— Ха-ха… — Юрика выдавила из себя нервный смешок. А затем без особых раздумий прыгнула в уже разбитое окно.
«Дядя? Старший брат? Он что, всерьез считает, что я поверю в эту чушь? — ворох мыслей, пронесшихся в голове девушки во время падения, просто сочился сарказмом. — Да мы даже не похожи! Убивают здесь всех направо-налево и думают, что после этого простые смертные станут воспринимать их бред словно откровение свыше? Может, он мне еще про папу-миллионера расскажет, и маму-суперзвезду?»
Мягко спружинив при приземлении, Юрика бросилась прочь от проклятого дома. Узкие переулки Ховина показались ей вполне надежным укрытием от подобных монстров в человеческом обличье, так что дело, по ее мнению, сейчас оставалось только за легкостью ног и великолепным знанием местности. В конце-концов, девушке не впервой убегать и прятаться.
И Юрике это удалось. Нырнув в самые темные дебри трущоб Угольника, и сделав все, чтобы сбить преследователя со следа, она спряталась в подвале полуразвалившегося дома, среди куч бытового хлама и строительного мусора. И не решалась покинуть свое убежище целые сутки, затаившись в нем, словно маленький и очень терпеливый зверек, который будет пережидать опасность столько, сколько потребуется. Голод и жажда в подобных ситуациях — несущественные мелочи.
Это был не первый раз, когда ей приходилось вот так скрываться в темных щелях и норах Ховина, дрожа не сколько от страха, сколько от ярости и бессилия. Дважды Юрика забивалась в угол. Первый раз — три года назад, когда ее банду размазали по асфальту студенты горностоительного колледжа, решившие поиздеваться над беспризорниками. Тогда дело решил инспектор Эспозито. Заставил педагогический коллектив учебного заведения самостоятельно разобраться с распоясавшимися молодчиками. И заодно вернул Юрику в приют, непонятно как найдя ее на чердаке мебельного магазина. Впрочем, у всех носителей фамилии Эспозито в этом городе есть свои таланты. Происхождение обязывает.
Второй раз произошел год назад, когда ей пришлось спасаться от сумасшедшего маньяка с чудовищными физическими дефектами. Он вселил в нее такой ужас, что спасение Юрика увидела только в подземных туннелях под городом, в кромешной тьме. В компании крыс и кого-то еще, не выбирающихся на поверхность даже ночью.
Тогда ее тоже нашел инспектор Эспозито. А вот маньяк, державший город в страхе целых шесть дней, исчез бесследно и в никуда.
Разумеется, размышляя над тем, как ей лучше найти Джина Саргаса, Юрика хотела бы рассчитывать на помощь Эспозито, но это было невозможно — он просто вернет ее обратно в приют. Как всегда.
Тем временем, час за часом уходили в никуда. Она выжидала, дрожа от ярости и бессилия. И с рассветом нового дня решила, что скрываться дальше уже бессмысленно. Конечно, ночью покинуть подвал было бы безопаснее, но тогда она не смогла бы найти необходимую ей помощь у оставшихся в городе друзей.
Ничто не заставит ее вернуться в тот жуткий дом.
Когда Юрика, настороженно озираясь и прислушиваясь, если не принюхиваясь, стала выбираться из подвала, прямо у нее перед носом сверху упало что-то, завернутое в коричневый бумажный пакет. Нырнув обратно и кое-как сладив с бешено участившимися дыханием и сердцебиением, она, трезво оценив свое нынешнее положение (из подвала был только один выход), стала ожидать дальнейшего развития событий.
И оно последовало в виде все того же завернутого в бумагу предмета, который, очевидно, не без посторонней помощи «прыгнул» в подвал. Следом за ним появилась, стуча по обломкам кирпича и бетона, стеклянная бутылка с водой. То, что она не разбилась, было просто нереальным, и Юрика смотрела на нее загипнотизированная, ожидая, что она вот-вот развалится на прозрачные осколки.
— Значит, правду говорят, что наши стеклодувы лучшие в Федерации, — пробормотала девушка, встряхнув головой.
Да, в Ховине были не только шахты.
Юрика осторожно потыкала в сверток обломком какой-то доски. Он был мягким и пах пирожком с мясом.
— Если не собираешься вылезать, то хотя бы поешь, — раздался негромкий голос снаружи. — Мне на тебя смотреть больно.
Еда и вода могли быть отравлены, но Юрика задавила приступ паранойи в зародыше.
— Вы правда мой дядя? — спросила она, опустошив бутылку с водой на треть.
