12:30, 22 июля 1014 года, понедельник. Федерация Вердиро, республика Нау, окрестности Креслана.
— Жара, — выдохнула Юрика с восхищением и возмущением одновременно, шагнув сквозь дыру в пространстве, созданную дедом. Кенсэй в мгновение ока перенес их на пологий склон горы, покрытой зеленью от подножия до округлой вершины, под яркие лучи тропического солнца, которое резко сместилось вверх по небосклону — еще одно доказательство смены географической широты. И долготы — здесь был уже полдень.
— Море, — возмущение девушки испарилось мгновенно. Склон горы под небольшим углом опускался сразу в сине-зеленые волны, тонкой белой нитью пенящиеся у кромки прибоя и растянувшиеся ровной скатертью до самого горизонта, окаймленного линией серебряных облаков. Слабый ветер оставлял привкус соли на губах, в прогретом солнцем влажном воздухе, казалось, была разлита сама жизнь. Каждый вдох — словно глоток чистой энергии, приближавший тело и разум к состоянию эйфории.
«И кто-то проводит здесь всю жизнь», — подумала Юрика, обнаружив на берегу у подножия горы целый город, струившийся по ее склону почти прямыми улицами из серой брусчатки, белых и желтых стен, красных и коричневых черепиц, к зазубренному причалами серпу гавани, окаймленному многоцветной полосой судов, которым размеры позволяли подойти прямо к пристани. Их более крупные собратья частой россыпью стояли на якоре по всему полумесяцу защищенного от штормов уголка бескрайнего океана.
— Креслан, — произнес Дженази, явно видя этот порт не в первый раз. Перевел взгляд на вершину гор. Точнее, он смотрел сквозь нее, в противоположную от города сторону.
— Давно это было, да? — ответил Кенсэй, смотря туда же. — Лет сто пятьдесят назад. «Сражение при Креслане». Славное было время.
Печальный голос старшего Акаямы свидетельствовал о том, что на самом деле то время славным было только для хронистов, которым только дай волю запечатлеть на страницах хроник события полномасштабных сражений прошлого, в которых тысячи погибших — статистика.
— В город, или сначала покажем детям, что по ту сторону? — спросил Дженази, который уже точно решил, чего хочет в первую очередь.
— Ну, здесь недалеко, — пожал плечами Хоодо. — Малышня, готовы взобраться на эту малышку?
— Ни разу не был в горах и на море, — со сдержанным энтузиазмом ответил Просперо, которому занесение в категорию «малышня» стало ударом по самолюбию. Юрика его понимала, в сорок лет стать снова восемнадцатилетним здорово, но о заслуженном видом прожитых лет авторитете можно забыть. Но он так же, как и другие слышал, о какой седой древности вспоминали бывшие Гвардейцы, и девушка, подумала, что не стоит напоминать, во сколько раз они старше инспектора. Просперо это прекрасно понимал. И да, она тоже в первый раз была и в горах, и на море. И ее тоже задел снисходительный тон деда.
— Почему бы и нет? — Виктория и Ранмаро испытывали схожие чувства.
Подъем на вершину занял полчаса, и мир стал еще больше. Большую его часть заняло море, гора оказалась острием загнутой крюком оконечностью мыса, которой суша цеплялась за его сверкающую водную поверхность. Небо накрывало все практически прозрачным куполом, облака виднелись только по краю на далеко юге, востоке и западе. Стало видно, что находится по другую сторону, к северу от порта, закрытого громадой земли от холодных зимних ветров — зеленая равнина треугольника южного полуострова. Гора оказалась крайней в невысоком хребте, тянувшемся вдоль его западного берега. Самые высокие вершины подпирали край небосвода далеко на горизонте, все к востоку было сравнительно гладким, с небольшой холмистостью зеленых пятен лесов и лугов. И только три пятна ярко выделялись на общем фоне — черно-серо-стальные, с прожилками вездесущей зелени и вкраплениями ржавчины. Руины и обломки чего-то большого, немногим меньше Креслана по площади — каждое из трех пятен, сформировавших у северного подножия горы неправильный, но просто огромный треугольник.
— Небесные Города, — узнал Ранмаро. — Здесь была битва между Гвардией и Великими Домами?
— Еще два города до сих пор на дне моря к югу, лет сто назад убрали последний корпус разбитого корабля — здесь все было усеяно ими, — подтвердил Кенсэй. — Сигурд успел перевезти все самое ценное на Дакиэрро прежде, чем Белгорро создал Федерацию, хотя, если покопаться, можно отыскать немало интересного. Поэтому «Молот» до сих пор охраняет эту территорию, отваживает любопытных идиотов.
— Радиация? — догадался Ранмаро.
— И не только. По-хорошему, без последствий, сунуться туда можем только мы с Дженази. Когда-нибудь Федерация разгребет это безобразие, когда Белгорро воспитает в достаточном количестве сообразительных малых, способных избежать того, чтобы ненароком не взорвать что-то похуже термоядерной бомбы.
— Так что здесь произошло? — Просперо полностью проникся спящим в руинах технологическим ужасом, и ему хотелось узнать, откуда он здесь вообще взялся.
— После того, как мы — Гвардия, то есть — захватили Вердиро, — ответил Дженази, — Небесные Города собрали большую часть своих сил, расположенных над Судо, и выдвинулись сюда, намереваясь создать плацдарм для контрнаступления. Мы двое суток отбивали атаку, но когда они потеряли половину флота и городов, то решили наконец отступить.
— Сколько вас было? — спросила Виктория.
