17 июля 1014 года. Федерация Вердиро, республика Эломас, Ховин.
Старый дырявый матрас… Юрика скучала по нему, беспокойно ворочаясь на подстилке из свежей соломы. Еще две недели назад импровизированная кровать была высокой зеленой травой на заднем дворе приюта имени Ховино Сареса, но старый Юх скосил ее и оставил под открытым небом, накрыв только широким тентом. И когда девушка в очередной раз довела до белого каления директора приюта, тщеславную Болию Ларсу, и ее в очередной раз отправили в импровизированный карцер, то в углу она обнаружила не древнее отвратительно пахнущее чудовище, которое лежало здесь еще со времен основания заведения, а ароматный и довольно толстый слой скошенной травы, на котором лежать было не в пример удобнее, но… В матрасе были спрятаны сигареты и спички. Как бы здорово было сейчас залезть на подоконник забитого досками окна и покурить, выпуская дым в широкую щель, оставленную в самом верху, где не хватало не только доски, но и полоски стекла. Через нее в комнату попадал свежий воздух, да и на звезды ночью можно было посмотреть.
К слову, если тайник обнаружат, то время заключения Юрики продлится еще на неделю. Правда, ей это было совершенно безразлично: все равно она планировала сбежать.
Начиная с двенадцати лет девушка регулярно ускользала из-под бдительного надзора работников приюта, чтобы неделю или две насладиться абсолютной свободой в Ховине и его окрестностях, но на этот раз возвращаться она не собиралась. Единственная подруга, ради которой она оставалась здесь, уже достаточно выросла, чтобы суметь постоять за себя.
Решившись наконец, Юрика поднялась с подстилки и подошла к толстой деревянной двери. Каждый раз, попадая в карцер, она знала, что легко сможет выбраться из него, но еще ни разу воспользовалась этой лазейкой, предпочитая сбегать из приюта тогда, когда заканчивался срок наказания. Но теперь время пришло.
Старые доски были все еще крепки, а вот гвозди… Вытаскивая их с помощью узкой полоски железа, спрятанной под половицей, Юрика очень аккуратно извлекла из на первый взгляд надежного полотна пару деревянных брусков и протиснулась сквозь образовавшуюся дыру. Для шестнадцатилетней девчонки, которая перестала расти еще в тринадцать, это оказалось не так и сложно, если учесть, что и тогда она сильно отставала от своих сверстниц.
Комната, которая играла роль карцера, находилась на последнем этаже трехэтажного здания, в его правом крыле. Общие спальни воспитанников приюта находились на первом, и прежде чем уйти, Юрике требовалось посетить одну из них.
Бесшумно ступая между рядами двуярусных кроватей, она подошла к самой последней, находившейся в дальнем углу, и села на ее краешек. Пару минут молча любовалась безмятежным выражением лица спящей девушки, ярко освещенным холодным светом Луны.
— Мария, — прошептала она, осторожно тряся подругу за плечо. Девушка тут же проснулась, и посмотрела на нее широко раскрытыми от испуга глазами. В их темных глубинах дрожали слабые серебряные искры.
— Юрика, что ты здесь делаешь? — прошептала она слишком громким шепотом. Поставленный в конце знак вопроса тихим эхом разнесся по залу.
Юрика отвела взгляд, хотя только что клялась себе, что не даст слабины.
— Я ухожу.
— Опять? — искреннее удивление Марии заставило сердце Юрики сжаться. — Ты же только вчера вернулась. Надолго уходишь?
Юрика приложила все силы, чтобы справиться с комом в горле, который по своей прочности явно превосходил гранит или обсидиан. Но дрожь в голосе и подступающие слезы скрыть оказалось гораздо сложнее.
— Надолго.
— Неужели на месяц? — Мария однажды дожидалась ее возвращения целых две недели.
— Дольше. Пока не стану совершеннолетней.
— Юри… — девочка вылезла из-под одеяла, села рядом и крепко обняла ее, уткнувшись лицом в грудь. Тонкая зеленая рубашка немедленно начала намокать, впитывая в хлопок частые горькие слезы.
— Тебе нужно будет подождать меня всего два года, — прошептала Юрика, ласково поглаживая ее каштановые вьющиеся волосы. — Это ведь совсем немного, да? Я обязательно вернусь и заберу тебя отсюда. И мы будем жить вместе, обещаю.