— Правда, — заверил ее голос с проникновенной убедительностью. Дженази говорил приглушенным, сдержанным баритоном с легкой хрипотой.
— Чем докажите? — наступила очередь пирожка. Один только его вид заставлял желудок Юрики подвывать от голода, и она проглотила его, даже не успев ощутить вкуса. К счастью, в свертке был еще один.
Вопрос определенно поставил Дженази в тупик, так как его ответ последовал только через минуту:
— Сейчас я ничем не могу это подтвердить, кроме наличия общих черт внешности. У твоей матери тоже белые волосы и фиолетовые глаза. И я могу назвать ее имя.
— Назовете первое, что придет в голову? — промычала Юрика с набитым ртом. — И я ее никогда не видела, так что откуда мне знать, какие у нее там глаза и волосы?
Вкус пирожка с мясом был восхитителен. И не только потому, что девушка ничего не ела в течение суток, просто узнала стряпню тетушки Розали, державшую собственную пекарню неподалеку. Юрика неоднократно таскала ее выпечку с прилавка.
— Зачем мне это? — удивился Дженази.
— А мне почем знать? — пожала плечами девушка, и с сожалением подумала о том, что самоназваный дядя не положил в пакет что-нибудь еще.
Последовала еще одна непродолжительная пауза.
— Как тебя зовут?
Вопрос Дженази, донесшийся из-за стены, оказался настолько неожиданным, что девушка подавилась уже воздухом.
— Ты там в порядке? — спросил он обеспокоенно.
— В полном… — ответила она, прокашлявшись. И теперь уже настала ее очередь погрузиться в напряженное молчание.
— Вы не знаете, как меня зовут? — выдала она наконец.
— Нет.
— И впервые в жизни меня видите?
— Да.
Юрика снова задумалась, пытаясь понять, что именно она упустила.
— Тогда откуда вы знаете, что я ваша племянница? — задала она вполне резонный вопрос.
— Ты пахнешь, как дочь Ришари — это во-первых. У тебя ее глаза — это во-вторых. В третьих, черты лица, хотя скулы и разрез глаз у тебя со стороны отца.
— Допустим, — Юрика уже стала свидетельницей сверхчеловеческой силы Дженази, так что его слова о сверхтонком нюхе могли быть правдой. — Ришари — это моя мать, да? Кстати, как у нас могут быть одинаковые глаза, если у меня они серые, а у нее — фиолетовые?
— Они были серыми раньше. Как и у меня.
«Все чудесатее и чудесатее,» — Юрика мысленно процитировала древнюю сказку о девочке Лиззе.
— А как зовут моего отца?
Ответ Дженази последовал незамедлительно.
— Не знаю.
Брови девушки слегка приподнялись, но вслух она уже ничего не сказала.
— Почему я оказалась в приюте?
— Не знаю.
— Вы вообще хоть что-то знаете кроме того, что я ваша племянница?
— Вообще или о тебе конкретно?
— Вы издеваетесь?
И снова тишина. Юрике ситуация уже порядком надоела, но сделать она ничего не могла.
— У тебя есть еще один брат, — произнес наконец Дженази.
— И как его зовут?
— Не знаю.
— Идите к черту… — девушка забилась в угол подвала и свернулась там калачиком, спиной к выходу. Когда Дженази спустится за ней вниз, ей не доставит совершенно никакого удовольствия наблюдать за его приближением.
— Послушай, — в голосе самоназываемого дяди отчетливо прозвучали нотки раздражения, — я только-только вернулся из очень долгого путешествия по землям, о которых ты даже и не слышала, и в которое отправился задолго до рождения еще твоего старшего брата. Как его зовут, кстати?
— Джин Саргас. Планета круглая и географию я хорошо знаю. Куда вы отправились, говорите? Только не говорите, что на Внешний Архипелаг.
— Имя ненастоящее, — хмыкнул Дженази. — Именно туда.
— С чего вы взяли? — спросила Юрика, сделав отметку, что слова про Архипелаг — ложь.
— Я был известен под этим именем на Железном Архипелаге.
— Катитесь к черту, — повторила девушка, услышав еще один не устроивший ее ответ. Правда, она не могла не заметить, что уже никто не называет Арбарас Железным Архипелагом — лет пятьдесят как минимум. Все эти Внешние, Железные, Алые Архипелаги — запутаться недолго, вот и провели реформу в образовании. И тут же решила разыграть эту карту.
— Где-где вас называли Джином Саргасом? На каком архипелаге?
