не грозными и ужасными, но всё же невесть кто мог быть за этой дверью. Однако Беленир всё равно — делать нечего — встал со своего стула и, подойдя к дверям тесовым, снял запор и отворил их настежь.
Тут же увидел он перед собой, за порогом, низкого деда с длинной бородою цвета колосистой ржи, испещрённой седыми волосами, но оттого не потерявшей своего золотого оттенка. И очи старика, освещённые огнями чертога, сверкали, словно блещущая в вышине молния. Одет дед был в рубаху серую, подпоясанную серебристым кушаком, сиявшим словно звезда небесная, а на ногах у него были лапти лыковые. И взгляд его был суров и заключал в себе море мудрости.
— Кто ты? — удивлённо вымолвил Беленир, забыв об учтивости, да и вряд ли при виде такого необычного старца у него могло слететь с уст что-то более учтивое.
— Я тот, у кого много имён, а вы, люди, прозываете меня Всеведом за мои познания да Солнцедедом за мою золотоволосую бороду! — надменно ответил старик, проходя в чертог, и отголоски его громового голоса повторились в конце гридни. — Правда, вы уже совсем и позабыли меня, ведь несколько сотен лет не выходил я из Стоячего Леса, ибо познавал там мудрость тишины, беседовал с природой и пытался постичь языки зверей лесных.
— И зачем явился ты сюда, на наш пир? — продолжал спрашивать Беленир.
— Пришёл я неспроста, ибо песни похвалебные затмились плачами да хулами, ибо лежит слава в тени ужаса, ибо стоном горьким стонет сыра-земля да гнутся дубы кроковистые от тоски и печали. Ведь зловоние распространилось уже и в Заповедном Крае, смрад окутал деревни и поля: коварный змей ползёт в ваши земли, вознамерился их подчинить, местный люд в полон взять, — и старик ненадолго замолчал, а в гриднице все так и ахнули. — И ползёт змеище, приговаривая, как сожрет всех князей Заповедья и всех витязей сильномогучих да овцами закусит! О том мне от птиц ведомо! Готовься, княже Митрапирн, к походу ратному, к боевым подвигам.
— Кто ты, старец древний? — изумился Митрапирн. — Откуда ты, такой умный, явился в мои светлокняжьи хоромы?
— Я уже рёк вам своё имя! — грозно отвечал старик. — Я тот, кого вы прозываете Всеведом, а истинное моё имя на моём родном древнем языке вам знать ни к чему. Серебристым кушаком я подпоясан, лаптями обут, земли я сын и ветра внук, солнце светозарное — отец мой. Земнородный я сын, борода длинна до пола увита — вот, кто я. Пришел я из Стоячего Леса, что в Заповедном Краю. Там я рождён с бородою, ветром взлелеян с усами да солнцем согрет с седыми волосами.
— Но добры ли твои помыслы? — задал вопрос Беленир, увидев, что князь до того удивлён, что не может вымолвить ни слова. — И что это за змей лукавый сбирается взять людей в полон?
И Всевед молвил:
— Добр я или зол — решайте сами, ибо сотворён я премудрым, появился знающим, и о зле да о добре не больно думаю, так что им не служу и не служил никогда. Но служу я мудрости превеликой, оттого вы, люди, и звали меня Всеведом с усами в локоть, с бородою в три локтя, с очами огненными, в серую рубаху одет. Таков я, витязь, знай. А прежде, чем про змея коварного спросить, усадите меня за стол дубовый, подайте мне жареного баранчика, накормите да попотчуйте, браги хмельной и пива пьянящего, вина зелёного и мёда крепкого налейте мне да не скупитесь. Затем я и расскажу вам о змее коварном. С дороги во мне голод дюжий пробудился.
Беленир удивился словам деда, но всё-таки велел усадить старца за стол да к тому же не за дубовый, а за сосновый, рядом с князем, и распорядился, чтоб подали ему баранчика жареного, оленину да гусей и вепря, а также зелёного вина и мёда крепкого и всего остального, чего он ни желал. И всё уплёл голодный старик, бороду в пиве вымочил, усами губы утёр, носом в стакане с мёдом поводил.