— Восемь Гвардейцев и пара десятков кораблей ренегатов из Великих ДомовБронзлевен, Коккинавье, Амавази и Сатронг. Но они почти не принимали участия в бою, хотя линкор и пара крейсеров свое получили.
— Не слишком трепетное отношение к союзникам, — заметила девушка, соотношение потерь производило впечатление.
— Они подняли руку на своих, — пожал плечами Дженази. — В те дни Великие Дома были сплоченны как никогда за всю свою историю. Общий враг объединяет, хотя люди забывают о том, что сами приложили руку к его возникновению.
— О чем ты?
— О том, что жизнь — сложная штука, — ответил Кенсэй вместо бывшего ученика. — Особенно если ее целенаправленно усложнять.
Его слова отбили у Виктории желание дальше задавать вопросы.
— Сколько людей… погибло? — с трудом спросила Юрика. Перед ней лежали раздробленные кости погибших городов. А города, даже летающие, называются так потому, что это крупные населенные пункты. И в них живет много людей.
Кенсэй задумался. Дженази отвел взгляд.
— Многие спаслись на эвакуационных шлюпках и в задуманных на случай крушения гравибункерах, — ответил наконец Хоодо. — Падение тоже кто-то пережил.
— Сто тысяч, — мрачно и тихо уронил Дженази.
— В битве с Глашатаем мы убили гораздо больше, — зачем-то напомнил ему Кенсэй. Наверное, хотел сказать, что где-то есть могильник по-больше и не стоит принимать так близко к сердцу вид именно на эту ошибку молодости. Забыл только, что это не беседа тет-а-тет, да и г'ата от этого не полегчало.
— Это того стоило? — спросила Юрика. — Это хоть чего-то стоило?
Гвардейцы долго ничего не могли ответить, и все молча смотрели на следы катастрофы более чем столетней давности.
— Да, — неожиданно вспылил ее дед. — И теперь…
— Не надо, — резко прервал его Дженази, почти грубо схватив за плечо. — Не надо, — добавил уже мягче. — Или все это станет действительно напрасно.
Кенсэй в удивлении замер, глядя на него широко раскрытыми глазами. Но потом словно понял, что Дженази хотел ему сказать; посмотрел на Юрику, Викторию, Ранмаро и Просперо.
— Да. Да, верно, — и сник. — Наша вина безмерна, — ответил он уже Юрике и всем остальным. — Не важно, ради чего, убийство все равно остается убийством. Даже если война. Просто победители живут дальше. Мы можем только сожалеть о прошлом и обещать, что это не повторится в будущем. Большее человеку не дано. Верно, Дженази?
Г'ата промолчал. И Кенсэй не выдержал, отвел свой взгляд в сторону. Посмотрел на Просперо и вытащил из внутреннего кармана бумажник. Вручил инспектору со словами:
— Мы не виделись друг с другом больше ста лет, есть о чем поговорить. Отведи ребят в Креслан, на месте разберетесь, где можно остановиться и перекусить. Осмотритесь — город красивый. А потом мы вас сами найдем.
Просперо оставалось только взяться за выполнение поручения. А Юрике, Ранмаро и Виктории — последовать за инспектором. Спорить никто не захотел.
Когда они преодолели больше половины пути к подножию, Кенсэй и Дженази прекратили провожать взглядами их спины и повернулись друг к другу. Ветер сразу стих, и даже гора дрогнула, едва заметно, но обитавшие на ее склонах насекомые встревожились, первыми ощутив неладное — то ли приближавшуюся бурю, то ли землетрясение. Или все сразу.
— Привет, Дженази, — произнес Кенсэй, словно они снова встретились только что.
— Привет, Кенсэй, — ответил г'ата, принимая условия игры бывшего учителя.
— Где твой меч?
— Сломал, — рука Дженази инстинктивно потянулась к поясу и как и всегда нашла только пустоту. Он со странным удивлением посмотрел на ладонь, и сжал пальцы.
— Давно?
— Лет пятьдесят назад. Нет, больше.
— Наверное, славный был клинок. Тот меч, который ты оставил здесь сто пятнадцать лет назад, сейчас у Ришари. Она убила им ребят, но ты и так уже знаешь об этом. Не самая плохая смерть — меч великолепен. Хотя я уже столько раз говорил это… Почему ты не выковал для себя новый?
— Я больше не ношу меч, — ответил Дженази. — Мне он не нужен.
Кенсэй рассмеялся.
— Ты — мечник, Дженази. Ты был им, им и останешься. Признай, прошло пятьдесят лет или больше — и тебе все равно не хватает клинка под рукой. Каким бы сильным ты не стал, без меча ты… незавершенный, — Кенсэй произнес последнее слово медленно, наклонив голову набок, словно пробуя получившуюся фразу на вкус.
— Я не хочу становиться прежним, — нахмурился Дженази. — Ни тем, которым ты знал меня, ни тем, каким ты меня не видел.
— Может быть, это и к лучшему? — усмехнулся Акаяма. — Сколько всего славных клинков ты сломал или потерял?
Дженази прикинул что-то в уме.
— Пять.
— Иные клинки передаются из поколения в поколение.
— Мои были не так хороши. А эти до сих пор с тобой, — г'ата кивнул на изогнутые мечи в красных лакированных ножнах на поясе Кенсэя. — Алый Рассвет и Багровый Закат. Работа господина Бете Батео. Почти двести лет прошло, а на них до сих пор ни щербинки?
Кенсэй снял один из мечей с пояса и бросил Дженази. И в тот миг, когда пальцы г'ата сомкнулись на ножнах, он полностью преобразился. Акаяма сразу почувствовал это: пусть Дженази ни на миллиметр на сдвинулся с мечом в руке, тень прикосновения холодной стали уже легла на шею, и как понять, отвалится голова через секунду или нет?