— Железном… — ответил Дженази неуверенно. — Ты же сказала, что знаешь географию.
— Географию знаю, Железный Архипелаг — нет.
— Острова между Вердиро и Судо. Большие такие, — терпеливо пояснил Дженази, вызвав у Юрики легкую улыбку. И ощущение слабой растерянности.
— Арбарас. Они называются Арбарас.
После этого Дженази не обращался к ней в течение часа.
— Вы еще здесь? — спросила Юрика, признав наконец, что ведет себя глупо.
— Да.
— Зачем я вам? — устало продолжила она.
— Ты — дочь Ришари.
— Отведете меня к ней?
— Да, — ответ последовал только после краткой паузы.
— Как интересно, — себе под нос хмыкнула Юрика и направиласьнаконец к выходу из подвала. — Кстати, а вы знаете, какой сейчас год?
— 1014-ый? — на ответ Дженази понадобилось секунд тридцать.
— Ага, 19 июня. Пятница.
— Ага, — поспешно подтвердил он.
Юрика наконец выбралась из подвала, отряхнулась, и улыбнулась Дженази во все тридцать два.
— На самом деле — 18 июля и четверг.
***
Судо. 10:10, 18 июля 1014 года, четверг.
Ичиро решительным шагом пересек широкий двор особняка, который не был отмечен ни на одной из карт западного Судо, и мрачно отмечал один за другим признаки полнейшего запустения. Он все еще не сбросил с себя до конца образ респектабельного и успешного Джина Саргаса, и потому с неодобрением смотрел на заросшие газоны, необрезанные деревья и кусты, заброшенные клумбы, неработающий фонтан с водой болотного цвета; жесткую траву, пробивающуюся прямо сквозь вычурную плитку дорожки, ведущей от решетчатых ворот к парадной двери особняка. Ни души вокруг.
«Меня здесь не было каких-то два года… Во что мама превратила это место?»
Уже зная, что никто не выйдет ему навстречу, он потянул на себя тяжелые дверные створки, петли которых, если судить по скрипу, определенно не смазывали еще со времен его раннего детства, и стоически вынес вопиющую картину царства паутины и пыли в холле. Судя по толщине серого слоя на полу, мать Ичиро избавилась от слуг еще в прошлом году.
Тонкий и протяжный плач скрипки донесся до его чуткого уха с верхних этажей здания, и он сразу узнал один из шедевров маэстро Руидо, который так любила играть Мэй. Но она покинула эти стены десять лет назад, так что звуки, которые слышал Ичиро, были просто записью на древней виниловой пластинке из маминой коллекции.
А когда она включала тот дряхлый проигрыватель, разговаривать с ней о чем-либо было невозможно.
Ичиро усмехнулся краешком рта и провел пальцами по расцарапанной щеке. Сегодня его выслушают в любом случае.
Комната, в которой Ришари ожидала сына, находилась на третьем этаже. Просто огромная, с высоким, украшенным лепниной потолком, окном на всю стену, из которого по вечерам можно было наблюдать просто волшебный заход солнца за край Южного океана, и… пустая. Не то, чтобы совсем, ведь в ее центре присутствовал широкий кожаный диван, повернутый к окну, да и проигрыватель, который Ичиро все еще не видел, определенно находился за ним. Просто кроме этих двух предметов интерьера в комнате не было ровным счетом ничего, даже настенных часов и люстры. Только дубовый паркет, голые стены и вид на океан — особняк стоял на краю высокого скалистого обрыва.
Пыли, к слову, тоже практически не было, только совсем тонкий, на первый взгляд незаметный слой. Поразительное явление на фоне всеобщего беспорядка, но ничего удивительного в этом не было, ведь для Ришари эта комната была священной. Ичиро не помнил случая, чтобы она в ней что-то меняла.
— Только не говори, что сама здесь убираешь, — произнес он, выключив проигрыватель и став у окна. Сине-зеленая поверхность океана сегодня была непривычно спокойной.
Ришари, которая до этого момента лежала на диване на животе и, повернув голову, сквозь полуприкрытые веки смотрела на чистое синее небо за фигурным стеклом, процедила сквозь зубы что-то нелицеприятное в адрес сына и стала шарить по полу правой рукой. Очевидно, в поисках своего меча.
— У меня для тебя важная новость, мама, — Ичиро с негодованием отметил про себя ее внешний вид. Белая блузка с пятнами от красного вина и черные потертые брюки — не такой ее привыкли видеть на обложках модных глянцевых журналов. Положение не спасали даже длинные, ниже пояса, прямые серебристо-белые волосы. Тем более, что их в лучшем случае с утра не касалась расческа.