— Не уходи…
Крепко стиснув зубы, Юрика отодвинула от себя Марию, и в этот миг ей показалось, что она отрывает половинку своего сердца.
— Я должна. Ларса ненавидит меня, и, — на самом деле директор давно перестала быть для нее серьезной проблемой, да и с возрастом пришло понимание, что масштаб угрозы со стороны старой карги был ею несколько преувеличен, — тебе тоже станет гораздо легче, когда я уйду. К тебе перестанут приставать еще и из-за того, что ты дружишь со мной.
Если бы Юрике предложили в качестве объяснительной тезис подобного уровня аргументации, она бы просто послала человека к черту. Тем более, что за последний год замеченные ею факты агрессии в сторону Марии ограничивались испуганно-злобным перешептыванием за спиной.
Возможно, они позволяли себе большее, когда ее не было. Возможно. Мария никогда не жаловалась. Ни единого раза.
Но исчезнет ли этот испуганно-злобный шепот, когда ее, Юрики, здесь не станет? Его причина не только в ней.
Внезапно девушке показалось, что Мария закричит и нарочно сорвет к чертям весь ее побег. Она видела это желание в ее синих глазах, и то, как поднимается ее грудь, в которой собирается все больше воздуха.
«Если ты так сильно не хочешь меня отпускать, то… мне и правда лучше остаться,» — тяжелая, холодная мысль раздавила, размазала всю ее решимость. И правда, чего ей стоит потерпеть тут еще два года? Заключить мир с Ларсой, перестать третировать Баскета, Танирель и Олсану. Да, она умнее их, но ведь можно и перестать выпячивать свое эго по каждому поводу. Простить детские обиды.
— Хорошо. Иди, — неожиданно произнесла Мария, и Юрика, которая уже закрыла глаза, чтобы со смирением принять неизбежное, в изумлении посмотрела на подругу.
— Ты обещала вернуться через два года. Я буду ждать.
Юрика улыбнулась ей, обняла и поцеловала в щеку, а потом встала с кровати и направилась к выходу из спальни. Сделав пять шагов, она не выдержала и обернулась, чтобы еще раз посмотреть на Марию, которая при свете яркой Луны, льющемся из зарешеченного окна, сейчас еще сильнее напоминала призрака. Сердце Юрики снова кольнуло, когда взгляд упал на культю ее левой ноги. Так автомобильная авария покалечила тело Марии, и ее дущу, отняв еще и родителей.
«Я уже все решила,» — напомнила Юрика себе, и отбросив колебания, покинула спальню.
— Я должна.
***
Без особых проблем покинув территорию приюта, Юрика направилась в город. В Ховин вела узкая асфальтированная дорога, у обочин которой было полно деревьев и кустарника, так что она не переживала по поводу укрытия, если кто вдруг заметит ее отсутствие и бросится в погоню. Да и сама вероятность подобного события близилась к нулю. Сейчас ее главная проблема — это добраться до своего убежища до рассвета.
До города час пешком, а ночи летом короткие.
Сколько раз за четыре года она повторяла этот маршрут снова и снова, ночью, по совершенно пустой дороге, почти не скрываясь? Четырнадцать, и этот, пятнадцатый, будет последним. Когда Юрика снова вернется в приют, то выйдет из него уже днем, ведя за собой Марию.
Девочка попала в дом для сирот три года назад, в возрасте десяти лет. Юрика слышала, что никто из друзей семьи и дальних родственников Марии не захотел оформлять над ней опеку. Тяжелые, кризисные времена. Слабые люди. Внук основателя приюта и нынешний его попечитель, Ховино Рун, с радостью принял ее под свое крыло и передал в заботливые руки Болии Ларсы, точно так же, как когда-то поступил и с Юрикой. Только вот Юрика была младенцем, когда это произошло, а уже совсем взрослой Марии пришлось принять тот факт, что вся ее прежняя жизнь разрушена.
Обстоятельства сложились так, что на тот момент только она была в приюте ребенком-инвалидом. А дети очень жестоки. И Юрика до сих пор стыдилась того, что после поступления Марии вздохнула с облегчением: до ее появления именно она была в заведении белой вороной.