«Нет, — мысленно покачал головой Акаяма, глядя в фиолетовые глаза Дженази, которые уже видели, как именно будет нанесен смертельный удар. — Пока в моей руке меч — нет».
Хищник со стальным клыком, которым на пару мгновений вновь стал г'ата, с неудовольствием отступил, оттесненный добряком, которым настойчиво прикидывался Дженази. Лезвие Алого Рассвета на треть покинуло ножны, чтобы позволить оценить общее состояние клинка. Которое было превосходным, и Дженази со стуком гарды об устье ножен задвинул клинок обратно.
— Мастер был бы доволен.
— Может быть, он до сих пор жив, — возразил Кенсэй. — Мы ведь так ни разу и не вернулись на Эко.
— Ты так и не посетил Внешний Архипелаг? — удивился Дженази.
— Нет, — ответил Акаяма. — Если бы я сделал это, то уже не смог бы вернуться обратно. Ты ведь сам помнишь — это лучшее место в мире. Помнишь, как мы впервые встретились? Помнишь время, когда мы просто плавали от острова к острову? Я до сих пор считаю то время самым лучшим. Золотые дни…
— Да, — произнес Дженази и с тоской посмотрел на восток. — Архипелаг — лучшее место во Вселенной.
***
8 января 818 года. Внешний Архипелаг, острова Дгаен, остров Эко.
Кенсэй мягко приземлился на белый песок широкого пляжа, окаймлявшего неровный овал острова к югу от центра архипелага Дгаен. Путь сюда занял целый месяц, и ожидания совпали с реальностью лишь частично — Эко был не совсем таким, каким он его себе представлял, услышав рассказ о двуглавом спящем вулкане практически в самом сердце цивилизованного мира, склоны которого покрыты джунглями и полями риса высшего качества; этот рис был настолько дорог, что, по слухам, местные за всю жизнь не пробовали и зернышка, предпочитая им торговать, а не есть фактически чистое золото; но это была сущая глупость — Эко процветал благодаря своим кузнецам, а не рису, их мечи ценились так высоко, что создатели могли позволить себе питаться и золотом.
Спящий вулкан был больше похож на две горы-близнеца, которые заснули так давно, что уже вряд ли когда-нибудь проснутся. В отличие от многих других островов Архипелага, бояться внезапного извержения кузнецам не стоило.
«Сердце цивилизованного мира» оказалось понятием только географическим, на архипелаге Дгаен не было больших городов, храмов и замков, как в островных империях Тцу-Бао, Кейдо и Хунушу, или княжествах острова Черных Мечей. Или союзных городах-государствах Серебряного Пути. Или… Собственно, практически во всех уголках необъятного Архипелага, где уже успел побывать Кенсэй, признаки бренного процветания ремесленников и торговцев были куда отчетливее и явственнее. Даже на его родном острове поселение было больше, а архитектура изящнее, чем здешних островах, и Эко оказался едва ли не самым невзрачным из них. Он и правда был покрыт джунглями и полями риса, но последние были всего-лишь редкими пятнами, способными прокормить разве что эту большую деревню, приземистые дома которой были рассыпаны по южному склону правой горы-близнеца Эко. Качество риса, наверное, так же было преувеличено. Единственное, в чем Кенсэй остался твердо уверен — в том, что здесь куются одни из лучших мечей Архипелага. Он лично видел больше десятка из них в руках князей и военачальников. Но завладеть превосходным клинком простым и быстрым путем мешала принадлежность к Первому Дому Акаяма, от которого Кенсэй пусть и отрекся, но все равно не собирался создавать ему репутацию семьи, воспитавшей беспринципного убийцу. К тому же ходил слух, что мечи острова Эко таким долго не служат и признают только воинов, которые получили их из рук кузнеца.
Деревня на склонах вулкана была не единственным поселением на острове, лодка Кенсэя причалила к берегу, вдоль которого растянулись полосой на удивление добротные рыбацкие хижины. И это стало доказательством того, что остров действительно процветает, ведь даже в самых богатых империях Архипелага простые рыбаки кроют крыши соломой или пальмовыми листьями, а не деревянной черепицей.
Последней каплей стал полуседой, но совсем еще молодой полуголый бедолага без проблеска сознания в глазах, сидевший прямо на песке и мычавший что-то под нос. Он только и мог, что проводить свои дни на берегу, встречая приплывающих на остров гостей, и никому не мог принести никакой пользы, но сандалии у него были добротными, хотя и поношенными. И раз они до сих пор на нем, то на Эко нет ни бездельников, ни отчаявшихся, чтобы на подобную роскошь позариться.
— Спокойного моря тебе, добрый человек, — приветствовал Кенсэй полоумного, и попрощался с рыбаками, доставившими его на остров. Группа встревоженных местных рыбаков уже ожидала неподалеку — лодку они заметили издали и собирались приветствовать гостей первыми, но Кенсэй был в воинском кафтане без знаков клановой принадлежности, и они поостереглись приближаться, оставив за ним право сделать первый шаг. То, как он повел себя с местным дурачком, рыбаков успокоило, но за подмогой они на всякий случай в деревню позвали.
— Спокойного моря всем вам, добрые люди Эко, — радушно приветствовал Кенсэй быстро растущую толпу любопытных с гарпунами, веслами и сетями, которыми никто не угрожал. Просто намекали, что если что не так, мечи одинокому задире не помогут.