— Сегодня утром на Вердиро я встретил Дженази.
Рука Ришари дрогнула и слегка изогнутый меч с округлой гардой, задетый неосторожным касанием, закатился под диван. Выругавшись, женщина сползла на пол, чтобы достать его оттуда.
— Ты опять испытывал терпение Белгорро? — спросила она хриплым и чуть напряженным голосом — меч не давался ей в руки. — В последний раз он чуть не убил тебя. Если бы не я…
— Это было пять лет назад, мама, — Ичиро поморщился. И постарался не выдать своего удивления отсутствием реакции на новость о дяде. — Я навещал Юрику. Вчера ей исполнилось шестнадцать.
Ришари, чертыхнувшись, поднялась на ноги и, взобравшись на спинку дивана, свесилась головой вниз, пытаясь достать меч уже с другой стороны.
Ичиро покачал головой и отвернулся.
— Я же сказала тебе забыть о ней.
— Дядя нашел ее.
Если бы тяжелый, оббитый кожей диван, свистнув у него над головой, разбил окно и исчез в океанских глубинах где-нибудь между берегом и линией горизонта, он бы не удивился. Его мать была несдержанна в своих эмоциях, об этом хорошо знали посвященные все континента. Но Ришари, подняв наконец меч, упала назад на раритетный предмет мебели, и, прижав клинок к груди — словно любимую игрушку — повернулась спиной к сыну.
Взгляд Ичиро на мгновение задержался на черных лакированных ножнах меча и его белой рукояти. Когда-то клинок принадлежал Дженази, и пролил столько крови, что уже ни одному обряду очищения не смыть с него леденящий запах боли и смерти. И не только запах. Только его мать могла держать это оружие в руках, любой другой же рисковал навсегда распрощаться с той конечностью, пальцы которой посмели сжаться на нем. Ичиро все еще помнил, как по юношеской глупости попытался вытащить его из ножен. Космический холод парализовал его руку на восемь часов, а с правой ладони по сей день не сошел нитевидный шрам.
С тех пор он больше никогда не прикасался к оружию. Любому оружию, созданному человеком.
— Я созываю «Стаю» и возвращаюсь на Вердиро. Уверен, что найдя Юрику, он отправится за Ранмаро, — ярость и страх, переполнявшие Ичиро, на мгновение дали о себе знать неразличимой человеческим ухом дрожью в голосе. — Там я его и встречу.
— Делай, что хочешь, — Ришари было совершенно все равно.
— Юрика, Ранмаро и Виктория приедут на Судо со мной. Как и Валерия. И ты не скажешь ни слова против.
«Ну после этого-то она должна мне хоть что-то возразить,» — мелькнула в его голове беспокойная мысль.
— Удачи, — на этот раз его мать позволила себе нотку сарказма. — А теперь оставь меня.
Ичиро вспомнил про тонкую, едва заметную полоску шрама на левой щеке матери и понял, что на самом деле не так уже и хорошо ее знает. Не проронив более ни слова, взбешенный тем, что она не верит в его силы, он покинул комнату, с трудом избежав соблазна хлопнуть дверью.
***
Вердиро, 10:10, 18 июля 1014 года, четверг.
Инспектор Эспозито вежливо отказался от предложенного ему стула и подошел к окну, чтобы посмотреть на играющих во дворе детей. Увы, но эта безмятежная картина не смогла изгнать страшные воспоминания об увиденном сегодня утром. К тому же воображение, словно издеваясь над ним, нарисовало всех этих мальчишек и девчонок на месте тех, обнаруженных в старом заброшенном доме всего три часа назад.
— Инспектор Эспозито! — Болия Ларса, все еще не услышав обещанных вопросов, напомнила о себе.
— Извините, — мужчина усилием мысли изгнал наваждение из головы и повернулся к директору приюта. — Сегодня у меня очень тяжелый день. Я надеюсь, что хотя бы вы сможете мне помочь.
— Чем именно? — синьора Ларса была не в восторге, находясь в обществе «того самого Эспозито».
— Вы, как директор этого славного богоугодного заведения, должны лучше всех знать, что из себя представляет маленькая синьора Юрика Эспозито, — инспектор не отказал себе в удовольствии понаблюдать за изменившимся лицом Болии Ларсы.
— Юрика Эспозито, инспектор? — судя по тону, директор определенно не спешила сотрудничать.
