Просперо дышал полной грудью, сила юности переполняла тело и требовала выхода — и это после целого дня, проведенного в дороге. Даже когда ему перешагнуло за сорок, он оставался весьма энергичным и деятельным человеком, и мог работать сутками напролет, без сна и отдыха. Но если сравнивать с тем, что было больше двадцати лет назад, то можно было только сказать: «Эспозито уже не тот, что раньше». А теперь это «раньше» вернулось. И даже более того. Его состояние после вмешательства Дженази можно было описать так, как если бы все эти годы тот юный Просперо спал, ожидая своего часа, и копил силы, чтобы в одночасье вернуться. Тяжелый груз прожитых лет растворился, сгинул, они больше не давили на плечи. И казалось ему, что оттолкнись от земли он сильнее, то обязательно взлетит.
Но прыгать от радости на глазах у сумрачной Виктории Просперо намерен не был. Возможно, будь рядом другая девушка, он не отказал бы себе в удовольствии быть молодым не только по факту, но и на деле, но не начать же ему ухаживать, действительно, за племянницей Дженази… К тому же Эспозито всегда было неуютно в обществе женщин, которые выше его на целую голову. Увы, но инспектор не был человеком даже среднего роста, не дотягивая до этой планки считанные сантиметры. Вполне возможно, что это стало одной из причин, по которым он так и не завел семью. Несложно найти девушку, которая будет ниже Просперо. Трудно найти такую, которая откажется от каблуков.
У сандалий Виктории каблуков не было, но даже так Эспозито рядом с ней смотрелся неуместно. Низкий, плотный, коренастый, она — высокая и стройная. И более того, уверенная в себе настолько, что как бы Просперо себя не поставил, иначе как вторую роль в их паре играть бы не смог, а все потому, что девушка смотрела на мир так, словно делила его на то, что разрубить можно, и нет. И ему было неуютно из-за того, что они остались вдвоем: Юрика и Ранмаро исчезли где-то по дороге к парку, а Дженази и Валерия отошли куда-то, предложив встретиться через час у монумента в центре зеленой зоны.
— Так значит, вы — жандарм? — Виктория, которая до этого внимательно всматривалась в потоки проходящих мимо людей, вдруг вспомнила, что не одна, и, наверное, решила проявить немного вежливости. Хотя бы в демонстрации своего интереса к нему.
— В данный момент не при исполнении, — ответил Просперо. — И, признаться, я беспокоюсь о том, каким образом смогу вернуться на службу. Моя фотография в паспорте, кажется, немного устарела… Но это все лишь юридические тонкости — жандарм остается жандармом даже после отставки или выхода на пенсию. Так что да, я — жандарм. Инспектор.
— Можете посоветовать, как найти в таком городе двух человек, которых здесь никто не знает? — на поток слов со стороны Просперо Виктория ответила едва заметным, но недовольным прищуром, над гладкой переносицей образовалась крохотная вертикальная складка.
Эспозито улыбнулся, догадавшись, что именно беспокоит девушку.
— У них есть особые приметы?
Виктория не заметила иронии. Или сделала вид, что не заметила.
— У девчонки яркие красные волосы. Думаю, уже этого будет достаточно.
— Сколько помню, Юрика всегда носила шапку и одевалась, словно мальчишка.
— Вы знаете ее? — удивилась Виктория.
— О, и вполне неплохо! То есть, я хочу сказать… — Просперо вдруг вспомнил, что знает Юрику исключительно из-за рода ее деятельность и только в этом отношении, то есть в его распоряжении находятся лишь факты из ее личного дела. Будет не совсем тактично раскрывать прошлое этой племянницы Дженази, особенно если Виктория даже не подозревает о его криминальном характере.
— Что именно? — переспросила дочь Валерии, когда пауза, взятая Эспозито, затянулась.
— Что мы выросли в одном приюте, пусть и в разное время, — Просперо мысленно похвалил себя за сообразительность. — Мне порой приходилось возвращаться в него по долгу службы, и так как Юрика была трудным подростком, то, конечно же, попадала в мое поле зрения.
— Да она и сейчас им является, — заметила Виктория. — Трудным подростком.
В ответ на это Просперо тактично промолчал. Он уже успел заметить, что отношения двух родственниц не лишены шероховатостей.