— Попутного ветра одинокому страннику, земля Эко рада твоему мечу, — выступивший вперед седобородый крепко сложенный рыбак приветствовал Кенсэя сдержанно, но согласно традиции, которая помогала красноречиво объяснить гостю, чего ему следует ожидать.
— Мое имя — Кенсэй, и я наслышан о великом мастере Бете Батео и его клинках. Кто скажет мне, как его найти?
— Ты хочешь купить у него меч? — спросили у него прямо. Кенсэй не был похож на человека, у которого водилась требуемая для этого сумма, так что ситуацию следовало прояснить на месте.
— Мечи, — поправил Кенсэй рыбака, и уже поняв, что все на этом острове — одна большая семья, вытащил из внутренних складок кафтана кожаный кошель. Открыл и продемонстрировал радужный перелив драгоценных камней.
— Тебе повезло, мастер Батео сегодня-завтра закончит работу над заказом князя с острова Вуйджо. Его люди ждут этого на нашем острове уже три недели. Они стали лагерем возле дома мастера, так что будь осторожен — эти бездельники не трогают никого только потому, что Эко под защитой князей Дома Ким, но ты не один из нас. Напав на тебя, они оскорбят только мастера Батео, а не их светлости.
— Спасибо за предупреждение, — искренне поблагодарил Кенсэй.
— Ло, отведи мастера Кенсэя к мастеру Бете, — к огромному удивлению добровольного изгнанника Акаяма рыбак обратился к полоумному. Тот что-то промычал нечленораздельно и поднялся с песка, сразу направившись в сторону западной вершины горы Эко.
— Следуй за Ло, мастер Кенсэй, — сказал ему рыбак, добродушно улыбаясь. — Он знает дорогу.
Ло дорогу и правда знал. Кенсэй подозревал, что полоумный забыл о нем сразу, как только он пропал из его поля зрения, но на развилках тропы сквозь джунгли поворачивал не задумываясь, и через два часа они оказались на лишенном растительности ровном участке горного склона, довольно большом, чтобы на нем разместился дом и сад, и еще место осталось — напротив жилья кузнеца был разбит большой шатер из серой парусины. Между шатром и домом остался пустой участок, на котором к моменту появления Кенсэя выясняли отношения больше десятка людей.
— Ты не веришь слову его светлости? — воин в деревянных доспехах навис над стариком в фартуке кузнеца и повязанном на голове платком. Громила был в ярости, кузнец — совершенно спокоен, хотя за его спиной стоял только безоружный парень, а не восемь солдат князя Вуйджо.
— Я поверил вашему обещанию, что всю сумму привезут к тому моменту, когда я закончу работу, — ответил старик. — Правила кузнецов Эко просты. Нет всей суммы — нет меча.
Воин бросил под ноги Бете Батео горсть камней куда большего качества, чем принес с собой Кенсэй.
— Ты думаешь, что мой господин не может позволить себе заплатить еще столько же, старый дурак?
— Почему же, охотно верю, но теперь ему придется заплатить в сто раз больше, — Батео рассердился на выходку воина. — У кузнецов Эко есть гордость, и ты только что оскорбил всех нас.
Воин позади командира поспешил прошептать ему что-то на ухо и тот задумался.
— Прошу прощения, мастер Батео, — извинился он и стал на колени, чтобы лично подобрать им же брошенные камни. — Я недостойный ваше гнева глупец, и мой господин накажет меня за мою дерзость. Мы дождемся корабля, который доставит вторую часть суммы, и только тогда заберем мечи.
— Ты хочешь, чтобы я так просто простил тебя? — черты лица Батео смягчились, но хмурое выражение на нем сохранилось. — Будь ты слугой любого другого господина, так и было бы, но мне известно, что князь Вуйджо нарушил свое слово однажды, и предал дом Су. И во время работы над мечами сомнения не покидали мое сердце. Правильно ли я поступил, приняв от него заказ? И теперь вижу, что нет, мне следовало ему отказать. Верни ему камни, воин, и передай, что дом Кшану недостоин клинков острова Эко.
Громила прекратил собирать драгоценные камни и поднялся с колен, уже собранные снова посыпались на землю.
— Раз так, то я просто заберу мечи. Вот половина суммы, вторую привезут позже, — и дал жестом указал подчиненным на дом кузнеца. — Найдите мечи, только аккуратно.
Парень, стоявший за спиной Бете Батео, вышел вперед, и Кенсэй наконец получил возможность его толком рассмотреть. Удивился слегка — не ожидал встретить чистокровного гемини в этой части Архипелага. Местные островитяне были результатом многовекового смешения крови яо из северо-восточной его части и гемини из юго-западной и давно уже стали отдельными народами — коренастыми и ширококостными, с овальными лицами и жесткими волосами; от яо им достались чуть раскосые глаза со складкой и выступающие скулы, от гемини — квадратные подбородки. Подручный кузнеца был среднего роста и худощавый, даже слишком, но с широкими плечами и прямой спиной; на отряд солдат он смотрел прямо, с угрозой, и те даже замерли на мгновение — на прямоугольном бледном лице, обрамленном длинными волосами, не было ни капли страха. Наверное, немаловажным был и тот факт, что волосы были седыми и отливали серебром под ярким солнцем, а глаза — цвета аметиста. Сама собой приходила мысль, что такой человек не может не обладать мистической способностью, а то и вовсе быть чародеем.
Но солдаты Вуйджо пробыли здесь три недели и, похоже, знали, что гемини не воин и не маг.
— В сторону, щенок, — рыкнул громила, отодвигая парня в сторону. И сам отлетел от него на пять шагов, сбив своим телом стоявшего за спиной бойца.
— Вы решили развязать войну с домом Ким? — спросил парень невозмутимо, словно только что отправил в полет мешок с соломой, а не солдата в полной экипировке.