Жертвой насмешек и издевок Юрика стала из-за редкого в этих краях разреза глаз, указывающего на ее частичную принадлежность к народу яо, и волос насыщенного красного цвета. Этот цвет был настолько неестественным, что назвать ее рыжей язык не поворачивался. Зато дети придумали для нее массу других прозвищ, за самое невинное из которых девушка готова была разорвать обидчика в клочья.
С появлением совершенно беспомощной Марии задиры, которым до этого момента приходилось расплачиваться синяками и ссадинами за попытки выплеснуть лишнюю энергию на Юрике, воодушевились и принялись за дело с утроенным усердием. И когда через неделю совесть Юрики обратила ее внимание на ту, благодаря которой она могла наслаждаться покоем, от Марии осталась только бледная тень. Казалось, она уже просто не хотела жить.
Две сломанные руки, одна нога (зато в двух местах), дюжины пальцев и ребер, пятнадцать зубов — вот цена, которую заплатили обидчики Марии за свое рвение в издевательствах. Болия Ларса была в ярости, Ховино Рун был готов вышвырнуть Юрику из приюта, но в последний момент что-то удержало его от этого поступка. И девушка лишь угодила в карцер на целый месяц.
Тогда у нее было достаточно времени для размышлений над тем, почему, защищая Марию, она была настолько жестокой, ведь до этого дня, когда приходилось защищать себя, дело не заходило дальше вывихнутого пальца или разбитого носа.
В тот день, когда ее выпускали, дверь карцера открыла сама Болия Ларса, а рядом с ней стоял человек, которого Юрика уже не раз видела в приюте — Джин Саргас. По слухам, он был из круга лиц, обеспечивающих финансирование приюта, и хотя на вид ему было чуть больше двадцати, волосы его были седы как снег. Юрика всегда испытывала к нему симпатию, но тогда не могла понять, почему он стоял тогда возле двери и смотрел на нее так… как будто она для него что-то значила.
К сожалению, у Юрики так и не появилось возможности поговорить с ним, Джин Саргас, казалось, избегал ее. А за последний год она не видела его ни разу.
Разумеется, оказываясь время от времени за стенами приюта, девушка пыталась его найти, но единственное, что она смогла узнать — это то, что в Ховине нет человека с таким именем. Кто он и откуда на самом деле, мог знать только сам Ховино Рун.
Юрика надеялась, что теперь, когда у нее достаточно времени для поисков, а территория не ограничена одним только Ховином и окрестностями, ей удастся отыскать его след.
***
Небо на востоке уже начинало светлеть, когда девушка пришла к двухэтажному заброшенному дому в самом неблагополучном районе Ховина — город, выросший в холмистой степи в центре круга из пяти угольных шахт, не мог не обзавестись таким районом после того, как две из них были признаны нерентабельными. Массовый исход потерявших работу шахтеров вместе с семьями оставил после себя десятки пустующих домов и глухую тоску в сердце любого занятого взрослого жителя Ховина, заглянувшего сюда по своей необходимости. А еще тот массовый исход создал пустое пространство, которое не могло быть не занято теми, кому не было места на оживленных улицах, под многочисленными взглядами горожан, и очень внимательными взорами жандармов. И где-то во временном промежутке между первыми незваными гостями в лице крыс, бездомных собак, бездомных людей — и нынешним моментом кто-то назвал это место из трех улиц и пяти переулков Угольником.
Нужное Юрике здание было достаточно большим, чтобы укрыть от бдительного ока жандармов целую банду беспризорников, которая выживала в городе только за счет попрошайничества и воровства. Их компания мало чем отличалась от той, которая окружала Юрику в приюте, и лица, которые там находились, порой были знакомы девушке с раннего детства. Вот только главным здесь был Вик, для которого в первую очередь была важна не внешность человека, а его таланты. И талант Юрики к извлечению разных материальных ценностей из карманов рядовых обывателей он ценил очень высоко. Еще он ценил ее талант к рукоприкладству, который выручал их в жестоких сражениях за территорию с бандами малолетних хулиганов из других, более благополучных районов.
Сейчас Вик был нужен девушке только для того, чтобы забрать у него ту сумму, которая скопилась на ее «счету» за четыре года упорного «труда». Чтобы выжить в мире взрослых, нужны деньги. Еще нужнее документы, но девушка целиком и полностью полагалась на свою способность к импровизации.