Пир тем временем продолжался, все уже и забыли и про деда, и про страшную весть, начали есть, пить, веселиться. Было ли это желанием гостя, его колдовством, было неведомо, но пока он ел и пил, тревога и страх почти всех оставили. Гусляры заиграли на гуслях яровчатых, и зазвучала, освежая мысли пирующих, сладкая музыка, звонкая и текущая со струн как ручей гремячий с голых камней. На улице, тем временем, стало ещё темнее прежнего, но Беленир, несмотря на это, уже нисколечко не хотел спать — уж очень поразил его дед и к тому же он хотел узнать, что за подлый змей собрался захватить его родную землю.
Окончив ужин, Всевед встал из-за стола и благодатно изрёк:
— Спасибо за сытную еду, славно же я поел — давно так не уписывал жирного вепря. Наверное, так я не ел с тех времен, как могучий Дед взял в жены себе прекрасную Денницу Солнцеву Сестрицу, вот тогда была свадьба так свадьба, кушанье так кушанье, правда потом всё испоганил коварный леший да и матох с ним! Отвлёкся я что-то.
— Поведай же нам, старик-старинушка, о змее, что вознамерился пленить наш народ! — воскликнул Беленир, выйдя из терпения, но на этот раз он не забыл об учтивости.
На это старик седобрадый сказал:
— Где это так принято испрашивать путника о том, что творится в мире, не выпарив его в бане? Наверное, только дикари из южных гор способны принимать человека, затем спрашивать его и по своему глупому обычаю ещё и угощать его ударами дубины. Так со мной дела не ведут! Был я как-то в гостях у дикаря, да той дубиною его и пришиб.
— Ты что серьёзно в баню собрался? — спросил Беленир, думая, что гость шутит.
— Да, хочу попариться, — отвечал дед. — Бороду вымыть.
— Собирайся тогда, пойдём! — изронил витязь, но голос его звучал твёрдо и настойчиво.
— Что, вздумал меня затащить в свою баню? — воскликнул Всевед недовольно. — Чтобы меня там банник какой за ногу тяпнул? Да к тому же я хочу, наверное, и на пир посмотреть, и с витязями поговорить, да и на князя поглядеть. Неси баню сюда!
— Баню? — усмехнулся Беленир. — Может бочку?
— Ладно, давай бочку, — согласился дед.
Беленир повернулся к мужикам знакомым и сказал им:
— Несите сюда бочку да поскорее и про воду не забудьте!
— Водицу погорячее сделайте! — заметил Всевед.
— Кипятка налейте! — пошутил Беленир. — Очистим старика от грязи, а заодно и от кожи!
Князь Митрапирн всё время слышал дедовы речи и дивился его обычаям, но, желая отдохнуть, не стал ему возражать, ибо понял, что Всеведа не переспоришь, потому общение с ним оставил Белениру.
Вскоре мужики принесли для Всеведа огромную бочку и наполнили её чистою водою. Нежданный гость вначале отпил из неё зачем-то — наверно, чтобы узнать, какова вода. Затем уже он снял кушак, сбросил с себя серую рубаху и прямо в лаптях прыгнул в бочку.
— Горяча! Хороша! Чиста! — приговаривал он, парясь, а весь народ в гриднице тем временем над ним посмеивался.
Вымывшись, Всевед выпрыгнул из бочки, обтёрся, выжал бороду и довольно присел на скамье. Однако Беленир догадался, что все эти дурачества — вовсе не от старчества, а дед не так прост, как желает показаться, пусть и непредсказуем будто ветер. Витязь с грозным видом вновь подошёл к нему и сказал:
— Расскажи же нам об ужасном змее, наконец! — голос его был громок и пронёсся по гриднице, словно гром по воздуху.
Беленир вышел из себя не просто так, а потому, что всякие змеища были очень опасны и порой уничтожали целые государства, а значит дед тянул с рассказом в деле необычайной важности. Да и наглость Всеведа тоже могла разозлить. Но после сказанных слов Беленир сдержался и ничего более не вымолвил, а только подумал: «Нет, наверное, никакого змея. Дед просто поесть да помыться пришёл, а нас в дураках решил оставить!».
— Рассказать, значит! — посмеиваясь себе в бороду, изрёк старец. — Нет уж! Где это видано, чтобы после бани неодетого толком деда заставляли что-то говорить. На мне одни только лапти да какое-то дрянное полотенце. Оденьте меня, как подобает, в княжьи одёжи, тогда и расскажу вам о том змее лютом!
Князь Митрапирн, услышав просьбу Всеведа, хлопнул в ладоши и молвил громко:
— Принесите для моего славного гостя мои наилучшие одёжи. И дайте почтенному старцу кубок вкусного вина да похолоднее, чтоб сошёл с него банный жар, а то глядите какой он красный.