— Никто не станет начинать войну из-за обиды старого дурака и переломанных костей его подмастерья, — ответил предводитель солдат Вуйджо, поднимаясь на ноги и недобро улыбаясь. — Цена за мечи будет уплачена.
Получив приказ не обнажать оружия, солдаты Вуйджо бросились на необычного гемини всем скопом и после непродолжительной борьбы скрутили по руками и ногам, прижав к земле. Чтобы удержать его, потребовалось шесть облаченных в доспехи мужчин, еще двое были готовы в любой момент прийти на помощь товарищам.
— Силен, — пропыхтел один из них.
Кенсэй подумал, что сейчас самое время вмешаться, и собрался было выйти из-за скрывавшего его куста, но его остановила рука Ло. Полоумный предостерегающе мычал и не собирался отпускать полу его кафтана.
— Эй, там нужна моя помощь…
Раздался вопль бойца Вуйджо. Кенсэй обернулся и увидел, что парень впился зубами в его кисть, защищенную кожаной перчаткой. И судя по крику, если и не прокусил ее, то сжал челюсти так сильно, что кости треснули.
Освободив правую руку, подручный Батео ударом кулака вывел из строя еще одного солдата, головой нокаутировал другого, удерживающего левую. Оставалось сбросить еще троих, пока остальные не опомнились, и парень с этим справился, продемонстрировав потрясающую гибкость позвоночника и скрутив тело едва не на половину полного оборота и при этом согнуться в поясе, чтобы дотянуться до противника. Зацепился пальцами за стальной край шлема бойца и потянул на себя, стряхнул с ноги его соседа, оттолкнулся и все вчетвером дружно покатились по земле, собирая пыль. Когда движение тел прекратилось, на ноги поднялся только парень — солдаты остались лежать у его ног.
Кенсэй одобрительно присвистнул: гемини знал приемы сразу нескольких школ боевых искусств. Мог бить любой предназначенной для этого частью тела, исполнял броски, захваты и вовсю использовал вес противника против него же. Бой с ним был похож на попытку схватить и удержать лавину или селевой поток, потому что хоть у него и не было боевого опыта — это было хорошо заметно, как и отсутствие отточенной завершенности приемов — но проблему решали звериная ярость, инстинкты, невероятная сила и гибкость. И полная невосприимчивость к боли.
Вуйджо осталось трое, в том числе громила-командир. Который нарушил обещание не проливать крови и обнажил меч. Подчиненные последовали его примеру. Парень осмотрелся по сторонам в поиске подручного оружия и схватил поданную ему стариком метлу.
— Осторожнее, — предостерег его Батео.
Громила медленно, шаг за шагом, приближался к парню, занеся меч над головой, пока двое других заходили с флангов. Гемини дождался, пока тот, что справа, на полшажка опередит напарника и командира, и со всей силы ударил метлой по выставленной вперед деревянному щиту. Связанные в пучок прутья разлетелись в стороны, древко изогнулось дугой — и не сломалось. Первого из оставшейся троицы Вуйджо смело.
Кенсэй проводил взглядом улетевшее тело и снова присвистнул. Траектория полета обрывалась где-то в зарослях джунглей в двадцати шагах от дома кузнеца.
До громилы наконец дошло, но бежать было поздно. Удар деревянной палки, из которой следовало бы сделать боевой шест или копье, а не метлу, оставил в его руках рукоять с обломком лезвия длиной в два пальца и только задел стальной шлем — воин успел пригнуться. Но ремешок, удерживающий шлем на голове, лопнул, и он слетел, кувыркаясь в воздухе и разбрасывая солнечные зайчики своей лакированной поверхностью. Голова осталась на месте, но постояв немного, командир Вуйджо покачнулся, а потом бревном рухнул на землю.
Последний солдат не стал досматривать картину падения своего предводителя и кабаном ломанулся в зеленые заросли. Его не преследовали.
Ло отпустил Кенсэя и первым покинул их общее укрытие, направившись к подмастерью Батео, который стоял среди поверженных противников и ждал, не поднимется ли кто из них. Вуйджо даже не стонали, но парень все ожидал подвоха, и когда полоумный подбежал к нему, посмотрел на него таким диким взглядом, что Ло испуганно замер на полпути.
— Это ты, — седой гемини узнал местного дурачка и расслабился. А потом глубоко втянул воздух носом, прислушался и неожиданно спросил, глядя прямо на Кенсэя, скрытого зарослями:
— Кто с тобой?
Кенсэй понял, что его обнаружили, и решил наконец показаться. Вышел на открытое пространство, демонстрируя пустые ладони, и издали представился:
— Мое имя Кенсэй, вольный мечник Архипелага. Меня привела к вам слава о мечах мастера Бете Батео.
Парень внимательно осмотрел его с ног до головы, взгляд задержался дважды — на парных клинках на поясе и нехарактерных для яо светлых волосах. Кареглазые блондины крупного телосложения были среди них редкостью.
— Кенсэй — всего-лишь прозвище, — произнес кузнец, подходя ближе. — Как твое настоящее имя, воин?
— Это мое единственное имя, — покачал головой мечник. — И его достаточно, потому что это имя первого меча Архипелага.
— Громкие слова, — усмехнулся Батео, но Кенсэя это не смутило.
— Я думал, что на Эко найду лучшие клинки, выкованные человеком…
— Тогда тебе следовало отправиться на Красную Гору, — кузнец был польщен его словами, но предел своего мастерства осознавал.