Виктория, так и не дождавшись реакции со стороны Эспозито, произнесла, выделяя в голосе интонацию, которая должна была свидетельствовать, по ее мнению, о моральной усталости его хозяйки от выходок младших брата и сестры — тети, то бишь:
— Они потерялись. Как маленькие дети…
— Скорее, сбежали, — ответил Просперо. — И искать их бессмысленно. Сами нас найдут. Они же знают, где мы оставили машину. И гостиницы, если им будет нужно, быстро смогут проверить. А если вы переживаете по поводу возможных неприятностей, в которые они могут попасть, то совершенно зря. Я не знаю, насколько надежен Ранмаро, но Юрика обладает потрясающей изворотливостью.
— Я уверена, что Ранмаро выпутается из любой ситуации, — Виктория разве что не закатила глаза, когда услышала положительное мнение собеседника о племяннице Дженази. — Мама научила нас, как правильно справляться с неприятностями. Вот с такими, например, в которых мы окажемся сейчас…
Просперо слишком поздно заметил то, что уже успело встревожить дочь Валерии — компанию пьяных молодых людей, который подошли к памятнику со стороны наиболее шумных гуляний. Другие посетители парка спешно убирались с их пути, и пока конфликтов не возникало, но у Эспозито зародилось стойкое подозрение, почти уверенность, что мимо красавицы Виктории они так просто не пройдут. Особенно когда рядом с ней такой неказистый спутник — Просперо отталкивался от опыта своих юных лет.
И он не ошибся.
— Эй, детка, айда с нами! — заводилу пьяной компании поддержали дружным свистом.
— Брось своего гнома, с нами веселее!
Эспозито тяжело вздохнул. Судя по интонациям выпивох, откажи им Виктория, они мирно пойдут дальше, ограничившись лишь насмешками. Настоящими хулиганами они не были, просто хмель слишком сильно ударил в голову. Более того, Просперо заметил среди них парня, который относился к категории людей, которые умели сдерживать своих разбушевавшихся товарищей. Инспектор уважал такой тип личностей, и потому решил, что постарается бить его не слишком сильно.
Чтобы там не говорила Виктория об умении избежать неприятностей, он не мог оставить безнаказанным оскорбление в свой адрес в ее присутствии. Только не тогда, когда снова молод и полон сил.
Парень, обозвавший Просперо гномом, согнулся в поясе, когда схлопотал мощный тычок в солнечное сплетение. Эспозито закрепил успех рубящим ударом ладони в основание затылка, а потом пнул в голень его соседа, и протиснувшись прямо в середину компании, ударил под колено того, с кем оказался спина к спине.
Таким образом на ногах осталось всего четверо смутьянов.
— Ах ты козел! — выкрикнул один из них и попытался ударить Просперо кулаком. Он легко увернулся, чему способствовала разница в росте, но атаковал парня-миротворца, который соображал медленнее, а потому оказался беззащитен перед не совсем красивым ударом в пах. После этого его схватили сзади и попытались повалить на землю, но там оказался только нерасторопный противник, который не знал, как правильно нужно нападать со спины. Ему Просперо отвесил пинок по ребрам, чтобы исключить возможность его возвращения в строй.
Итого осталось двое.
Когда парень, который набросился на Эспозито с кулаками, попробовал повторить попытку, Просперо выставил на его пути ладонь с растопыренными пальцами и пропустил между ними электрический разряд. И это сразу решило все проблемы.
— Какого черта? Ты первый начал! — никто не хотел связываться с обладателем мистических способностей, но уцелевшие молодые люди чувствовали свою относительную правоту в возникшем конфликте. Действительно, они были пострадавшей стороной…
— Извинитесь, — рыкнул Просперо в ответ, уже ощущая угрызения совести. Он, в конце концов, инспектор, а позволил себе затеять драку с пьяными.
— Да пошел ты…
Просперо и Виктории пришлось несколько минут наблюдать, как парни со стонами и руганью в их адрес поднимались с земли или помогали с этим другим, а потом, прихрамывая, скрылись из виду. И инспектор своим профессиональным взглядом не мог не заметить, как один из многочисленных свидетелей драки, у которых не было времени осознать произошедшее, не то что вмешаться, побежал, чтобы позвать жандармов.
— Думаю, нам лучше уйти, — обратился Эспозито к Виктории.
Девушка, реакция которой на драку выражалась в искреннем изумлении, с уважением смотрела на своего спутника. Кивнула, соглашаясь с его предложением, и когда они отошли достаточно далеко, с улыбкой ответила на извинение Просперо за доставленные неудобства:
— Знаете, мама именно так учила меня и Ранмаро решать подобные ситуации. У вас неплохая реакция, инспектор.