— Да. Та самая, которая на данный момент находится за пределами приюта. Или это не вы поручили своему секретарю сообщить в городскую жандармерию о ее побеге?
Болия Ларса чертыхнулась — мысленно, но определенно чертыхнулась, инспектор Эспозито был в этом абсолютно уверен.
— Ах, Юрика Эспозито, — градус раздражения в голосе женщины поднялся на пару делений. — Но в таком случае я не понимаю, почему вопрос вообще был обращен ко мне, ведь городская жандармерия и без моей помощи прекрасно знает, что из себя представляет это бедное дитя. Вот вы, например.
— Смею сообщить, что Юрику Эспозито городская жандармерия прекрасно знает именно благодаря вашим усилиям…
Болия Ларса встала со своего кресла и посмотрела инспектору в глаза.
— Не слишком ли много ты себе позволяешь, Просперо? — спросила она ледяным голосом. — Смею предположить, что личные обиды не дают тебе мыслить и оценивать ситуацию объективно.
— Я прекрасно знаю, что значит вырасти среди этих унылых стен под надзором высокомерной себялюбивой старухи, — не сдержался инспектор, совсем не радужные детские воспоминания дали о себе знать слегка не вовремя.
— Мне было сорок, когда ты покинул эти «унылые стены»! Спрашивай, что тебе нужно, или убирайся с глаз моих!
Инспектор поспешил выровнять дыхание и успокоиться.
— Юрика когда-нибудь проявляла склонность к мистическим искусствам?
Болия Ларса позволила себе снисходительно рассмеяться.
— Склонна ли она к мистическим искусствам? Да ты цвет ее волос вспомни! Она без особого труда ломала кости старшим ребятам! Склонна ли она… Более, чем склонна!
Инспектор Эспозито неудовлетворительно покачал головой.
— Меня интересует совсем не ее исключительная физическая сила. Демонстрировала ли она способности изменять температуру тел, к примеру?
— Нет, такого я за ней не замечала. Если она и могла что-то поджечь, то использовала спички.
— Вообще я имел ввиду охлаждение… А могла ли она убить?
Болия Ларса охнула и упала назад в кресло, хватаясь за сердце.
— Господь Всемогущий! Просперо, в чем ты ее подозреваешь?
— Сразу хочу напомнить, что это моя работа, так что не стоит делать из меня чудовище…
— Просперо!
Инспектор тяжело вздохнул и пропустил остальную часть предложения, целью которого было подготовить директора и бывшую свою наставницу к очень плохому известию:
— В убийстве семи человек. И одного из них вы тоже хорошо знаете. Элиот Эспозито погиб сегодня утром, синьора Ларса.
Синьоре Ларса понадобилось время, чтобы полностью осознать услышанное.
— Бедный мальчик… — директор закрыла лицо ладонями и начала медленно раскачиваться из стороны в сторону. — Это все твои коллеги виноваты! Ленивые жирные боровы, что им стоило вернуть мальчика в приют?
На это Эспозито ответить было нечего. И тем более он не хотел говорить о том, что воспитанник приюта вместе с бандой беспризорников совершил тяжкое преступление, о чем жандармы узнали уже после его смерти: в подвале заброшенного дома были обнаружены товары из ограбленной на днях лавки.
— Юрика постоянно крутилась в его компании вместе с детьми из неблагополучных семей. Я подозреваю, что девочка могла повздорить с ними, и во время ссоры непроизвольно высвободить спящие внутри способности. Такое уже случалось.
— Просперо, твою гипотезу я не могла подтвердить или опровергнуть изначально. Зачем ты сюда пришел? Дай угадаю, сообщить о смерти Элиота? Так ты справился со своей задачей. А теперь уходи, я хочу побыть одна.
— Синьора Ларса, я хочу услышать ответ на свой вопрос, — проявить твердость в подобной ситуации стоило инспектору Эспозито немалых усилий.
Болия Ларса с ненавистью посмотрела на невысокого, чуть полноватого темноволосого мужчину, которого лично нашла еще младенцем в корзине на пороге своего приюта сорок лет назад.
— Юрика может убить человека, Просперо. Неумышленно, во всяком случае, — после этих слов она немного успокоилась. — Это мое субъективное мнение. Если хочешь ознакомиться с точкой зрения, противоположной моей, то я могу отвести тебя к Марии.
Инспектор рискнул посмотреть на женщину, на голове которой к утру определенно прибавится седых волос.
— Марии?
