Кустос Рё рассекал мощными взмахами крыльев туман, рисуя вокруг уверенно идущего Просперо сложные кривые. Каждый лихой вираж птицезверя над головой инспектора, по словам Дзаа-Тхон-Кгара, возвращал пространство-время внутри тумана на положенные ему места, так что теперь, даже не видя, куда идет, Просперо был уверен, что еще немного — и туман окажется позади.
Через десять минут так и произошло. Белая пелена рассеялась, и когда перед инспектором не осталось и клочка тумана, Кустос Рё мягко опустился на правое плечо Просперо, издав нечто похожее на вздох облегчения.
— Благодарю вас, синьор Рё, — произнес инспектор, ощутив, как вместе с туманной преградой рассеивается тревога, так глубоко пустившая корни в его сердце.
«Поблагодари его и от меня, Убийца Гигантов,» — пророкотал Дзаа-Тхон-Кгар.
— Мне не нравится это имя, — ответил Просперо внезапно даже для себя. — Почему бы не изменить его на «Сокрушитель Гигантов»?
«Потому что традиция, парень, — вздохнул Забытый. — Такая же, как и традиция именовать ному-за-грим Забытыми Богами».
— Почему вы забытые, если вас так многие помнят?
Дзаа не нашел, что ответить.
— Что значает ному-за-гримм?
«Дети Сумерек. В сумерках мы были рождены на зыбких гранях Сфер Порядка. Это измерения, сотканные из игры Света и Тени между Башней Света и Бездной. В свою очередь, Башня Света и Бездна соединены в одно целое Чертогом Искателей — местом, в которое еще не смог попасть ни один Смертный. И говоря Смертный, я имею ввиду не только существ из плоти и крови. И над всеми этими измерениями — и многими другими — стоит Дворец Бесконечности. Замок На Краю Равнины Начала И Конца. На ней идет вечный бой, в котором дано право принять участие лишь самым безумным и отважным. Мы, ному-за-гримм, не смогли заслужить это право, и нашли свой приют на Тейзое. Мы думали, что наше призвание состоит в том, чтобы остановить бой между Изначальными и Неназываемыми. Мы ошиблись и стали узниками собственного тщеславия».
— А что по тут сторону равнины, где вечный бой? — спросил Просперо, изумленный откровением Дзаа-Тхон-Кгара. — Что находится напротив Дворца Бесконечности?
«Лабиринт Отражений, Кузница Цепей, Сады Гнили, Город Часовых Башен. Дом Праха и Серая Стена. Много чего, мой друг. Их обитателей не встретить по эту сторону Равнины иначе как в Казематах Безликих. А тени этих измерений породили Бездну, Чертоги Искателей и Сад Шепчущих. И не только. Мне не дано знать всего, Сокрушитель Гигантов. Быть может, есть что-то выше всего этого. Потому что откуда происходит Судьба? Из Вечного Града, в котором Пряхи плетут под пение Безмолвных? Но где он, Вечный Город? Я не знаю…».
— Может быть, он над Равниной Начала И Конца, — вырвалось у Просперо.
«Устами младенца…» — усмехнулся Дзаа-Тхон-Кгар.
А потом они подошли к городу. Кустос Рё оттолкнулся от плеча инспектора и с мощным взмахом белых крыльев стремительной стрелой взмыл в небо. Просперо проводил его взглядом — и услышал крик.
Мольбу о помощи, исторгнутую породившими ее страхом и отчаянием.
Он бросился на звук, перепрыгивая через клумбу с гиацинтами, и забежал в ближайший переулок, надеясь успеть разобраться в переплетении местных дворов и улочек.
«Налево! — подсказал Забытый. — Неназываемый напал на Плетущую».
Просперо слегка удивился новому имени, произнесенному Дзаа-Тхон-Кгаром, и послушно свернул в небольшой дворик, в котором человекоподобная тварь размером с ребенка загнала в угол красивую женщину в расцвете сил. Существо было черного цвета, с искаженными формами тела и длинными, очень длинными когтями. Ноги и руки женщины уже были покрыты глубокими порезами, зеленое с белым платье было залито ее кровью.
Неназываемый приготовился к финальному прыжку, и Просперо понял, что просто не успевает. А если он кинет копье, то убьет их обоих.