Открывая дырявую и жутко скрипящую дверь убежища Вика, у Юрики сложилось впечатление, что она открывает дверь холодильника. Сначала это ее нисколько не насторожило, но когда она, никого не обнаружив на первом этаже, стала подниматься наверх и почувствовала, что температура опускается еще ниже, ее инстинкты забили тревогу.
— Вик? Энжи? Руфус? — Юрика не выдержала и позвала товарищей по именам. Слишком легкомысленно, если учесть возможность того, что в убежище засели жандармы. Или сам Эспозито. В конце концов, то, последнее дело, после которого она решила больше не иметь с Виком дела, не могло не привлечь к ним внимания самого опасного инспектора города. Юрика ему уже попадалась и знала, на что он способен.
На втором этаже она обыскала все комнаты, кроме одной, но везде было пусто. Дверь последней она просто не смогла открыть.
— Вик? Ребята? Вы здесь? — стучалась она, но ответа не последовало.
Растеряно потирая пальцы — дверь была просто обжигающе холодной — Юрика отступила. Ни одна из комнат в доме не запиралась, а дверь именно этой открывалась наружу, так что ее нельзя было чем-то подпереть. И внезапно разозлившись, девушка со всей силы дернула ручку на себя.
Куда больше хруста снега и льда, раздавшегося в тот момент, когда дверь наконец открылась, Юрику удивил сам вид полупрозрачной белой стены, полностью закрывавшей дверной проем. На ней даже остались клочья мягкой оббивки, которые намертво вмерзли в толстый слой льда.
— Да что же это такое…
Ответить на данный вопрос было некому, и поколебавшись немного, Юрика пнула ледяную преграду. Появившаяся на ее поверхности трещина воодушевила девушку, и с четвертого удара она наконец смогла выбить из этой ненормальной стены внушительный кусок.
Картина, открывшаяся Юрике сквозь пролом, заставила ее застыть от ужаса.
На лестнице, ведущей наверх, раздались чьи-то тяжелые и уверенные шаги.
***
Джин Саргас смотрел на девушку без тени удивления, с определенной долей усталости и осуждения. На его темно-сером деловом костюме не было ни пылинки, в идеально отполированную поверхность лакированных туфель можно было смотреться, словно в зеркало, но все равно у него был взгляд человека, который только что покончил с очень сложной и невероятно грязной работой, и в том, что она свалилась на него, винил он именно Юрику.
«Фиолетовые. Его глаза фиолетовые, — мелькнуло в голове девушке где-то за гранью шока и потрясения. — Мне всегда казалось, что они серые».
— Там… — язык отказывался подчиняться своей хозяйке, и она просто указала молодому человеку на жуткую комнату, в которой окоченевшие тела Вика и его друзей были нанизаны на длинные ледяные колья.
«Словно насекомые,» — пришло ей в голову страшное сравнение.
— Я долго терпел твои частые побеги из приюта и все эти выходки с кражей кошельков, — тихо произнес господин Саргас. — Терпел бы и дальше, но три дня назад ты пересекла черту. Участвовать в вооруженном ограблении? Твои друзья отправили человека в больницу, Юрика. Да, ты просто стояла, как это у вас говорится, «на стреме», но все равно, не такое будущее я для тебя представлял. Что было бы дальше, девочка? Торговля наркотиками? Проституция? Я верил в тебя, считал, что ты одумаешься… И ошибся.
Ноги девушки словно примерзли к полу, она не могла пошевелиться, глядя на медленно приближающегося Джина Саргаса. Она собиралась его искать? Вот он, сам ее нашел, только уже не как добрый дядя-бизнесмен. От этого человека пахло смертью.
— У тебя есть два варианта, — продолжил он, взяв ее за руку, безвольно висящую, словно плеть. — Или ты вернешься в приют и поклянешься, что больше не покинешь его без разрешения, или… — господин Саргас запнулся, — я сделаю так, что ты уже больше не сможешь навредить ни себе, ни окружающим.
— Это вы убили ребят? — бесцветным голосом спросила Юрика. Да, им не стоило грабить мясную лавку ублюдка, засовывающего в колбасные обрезки, якобы забытые у черного входа, противотуберкулезные таблетки. Он знал, знал, что их едят не только собаки.
— Они были просто отребьем, человеческим мусором. Можешь считать, что я защитил тебя от их гнилого влияния.
Ни капли сожаления в голосе.