— Лучшая подруга Юрики. К слову, она может тебе рассказать о девочке гораздо больше, чем я.
***
Марию инспектор и директор нашли в общей спальне. Она сидела на своей кровати и читала учебник по физике, рядом были прислонены деревянные костыли. Для Эспозито стало неожиданностью то, что девочка — калека.
— Мария, это инспектор Эспозито. Он задаст тебе несколько вопросов, а ты честно ответишь на них, — строго произнесла синьора Ларса.
— Я не знаю, где Юрика, — ответила девочка, не отрываясь от книги.
— Но ты догадываешься, куда она хотела бы пойти, — Эспозито жестом попросил директора не вмешиваться в диалог.
Мария вздрогнула, но продолжила чтение с прежним упорством.
— Она всегда убегала в одну и ту же компанию. В какую, вы и без меня отлично знаете.
— Но ведь она не собиралась яшкаться с ними всю жизнь, не так ли? Она должна была рассказать тебе о своих планах на будущее, мечтах, стремлениях…
Чего она хотела больше всего? Ты сильно поможешь ей, если расскажешь, ведь сейчас Юрика попала в большие неприятности. Возможно даже, что ее жизни угрожает опасность.
Мария не шелохнулась и не подняла головы, но инспектор знал, что сейчас ее взгляд направлен сквозь страницы книги.
— Я не знаю, где ее найти, — голос девочки был тверд. — Но однажды она рассказывала, как искала в Ховине господина по имени Джин Саргас. Синьора Ларса знает о нем больше, чем я.
— Синьора Ларса? — Эспозито обратиться к директору за разъяснениями.
— Если это все, что ты хотел узнать у Марии, то предлагаю вернуться в мой кабинет, — недовольно ответила женщина.
Покидая спальню, инспектор спиной чувствовал взгляд до смерти напуганной девочки, но когда обернулся, она продолжала в той же самой позе нависать над учебником.
О Джине Саргасе директор ничего толком рассказать не могла, а потому посоветовала обратиться к самому Ховино Руну, деловым партнером которого тот являлся. И инспектор Эспозито, уже за полночь возвращаясь к себе домой, не уставал мысленно благодарить старуху — диалог с одним из самых влиятельных людей города оказался весьма информативным.
«Человек по имени Джин Саргас принес новорожденную Юрику в дом Ховино Руна с просьбой поместить ее в приют. Человек по имени Джин Саргас каждый год перечислял в фонд приюта приличную сумму. Человек по имени Джин Саргас не хотел открываться Юрике, хотя каждый год находил повод, чтобы посетить приют и увидеть ее. Его мало волновали ее побеги… Имел возможность следить за ней?»
Эспозито перешагнул порог своего дома и с облегчением сбросил старые потрепанные туфли. Все никак не купит себе новые… Да и плащ пора менять, хотя и не хочется.
«Мог ли человек по имени Джин Саргас убить ребят?» — включая кофеварку, инспектор так и эдак рассматривал эту мысль в своей голове.
«Что я о нем знаю? По сути, ничего. У него белые волосы, и он определенно выходец из аристократической семьи. Ховино Руну неизвестны его адрес и источники, из которых он черпает столь значительные суммы, всегда представленные в виде наличных. Всегда приезжал на такси и всегда один… Существует догадка, что он родом с Судо.»
Эспозито невольно улыбнулся забавному совпадению: лет десять назад, когда торговля с Судо еще была разрешена, в городской кинотеатр попала пленка с фильмом, в котором главную роль исполняла Джина Саргас — прелестная молодая актриса с длинными белоснежными волосами. Возможно, об этом будет не лишним рассказать агенту «Молота», который завтра приедет в Ховин для расследования этого дела. Инспектор передаст ему все собранные материалы и озвучит уже существующие версии произошедшего, а потом отойдет в сторону — преступления, в которых замешаны мистические искусства, должны расследоваться их адептами, из которых «Молот» состоит поголовно.
«Но есть ли у них кто-то столь же сильный, как тот, кто убил ребят? Создать столько нетающего льда из ничего… И ради чего?!»
Когда кофе уже был готов, Эспозито не удержался и пропустил между большим и указательным пальцами трескучий электрический разряд. Самое большее, на что он способен, но даже с этим его едва не взяли в «Молот», потому что на нечто подобного уровня способен каждый сотый человек на планете.
— Юрика, Джин Саргас или еще кто, но убийца — самый настоящий монстр, — пробормотал Просперо и вылил кофе в раковину. Ему следовало выспаться.