Тут же слуги князя принесли одежды и с уважением вручили их древнему деду. Тот радостно улыбнулся и не спеша стал наряжаться. Видно было, что он всем доволен. Нарядившись, наконец, в украшенные золотом и серебром одежды, перекинув через плечо плащ расписной, обув на ноги сапоги червлёные да подпоясавшись кушаком с драгоценными каменьями, Всевед изрёк:
— Знатное одеяние, давненько я в таком не хаживал! — и он заносчиво прошёлся мимо княжьего стола, приблизившись к Митрапирну. — Исполнили вы мои желания, ведь с дороги я хотел наесться-напиться, в бане выпариться и нарядиться в новую одёжу. Так уж и быть, молвлю я вам о коварном змее, что собирается полонить ваш народ.
— Наконец-то! — воскликнул Беленир от нетерпения. — Говори же поскорее, какая напасть ждёт нас.
— Хорошо! — возгласил старик, поглаживая окладистую бороду и отпивая вина, которое ему принесли. — Я, как ни как дедушка золотая головушка, серебряная бородушка, а иначе — Всевед, нынче в одёжу знатную одет, в сапоги красивые влез, корзном плечо покрыто! А про тебя, князь светлый, могу сказать, что ты своё обещание исполнил.
— Какое такое обещание? — удивился князь.
— Я уже был в твоем чертоге, — держал ответ улыбчиво Всевед. — Несколько веков провёл я в отшельничестве в Стоячем Лесу, изучая языки птиц и зверей. И недавно понадобилась мне трава колдовская, что растёт за Легкотечной Рекой.
— Зачем она тебе понадобилась? — спросил Беленир. — И как это связано с каким-то обещанием?
— Затем и понадобилась, чтобы изготовить зелье, крайне нужное для моих дел! — продолжал Всевед. — Именно за ней я отправился на юг и по пути зашёл в этот чертог. Быть может, князь Митрапирн, помнишь ты неприметного странника, укутанного в плащ, который попросил крышу над головой во время дождя. В тот день ты принимал гостей с севера, каких-то князей или княжичей и сказал во всеуслышанье, что всякому гостю здесь будет оказан поистине царский приём! Вот теперь слово ты сдержал. Действительно, по-царски меня здесь приняли.
— Так что со змеем? — задал вопрос Митрапирн. — Помню я какого-то странника в своих чертогах в день приёма князя Вадира, но это не столь важно. Расскажи же, что тебе известно о чудище проклятом!
— Слушайте же мой рассказ! — воскликнул тогда Всевед. Тут все глаза в гриднице устремились на деда и всякие голоса смолкли, и сам князь, нахмурившись, с ожиданием стал взирать на мудрого старика. Гость же помолчал немного и продолжил:
— Перешел я Легкотечную Реку и там в долине нашёл то, что искал. Вдоволь сорвал я там колдовской травы для своего снадобья, как вдруг вдали услышал я приглушенный рёв неистовый силы. Меня то не обрадовало, а потом и вовсе донёсся до меня от птиц слух, что пробудился под горами стылыми лютый змей именем Идогурн, и именно его голос, донёсшийся из глубин, я и слышал. От этого рева и бежало прочь зверье и птица, разнося слух о приближающейся напасти. Идогурн выполз из гор и направляется сюда!
— Всего лишь слух! — воскликнул кто-то в гриднице. — Да ещё и от птиц! — и многие оттого засмеялись.
— И я так сперва подумал, — согласился Всевед, — подумал я, что слух этот пущен просто да пусто и потому пошёл я проведать, правда ли пробудился змей огнедышащий, и дошел до самых гор! И увидели мои глаза как из пещеры валит дым, предвещающий рождение жестокого пламени! Но не успел я отыскать того вертепа, как прилетел ко мне ворон и сказал, что чуть не задохнулся от дыма, что исходил от той пещеры и посоветовал уходить. Я внял его совету, и опосля ворон добавил, что до этого видел, как сам Кощевит из Черного Крома заходил в пещеру дабы пробудить проклятое змеечудище! И вскоре оно явится сюда, но не просто сжечь всё дотла, а взять в плен людей, чтобы те трудились на него и добывали ему богатства — так сказал мне каркун. Готовьтесь к бою со змеем. В Заповедный Край он может нагрянуть скоро, если будет оченно быстр, и тогда травы пожухнут от горя и почва побагровеет от крови. Но давным-давно его крыло было повреждено, потому он, скорее всего не полетит, а поползет. Даже если его искалеченное крыло вернулось в прежнюю форму — после столь долгой спячки он не станет тратить силы на полет, поэтому у нас в запасе может быть примерно полгода, ибо к югу от вас в Заповедье есть еще княжества, а в них он может веселиться весьма долго. К тому же я их предупредил об этой беде, а значит они будут готовы. И всё же лучше окончите пир и отходите от вина и пива. Таков мой совет.