«Что делать?» — мысленно завопил он Забытому.
«Ускориться, — посоветовал тот. — Запоминай».
И энергия Забытого Бога Грома ударила по мышцам инспектора самой настоящей молнией. Это было больно, очень больно, но болеть тело просто не успевало. Точнее, мозг не успевал реагировать на боль. И Просперо, легко оттолкнувшись от брусчатки, бросил свое тело вперед, вытянув праву руку со сжатой в ней шпагой. Он сам удивился тому, что в такой ответственный момент выбрал именно меч, а не более длинное копье — но это уже не имело значения. Грозовой клинок пронзил сердце чудовища в прыжке, и оно рухнуло к ногам женщины.
«Сила Сокрушителя Гигантов убивает Неназываемых,» — зачем-то напомнил ему Дзаа-Тхон-Кгар.
Просперо и так это прекрасно помнил.
— Сынок! — окровавленная женщина с рыданиями упала на колени рядом с телом монстра, который очень быстро менял свою форму.
Становился обычным ребенком лет одиннадцати.
— Нет… — только и смог выдохнуть Просперо, осознав, что сделал. — Ты знал!
«Конечно я знал, Посперо, — вздохнул Забытый. — Но если бы ты не сделал этого, женщина погибла бы. А его все равно уже было не спасти».
Все чувства и эмоции покинули Просперо.
Не осталось ничего. Ни горя, ни сочувствия. Ни жалости — к женщине, ребенку или самому себе. Только пустота, звенящая в голове ужасом осознания случившегося.
И ему даже некого было за это винить.
— Почему все так? — глухо пробормотал он.
«Тебя предупреждали же, — пожал огромными искрящимися плечами Дзаа-Тхон-Кгар. — Ты мог не идти сюда. Но ты пришел. Это был твой собственный выбор. А я просто не стал мешать тебе спасти человека. У тебя здорово вышло. Не зря я согласился помогать тебе».
Просперо внезапно вспомнил трупы детей в заброшенном доме в Ховине. Наверное, Ичиро просто увидел в тех несчастных Неназываемых. Пусть они и не меняли форму, но что есть человеческое зрение как не самообман? Ему нужно было просто присмотреться к ним. Они же не собирались никого убивать…
«Ты имеешь право оправдываться, Просперо, — вздохнул Забытый. — Все равно ребенка уже не воскресить. А ты хороший человек. И спас жизнь ценой другой жизни. Такова жизнь».
— Я н согласен.
«Что?»
— Я не согласен, — прохрипел Просперо Эспозито. — Я никогда с этим не смирюсь. Никогда.
Забытый из рода ному-за-гримм промолчал. Ему нечего было на это ответить.
«Потому мы и пали до таких низов, — все же усмехнулся он спустя минуту. — Потому что смирились со своими слабостями. Вы, люди, гораздо сильнее нас. И намного страшнее».
— Просперо! — раздался сверху удивительно знакомый голос.
Инспектор поднял голову — и с искренним ликованием в душе увидел Дженази. Которое сразу же сменилось новым приступом горя.
— Вы нашли последнего Неназываемого, — дядя Юрики легко спрыгнул вниз, оказавшись рядом с женщиной и телом ее ребенка. Она так и не выпустила его из своих объятий, рыдая в центре все расширяющегося пятна крови. Впрочем, скоро кровотечение прекратится. Сердце уже не бьется, нечему перекачивать кровь по жилам…
— И убили, — констатировал Дженази.
— Я не знал… — только и мог ответить Просперо.
Что еще он мог ответить?
— Ну, это не навсегда, — сухо улыбнулся дядя Юрики. И опустил руку на плечо женщины, которую Забытый назвал Плетущей. — Позвольте мне вылечить его.
Женщина с изумлением посмотрела в его фиолетовые глаза — и молча кивнула. Глаза ее уже ничего не видели от слез, а из горла не могло вырваться ни единого звука — там засел камень невыразимого страдания.
Дженази улыбнулся — и из его ладоней ударил свет.
Мальчик судорожно вдохнул — и закащлялся.
Просперо оставалось только изумленно наблюдать.
— Вы… воскресили его.