Юрика еще раз посмотрела на застывшие в страшной агонии тела Вика, Энжи, Руфуса, Рика, Сары, Элиота, Кэсси… Похоже, они просто сидели и что-то обсуждали в этой комнате, которая внезапно стала их могилой. Может быть, их собрал здесь очередной план Вика, а может, они спорили, стоит ли тащить в этот дом диван с какой-нибудь свалки. Совсем как какая-нибудь группа выживших после конца света из очередной книжки на постапокалиптическую тематику, вот только атомная бомба или смертельный вирус поразили не все человечество, а что-то очень важное в глубине сердец этих ребят. Да, она не могла назвать их своими друзьями, и тем более не могла назвать их святыми, но…
— Ему было всего десять, ублюдок! — закричала Юрика, словно хищница бросаясь на Джина Саргаса. — Руфусу было всего десять!
Неровно обрезанные ногти до крови расцарапали левую щеку человека с темно-фиолетовыми глазами, и он, чтобы утихомирить девушку, грубо заломил ей руку. Извернувшись, Юрика зубами впилась в его ладонь, почувствовав металлический привкус крови на языке, и Джин Саргас, вскрикнув не сколько от боли, сколько от удивления, выпустил ее из своих объятий.
— Тебе не следует усложнять ситуацию еще больше, — произнес он, рассматривая прокушенную руку так, словно впервые в жизни видел свою кровь.
Юрика, по щекам которой скатилось всего две злые слезы, бросилась в соседнюю комнату, к окну. Стремительный прыжок, тело сжато в комок, руки закрыли голову, все естество готово к звону разбитого стекла и удару о землю внизу, чтобы просто перекатиться, вскочить на ноги и побежать. Однажды она уже так делала…
Но не смогла сделать сейчас. Окно, старое грязное окно с трухлявой рамой и треснувшими стеклами, выдержало вес ее тела и отбросило назад, оглушенную и почти ничего не соображающую. Только короткий взгляд сквозь пелену застелившего голову тумана дал понять, что спасительный выход покрыт слоем инея, который покрыл собой стекло за доли секунды.
— Да кто ты такой вообще, мать твою… — застонала она, переворачиваясь на спину и наблюдая за приближающимся Джином Саргасом. Но он, так и не дойдя до нее, резко развернулся и застыл в довольно странной и нелепой позе.
— Вы? Быть не может! — воскликнул он, глядя на очень похожего на него человека, который появился на месте драматического развития событий как раз то время, когда Юрика вытирала своей курткой пол. Откуда? Просто взялся из воздуха, и все. И,на самом деле, общими между ними были тольковозраст, цвет волос и глаз, белый и фиолетовый, а все остальное, начиная с черт лица и заканчивая ростом и телосложением, заметно отличалось. Но все равно, того, что было, вполне хватало, чтобы говорить о некой кровной связи между этими двумя.
— Весь в мать, — неодобрительно качая головой, произнес неизвестный. — Где она, кстати?
Из ладони Джина Саргаса медленно вырос длинный ледяной клинок. Юрика впервые видела то, о чем раньше ей приходилось только слышать.
— Брось, ты же не собираешься со мной драться? — изумление незнакомца было вполне искренним, как и дружелюбный взгляд. — Я же вижу, что ты знаешь, кто я. Тебе глупо пытаться…
Джин бросился на него, занеся клинок для удара. И был отброшен взмахом руки с такой силой, что его тело вышвырнуло на улицу вместе с окном и частью стены.
— … даже поцарапать меня, — закончил неизвестный, стряхивая с рукава длинного серого плаща ледяную крошку.
Юрика, кое-как поднявшись на ноги, подошла к внушительному пролому и посмотрела вниз, на куски разбитого кирпича и осколки стекла. Тела Джина Саргаса нигде не было видно.
— Он сбежал, — сказал неизвестный, став рядом с девушкой и с прищуром рассматривая стены находившихся напротив зданий.
— Кто вы? — спросила Юрика, отшатнувшись в сторону.
— Твой дядя. Меня зовут Дженази, кстати.
— А кто… он? — она имела ввиду Джина Саргаса, только потрясение от услышанного не позволило ей толком сформулировать вопрос.
— Разве это не очевидно? — Дженази улыбнулся ей, тепло и одновременно немножко грустно. — Твой старший брат.