***
Краем сознания наблюдая за тем, как Ранмаро не дает Юрике спрыгнуть с крыши, и Просперо, который решил вспомнить молодость, Дженази с тоской вспомнил о тех славных днях, когда ему не нужно было переживать о чьих-либо еще жизни и здоровье, кроме как своих собственных. У судьбы одиночки есть свои плюсы и минусы, и последние для него перевешивали первые, но он, оказывается, почти позабыл, из-за чего у некоторых родителей так рано появляются седые волосы. Пусть он и знал, что Юрика в ее нынешнем состоянии способна без вреда для себя приземлиться после падения с куда более высокого здания, или то, что низкорослый, но плотно сложенный и тяжелый Просперо легко нокаутирует любого более легкого и тем более пьяного оппонента, но это не избавляло от причин для беспокойства. По крайней мере ему, как г'ата, седина уже не страшна, но переживая за других, Дженази чувствовал себя уязвимым и слабым. Прошли годы с тех пор, как он вместе со сломанным мечом потерял способность ничего не бояться, и только сейчас он начинал жалеть об этом. И он боялся этого — ощущения, что ему надоедает оставаться более человечным, чем он может быть.
— Ты хотел рассказать мне, что на самом деле произошло сегодня днем? — Валерии надоело наблюдать, как Дженази смотрит сквозь нее. Г'ата отреагировал сразу, вспоминая, где они находятся — на плоской крыше одного из самых популярных ресторанов Эдельбраса, куда в теплое время года выносили столы, стулья и весьма впечатляющий своим ассортиментом бар.
— Я не смог воскресить Нолу.
— Это я смогла понять, — Валерии было непросто воспринимать подобную информацию как данность и не реагировать эмоционально, что, вообще-то, должно было стать нормальной реакцией на произошедшее, и она гордилась тем, что сохраняет хладнокровие. — Но ведь это не все, верно?
А еще она с удивительным спокойствием воспринимала тот факт, что Дженази читает ее, словно открытую книгу. Если сравнивать человеческое сознание с этим изобретением человечества, то обычным делом является, когда любой может ознакомиться с обложкой, а более проницательные способны прочесть аннотацию и даже заглянуть в содержание, но Валерия не боялась умения г'ата именно читать, перелистывая страницы, потому что была убеждена, что оно распространяется только на написанное крупным шрифтом. В книге под названием «Валерия Лэйт» полно сносок и примечаний, написанных так мелко, что рассмотреть их можно только в электронный микроскоп.
— Она передала мне свою память.
Дженази взялся за вилку, но без желания приниматься за исходящее паром блюдо, которое официантка принесла после получасового ожидания. Только чтобы ткнуть пару раз в особо крупный кусочек, и пожалеть, что не заказал вина — испугался, что все может закончиться так же, как и в первый раз, в доме Валерии. Чай обещали принести только через десять минут.
— И говоря «память», ты имеешь ввиду…
— Все ее воспоминания от момента рождения до момента смерти, — ответил дядя Юрики.
— Я могу… взглянуть? — осторожно спросила Валерия.
Дженази хорошо понимал причину эмоций, которые в данный момент бушевали внутри собеседницы. Нола Орчи была загадкой не только для него, но и для своих товарищей, никто не знал, кем она была до того, как стала одной из Стражей Неба. Девушка удивительной внутренней силы и доброты, которые просто невозможны в этом жестоком мире — и в его руках был ключ к разгадке. Кроме того, Нола и Валерия были близкими подругами. Мать Виктории лихорадочно вспоминала, до какой степени они были близки. Данный вопрос для нее стал необычайно актуален.
— Я подумаю над этим, — ответ Дженази означал скорее «нет», чем «да», что вызвало в Валерии тщательно скрытое негодование.
— Ты и сам еще не смотрел их, так?
— Да. И не обещаю, что скажу тебе, даже если узнаю что-то важное.
— Это жестоко.
— Зависит от того, что именно я узнаю.
Валерия поняла, что взывать к его чувствам дальше уже бессмысленно, но все-таки решилась на просьбу:
— Можешь хотя бы показать ее? Я только однажды видела материализованные воспоминания, они так похожи на душу… Ну, так, как ее принято представлять. Я хочу увидеть Нолу еще раз.