— Именно, — на месте драматических событий появилось еще одно действующее лицо — невероятно красивая девушка с черно-белыми волосами. Глаза у нее были разного цвета — фиолетовый и серый. В руках она сжимала черную косу огромных размеров.
Дженази нахмурился. Женщина и мальчик застыли истуканами.
Время остановилось.
— Ты уже воскрешал сегодня одного человека, — обиженно насупилась красавица, в которой Просперо с дрожью узнал саму Смерть. — Уговор был, что следующего спасешь только через год.
— Плевал я на такие уговоры, — невозмутимо ответил Дженази. — Ты не можешь вмешиваться. Знай свое место.
Смерть только удивленно хлопнула длинными ресницами — и взмахнула косой.
Черное лезвие — чернее безлунной ночи — застыло в сантиметре от шеи Дженази. Дальше не могло двинуться — он держал клинок пальцами левой руки.
— Ну и кто ты после этого? — вздохнула Смерть.
— Твой поклонник, — с улыбкой ответил Дженази, выпуская лезвие косы. — Поэтому ты не можешь меня убить.
— Мерзавец, — улыбнулась Смерть. — Но ты сам знаешь, что умрешь однажды. Я ведь не Абсолют Мироздания.
— Знаю, — Дженази изобразил подобие улыбки. — Можешь рассказать о Раббене Тоттенгрибере, пока у тебя есть время?
— Для тебя у меня всегда найдется время, мой дорогой, — кокетливо подмигнула ему Смерть, неуловимым образом меняя свое глухое закрытое платье на нечто вечернего покроя, с глубоким декольте. — Слушайте…
***
712 лет назад, Священный Союз Первых Домов Дакиэрро.
Раббен быстро поднялся по деревянным ступеням городской лечебницы и и с силой распахнул двустворчатые двери, врываясь внутрь полубезумным ураганом.
— Где?! — гаркнул он на сидящую в регистратуре медсестру, хватаясь руками за тонкие прутья решетки, отделяющие ее рабочее место от вестибюля.
— Князь… — испуганно пискнула молоденькая девчушка, вскакивая со стула и неловко сбрасывая со стола стопку бумаг.
— В какой палате находится Маркус Брикс? — спросил Раббен чуть спокойнее. — Пациент с неустановленным диагнозом?
Перепуганная внезапным визитом медсестра машинально потянулась к картотеке, неуклюже и невпопад перебирая регистрационные карточки, но через минуту опомнилась и выпалила:
— Западное крыло, второй этаж! Его палата в конце коридора… — Раббен ее уже не слушал, направляясь к лестнице. — Простите…
Взбежав на второй этаж, Тоттенгрибер, едва не сбивая оказавшийся у него на пути медперсонал, оказался перед дверью с надписью «Карантин».
— Туда нельзя! — крикнул ему кто-то в спину, и обернувшись, он встретился взглядом с совсем молодым врачом с редкой порослью на подбородке.
— Князь… — узнал его парень и сразу же согнулся в почтительном поклоне.
Раббен потянул на себя дверную ручку, но безуспешно. И тогда он начал яростно колотить в дверь.
— Откройте, черти вас забери!
— Аманда, открой дверь! — молодой врач поспешил ему на помощь. — Князь прибыл!
И вот дверь открылась. Раббен бесцеремонно отодвинул в сторону пухлую медсестру в годах, потерявшую дар речи, и замер перед очередной дверью, запертой на засов. Для того, чтобы справиться с нехитрым засовом, ему потребовалось несколько секунд — у него дрожали руки.
— Маркуса сейчас осматривает доктор Бернштейн, — сказал на всякий случай молодой доктор.
— Без маски и халата нельзя… — пролепетала медсестра, но ее замечание Тоттенгрибер проигнорировал.
— Это же князь, — мягко напомнил ей доктор, а потом Раббен закрыл за собой дверь и открыл следующую — и только тогда оказался в палате.
— Князь! — в замешательстве приветствовал его доктор Бернштейн, отходя от кровати с единственным пациентом. — Как быстро вы приехали… Я звонил вам всего полчаса назад!