Тут со стороны витязей и всех пирующих донеслись неодобрительные крики и возгласы. Некоторые даже захотели прогнать Всеведа, но князь светлый всех утихомирил и, выпив чару, решил вместе с Белениром дослушать совет вековечного старца. Всевед продолжал:
— Так вот! Лучше всем разойтись по домам и скорее уходить на север, иначе змей лютый может застать всех врасплох. Более того, известно мне, что Кощевит сговорился и с асилками, которые также могут напасть на Заповедье! Но пока главной заботой является Идогурн. Потому есть у меня к тебе, княже Митрапирн, ещё один совет: отправь нескольких воинов в путь, дабы нашли они богатырского коня, такого, какого нет в твоих стойлах — разумного и мудрого и до того сильного, что побивал он прежде целые полки! Сей конь ретивый поможет в битве со змеем: он может дать совет дельный, а может и своим копытом пособить. Не стоит смеяться! Ведь именно сидя на этом коне встарь удальцы былинные били коварных змеев.
— Ты что, старик, с ума сошёл? — возмутился князь Митрапирн, грозно нахмурив густые седые брови. — Неужели ты думаешь, я из ума выжил? На нас ползет ужасный Идогурн, а ты хочешь искать какого-то коня!
— Пойми, княже, это не какой-то конь, он не простой: мудрости ему и у меня не занимать! — ответствовал старик, важно крутя свои длиннющие седые усы. — Он много знает про разных змеечудищ, знает их слабые места, ведь на нем богатыри этих змиев и убивали! Он всё смотрел да запоминал. Моих знаний о змеях мало! — но Митрапирн на эти слова лишь улыбнулся, потому Всевед, поняв, отчего весело князю, заявил:
— Если ты, Митрапирн, подумал, что я выжил из ума, выставив себя глупее какого-то коня, то ты понял всё неправильно. Конь этот знает всё о змиях, а я о них знаю мало, но всё равно я мудрее его! Я умнее коня! Хотя и конь сей тоже умён и мудр…
— Мудрый конь! — рассмеялся Митрапирн, думая, что дед совершенно спятил.
— Да! — изронил старец. — Мудрый конь. Он так стар и мудр, что, говорят, у него даже борода седая есть — не иначе как от долгих лет выросла!
— Но как мы спросим что-либо у коня? — поинтересовался Беленир, вмешавшись в беседу князя и деда, видя, что она заходит в тупик. — Неужто ты говоришь на языке коней? — толпа в зале засмеялась, слушая эти речи, хотя Беленир не хотел её смешить, а задал совершенно серьёзный вопрос. Старик же, насупив брови, обвёл всех в гриднице своим прозорливым взглядом и сердито шмыгнул носом.
— Что-то мне подсказывает, что ты, старикашка, умеешь ржать как конь! — добавил, посмеиваясь, кто-то из толпы, и в чертоге вновь поднялся хохот.
— Нет, я не говорю на языке коней и ржать как конь не умею — природа меня таким даром обделила, но тот конь говорит на языке людей! — пробурчал старец, глянув в сторону князя невесть отчего загадочным взглядом.
— Всё, что ты говоришь, так удивительно, что сойдет за правду! — молвил Митрапирн, разрываясь от сомнений. — Думается мне, ты говоришь правду, иначе не стал бы стоять здесь после того, как над тобой посмеялся весь чертог. Но поверить тебе трудно!
— Да, это так! — рёк мудрец. — Но у меня нет времени говорить боле о коне. Надо решить, кто пойдёт в поход, дабы отыскать сего богатырского скакуна. Если есть добровольцы, пусть поднимут руки, — в чертоге воцарилась тишина, никто не решался. Беленир колебался, ибо, с одной стороны, давно мечтал о подвигах, а с другой, не хотел искать каких-то коней. Рука его не поднималась. Но вдруг тогда, когда наш витязь уже поднял руку, князь Митрапирн воскликнул:
— Сундучок золота и ларец серебра каждому, кто отправится в это путешествие!