Посмотрев Валерии в глаза, Дженази не смог ответить отказом. Представил, что было бы, будь он на ее месте, а она — на его. Содрогнулся. Боль — наименьшее и одновременно наибольшее из того, что должно ожидать человека, заполучившего столь значимое для него сокровище и не желающего расстаться с ним добровольно.
Валерия совсем не удивилась, когда столик, за которым они сидели, превратился из центра внимания — как-никак, и она, и Дженази личности заметные, и как бы другие посетители ресторана не старались, но то и дело бросали в их сторону любопытные взгляды — в нечто прямо противоположное. Они словно перестали существовать для всего остального мира, и в центре этой зоны невнимания находилась ладонь г'ата, над которой завис небольшой бесформенный сгусток, испускавший тусклое белое свечение.
— Спасибо, — и Валерия с огромным сожалением увидела, как исчезает физическое воплощение памяти дорогого ей человека.
Воздействие, которое Дженази оказывал на посетителей ресторана, исчезло, и к чувству потери, которое испытала мать Виктории, добавилось облегчение. Все-таки очень неуютно, когда весь мир перестает тебя замечать.
— Я знала Нолу всего год — это в сто раз меньше того времени, которое я провела с Даном и Регулусом, и уж тем более с Кристианом. Но этот год был очень богат на события. Даже спустя сто лет мне кажется, что мы прожили вместе целую жизнь. Ты ведь знаешь это, да? Во всем этом мире только мы были бы действительно рады ее возвращению. Только ты и я. Мне жаль, что у тебя не получилось.
Дженази ничего не произнес в ответ. Перевел взгляд на небо, усеянное звездами и новой серией огненных фейерверков. Эдельбрасс был одним из многих десятков городов восточной части Центральной равнины Вердиро, которая до сих пор сохранила свое древнее название — Есарва. Так раньше звалось королевство, на нынешней территории которого образовались сразу три республики современной Федерации. Оно распалось еще в те дни, когда был молод Раббен Тоттенгрибер, и с тех пор из года в год все больше отличались друг от друга народы, оказавшиеся по разные стороны государственных границ. Но признаки общего происхождения оставались — во внешности, диалекте, религии, традициях и обычаях. Например, этот фестиваль, который еще сто лет назад проводился во всех городах на несколько сотен километров вокруг. День Памяти. Старый праздник, связанный с легендой о герое, спасшем народ Есарвы. Страже Неба прошлого.
— Пора найти нашу молодежь, — Валерия смирилась с тем, что Дженази решил хранить молчание. — Надеюсь, они за это время не успели попасть в неприятности.
— Ничего, о чем бы стоило беспокоиться, — рассеяно ответил г'ата. Он только сейчас понял, что сто пятнадцать лет назад в Драмбиене тоже отмечали День Памяти.
— Что-то случилось?
Дженази сфокусировал взгляд на Валерии и попытался понять, осознала ли она поразительное совпадение, которому нашлось место в их жизни.
— Просто вспомнил о том, как встретил Нолу в Драмбиене на следующий день после нашего первого боя.
— Помню, как она рассказала нам об этом. Я едва не начала считать ее предательницей.
— Это случилось ровно сто пятнадцать лет назад, — дальше слова дались Дженази с трудом. — День в день. Час в час, — он бросил взгляд на часы над барной стойкой. — Минута в минуту.
— Действительно, — события минувших лет воскресли в памяти Валерии и она уже с другим выражением в глазах посмотрела на окружавший их город. — Только Драмбиен совсем не похож на Эдельбрасс.
— Но только не в этот день, — ответил г'ата. А потом вышел из-за стола, оставляя свою спутницу в одиночестве, и направился к краю открытой площадки ресторана — точно так же, как сто пятнадцать лет назад. Положил руки на кованные прутья ограждения и посмотрел вниз — в точности, как и тогда. Окинул беглым взглядом неспешно текущую по улице толпу.
Пальцы Дженази смяли железо словно нагретый воск, когда третьего «точно так же» не случилось. И он едва сдержался, чтобы не закричать. Или завыть.
***
22:20, 20 июля 899 года, Вердиро, Есарва, территория современной республики Кайлена, Драмбилен.