— Ее мечи куются только для Акаяма, — ответил Кенсэй недрогнувшим голосом. — Но дело не в этом. Только что я понял, что мне больше не нужны и ваши клинки, мастер Бете Батео. Мне нужен ученик, и я нашел его. Парень, как твое имя?
— Дженази, — ответил тот, с изумлением взирая на самопровозглашенного учителя.
— Я увидел, с каким удовольствием ты размахивал своей метлой, Дженази. Я научу тебя, как держать в руках меч.
— Ему хватит и метлы, чтобы отмутузить тебя, — вскипел Батео, осознав, что у него самым наглым образом сманивают ученика. — Сынок, воткни ему ее в задницу.
Кенсэй снял с пояса мечи и обнажил один, как бы случайно ослепив кузнеца солнечным зайчиком. Воткнул в землю и повесил на рукоять кафтан, оставшись в рубашке. В руках у него остались только ножны.
— Я просто покажу, что можно сделать только ими, — пояснил мечник. — Готов?
Дженази покрепче сжал деревянный шест, но через мгновение его все равно выбило из рук, а обитый бронзой конец ножен замер у виска парня, остановленный в самый последний момент.
— Вот и все.
***
Обязанность проводить к кораблю князя Вуйджо его людей взял на себя Кенсэй. Постанывая и прихрамывая, они не протестовали против его компании, и даже соизволили ответить на пару его вопросов. Громилу-командира звали Шуо Бхон, а его господина — Кшану Луо, который был главой своего дома и князем острова с населением в пятьдесят тысяч душ к западу отсюда. Под властью дома Ким, защищавших Эко, находилось десять островов и сто тысяч человек. Дом Су, о котором Бете Батео упомянул, владел тремя островами к югу. Узнавать у Бхона подробности истории, в которой князь Вуйджо предал доверие дома Су, Кенсэй не стал — громила знал, что провал с мечами дорого ему обойдется, и был мрачнее тучи. И от того, в каком свете он все представит, будет зависеть, чего лишится — чести, жизни или части тела. И что будет, если кузнец сообщит о происшествии Киму, а тот напишет гневное письмо? Войны начинались и из-за меньших пустяков, потому что правителям важен не нанесенный ущерб, а сам его факт или всего-лишь намерение его причинить.
Выразив свое сочувствие, Кенсэй проследил за тем, чтобы все воины погрузились на корабль, который ждал их в небольшой бухте в незаселенной части острова, и долго провожал взглядом его треугольный парус. Размышлял над вероятностью своего вовлечения в водоворот местных событий.
Сзади раздался треск ветвей, и на берег, тяжело дыша, выбрался тот самый солдат, которого Дженази обратил в бегство. При себе он сохранил только кинжал, и застыл в оцепенении, обнаружив, что товарищи бросили его на этом острове. Скорее всего, не заметили, что одного не хватает…
Кенсэй сочувственно похлопал его по плечу.
— Бывает, парень, бывает, — и отправился назад.
***
Вернулся к дому кузнеца он только к вечеру.
— Любовались видами нашего острова? — вежливо поинтересовался Бете Батео, встречая его на пороге. Сняв свой фартук и облачившись в домашнее, он удивительным образом преобразился, разом растеряв суровость мастера своего дела, и превратился в радушного хозяина, счастливого присутствием гостя под своей крышей. Его жена встретила Кенсэя уже в доме, возле накрытого стола, рассчитанного на четверых — приятная пожилая женщина с мягкой улыбкой. Ее волосы были собраны в пучок и закреплены серебряными шпильками с крохотными рубинами.
— Д-да, чудесное место, — Кенсэй не стал признаваться, что заблудился на обратном пути и долго блуждал в джунглях на склонах горы. — А где Ло? — он не раз вспомнил о полоумном с компасом в голове, пробираясь сквозь густые заросли, и теперь ему было интересно, куда он подевался.
— Бедняга вернулся домой, — со вздохом ответил Батео. — Он сын моего старого друга, которого Небо наказало за неведомые прегрешения. Я отправил Дженази проследить за тем, чтобы с ним ничего не случилось. Он скоро вернется.
— Откуда он? — спросил Кенсэй. — Дженази.
Батео посмотрел на него с хитринкой во взгляде.
— С чего бы мне рассказывать это человеку, который отказывается признаться, кто он и откуда?
— Мое имя — Кенсэй, и я стану первым мечом Архипелага, — с достоинством ответил воин. — Это все, что нужно знать лучшему кузнецу Архипелага.
— Тогда первому мечу Архипелага достаточно будет знать, что Дженази — все еще ученик лучшего кузнеца Архипелага, — улыбнулся Батео. — И если он все же согласится обучаться воинскому мастерству, тогда и задашь ему этот вопрос лично.
Кенсэй тяжело вздохнул.
— Вы обещаете, что никому не раскроете мое прежнее имя?
— Обещаю, — торжественно подтвердил кузнец.
— Я — Хоодо из Первого Дома Акаяма, — на одном дыхании, резко выпалил Кенсэй и опустил взгляд.
Бете Батео умолк, сел за стол и долго-долго пристально рассматривал Кенсэя.
— У тебя, должно быть, была веская причина, чтобы оставить Красную Гору? Легенда гласит, что Акаяма не должны покидать Камни Шабаку.
— Потому что только там они смогут защитить Архипелаг, когда наступит час великой тьмы… Что за тьма, когда этот час наступит — никто ясно сказать не может, а тем временем сотни моих братьев и сестер сидят на клочке суши и днями напролет машут деревянными мечами, распевая песни на непонятном никому языке. Я раскрою вам, мастер Батео, еще одну причину, по которой мне так нужен Дженази в качестве ученика, и это станет моей платой за ваше благословение. Один из самых больших секретов Первого Дома Акаяма.