Услыхав такие речи, Беленир, понимая, что золото ему не повредит, стал держать руку увереннее. Выступили также ещё двое витязей. Один был невысокий, но широкий в плечах, в доспехе кожаном, на ногах у него были обычные башмаки, штаны были старые, затертые. За спиной у него был топор боевой, сам он был прост собой и только стальное лезвие его топора, нынче убранное в чехол, блистало ярче серебра. А в карих, словно осенние деревья, очах того воина сверкала доблесть дюжая. И прямой нос удальца, словно бы выточенный из гранита и его длинные русые волосы, спускавшиеся до плеч, почти неухоженные, говорили о его неприхотливости, что и было нужно в этом нелёгком походе.
Второй воин, напротив, был высок и богат своей одеждой и доспехами. Грудь его защищала серебристая как лунный месяц кольчуга, звенящая, словно тысяча маленьких колокольчиков. На шее у этого воина была гривна золотая, изображавшая змея, на руках — налокотники, украшенные замысловатыми узорами. В ножнах у него лежал длинный стальной меч: крыж этого меча был покрыт серебром, на яблоке переплетался, точно дубовые корни, дивный узор, а черен был обвит кожей. Подпоясан витязь был красивейшим ремнем с узористой медной бляшкой, а рядом с ним лежал его новый дорожный плащ. И зелёные как изумруд глаза этого воина были спокойны и неколебимы. Видно было, что он суров и силён. И его волосы светло-русые были не столь длинны, как у первого воина и были хорошо убраны. Очевидно, этот человек любил свою внешность.
— Назовитесь, сильномогучие витязи! — прокряхтел Всевед, почёсывая затылок. — Я должен знать ваши гордые имена.
— Я Беленир! — проговорил чётко наш герой, глянув на деда.
— Я рекусь Всесвятлир! — назвался богатый воин, обнажив меч из ножен. — Имя это многие знают, ибо много врагов сразил я этим мечом, и слава моя гремит по всему Заповедному Краю.
— Моё имя Брисинор, — сказал бедный витязь, доставая топор из-за спины, — этот топор тоже сразил многих, но пусть он не так хорошо украшен, как меч Всесвятлира, не думайте, что оттого он хуже в деле! — и таинственный огонёк сверкнул в его карих очах.
Всевед улыбнулся и, оглядев Беленира, Брисинора и Всесвятлира, изрёк таковые слова:
— Утро вечера мудренее, ведь ночь — время коварства, а утро — время мудрости. Пусть все расходятся, а эти трое пусть ночуют здесь, надо им как следует приготовиться к завтрашнему пути, изучить стезю предстоящую, а ты, княже, дай им всё, что требуется для похода — нечестно требовать с них и этого. А я, Всевед, в княжью одежду одет, мудростью воспитан, знанием обучен, пока тоже останусь тут и словом своим просвещу трёх соратников.
Князь Митрапирн свистнул могучим посвистом, и все поняли, что пиршество окончено. Бояре, воины и селяне — все стали расходиться, бедняки и скряги ухватили с собой жареных куриц, а один утащил на спине целого вепря, над чем от души посмеялся Всесвятлир. Поднялся страшный шум: люди, уходя из гридницы высокой, начали говорить меж собою и обсуждать приключившиеся события.
Когда все разошлись, Всевед откланялся князю удалому и удалился вместе с тремя воинами в светлицу — на второй этаж. Туда вела длинная дубовая лестница с широкими ступенями, которая находилась прямо за княжеским престолом. Пройдя по ней, Беленир вместе с Всеведом, Всесвятлиром и Брисинором, оказались в обширной комнате с узкими оконцами. Посреди этой комнаты стоял стол крепкий, вокруг которого красовались четыре скамьи с подлокотниками в образе вставших на дыбы коней. Справа и слева от стола находились кровати со спинками, на которых были вырезаны быстроногие кобылы и чудесные звери. Все четверо расселись по скамьям, Всевед посмотрел на Беленира и молвил:
— Вы отправитесь втроём, сильномогучие витязи! Я же пойду обратно, в Стоячий Лес, там мой дом и его должно мне оборонять от змея, ежели тот сунет туда свой нос!
— Но справимся ли мы втроём? — удивился Беленир. — И где нам искать того богатырского коня?
