— Мы не бандиты, мы борцы за истинную веру. По поводу села, могу сказать одно, оно как и везде, расколото на две части, но живут пока мирно, никто не хочет крови сородичей.
— А я слышал там двоих чеченцев убили свои.
— Все может быть, кто убил — больше не придет в это село. Иначе его растерзают, даже среди бела дня.
— А родня убийц, они как?
— Им дают время, чтобы они исчезли, потом если попадутся, уже сами виноваты.
— А не чеченцев, арабов в селе не было?
— Может и были, я все проспала. Хотя, когда уходили из села, видела двух, сидели на улице и читали молитву.
— Но вот вы, когда пришли в село, с оружием в руках, вам не было страшно, что вас предадут или попадете в засаду?
— Не было. Там почти все вооружены, хотя на нас с ненавистью и смотрели некоторые, но никто оружие не применял. Я говорю, это нейтральное село. Федералы и милиция его не трогают, а жители стараются не задевать федералов.
— А старший, кто в селе?
— Не знаю. Был один старик, похожий на старшего, все ворчал на нас, но потом ушел.
— Ну а хоть комендатура, есть?
— Есть, Там у нее всегда много народа, но и вооруженных полно. Мы к ней не ходили. Я говорю, мирное село.
— Последний вопрос. Ведь название села не Черный Юрт, однако вы его хорошо обрисовали. Разве вы не знаете его настоящее название?
— Знаю, там на щитах написано. Но все называют по старому, Черный юрт.
— Ну что же, разговор окончен. Можешь идти.
Она поднимается, но не торопится идти к двери.
— Меня расстреляют?
— Нет, отдадут под суд, а там решат, что делать.
— Но я многих ваших убила, значит надежды нет?
— Нет.
— А если я вам помогу… Я не хочу сидеть… Не хочу умирать, я же еще молодая…
— Чем поможете?
— Что вы там хотите или что вам надо — спросите, может я знаю.
Я изучаю ее лицо. В глазах уже нет страха, но есть надежда. Перевожу взгляд на капитана, тот кивает мне головой.
— С чего вы так быстро соглашаетесь с нами сотрудничать? Ведь до меня, вы на следствии почти ничего не рассказали.
— Насмотрелась много чего в изоляторе, да и в лесах тоже и потом… мысль о том, что жизнь уже потеряна, не даем мне покоя. Знаю, если и сохраните жизнь, то бесконечное существование в одинокой клетке, сделает из меня бесполую старуху или сумасшедшую.
— Но воюя с нами, вы же знали на что шли?
— Как вам сказать, я же была с отцом и братом, это семья…
Она замолчала и похоже не стала дальше распространятся.
— Судя по тому, как вы правильно говорите по-русски, вы где-то получили образование.
— В Элисте, я училась там в университете, но ушла с последнего курса, война заставила.
— Вы замужем?
— Был жених, но он пропал куда то?
— И давно пропал?
— Давно. Мы с ним познакомились еще в Элисте, он там работал, потом началась война и он исчез…
— Хорошо. Где Али Бек?
— Кое что я про это скажу, даже готова сотрудничать с вами, но мне сначала нужна гарантия, что меня… не засудят.
Капитан поднимается со своего стула и подходит ко мне, потом обращается к Лило.
— Мы тебя до этого допрашивали и не получили никакого разумного ответа. Что изменилось?
— Я уже говорила, хочу жить.
— Тебя кто-нибудь, бил, изнасиловал в тюрьме, приставал, на что-нибудь жалуешься?
— Нет.
— Хорошо, мы подумаем над тем, что ты нам предложила.
Капитан подошел к двери и вызвал охранника. Девушку вывели.
— А жаль, — комментирую я разговор, — скоро у меня поиск, а я не добился самого главного, где Али Бек.
— Ничего, это мы сами хотим выяснить. Когда у тебя начнется операция?
— Через три дня.
— Иди, капитан, я тебе успею сообщить все, что от нее узнаю.