Тоттенгрибер подошел к кровати, на которой лежал спящий Маркус Брикс. На вид ему было лет тридцать-сорок — определить возраст точнее не позволяли большие темно-серые пятна, густо усеивающие кожу. Они были сухими, кожа в пораженных местах трескалась… и рассыпалась пылью. Раббен осторожно дотронулся к полностью потемневшей кисти больного и с ужасом увидел, как отваливается мизинец и фаланги безымянного и среднего пальца, превращаясь в горсти серой пыли на одеяле.
Тоттенгрибер отдернул руку и придирчивым взглядом осмотрел защитное облачение доктора. Бахилы, халат, перчатки, респиратор, платок… С тяжелым вздохом он покачал головой и вытянул над Маркусом руки с направленными вниз ладонями. Из них ударил яркий белый свет, который в течении нескольких секунд полностью вернул больному его прежний, здоровый вид — вместе с пальцами.
Следующим мистической процедуре подвергся доктор Бернштейн.
— Я тоже… был заражен? — охнул старик, обессилено опускаясь на ближайший стул.
— Да, — ответил Раббен. — Соберите в вестибюле весь персонал, а я пока обработаю остальных пациентов. Сколько их сейчас?
— Сорок два человека… Ничего такого, с чем мы бы не смогли справиться без вашей помощи. Неужели вы считаете, что все они…
— Вся больница заражена, — подтвердил Раббен. — Я уже приказал закрыть город… и все княжество на карантин. Молитесь, доктор Бернштейн.
***
Этой болезни не успели дать название. Маркуса Брикса лечили от тяжелого воспаления легких, и высокая температура спала на третий день приема антибиотиков. Но страшный кашель не проходил, началось легочное кровотечение. Серые пятна на коже появились на пятый день, и только тогда стало ясно — нечто неведомое пожирает больного изнутри. Нечто невидимое для микроскопа и иммунной системы; серая пыль, в которую превращались ткани организма, не поддавались биохимическому анализу.
Население города Фаубурга, в котором Маркуса поместили в больницу, составляло семь тысяч человек. И Раббен совершил немыслимое, исцелив их всех за неделю — делая небольшие перерывы на сон и еду. Но в его владениях проживало пятьдесят тысяч человек. Он надежно изолировал княжество от соседей и словно одержимый на протяжении года метался от города к городу, от деревни к деревне, лечил — только-только зараженных и находящихся на последней стадии распада — и не успевал. Никак не мог успеть. Возбудитель болезни был невидим, им были заражены земля, вода и воздух, и исцеленный им человек заражался вновь считанные часы спустя. Раббен предпринимал самые отчаянные меры для предотвращения подобного — но все, совершенно все было бесполезно. Люди умирали страшной, чудовищной смертью, а он мог только оттягивать неизбежное, даря им последнюю, отчаянную надежду на спасение.
Когда погибших стало больше тысячи, Раббен обратился за помощью к другим чародеям, взывая к ним у Обсидиановых Врат. Но он не зря был известен как самый искусный целитель, среди других не было никого, кто знал и умел больше, чем он. Только чародей по имени Всеволод Бутус смог дать стоящий совет — попросить помощи у хозяев Небесных Городов. И Раббен сделал это, моля небожителей на коленях, забыв о княжеских гордости и достоинстве.
«Мы беспомощны,» — ответили они. И больше не отвечали ему.
Когда Тоттенгрибер в отчаянии разбил радиопередатчик, принадлежавший иной, несравнимо более развитой цивилизации, в его сознании раздался голос того, кто, по его мнению, тем более не мог ему помочь — Забытого по имени Наму-Ар-Зонкон, Бога-Кузнеца:
«Они солгали, — произнес он. — Они могут помочь. Они знают, что это».
— Зонкон… О чем ты говоришь? — Раббен был удивлен тем, что Забытый первый заговорил с ним. До этого дня он с неохотой отвечал на запросы чародея и помогал ему только с чарами общего характера, позволяющими манипулировать пространством. Своей собственной силой, силой Бога-Кузнеца, Зонкон с ним не поделился ни разу.
«Эта болезнь — ее причина не в бактериях, грибках и вирусах. Ее вызывают машины, настолько крохотные, что их невозможно рассмотреть в твой микроскоп. Древнее наследие презренных чи-зо — нанотехнология».