— Надеюсь, что справитесь! — пробурчал старик, мотая ус на палец. — А где схоронен этот конь я не ведаю. Потому и не иду я с вами, что толку от меня будет мало. Ваш путь лежит на север Заповедного Края — до обширной рощи: в ней живёт мудрая колдунья, она вам про коня всё и расскажет. Правда, есть у нее и другие дома, но они в Брегокрае, а мне туда нельзя… Надеюсь, что она будет сейчас в том доме, что стоит на севере Заповедья. Думаю, всё важное я вам поведал, а теперь я удалюсь из этих чертогов княженецких. Туда явлюсь я, где рождён, туда, где появился, туда, куда хочу идти, туда явлюсь я, знайте вы!
И старец вековечный, пропев последние слова, неожиданно вскочил со скамьи, прыгнул с лестницы и, отвесив поклон князю, вышел вон из широкой гридницы, распахнув двери. Тут же в храмину задул сильный ветер, и тьма за дверями, хотя проникнуть в чертог, словно заколебалась. Князь Митрапирн встал со своего престола резного и поднялся в светлицу.
— Что приключилось? — спросил он, сев на скамью у стола, где ещё сидели трое витязей. — Горе или нет?
— Горе или нет — скажу, как вернусь, — удручённо ответствовал Беленир, — но Всевед ушёл и сказал, чтоб шли мы к вещей колдунье, что живёт на севере отсюда, в какой-то роще. Она и поведает нам, где искать коня богатырского.
— Вижу, лихо выпало на ваши судьбы! — изрёк князь важно. — Худо будет вам, ибо путь к той роще лежит через опасные земли, в этом вы сами убедитесь. Вам предстоит пройти через Дикий Лес, а там уже давно поселилась нечисть и не даёт проходу добрым людям, отчего тропы в лесу уже давным-давно заросли. К тому же север нашей страны — не самые дружелюбные места, ведь там живут другие князья и стоят другие княжества. Люди там, говорят, якшаются с берегинами, а некоторые и вовсе стали ведунами, хотя про колдунью вашу я не слыхал, — и князь, почесав ухо, встал и ушёл.
Беленир, Всесвятлир и Брисинор ещё долго сидели за столом и обсуждали речи деда и князя, затем приготовили они к походу мешки дорожные и вскоре отошли ко сну.
И во сне Белениру привиделось, будто бы сидит он на камне возле чертога Митрапирна: ярко светит солнце, поют птицы певчие, и ветер тёплый приятно играет в волосах. Но вдруг слышится звук рога, человеческие крики, и откуда ни возьмись, появляются толпы людей: кто-то с обгоревшими телами, у кого-то с головы сочится кровь, и глаза у всех испуганы. Тем временем облака заволакивают солнце. «Идогурн!» — говорят несчастные люди и тянутся руками к Белениру со всех сторон. Лес их рук все нарастает и нарастает, едва не укрывая витязя с головой. Он пытается образумить их, говорит им что-то, но сам себя не слышит: губы открываются, но голоса нет. Тогда Беленир встаёт на камень, и тут видит, что в небе над самым чертогом уже летит змей, а вместе с ним тьма облекает землю. Витязь смотрит вокруг себя: никого уже нет в живых, все валяются мертвые, и падальщики чернопёрые с жадностью клюют человечью плоть. Змей уже близко. Змей уже здесь. Беленир уже ощущает его взгляд на себе.
И вдруг из леса вылетает верхом на коне красавица в белом одеянии с мечом в правой руке. Грудь её закована в бронзовую бронь из тысяч чешуек в виде ястребиных перьев, а волосы развеваются на ветру словно золотая сеть. Но чудеснее всего выглядят её глаза: они излучают какое-то чудесное синее сияние. И вот дева кричит Белениру: «Держи меч, витязь Ариха, не страшись!», и тут в руках у него сам собою оказывается меч. Страх исчезает из груди, и невероятное спокойствие разливается по венам. Воин готовится к бою, а змей становится всё ближе и ближе. Но на этом сновидение закончилось, и Беленир проснулся посреди ночи. Не веря, что всё это был сон, воин подскочил к окну и, открыв ставни, выглянул из него на улицу, ожидая увидеть там какое-нибудь подтверждение увиденных во сне событий. Но все было тихо: ни змея ужасного, ни толпы народа, ни чудесной девы. В раздумьях Беленир снова лёг спать.