Бете Батео даже привстал со своего места, сразу став похожим на старого охотничьего пса, почуявшего добычу. Знания Первых Домов стоили много.
— И что же это?
Кенсэй закрыл глаза, вспоминая образы родного дома.
— Острова Дома Акаяма названы Камнями Шабаку, потому что были созданы человеком с таким именем в дни великой катастрофы, преобразившей мир. Это он приказал моим предкам всегда быть готовыми к большой беде, и даже оставил точную инструкцию главе Дома, моему прадеду, который уже четыреста лет медитирует на вершине Красной Горы. В одной из ее пещер есть изображение Шабаку — он был великаном в два человеческих роста, с белыми волосами и фиолетовыми глазами. Дженази ростом не вышел, но в остальном… Похож. И беря во внимание его силу, я уверен, что он и Шабаку одной крови. Согласитесь, мастер Батео — я, рожденный в Доме Акаяма, смогу обучить его большему, чем вы.
Бете Батео задумался и посмотрел на жену, которая все это время просидела, не проронив ни звука, слушая беседу мужчин. И понять, что она думает, было невозможно — таким спокойным было ее гладкое, лишенное морщин лицо.
— Что скажешь, Тома?
— Решение примет Дженази. Но перед этим посоветуется с Богиней.
— Богиня? — не понял Кенсэй.
Бете Батео улыбнулся.
— Кузнецы острова Эко никого не боятся вовсе не потому, что Дом Ким оказывает нам свое покровительство. Завтра утром Дженази отведет тебя к ней. Если захочет.
***
Дженази разбудил Кенсэя за час до рассвета. Тома Батео разместила гостя в комнате на втором этаже, и ученик кузнеца вошел в нее так тихо, что воин услышал его, только когда он подошел вплотную к кровати.
— Сказать, что согласен стать моим учеником, можно было и попозже, — пробормотал Кенсэй спросонья, и окончательно проснулся.
— Я еще ничего не решил, — ответил Дженази. — Мне нужно посоветоваться с настоящей покровительницей этого острова, а для этого она должна вас увидеть.
— Смутно улавливаю логику… Ну, веди тогда.
И Дженази отвел его к трещине в скалистом обрыве северного берега острова. Идти к ней пришлось по камням, на которые в ритме размеренного человеческого дыхания накатывали прохладные морские волны, иногда по пояс в воде. Будь прибой сильнее, и на подобную прогулку согласился бы только самоубийца или обладатель сильных мистических способностей, но в эту ночь хватало и обычной физической подготовки. И удачи, которая не позволит подскользнуться на мокром базальте и размозжить себе голову.
Трещина была входом в узкое ущелье, дно которого было непроходимым совершенно из-за бурлящего потока, которым море врывалось в столько ограниченное пространство и с силой било о камни. Дженази выбрал точкой опоры уступы на каменных стенах, мокрых от соленых брызг, и задерживался на них ровно настолько, сколько требовалось для толчка к следующему прыжку. Кенсэю оставалось только надеяться на то, что результаты встречи в конце этого пути оправдают затраченные усилия.
Ущелье становилось все уже, и вскоре его стены сомкнулись над головой; поток воды не стал слабее, наоборот, и за века прорезал себе путь в твердой вулканической породе, вонзившись глубоко в камень. Под ногами стало сухо, и в пещеру они уже спокойно вошли. Огромное сферическое пространство, высеченное в скале самим временем, было заполнено мраком и соленым морским воздухом, из центра выгнутого линзой пола доносился спокойный плеск волн, отраженный многократным эхом от базальтовых сводов. Кенсэй сложил ладони ковшиком, прошептал-выдохнул на них слова из языка Забытых Богов — и вспыхнуло пламя, золотое и мягкое. Огонек уверенно трепетал в его руках, пока не забился, словно чье-то сердце, и не взлетел вверх в форме певчей птицы, освещая своды пещеры.
— Вы — чародей, — произнес Дженази, наблюдая за полетом мистического создания. — Не встречал вас раньше.
— На Архипелаге хватает чародеев, — пожал плечами Кенсэй. — Правда, я сильнее многих из них.
— Почему вы сразу не сказали об этом? — удивился парень.
— Потому что ты не можешь стать чародеем, — ответил Кенсэй. — И эти знания для тебя по большей части будут бесполезны. Так где твоя покровительница острова?
— Она прямо перед вами, — ответил Дженази, глядя на естественный бассейн в центре пещеры.
По темной воде пошла сильная рябь, прозрачные капли отрывались от поверхности и зависали в воздухе, чем ближе к центру бассейна, тем выше. И начали притягиваться друг к другу, формируя хаотическое подобие женской фигуры. Капли вращались по причудливым траекториям, сливались в более крупные образования непостоянной формы, которые увеличивались, уменьшались или вовсе рассыпались водной пылью, чтобы превратиться в нечто новое, порой геометрически правильное, но настолько мимолетное, что оставалось только ощущение абсолютного порядка в этом воплощении водного хаоса. И смотреть на это можно было бесконечно. Не потому, что так сказано в известной поговорке про текучую воду, огонь и постороннее трудолюбие, а потому, что сами образы, в которые складывались капли, пробуждали что-то в глубинах человеческого сознания. Казалось, что наблюдая за ними, впуская в себя, концентрируясь, можно раскрыть тайны Вселенной, над которыми веками бьются мистики и математики. Перед Кенсэем предстала магия, но не та, которой он мог пользоваться по милости Забытого бога, а нечто фундаментальное, то, что лежит в основе всего и объясняет существование чего-то настолько одновременно чуждого и близкого человеческой природе.