— Фридрих в ярости, — Ришари сделала небольшой глоток из своего бокала с красным вином, и в очередной раз с осуждением посмотрела на Дженази. Но это осуждение было напускным, ненастоящим. За ним она скрывала свое удивление и непонимание. — Ты в очередной раз упустил последних из дома Лэйт. В который раз? В третий? Начинает напоминать традицию. Что с ними не так, если тебе так трудно их убивать?
Бокал в руке Дженази лопнул и разлетелся в стороны мелкими стеклянными брызгами, совсем немного разбавленными каплями вина — его Гвардеец уже выпил.
— Ты забыла? — он почти рычал. — Десять лет назад мы упустили их вместе.
Ришари вполне спокойно отреагировала на выходку брата, только что-то совсем неуловимое мелькнуло в ее аметистовых глазах. Боль, от которой она старалась отречься. И как и всегда, она поступила так, как считала правильным — сделала вид, что ей не напомнили о страшной ошибке. И пусть это была их общая страшная ошибка, но даже Дженази не имел права заставлять ее вспоминать. Он принял эту новую сторону своей сестры. Надеялся только, что спустя годы они все-таки смогут спокойно поговорить о смерти Винсенты.
— Фридрих требует, чтобы в течение недели в живых не осталось ни одного из этой… Стражи Неба. Или он поднимет вопрос о твой профпригодности, — здесь Ришари позволила себе рассмеяться. — Может оказаться, что ты будешь первым уволенным из Гвардии.
Дженази ответил на шутку кривой улыбкой и жестом подозвал официантку, чтобы она записала на их счет разбитый бокал. Ресторан на плоской крыше самого популярного заведения в Драмбилене оказался не самым удачным местом для обсуждения вопросов, касающихся дел Гвардии, но он просто хотел провести вечер с сестрой. Десять лет он провел в почти полном уединении в своем особняке на Железном Архипелаге, где только она составляла ему неизменную компанию. Только играла при этом скорее роль сиделки. Очень долго между ними не было настоящей откровенности. Приходила в голову мысль, что они уже не так близки, как раньше, и он упустил момент, когда это началось. А Дженази не хотел терять еще и Ришари.
В этот момент ночное небо над Драмбиленом расцвело целой плеядой огненных бутонов, которые стремительно раскрывали свои лепестки всех цветов радуги. Пороха, который в этот день горожане решили потратить на фейерверки, хватило бы, чтобы снести до основания пару-другую крепостей.
Дженази бросил взгляд на часы над барной стойкой и вышел из-за стола, чтобы подойти к металлической ограде, которая должна была предотвратить случайное падение какого-нибудь неуклюжего клиента с крыши четырехэтажного здания. Положил на нее руки и посмотрел вниз, на охваченную праздничным настроением толпу. Драмбиенцы веселились так, словно сегодня был последний день в их жизни. А вот гости города вели себя чуть скромнее. Например, вон та темнокожая девушка — с Судо, по всей видимости. Шурави, которую каким-то ветром занесло на север.
Дженази пару раз моргнул, а потом и вовсе старательно протер глаза. Невероятно, невозможно, но это и правда была она.
«Давай защищать этот мир вместе!»
— Твою Бездну… — выдохнул он тихо сквозь зубы.
— Что, прости? — Ришари уже была рядом, и Дженази стремительно обернулся, загораживая своим телом вид на улицу внизу. Будет настоящим чудом, если сестра не обнаружит цель Гвардии, до которой сейчас от силы метров пятнадцать..
— Передай Фридриху, что я не мальчик на побегушках, — отчетливо произнес он. — Я сам вызвался решить проблему Лэйт, и мне решать, где и когда с ними будет покончено.
Ресницы Ришари взлетели вверх в порыве величайшего изумления, но она быстро справилась с собой и ответила уже не так легкомысленно:
— Хорошо. Я намекну… напомню, что проблема дома Лэйт — еще и твое личное дело.
— А если увидишь Сигурда, то скажешь ему, что если он посмеет вмешаться, я просто убью его.
И Ришари ушла. Дженази убедился в том, что она не встретит по пути Нолу, а когда сестра вышла из зоны, подконтрольной его восприятию, тихо прошептал:
— Наше личное дело, Ришари. Дом Лэйт — это наше личное дело. С каких пор тебе стало все равно?
Сердце г'ата сжалось во внезапном приступе накатившей тоски. Реальность, в которую он вернулся спустя годы эскапизма, оказалась холоднее, чем он рассчитывал. Потому что не предполагал, что сестра стала настолько чужой.