— Как ее победить?
«Есть два способа. Первый — найти машину, которая контролирует нановирус, и отдать приказ о самоликвидации всех этих устройств».
— И где же мне искать ее? — воскликнул Тоттенгрибер. — Ты знаешь?
«Нет. Но ты можешь попытаться выбить силой ответ на этот вопрос — из наследников Чи-Зо, которые живут в Небесном Городе над твоей головой».
— Как? Может быть, я князь, но я не великий воин. Я врач… А даже если бы и был воином, непобедимым и бессмертным — на сражения уйдет так много времени, что после победы мне будет уже некого спасать. У меня нет времени, Зонкон. Нет времени! Каков второй способ?
«Исцелить всех и сразу — людей, землю, воздух… Уничтожить нановирус с помощью твоей мистической способности».
— Ты смеешься надо мной… — прошептал Раббен. — Исцелить целое княжество… С севера на юг, с востока на запад — пятьдесят лиг. Это невозможно!
«Я помогу тебе открыть врата к Сердцу Мира. Возможно, это убьет тебя, но перед этим ты сможешь спасти своих подданных. Ты готов рискнуть?»
— Да, — без колебаний ответил Раббен.
И это произошло — Врата к Сердцу Мира были открыты с помощью человеческой силы воли и знаний Забытого Бога. Ритуал был проведен в центре княжества, в деревенском храме из бревен и с соломенной крышей. Внутри на деревянном полу, застеленном соломой, лежали те, кто уже не мог ходить, а вокруг храма плотным кольцом стояли те, кто только смог и успел прийти к моменту совершения чуда.
Океаны мистической энергии хлынули в тело Раббена, и он, чувствуя, как его разрывает на части и сжигает изнутри, направил ее на исцеление. Такой объем невозможно было сфокусировать в одной точке, и тело Тоттенгрибера вспыхнуло, словно солнце, пронзая своим светом стены храма и накрывая сияющим белым куполом всю деревню. Купол все рос и рос, расширяясь на лиги вокруг, покрывая леса, горы, реки княжества, все его города и деревни. В какой-то момент он даже вышел за его пределы, окатив волной всеобщего исцеления даже соседние земли, излечивая от всевозможных болезней людей и животных — от крупных зверей до мельчайших насекомых. Этот мистический купол был виден едва ли не на всем Дакиэрро и стал причиной яркого полярного сияния в северном полушарии; электромагнитные возмущения вызвали помехи в работе оборудования всех Небесных Городов. Все, кто был причастен к мистическим искусствам и чародейству, содрогнулись, ощутив это — импульс силы, подконтрольный одному-единственному человеку, но направленный не на разрушение, а на исцеление.
Все это продолжалось не больше десяти секунд, и когда Врата закрылись и поток иссяк, опустошенный Раббен нашел в себе силы, чтобы простоять на одно мгновение дольше, чем от него требовалось.
— Получилось? — спросил он у Зонкона, безмолвно наблюдавшего за процессом глазами своего чародея.
«Получилось, Раббен. У тебя получилось».
И только после этого Тоттенгрибер позволил себе потерять сознание.
В себя он пришел уже в своей собственной кровати, в княжеском замке Тоттенгриберов. За окном властвовала глубокая ночь.
Рядом с ним никого не было.
— Сколько же я спал… — прошептал Раббен, вспоминая, что от деревни до замка больше дня пути.
Он попытался позвать слугу, но пересохшее горло подвело его, и с трудом поднявшись с кровати, он покинул свою спальню, пытаясь найти хоть кого-то.
Но тщетно. Замок был пуст. Никто не вышел на слабый зов хозяина, который наблюдал повсюду странное и пугающие запустение. И пыль. Серую пыль.
«Зонкон!» — мысленно прокричал он, когда обнаружил в комнате своего дворецкого рассыпавшиеся в прах человеческие останки.
«Зонкон!» — кричал он, когда видел такую же картину во всех остальных комнатах — на кроватях и на полу, застеленном одеялами и простынями. Их было сотни, как-будто замок стал последним прибежищем для отчаявшихся, обреченных людей, зараженных все той же страшной болезнью.
— Ты сказал, что у меня получилось! Ты сказал, что вирус уничтожен!