— Госпожа Мирия, — Дженази представил Кенсэю ярмиру, но чародей услышал его лишь краем сознания, загипнотизированный водным хаосом, обладающим разумом.
— Акаяма Хоодо, — Кенсэй против воли назвал имя, данное ему при рождении. Мирия притягивала к себе внимание так сильно, что весь остальной мир переставал иметь значение, становился чем-то нереальным и несущественным. В облике ярмиры заключалась скрытая истина, обнаженная и расшифрованная разумным созданием с неподдающейся обычной логике мышлением, и играть с ней в игры, в которых видели смысл люди, проводя повседневную жизнь в общении и заботах, было попросту невозможно.
Мирия на несколько мгновений приняла относительно стабильную форму, наиболее четкую в области головы и с максимально детализированными чертами лица. Они плыли, меняясь, так что невозможно было вспомнить, каким был ее облик секундой назад, но общая идея сохранялась неизменной, представляя отражение тысяч прекрасных женщин в расцвете юности, ни одна из которых не жила под небом этого мира. Все они были плодом чьего-то воображения, и Кенсэя озарила догадка, что многих из них мог представить и он сам. Возможно, даже видел в своих снах. Это испугало его, и чародей попытался отвести взгляд, чтобы сбросить наваждение. Заподозрил, что если будет смотреть на ярмиру слишком долго, его сознание просто растворится и исчезнет.
— Здравствуй, Хоодо, — голос Мирии мелодичным эхом отразился от сводов пещеры, но вовсе не поэтому Кенсэй не смог его запомнить и воспроизвести в памяти. Он был идеальным, как тот, что звучит в голове мыслящего человека. Только голос ярмиры был женским; чародей был уверен, что другие мужчины услышат иное звучание, и общим будет только одно — ощущение, что слышишь часть самого себя.
— Не обращай внимания на мою форму, — продолжила Мирия. — Я знаю только то, что она отражает в себе сознание всматривающихся в меня людей. Это бывает опасно, и я не желаю этого, но такова моя природа.
— Я еще не встречал ярмиров, подобных вам, — ответил Кенсэй, тронутый искренностью Мирии. — Мне даже показалось, что…
— Я храню тайны Вселенной? — изменчивое лицо ярмиры улыбнулось. — Это не так. Я знаю только то, что позволено мне моими возможностями. Например то, что ты хочешь забрать с Эко Дженази.
— Хороши возможности…
— Вся несвязанная вода на острове — мои глаза и уши, — пояснила Мирия. — Я редко покидаю эту пещеру, и общаюсь лишь с теми, кто способен прийти сюда. И недолго. Мне тяжело дается беседа с людьми, так что вернемся к нашей проблеме. За восемьсот лет моей жизни Дженази первый, чье присутствие я могу вынести в течение часа. Он дорог мне, и я хочу быть уверена, что с ним ничего не случится за пределами Эко. Ты достаточно силен, чтобы защитить его?
— Да, будь уверена, — твердо ответил Кенсэй.
— Докажи, — слово произнесла не Мирия, а словно сама пещера. — Продержись против меня… минуту.
Тело ярмиры ударило гейзером в свод пещеры, но не коснулось его, разлившись по всему пространству внутри каменных стен. Стало парящими в воздухе каплями воды, передвигающимися по тому же принципу, что и в ее человеческом облике.
— Двести лет назад госпожа Мирия утопила целый флот, который пытался захватить Эко, — произнес Дженази не предупреждая, а просто сообщая факт. — С тех пор остров никто не трогает.
— Я тоже так могу, — ответил Кенсэй, но без должной уверенности. — Утопить флот.
— Тогда вам нечего бояться.
— Э-э… да.
Руби воду сталью было бесполезно, поэтому чародей даже потянулся к ним и сразу обратился к ожидающему его за Вратами Забытому богу:
«Баад-Бор-Ксон! Мне нужна вся твоя сила».
«Цена?»
«Если откажешься, я навсегда забуду твое имя».
«Это ультиматум!»
«Да».
Ярость Забытого бога огня была безмерной, но Кенсэй выстоял и не отвернул взгляда от его нечеловеческого лица. Он поставил на чаши весов стабильный источник собственной силы и призрачную идею воспитать сильнейшего воина — и мечта перевесила. Следовало только рискнуть.
Баад-Бор-Ксон подчинился, и Кенсэя охватило яркое золотое пламя. Это был не просто факел — огненный феникс расправил свои крылья, оплавляя жаром камни и испаряя воду, но не трогая Дженази. Он не атаковал, просто ждал, и Мирия обрушила на него свою мощь. Если бы это были просто невероятный жар и вода, то созданное раскаленным паром давление разорвало бы гору на куски не хуже вулкана. Но тело Мирии было не простой водой. Кенсэй видел, что атакующая его масса разделилась на два слоя — внутренняя часть сжимавшей феникса водяной сферы обратилась в пар, пытающийся добраться до чародея, а внешняя стала упорядоченным роем ледяных кристаллов, которые поглощали всю рвущуюся наружу энергию. Ярмира поглощала ее всю без остатка.
Прошла минута, и десятая часть доступной чародею энергии Забытого бога была исчерпана. Оставалось еще девять минут временного, но абсолютного бессмертия, когда объятый золотым пламенем объект существует одновременно в двух измерениях и только Кенсэй решает, что для него реально, а что нет.
— Достаточно, — Мирия прекратила атаку и вернулась в человеческую форму. — Ты силен. Я доверяю тебе жизнь Дженази. Теперь идите. Я… устала.