Полуголый, босой, он спустился с замкового холма и вошел в город, который больше двухсот лет служил столицей всего княжества. И он тоже был мертв. Ни людей, ни животных, ни птиц. Даже деревья, кусты и трава обратились в пыль. Если бы Раббен вышел из замка днем, то он бы увидел, что в его мире не осталось ни единого клочка зелени. Все живое… погибло.
— Как… Как это произошло? — прошептал Раббен, падая на колени и сгребая ладонями проклятую серую пыль. Здесь она была повсюду.
«Я не знаю… — ответил наконец Забытый. — Ты пробыл без сознания две недели, я никак не мог до тебя достучаться. Так же, как и ты, я ничего не видел и не слышал. Я не знаю, что произошло. Возможно… Тот, кто заразил эту землю в первый раз, сделал это снова. Только ты уже ничем и никому не мог помочь».
— Кто… кто… кто…
«Небесные города. Это их технология. Их грех и преступление».
— Да… Только они, — прошептал Раббен. А потом упал навзничь и глухо разрыдался.
***
Подготовка к акту возмездия заняла какое-то время. Раббен, обезумев, искал книгу, которая, по легенде, могла исполнить любое желание того, у кого хватит знаний ее прочесть — «Биографию Бесконечных». И когда он нашел ее, и смог расшифровать одну-единственную, нужную ему страницу, над миром нависла угроза конца света. Потому что Раббен Тоттенгрибер призвал саму Смерть.
— Ты правда этого хочешь? — спросила она у него, сразу и без всякого приветствия — юная дева неземной красоты, хотя ее кожа белой, словно мел, а волосы чернее безлунной ночи. Вместо глаз Раббен увидел две бездонные пропасти, бездны, в которые провалится душа всякого неподготовленного к такой встречи человека.
Но он был готов.
— Да.
— Скажи это, скажи вслух — и я исполню твое желание.
— Даже не попытаешься отговорить меня, переубедить, Милосердная? — усмехнулся Тоттенгрибер, съеденный заживо собственной ненавистью ко всему живому. Все, что было ему дорого, уже погибло, а он не собирался больше привязываться к чему-либо в этом мире.
— Нет, — улыбнулась Смерть. — Ну же, произнеси свое желание. Ты в своем праве.
Раббен колебался всего миг. Ничтожную долю секунды.
— Я хочу увидеть конец этого мира. Я хочу увидеть, как он сгора…
— Стоп, это уже второе желание! — внезапно взмахнула рукой Смерть. — Уговор был на одно, первое произнесенное желание. Его я и исполню.
Мертвый взгляд Тоттенгрибера не дрогнул, только слегка шелохнулись уголки губ.
— Это уже не важно. Главное я уже сказал. Покажи же мне то, что я прошу!
— Нужно будет немножко потерпеть, — слегка виновато улыбнулась ему Бесконечная.
— И сколько же? — с нетерпением спросил Раббен.
Смерть что-то мысленно прикинула, несколько раз загнула пальцы, и только после этого ответила:
— Семь миллиардов шестьсот пятьдесят четыре миллиона, триста двадцать четыре тысячи пятьсот сорок два года, семь месяцев и четыре дня. И тринадцать часов. Минуты с секундами называть? Нет? Ну, я пошла. О, и книгу я с собой заберу. Такие правила, знаешь ли.
И Раббен остался один. Забытый Бог, Наму-Ар-Зонкон, оставил его еще тогда, когда Тоттенгрибер замыслил уничтожить весь мир.
Впрочем, через минуту после ухода Смерти он нарушил свое молчание. Громким, безудержным смехом.
«Какой же ты глупец, Раббен Тоттенгрибер. Или великий мудрец?»
— Она обманула меня…
— Она сделала тебя бессмертным. Даже такому, как я, можно только мечтать о столь продолжительном сроке жизни. Впрочем, для тебя отпущенное тебе время станет проклятием. Не так ли, Раббен?
Тоттенгрибер промолчал.
Неделю он размышлял над тем, что произошло, а потом отправился в свой собственный крестовый поход на Небесные Города.
Через полгода его нашел Августо.
Так он стал Гвардейцем Хаоса.